Читать книгу Следы на воде - Владислав Вишневский - Страница 8

Баба Вера, а по паспорту Вера Мелентьевна Шарова, пенсионерка, одинокая, хотя с дочерью и зятем живёт, дверной звонок услышала мгновенно, потому что в дверной глазок подсматривала. Очередь её была. Видела, как из двери напротив вышел молоденький милиционер, вначале в одну квартиру позвонил, постоял, послушал, потом к другой двери подошёл, с тем же результатом, потом к третьей, затем и к четвёртой. На второй звонок баба Вера открыла… Увидела не только молоденького милиционера, но протянутое к её глазам удостоверение и услышала его фамилию:

– Уголовный розыск, оперуполномоченный старший лейтенант Варежкин Илья Семёнович, здравствуйте. Можно задать несколько вопросов?

Баба Вера подумала и честно призналась:

– Если бы не твоя форма, сынок, ни за что бы не открыла.

– А удостоверения разве мало? – Наивно спросил он. – Гражданам положено оказывать содействие сотрудникам внутренних дел, по закону.

– Так таких удостоверений сколько хочешь возле метро можно купить, хоть ведро, хоть два, было бы желание. Кого-то убили? – Без перехода спросила она. – Вера Мелентьевна я. Пенсионерка. Будем знакомы. Можете не разуваться. Проходите на кухню, присаживайтесь.

Оперуполномоченный смутился, но послушно проследовал за хозяйкой в переговорную.

– Ну почему сразу убили? Может, гха-гхымм… Вы человек взрослый, я вижу, Вера Мелентьевна, мудрый, опытный, может что-то видели, знаете, слышали, заметили, а?

Вере Мелентьевне очень понравился обходительный и уважительный тон молодого лейтенанта. Если бы форму с него снять, в шорты с майкой одеть, вылитый был бы либо школьник, либо студент первого курса музыкальной, например, школы. Почему музыкальной, потому что Вера Мелентьевна до самой пенсии преподавала курс хорового пения в детской музыкальной школе имени одного из великих и древних композиторов. О тех годах она часто тосковала, особенно во сне, по ночам. То целым стадионом юных хористов она дирижировала, милыми такими детками, славными, особо талантливыми, то вообще хоровые кантаты мирового значения сочиняла. Сама! Лучше всех самых, этих… Просыпалась в светлых слезах, эх… То есть слух имела абсолютный, за одним досадным исключением:

– У нас, вы знаете, – доверительным тоном начала она. Старший лейтенант немедленно приготовился записывать важные детали, – такие толстые двери. Все звуки с лестничной площадки поглощают. Как в сейфе! А вот в моей комнате, я с дочкой и зятем в квартире живу – у них другая комната, они сейчас на работе – за стенкой соседи живут. Так вот, месяца три назад или четыре, ночью, или под утро, стуки стали раздаваться, словно кто головой стучится, ровно так, методично… Минут пять так – громко! – десять, и всё. Я в страхе каждый раз подскакивала, пока не поняла, это соседка моя, она опять замуж вышла, как раз перед этим, у них кровать видимо близко к стене стояла, вот она и… они и… Сами понимаете… Ну, не стыдно ли, а?! Я потом её встретила на площадке, она в мужском парикмахерском салоне работает, представительная такая, никогда лестничную клетку не моет, зараза, брезгует, а он где-то в институте, кажется, работает, я не знаю, с портфелем всегда, стуки и исчезли, отодвинули, видать, кровать… И всё.

Оперуполномоченный слушал внимательно, это очень было приятно Вере Мелентьевне.

– Извините, я о ваших соседях по квартире напротив хотел услышать, если можно. – Мягко направил он разговор в нужное ему русло.

– Можно. Там живёт неблагополучная семья. Вернее жила.

– Так-так, – насторожился старший лейтенант, вновь нацеливаясь ручкой на чистый ещё тетрадный листок…

– Хозяйка переписала квартиру на сына, сама на даче мужа живёт – царствие ему небесное, хороший мужчина был, помер несколько лет как. – Глянув на потолок, Вера Мелентьевна истово перекрестилась. Вытерла губы, расправила на коленях юбку. – Так вот, сын сначала сильно запил, потом протрезвел и куда-то уехал. Квартиру – из года в год, его мать внаём сдаёт. То гастарбайтерам вонючим, то всяким иностранцам, житья от них нету, то ещё кому. Между прочим, налоги точно государству не платят. Имейте ввиду! Так и запишите. – Вера Мелентьева указующим пальцем ткнула в тетрадь лежащую перед следователем. – Да-да, прямой вред наносят нашей экономике. Сознательно при чём, я думаю, с умыслом. – Заговорщически склонилась к лицу милиционера, свистящим шёпотом доложила – Только между нами, товарищ…эээ… Илья Семёнович? Таких у нас в доме пруд пруди! Да в одном нашем только подъезде – если пройтись – квартир пятнадцать найдётся, не меньше. А в целом доме… а в городе, а в стране… О! – Важность проблемы баба Вера подчеркнула упругим голосом и указательным пальцем. – Чистый урон. И ничего Кудрин с этим, как его, лицо у него ещё такое идиотское, с тонкой бородкой, министр тоже, у него ещё галстуки идиотские… не важно, не сделают… А, вспомнила, Греф этот самый, ага. Не греф а целый грех для страны, да. И Путин запросто с такими может выборы свои проиграть. Может-может, если не обратит на это внимание. Я ему писала! А он, поганец, извините, бабке старой не ответил, представляете! Забыл или некогда. Ничего, я подожду и снова ему напишу, напомню. Я ж за него голосовала. Весь наш подъезд и дом, я интересовалась, – да! Пусть вспомнит, кто его выбрал, пусть реагирует на запросы и предложения народа и трудящихся. Ага!

