Читать книгу Украденное сердце - Властелина Богатова - Страница 2

– Она травит его!! – вскрикнула княжна, стиснув в кулаке подол платья из богатой ткани.

Княжна Радмила из города Доловска, великого княжества на западе от реки Тавры – так представилась молоденькая девица, когда ступила на порог волхвы Ветрии Болиславовны.

Волхва покачала седой головой, внимательно выслушав Радмилу, спросила:

– Так травит или привораживает?

– Я не знаю, но Данияр умирает. Он чахнет с каждым днём, встаёт с постели всё реже. Вагнара поит его чем-то… зельем-отравой, но никто будто не видит этого, – княжна всхлипнула. – И ко мне холоден… Словно я не невеста ему. У нас же обручение назначено было в срок посева, а теперь… – Радмила замолкла, слёзы задушили её, но, совладав с нахлынувшими чувствами, она сорвала с запястья массивное обручье и вручила волхве, продолжила: – Вот, это его. Он дал мне в знак верности. А теперь и не узнаю Данияра… изменился, другим стал, не таким как когда мы… – Радмила запнулась, скосила заплаканные глаза в сторону очага.

Зарислава поспешно отвернулась. Дёрнула верёвку мешочка, который, заслушавшись, так и держала, запустила в него руку, взяла щепотку трав и бросила в бурлящий чугунок.

Сухие соцветия мяты и ромашки сразу окрасили воду в золотистый оттенок. Запахло терпким сбором, наполняя избу душистым ароматом.

Вести с северных земель в глушь озёрную не доходят. Да и путники наведываются редко в места заболоченные. И впервые за много лет в Ялынь княжеская знать забрела, вызвав среди деревенских переполох. Из Доловска… Зарислава пожала плечами. И не слышала о городе таком. Ходили лишь кривотолки о княжествах дальних – будто воюют северяне люто не только со степняками-варварами, а и друг с другом соперничают князья.

«Вот, наверное, и бегут с тех мест духи лесные и речные в топи да болота. Нынче им там не жизнь, а мука. В такую даль приехала Радмила. Разве в землях их нет целителей-ведунов?»

Зарислава взглянула в низкое прорубленное оконце.

Ослепительно сверкают шишаки на буйных головах воинов, переливаются кольчуги в лучах – томятся кмети в ожидании хозяйки на жаре полуденной. Поначалу напугали пришлые. Каждый при оружии, с мечом длиной в два локтя да с луком за плечом.

Деревенские вмиг кто топоры похватал, кто колья, а толку-то? Супротив воинов умелых да стрелы меткой – игрушки ребячьи. «А и правда, сколько же Радмила вёрст преодолела, чтобы в Ялынь попасть, представить сложно», – даже и жалко стало её.

Пока Ветрия разглядывала обручье княжны, сжимая его между ладонями, Зарислава продолжая хлопотать у очага, краем глаза наблюдала за Радмилой. И успела отметить, что глаза молодой девицы серые, что лужи на земле, густые гречишного цвета волосы, похожие на гриву у кобылы, стянуты в косу тугую, спадающую к бедру. Пригожа была Радмила – невеста видная, грудь пышная, талия узкая, бёдра широки – только и рожать богатырей-наследников. Впервые видела Зарислава столь богатое убранство: ткани красоты невиданной в стебельках да травинках, ну точно как живые, что на лугу нынче стелются. На висках подвески из латуни, на груди тяжёлая гривна из россыпи серебряных дисков.

Зарислава ненароком глянула на волхву. Ветрия рядом с княжной казалась ещё более статной. Волосы её, словно инеем тронутые, пышно спадали на спину. Прямая посадка головы, длинная шея, плечи узкие, пальцы тонкие. И взгляд оставался молодым – сиял лазурью. Только Зариславе было ведомо, что силу Ветрия с земли-матушки берёт.

