Читать книгу Кремль 2222. Запад - Владислав Выставной - Страница 2

– Чем занят, отрок?

Чуждый звук ворвался в поток бессвязных мыслей, и Книжник не сразу осознал, где находится и кому принадлежит этот голос.

Медленно возвращалось ощущение реальности.

Вокруг не было убийственного Поля Смерти. Был тихий дворик Семинарии, кривая скамейка, прижавшаяся к оштукатуренной стене, увитой тихо шевелящимся плющом. И строгий отец Никодим, возвышающийся над замечтавшимся семинаристом с черными четками в сложенных руках. А Поле Смерти, жуткие твари, попавшие в западню дружинники – все здесь, на коленке, в тонкой стопке берестяных листков, исписанных мелким убористым почерком.

Все это здесь, на этих листах. Забытая история, что не давала ему покоя. Ведь тогда, десять лет назад, все знали, что дружинники пропали в Поле Смерти,– и никто не решился прийти им на помощь.

Потому что Поле Смерти – табу. Запретное для человека место.

Но именно запретное заставляет сердце учащенно биться, именно запретное порождает желания. Такие, как его собственная мечта. Та, в которой он отвел себе совсем иную роль, чем отвела ему неразборчивая судьба. И, перечитывая старые записи, делая пометки на ветхих берестяных полях, он всякий раз оказывался там, с ними.

И будто сам собой на этой бересте рождался план.

План невозможного, того, чему вряд ли суждено сбыться, свод выводов и смелых предположений, которые Книжник всегда мечтал проверить в реальности – там, за крепкой крепостной стеной. Ведь он готовился к своей собственной, особой судьбе. Он изучал то, что могло бы понадобиться в недоступном ему мире, далеко выходя за рамки, отведенные послушникам Семинарии. Но сейчас эта другая, иллюзорная судьба была сжата до стопки мятых берестяных листков, которые он невольно прикрыл ладонью.

– Что это у тебя? – спросил отец Никодим, с подозрением глядя на записи.

– Так, это. – пробормотал Книжник, судорожно вцепившись в листки.– Занимаюсь я, отче.

– Вижу, что занимаешься,– неприятным голосом проговорил наставник.– Да боюсь гадать, чем.

Он протягивал руку, и этот красноречивый жест не оставлял вариантов. Книжник вложил записи в сухощавую ладонь, вжал голову в плечи. Наставник погрузился в чтение, беззвучно шевеля губами. Лицо его начало неприятно вытягиваться. Отец Никодим медленно поднял взгляд на побледневшего семинариста.

– Это что значит, отрок? – деревянным голосом проговорил наставник.– Ты опять за свое? Выходит, не покаялся ты, как заверял меня? И теперь, значит, пустой болтовни тебе мало – ересь свою на бумагу излить решил?!

Книжник молчал. И без того ясно, что неприятностей не избежать. Отец Никодим – один из высших наставников Семинарии, ретивый поборник обычаев, строгих правил и дисциплины. А главное, он давно держит зуб на этого вольнодумца, посягающего на кремлевские устои.

– Да что тут такого? – Семинарист нашел в себе силы возразить. Даже пожал плечами – как можно небрежнее, что на деле вышло виновато и робко.– Мы же как раз изучали эти самые Поля Смерти – откуда они пошли, какова их природа. Но ведь про них никто ничего толком не знает – я всю библиотеку перерыл. Ну а раз так, я просто предположил – как оно может быть там, внутри? Как можно проникнуть в Поле Смерти и выбраться оттуда живым и здоровым.

– Зачем? – глухо спросил отец Никодим.

– Что – «зачем»? – растерянно произнес Книжник.

– Кому и зачем понадобится лезть в это бесовское пекло? – мрачно поинтересовался отец Никодим, продолжая просматривать конфискованные записи.– Разве не было сказано: всяк побывавший в Поле Смерти – не человек, а стало быть – враг? Говорили тебе?

– Да, но.

– Далее: ты пишешь про Поле Смерти здесь, у кремлевских стен. Видано ли такое?

– Но ведь было! Помните, когда в нем сгинули трое дружинников?! А если бы можно было пойти туда – и выручить их.

