Читать книгу Эволюция вдвоем. Или любить нельзя помиловать - Владислав Прусенко - Страница 6

Одна моя клиентка как-то заметила: «Моя тревожность повышается тогда, когда опасности нет». Собственно, не она одна и не один раз. Я сталкиваюсь с таким очень часто. На первый взгляд, парадокс? Попробуем разобраться.

Представим типичную картину: ребенок лезет туда, куда ему нельзя. Предположим, что запрет более-менее объективный, т.е. нельзя потому, что может быть опасно. Родитель переживает, опасается, тревожится за ребенка. Он должен защитить ребенка, предотвратить неприятные последствия.

Здесь, формально, есть два пути:

1) научить ребенка различать опасность, и справляться с ней. Скорее всего, для этого нужно познакомить ребенка с тем, какие последствия могут быть. Создать своего рода прививку, мини-травму, структурно повторяющую реальные последствия. Управляемую катастрофу. Такой подход эффективный, но очень долгий, результат придет неизвестно когда, а опасность есть уже сейчас. Этот подход соответствует отношениям взрослый-взрослый.

2) передать ребенку свою тревожность, чтобы теперь уже ребенок боялся, и ограничил свое поведение самостоятельно. Есть много способов для этого. Можно запугать ребенка, красочно описав ему самые ужасные (объективные) последствия. Можно демонстративно хлопнуться в обморок. Можно угрожать ребенку, пугая гневом родителей (субъективные последствия). Можно наказать ребенка, полностью подменив объективные последствия субъективными. И чем сильнее боится ребенок, чем сильнее ограничивает свое поведение, тем спокойней родитель. При этом, спонтанное поведение ребенка в общем случае непредсказуемо, а мир в принципе полон опасностей. Значит, основание для тревоги – реальное или вымышленное – существует всегда. Ок, прямо сейчас ребенок никуда не лезет, но он может полезть в любую секунду.

Это особенность данного типа отношений: в паре родитель-ребенок чем спокойней один, тем тревожней другой. Тревожность существует всегда, и она одна на двоих. Родительская любовь и забота, по сути, сделана из тревожности и беспокойства. Единственный способ успокоиться – передать свою тревожность кому-то другому. Тревожность становится, порой единственным, основанием и наполнением «близости». А сама «близость» проживается как передача тревожности от родителя к ребенку, и назад; в последнем случае родитель и ребенок меняются местами. Такое вот переходящее знамя.

Можно обобщить: тот, кто в данный момент в роли родителя – проявляет тревогу, тот кто в роли ребенка – проявляет беспечность. Процесс, который происходит – передача тревоги от родителя ребенку, в результате чего они меняются ролями. И так по кругу до бесконечности.

Для матери любить равно тревожиться, другого не предусмотрено. Мать успокаивается только тогда, когда ребенок перенимает тревогу и начинает тревожиться сам. На этом основаны отношения матери с ребенком.

В результате возникает интересный эффект. Когда ребенку не хватает близости – а единственная известная ему близость, это близость через тревожность, – он генерирует тревогу, обоснованную или нет, чтобы поделиться ею с матерью и через это получить ее «любовь».

Важные моменты:

– тревожность изначально возникает, чтобы ограничить детские проявления, ограничить активность. Это останавливающее чувство, оно противоречит любому действию. Эффективно действовать из состояния тревоги невозможно. В пределе, вообще никак действовать невозможно.

– Внутренний родитель тревожится особенно сильно, когда внутренний ребенок активен и счастлив, чувствует себя в безопасности. Это значит, что тревожность может сильнее всего обостряться именно тогда, когда объективно все хорошо и опасности нет. В этот момент появляется избыточный психический ресурс, который можно пустить на исследования мира или самовыражение. Т.е., с точки зрения родителя, – на то, чтобы куда-нибудь влезть или что-нибудь вытворить. Отклонится от разрешенного поведения, выйти за рамки.

– Если ребенок не знает иной близости, кроме тревожной близости типа родитель-ребенок, он будет автоматически переносить этот стиль общения на все свои отношения, всю свою жизнь. Т.е., буквально, близким людям он будет непрерывно озвучивать свои страхи, тревоги, сомнения, и считать это честностью и открытостью, доверительностью. Такой стиль общения мгновенно переводит собеседников в парадигму родитель-ребенок, независимо от пола и возраста.

– Не умея проживать близость иначе, чем через тревожность, ребенок будет склонен снова и снова влипать в истории, создавать себе реальные или придуманные проблемы, чтобы родитель или его заместитель проявил тревогу, она же «забота и любовь». Взаимодействие с другими людьми строится через негатив, через проблемы и трудности. Чтобы попросить о близости, нужно пожаловаться на жизнь. Чтобы точно получить близость, проблема должна быть реальной и достойной внимания.

– Тревожность возникает как реакция на освободившийся ресурс. Эхо маминого «нельзя». Именно неуемность и неугомонность ребенка кажется родителю источником опасности. Ребенок приучается бояться своей избыточности, наполненности, ресурсности. Кроме того, поскольку тревожность перекрывает любое действие, у ребенка в принципе не формируется навык обращения со своим ресурсом. Это напрочь блокирует творчество и самореализацию.

– Единственный способ успокоиться – передать свою тревогу кому-то еще. (Еще это называют «вынести мозг». ) Эмоциональные качели. Созависимость. В результате может быть так, что ты вроде спокоен, а всех вокруг «плющит». Хотя без тебя «не плющило». Этот механизм способен разрушить любые взрослые отношения. Я даже не исключаю, что это базовый механизм разрушения взрослых отношений.

– Все мамы поступают так со своими детьми, в большей или меньшей степени. Тревожатся сами, и передают тревогу своим детям. Это особенность роли. И частенько, не только с детьми, а вообще со всеми окружающими, если роль укоренилась прочно.

– Если нет возможности слить свою тревожность партнеру, в ход идут: заедание, алкоголь, быт, шопинг, тусовки, поиск новых впечатлений. Любой способ отвлечься.

Описанный сценарий активизируется у женщин, как только в голове появляются планы завести детей, и закрепляется фактическим зачатием. Он гораздо более характерен для женщин, чем для мужчин, поскольку мужчины в целом спокойней относятся к риску и опасностям.

Выход из этой игры, по большому счету, один – отследить в себе весь механизм и сознательно отказаться от потребности в такого вида любви-заботе-тревожности, т.е. повзрослеть. Хотя бы на время выключать в себе маму. Но возникший вакуум нужно будет чем-то заполнить – нужно научиться проживать близость как-то еще, и это кусок работы.

Можно начать с того, чтобы наблюдать за своим (внутренним) ребёнком и отслеживать реакцию, контролируя проявления тревожности. Учиться создавать (внутреннему) ребенку реальный опыт, умеренно травматичный, вместо запугивания и угроз. При этом личная тревожность (внутреннего) родителя обострится. И с ней ничего делать не нужно – только перепроверять причины, рамки, за которые ты боишься выйти. Можно поучиться у мужчин – воля и умение нарушать правила, выходить за рамки – мужские фишки. А также, умение просчитывать риски и действовать в опасной ситуации. Хотя у многих мужчин эти качества тоже задавлены. Они мешают им быть «хорошим отцом» и «хорошим сыном».