– Кто же свадьбу играет весной, разве нельзя дождаться сбора урожая? Не ко времени ты собралась под венец, вот и тёмные силы потянулись, накликала ты их, теперь мешают, беду сулят, – забубнила волхва, задумчиво глядя на богатое украшение.

Радмила же от слов старухи стала бела, как снег.

– Я и так долго ждала.

– Кто она? Та, кто отраву княжичу подсыпает, – вдруг спросила матушка у княжны.

– Вагнара, внебрачная дочь Всеволода, князя сарьярьского острога.

Ветрия нахмурилась, вопросительно поглядела на пришлую, та поторопилась разъяснить:

– Cарьярьское княжество не так славится, нежели Волдарская твердыня, где правит ныне князь Горислав, отец Данияра. Но вес свой имеет, потому как на границе стоит острог, от степи оберегает, врагов в земли не пускает.

– А с чего бы ей княжича травить?

– Не ведаю, матушка, не спрашивай даже. Не знаю. Я пыталась гнать её, как увидала в хоромах Данияра, а она мне только в лицо посмеялась… Не справиться мне с ней одной.

– А что князь Горислав, отец Данияра, чем занят?

– Так князь раненный, – ответила Радмила и, видя недоумение в глазах Ветрии, продолжила: – Стрела отравленная подорвала здоровье его и дух. Умирает он. Целители больше не в силах помочь ему. Вот и венчание отложилось по этой самой беде… – Радмила затихла, сглотнула, продолжая умоляюще смотреть на волхву.

Ветрия вытянулась, переглянулась с Зариславой. Весть страшная. Жили они далеко, да наслышаны об угрозе лихой. Выходит, если Горислава не станет, то тяжко будет народам жить. А если и наследник недужит, так это беда грозит всем людям, кои живут под крылом его. Выходит, и ялыньским беда грозит?

– Об этом я не слыхивала, не ведаю… – промолвила волхва, обращаясь к гостье. – Чем же так князь перед Богами провинился, что они разгневались на него? Отец при смерти, сын недужит. Никак Лихо¹ в княжестве поселился? Али проклятие?

– Как появилась Вагнара, Данияр стал отказываться от меня… – с отчаянием заключила Радмила, твердя всё о своём, не понимая, о чём спрашивает её Ветрия. – А ведь наш союз только укрепил бы княжества…

На лице волхвы впервые за всю недолгую беседу появилось удивление, что для Зариславы было в диковину.

– Вот как… – выдохнула она, отдавая назад обручье. – Одно могу сказать, коли женщина-чужачка рядом с суженым твоим, стало быть, голуба, похоже на колдовство сие деяние. Оморочили любого твоего, и девка эта сильная, правда, о силе своей не знает.

Остерегаться тебе надобно не её, а того, кто за ней стоит.

– Конечно! Я о том и говорю! Она это всё! – воскликнула Радмила так, что Зарислава вздрогнула. – Путь проделала большой ради него, – вскинула она подбородок, но быстро опомнилась, успокоилась: поди да погонит хозяйка гостью спесивую за порог. – Матушка-волхва, помоги. Выручи. Богами прошу. Матерью Сва² заклинаю. Только на тебя надежда, в нашем-то княжестве и нет кудесниц умелых. Одарю златом и серебром, сколько пожелаешь, спаси только суженого моего.

Зарислава мельком глянула на Ветрию, помешала ложкой деревянной отвар.

«Как молит… видно и правда любит, коли в такую даль поехала, сдюжила, не побоялась степняков этих».

– Не нужно мне твоё злато, княжна, – решила волхва. – Коли совесть есть, то о плате более не помышляй.

Радмила вновь поглядела на притихшую помощницу. Зарислава же, подцепив рушником чугунок с огня, поставила на стол, ловко слила отвар в плошку, но тут пальцы соскользнули, и обжигающий вар пролился на руку. Травница вскрикнула, отдёрнула руку, прижала пальцы к губам, силясь унять жгучую боль.