– Разве не было сказано наставником: запомнить сказанное – и молчать! А почему так было сказано?! Да потому, что словами своими человек сам кличет беду! Не поминай, прости господи, Поле – оно и не появится! А не сам ли ты призываешь беду своими бреднями? – Отец Никодим хмурился все больше, густые брови его смыкались у переносицы, ноздри сердито раздувались.– Помнишь ли, как сожгли колдуна, туман призывавшего?!

– Ну при чем здесь?…– слабо улыбнувшись, пробормотал Книжник, запнулся. Он вдруг понял, что наставник не шутит.– Вы что, правда считаете, что.

– Тебя на что грамоте учили?! – Отец Никодим склонился над сжавшимся семинаристом, вид его стал грозен, слова – зловещи.– Известна ли тебе сила того, что пером написано?!

– Это же просто старые отчеты – со слов дозорных,– растерянно проговорил Книжник.– Я только комментарии делаю. Вот: я предположил, что при определенных условиях этих дружинников можно было спасти.

– Из Поля Смерти?!

– А почему бы и нет?

– Ересь!

Отец Никодим славился среди семинаристов как мистик и мракобес, да только всерьез это обстоятельство Книжник не воспринимал – до этой самой секунды. А наставник нависал над ним, потрясая смятыми в кулаке листками, и голос его становился все более громок и страшен:

– Не много ли ты на себя берешь, отрок, не слишком ли высоко взлетел?! Иль похвалы наставников вскружили тебе голову?! Ты что же, возомнил себя и ученым, и воином, и князем? А может, ты решил вольнодумство свое распространять среди прочих, умом не окрепших, и для того ведешь еретические свои записи?!

– Это всего лишь мысли.

– Всего лишь мысли?! А по моему разумению – так это самая настоящая крамола, а крамола, обличенная в записи,– крамола вдвойне! А знаешь, что бывает за крамолу?

Книжник судорожно сглотнул. Он прекрасно знал, что такое крамола, и что за нее бывает в суровой кремлевской общине. Ему просто в голову прийти не могло, что его могут поставить в один ряд с изменниками,– и это всего лишь за робкие мечты! Но наставник всегда прав, и теперь свою правоту он вбивал ослушнику хлесткими ударами туго свернутых берестяных листков – по растерянному лицу, горящим ушам, растрепанным светлым волосам.

– Вот тебе наука! Вот! Вот! Р-развели крамолу, вольнодумцы!!! Решили всех нас под гнев княжий подвести! Получай!

Наставник все более распалялся и входил в раж. Теперь он таскал «вольнодумца» по дворику, цепко ухватив за длинные волосы и продолжая самозабвенно награждать того хлесткими ударами берестяного свитка:

– Я научу тебя чтить обычаи! Я приучу тебя к благопристойности! Хлебнешь ты у меня, шельма, горя, умоешься горючими слезами!

Надо сказать, что последнее обещание наставник успел выполнить сполна: от боли и обиды слезы вовсю струились из воспаленных глаз семинариста. И когда волна боли и гнева перехлестнула через край, случилось неслыханное.

Книжник вырвался из цепких рук и оттолкнул от себя отца Никодима.

Наставник замер, оторопев. В следующий миг черная волна схлынула с глаз Книжника, и он ощутил подлинный ужас.

Он поднял руку на наставника. Хуже поступка придумать было попросту невозможно. Особенно когда пришло понимание того, что этот грубый и не самый лучший из преподавателей всего-то и хотел таким нехитрым способом научить его, бестолочь, уму-разуму.

И теперь, посягнув на священную иерархию ученик– наставник, он навсегда перечеркнул свое будущее. Но все же, понимая это умом, Книжник в то же время совершенно неуместно порадовался своему дикому поступку: он сделал шаг, не достойный простого школяра. Но шаг, достойный воина – какой бы нелепой ни казалась эта ситуация.

Отец Никодим продолжал молча, округлившимися от изумления глазами изучать взбунтовавшегося семинариста – так смотрят на монстра. Трудно сказать, чем бы закончилась эта история, если бы из-за угла Семинарии не показалась знакомая каждому фигура отца Филарета. Книжник немедленно согнулся в почтительном поклоне. Филарет неспешно приблизился, степенно произнес:

– Приветствую тебя, брат Никодим. Все школяров поучаешь?