– Так, значит, там живёт, вернее проживал, вы говорите, иностранец? Понятно. А сегодня, сегодня вы ничего подозрительного, непонятного не заметили?

– Как же, конечно, заметила. Сегодня моё дежурство, я и смотрела. Мы по очереди с моей подругой, она через квартиру от нас живёт… Тоже пенсионерка, только одна, бедняжка, то она ко мне, то я к ней в гости хожу. Вы ей в дверной звонок звонили, её сейчас нет, должна вот-вот вернуться, она в аптеку пошла за льготными лекарствами. Кстати, министр этот, Зурабов, вы не знаете, его скоро снимут, а? Такой знаете, двуличный человек, я вижу… Оторви, да брось! Да там все такие, вы знаете, кроме этого… ой, дырявая память, забыла фамилию. Ну, такой ещё симпатичный, вежливый, воспитанный человек. Умница, видать. Но ему не повезло с этими, с его министрами, очень не повезло, не то бы уж он…

– Вера Мелентьевна, не отвлекайтесь, с Зурабоваым и прочими кому надо разберутся. Разберутся, разберутся, не переживайте. – Пообещал милиционер.

– Ага-ага, ой, хорошо бы, хорошо бы. С ними давно надо разобраться. Я, кстати, писала туда, наверх… – баба Вера указала пальцем, куда именно. – Жду теперь… как соловей лета.

Опер неопределённо кивнул головой.

– И что, вы, говорите, сегодня? – заострил он.

– Я и говорю, сегодня моё дежурство. Мы ловим того художника, который на стенке нашей лестничной площадки, извините, нехорошее слово написал: фак ю. Да, вот так вот! Спасибо перестройке, потерянная молодёжь так теперь развлекается. Спасу от них нету. Мы, с моей подругой, попытались стереть это художество, прости Господи! – ещё лучше видно стало. Замазали белилом, проступает. Дежурим теперь попеременно в дверной глазок, чтобы поймать и наказать поганца. Пусть выведет свою мазню. Хоть чем, нам всё равно. Это ж, срам, извините. Мы же люди! Мы ж здесь живём! Мимо ходим! Вы не знаете чем?

– Баба Вера! – Взмолился старший лейтенант.

– Да-да, я заканчиваю. Лифт остановился, это где-то часов в одиннадцать, на часы я не смотрела, выскочили двое, я подумала – они, фак ю, которые. Один вниз на площадку спустился, спрятался… У нас, если вы заметили, панорамный глазок, даже ручку нашей двери видно, да. А второй сразу к той двери прошёл, и позвонил. Ему открыли, и он вошёл. Как его ждали. Мне показалось, как к себе домой. Радостно так, с улыбкой.

– Радостно, говорите! Это интересно. Так, и… Потом что было, потом, и…

– А ничего потом. Он вышел. Довольный вроде. В припрыжку поскакал за своим этим… Как их… подельником, вот. Я правильно их называю, подельники они, да?

– И сколько он там был? По времени сколько? Долго, нет?

– Да какие долго, минуты две-три…

– Что-то принёс, вынес… В руках было что-то?

Вера Мелентьевна задумалась…

– Что он принёс я не видела, но что-то перед собой он держал это точно. Со спины мне не видно было, а вот обратно он вышел с бутылкой по-моему воды… Да, пластиковая такая, чистая.

– Воды? Вы уверены, воды?

Вера Мелентьевна почти обиделась:

– Я же не слепая, бутылку от, извините, колбасы, отличу как-нибудь. Правда наименование я не заметила, может «Святой источник», может «Бон аква», или какие там ещё теперь есть?

– «Аква минерале». – Подсказал оперуполномоченный.

– Да, может и она… А это принципиально?

Милиционер уклонился от ответа…

– Не знаю, всё может быть… И что было потом?

– А потом было главное.

– Вот как! – мгновенно воспрял старший лейтенант, как проснулся. – Тогда поподробнее.