– Дочка, да как же ты так? – всплеснула руками Ветрия. – А ну-ка, дай-ка, – волхва взяла руку её, погладила, зашептала слова.

Боль тут же утихла, а проступившая было краснота начала спадать.

Зарислава виновато поглядела на матушку, но та и не рассердилась нисколько, наоборот, растревожилась. Ветрия всегда заботилась о ней так, как будто та ей родная, и, хотя Зариславе уже двадцать четвёртая весна близилась, а до сих пор волхва нянчилась с ней, как с деткой малой. Своих детей у неё не было: не положено жрице, начертано Богами народу служить и земле славянской.

Мать свою настоящую Зарислава не ведала. Волхва забрала её трёхлетнюю из семьи земледельцев. Говорила, что отроков у них и так много было – восемь ртов своих и чужих без счёту. Волхва забрела к ним случайно, на ночлег. За кров она заговорила избу от злых людей и огня, извела хвори у малых детушек, а между делом заприметила златовласую девчушку. И так ей она приглянулась, что и забрала дитя к себе. На то время у будущей травницы и имени-то не было, волхва сразу, как увидела, нарекла её Зариславой.

Громкий кашель заставил повернуться к позабытой гостье.

– Матушка-волхва, так что? Поможешь? – растерянно хлопнула светлыми с рыжиной ресницами Доловская княжна.

Ветрия не спешила выдавать своего решения, задумчиво глядела на пришлую. И

Зарислава чувствовала, что коробило что-то душу матушки.

– Тянуть нельзя никак. Прошу, помоги, не к кому мне более обращаться, да каких

Богов молить, не знаю.

– Мать-Славунью моли за судьбу суженого своего, и за свою тоже, – отозвалась волхва. – Подсоблю. Но мне поразмыслить надобно. Ступай, на дворе обожди.

Радмила перечить не посмела, кивнула:

– Хорошо, как скажешь, матушка.

Опустив смиренно глаза, скрывая радость, Радмила поднялась с лавки и пошла неспешно к выходу, плавно и величаво так, что Зарислава зачаровалась походкой её. Не то, что девки местные, юркие, бойкие, хозяйственные. Те ходят так плавно лишь иногда, когда коромысло с водой носят с реки или же хороводы водят, там уж не поспешишь.

Как только она покинула порог, Ветрия повернулась к Зариславе.

– Ну, что делать будем, дочка? – лазоревые глаза полнились глубоким беспокойством. – Мне в такую даль тяжело отправляться. А он… как его там… княжича этого?

– Данияр… – помогла Зарислава.

– На него бы глянуть надо, да и понять, что подливает ему девка эта… как её…

– Вагнара…

Ветрия устало вздохнула, выпустила из-под своего взора Зариславу, присела на лавку, задумалась.

Подхватив плошку, Зарислава протянула целебного настоя матушке. Волхва приняла его, сдула пар, неторопливо выпила. Зарислава ласково обняла за плечи матушку.

«Верно говорит волхва, в такую даль тяжело ей будет».

– Не езжай, матушка, как я тут одна да без тебя… – осторожно сказала она. – Ты здесь нужна, людям нашим.

Ветрия подняла глаза.

– Коли просят помощи, а я отказываю – это суд на мою душу. Боги дали мне силу, благословили даром, и если не помогу, назначения земного своего мне не выполнить.

– Тогда я с тобой поеду, – решила Зарислава, а у самой душа тоской зашлась: не хотелось покидать деревню.

Ветрия на это промолчала, медленно сделала ещё один глоток, предаваясь думам глубоким.

– Радмила как княжича любит, приехала в такую даль за помощью… – прервала молчание Зарислава.

– Да, любит… – голос матушки глубокий наполнился грустью. – А ты? – поглядела на Зариславу волхва так, что травница растерялась. – Знаешь ли ты, что это такое, когда любовь в сердце?