Отец Никодим помолчал, не отрывая взгляда от семинариста, медленно ответил:

– Да вот не знаю – может, стар я уже стал учить? Уж и меня самого норовят поучить уму-разуму. Аки тварь неразумную.

– Вот как? – Отец Филарет вздернул густую седую бровь.– Неужто опять наш Книжник отличился?

– Я, пожалуй, пойду,– с трудом сдерживая гнев, сказал отец Никодим.– Мне надо подумать – о чем говорить на ученом совете.

Отец Никодим резко развернулся, поддернул полы рясы и удалился – стремительно и даже не попрощавшись с Филаретом, что было довольно странно, учитывая авторитет последнего. Филарет проводил наставника взглядом, внимательно посмотрел на Книжника:

– Ну что ты опять учудил?

Книжник устало опустился на скамью – хоть и не пристало сидеть перед всеми почитаемым старцем, да только ноги отказывались держать. Филарет тихо присел рядом, пригладил седую бороду, внимательно поглядел на семинариста.

– Нет мне здесь жизни,– мрачно сказал Книжник.– Сгноят меня.

– Не слишком ли ты мрачно смотришь на свою судьбу? – спокойно отозвался Филарет.– Ты же лучший выпускник Семинарии, тебе открыты такие пути, какие и не снились твоим однокашникам.

– Все так,– тоскливо сказал Книжник.– Да только этот путь ведет не туда.

– Я знаю, о чем ты думаешь,– кивнул отец Филарет.– Семинарист хочет стать воином, а воин – священником. Старая, как мир, история. Да только не мы выбираем судьбу, а судьба выбирает нас.

– Я бы хотел сам выбрать свою судьбу,– упрямо сказал Книжник.

– Наш мир так устроен,– с прежним спокойствием продолжил Филарет.– Слишком уж мало осталось нас, чтобы желания каждого возобладали над главным – выживанием рода людского. Так уж вышло, что ты – лучший семинарист, и именно тебе предстоит прийти на смену нынешним хранителям человеческих знаний. Не всем это дано – острый ум, хорошая память и верное понимание картины окружающего мира. Это лучшее, что ты можешь сделать для людей, поверь мне.

– Я знаю, что мне никогда не стать истинным воином,– мрачно сказал Книжник.– Я не широк в плечах, не крепок, ни сил, ни выносливости у меня нет. Но здесь я просто задыхаюсь. Много ли пользы от меня будет, если я окончательно захирею в этих стенах?

– Я все-таки не понимаю, чего именно ты хочешь,– покачал головой отец Филарет.

Глаза юноши загорелись, краска бросилась в лицо, он заговорил порывисто и страстно:

– Я хочу биться – так, как могу, хочу вырваться за пределы стен, поглядеть на мир! Я чувствую, я знаю, что и такому, как я, найдется дело в большом мире! Я мог бы собирать утерянные знания – те, что еще можно найти в московских руинах, мог бы найти, распознать то, на что и не взглянет простой воин, извлечь драгоценные искры знаний из груды обломков, может, именно тех, что помогут всем нам поднять голову, вырваться из этой вечной осады! Может, именно в этом и есть мое предназначение? А меня хотят заживо похоронить в архивах.

Некоторое время отец Филарет задумчиво смотрел в стену напротив. Там, за узким окошком, прилежно склонились над старыми книгами семинаристы с младших курсов.

– Наверное, стар я стал,– сказал, наконец, Филарет, словно в шутку вторя словам Никодима.– Уж и перестал различать истинные порывы юности от простой блажи. В любом случае, у братии на тебя серьезные планы, и решить твою судьбу может лишь совет, да разве еще – сам князь.Только до тебя ли ему..

В размеренную речь Филарета ворвались крики мальчишек, пробегавших за покосившимся забором по узкой кривой улочке:

– Чужак! Чужак пришел!

– Чужака вовнутрь пустили!

– Иноземец! Издалеча пришел!

Отец Филарет удивленно повел головой, пробормотал:

– Это еще что за вести? А ну пойдем, поглядим – что за чужак такой в Кремле объявился?