Вера Мелентьевна немедленно изобразила на лице жуткую сопричастность к таинственным и загадочным делам в мире криминала, набрала воздуха в грудь, чуть оглядываясь, зашептала. Голос у неё был настолько многозначителен, что следователь даже ухом к ней склонился, глаза же оставались на листе бумаги, как и записывающий карандаш…

– Минут через двадцать – тридцать, я как чувствовала, с дежурства не уходила, – шептала свидетельница, – без лифта, снизу появились трое. Скинхеды.

– Так, – офицер торопливо принялся записывать. – Скин-хе… А почему вы думаете что скинхеды? – Таким же, как она, тихим голосом спросил он.

– А они в рубахах на выпуск были и в капюшонах, лиц не видно, в длинных шортах и кроссовках… Знаете, такие, как баскетоблисты из эм би эй. Мой зять их по телевизору всегда смотрит, и я с ним. Один сильный такой, плечи – вот, крепкий значит, другие двое обычные вроде, но в капюшонах. Злые такие, опасные. Таких всегда в кино показывают, вылитые бандюги-бандюганы. Ага! Один так на меня в глазок зыркнул, я поняла, всё, мне конец, такие всё могут.

– Ага, одного вы всё же видели! – забывшись, в голос обрадовано воскликнул оперативник, спохватился, понизил голос. – Это хорошо. Описать сможете?

– Нет, описать не смогу, потому что не разглядела. – Погладив зачем-то руками скатерть на столе, расстроено поведала баба Вера. – Я ведь старая, одинокая… Напугалась просто. Это же ужас! Я же не ожидала, вот и… Не смогу.

– Так… Жаль… И что дальше?

– А потом позвонила Степановна…

– Это кто это?

– Ну я говорила, соседка моя, пенсионерка, она из аптеки звонила, название лекарства уточняла, в списке нет… Это всё Зурабов, я говорю, ни дна ему, не покрышки…

– Про Зурабова не надо… Что эти скинхеды ваши потом делали, что?

– А! Они так же позвонили туда, им тоже открыли, и они тоже зашли…

– Та-ак… – оперативник нацелился на свидетельницу карандашом. – Всё тихо было, без криков, без шума?

– Я же говорю – двери сейфовые, ничего не слышно, – оправдываясь, развела руками баба Вера. – Только лифт ночью если…

– Понятно. И что дальше?

– А потом они вышли, эти… Тихонько так, на цыпочках. И быстренько-быстренько, бегом вниз… Всё.

– Угу-угу… Так-так… – старший лейтенант в задумчивости нервно постукивал попкой карандаша по тетрадному листочку. – И всё? – Переспросил он и уточнил. – А сколько времени прошло? С того времени, как они вошли, вы заметили? Тридцать минут, час, два?

– Да что, вы! Минут десять, пятнадцать – на часы я не смотрела. Потом гляжу, вы приехали. Я и успокоилась.

– Понятно. Я вас вот о чём, гражданка, эээ…

– Шарова я, Вера Мелентьевна, – с готовностью подсказала баба Вера. – Это по мужу, а в девичестве я…

– В девичестве не надо, – перебил старший лейтенант. – По мужу достаточно. Так вот, гражданка Шарова Вера Мелентьевна, я хочу вас попросить. – Старший лейтенант посмотрел на свои наручные часы, нахмурился. – Сегодня уже вряд ли, а завтра прошу придти к нам, в управление часикам к девяти ноль-ноль… Обязательно! Я пропуск выпишу. Устраивает?

– Лучше к десяти, или к одиннадцати… Мне же нужно дочь с зятем проводить, уборку сделать, приготовиться…

– Ладно, – согласился старший лейтенант. – К десяти тридцати.

– К одиннадцати.

– Хорошо, пусть к одиннадцати. Только не опаздывайте. У нас с этим серьёзно… Статья даже за уклонение или не явку есть.

– Я понимаю.

– Вот моя визитка. Там адрес и телефон, – оперативный работник заторопился. Здесь ему всё уже было понятно: много времени потратил на свидетельницу, впереди «ждал» ещё целый подъезд. И на улице нужно было осмотреться, не пешком же преступники приходили, наверняка на машинах, значит, кто-нибудь да видел. Свидетели всегда есть, помнил старший лейтенант учебные лекции, их не может не быть. – Жду вас завтра. – Пряча тетрадку в карман, напомнил он и строго предупредил. – Не опаздывайте.

– А зачем, извините? Я же всё сказала?!

– Завтра всё будет под протокол. Это обязательно. За ночь может что вспомните. Не опаздывайте.

– А, это! Есть не опаздывать. Я буду. Я с Сергеевной приду.

– Это кто, свидетель?

– Да нет же, это моя соседка…

– Так её же, вы сказали, не было, она же в аптеке была, или…

– Ничего «или»… Для поддержки пусть побудет со мной. И ей не скучно…

– Хорошо, пусть приходит. И последнее, о нашем разговоре никому. Понятно?

– Конечно, понятно. Я понимаю. Буду как рыба.

– Угу-угу… Как рыба это бы хорошо.

– Ну я же сказала…