Зарислава смутилась. Целительницы от дара своего могли отказаться ради любви к мужчине. Их ей было не понять. Как можно от своей силы отречься, от свободы?

Сейчас многие жизни и судьбы в руках Зариславы, а с замужеством только судьба её детей и мужа волновать станет, вынуждена будет подчиняться чужой воле. И как только Зарислава мыслила об этом, представляла, как обручье чужое наденет на запястье своё, то оковами то казалось, неволей. Сердце щемило, когда думала о том, что волосы свои платом подвяжет, да делами хозяйскими займётся. Нет, путь её был другой, и в душе давно зародилось что-то большее – сильное, волнующее, что ей так хотелось поскорее познать. Зариславе желалось летать, взмывать свободной птицей наравне с ветром Стрибогом и слышать шёпот духов, пение трав, чувствовать в себе силу Богов. Это то, чего требовала её душа, естество, сердце. Одно поняла она – обряд исполнит. Как и волхва Ветрия, даст клятву Богине и станет служить людям. Она сделала бы это ещё два лета назад, но матушка не позволила, заставила обдумать решение это ещё. Но она уже решила – дар свой не променяет на повой. Какой ей резон в том, что без согласия мужа не сможет и шага ступить, и глаз поднять? Что получит взамен?

Уже завтра Купальская ночь. Зарислава подсчитала – семь раз минула осень с того времени, как впервые надела она купальскую рубаху и вместе с подругами на игрища пошла к реке: хороводы водить, через костры прыгать. Тогда она впервые увидала, какое пламя горит между молодыми, как любовь полыхает во взглядах их, что от страсти этой дрожь пробивает тех, пробуждая что-то неведанное для неё, ещё никогда не познанное, заполняет целиком и пусть не окрыляет, но пробуждает такой поток силы, что порой немеет в животе и дыхание сбивается.

Это чувство полноты и стало камнем преткновения. Вынуждало иногда сомневаться в выборе своём, а потом ко всем стенаниям появился ещё и Дивий…

– Верно, стара я для дальнего пути, а посему вот что мыслю, – выдернула Ветрия из мыслей Зариславу. – Поезжай-ка ты, дочка, вместо меня.

Травница так и остолбенела, рот раскрыв, язык задеревенел, что даже слово вымолвить не смогла.

– Как? Нет, не могу, – залепетала она, слова волхвы небылицей казались.

Не шутит ли матушка? Но нет, смотрит твёрдо, испытывая молчанием.

– Можешь, – твёрдо заключила матушка. – Ты быстрее меня справишься и исцелишь княжича, в твоих золотых руках трава луговая живёт долго.

Зарислава смотрела на матушку и осмысливала сказанное. Никогда она не покидала места здешние дальше озера.

Ветрия, видя на лице девицы растерянность, попросила:

– Поезжай, пожалей меня, старую.

Внутри так и забурлили разные чувства: страшно сделалось, и вместе с тем не могла отказать волхве. С ней та была всегда добра и сердечна. Зарислава, выдержав долгий взгляд матушки, ответила поникшим голосом:

– Хорошо. Только, ради тебя.

Ветрия ласково погладила её по волосам, улыбнулась.

– Вот и славно. Завтра в ночь соберёшь травы. Видно Боги жалеют дурёху, раз послали её в самый срок сбора. А там, в княжестве, ты ни во что нос не суй. Пусть Радмила за всё чает, а ты только травы готовь.

– Хорошо, – Зарислава поёрзала на лавке, самое время сказать важное.

– Просьба у меня есть к тебе, – осторожно начала травница, робко посмотрев на волхву.

Та глядела снисходительно, уже знала, о чём собирается просить её.

– Как вернусь, проведёшь обряд для меня, чтобы жрицей мне стать скорее?

– Тебе бы терпению научиться, детка моя, – выдохнула устало Ветрия, верно сил спорить у неё не осталось. Она поглядела долгим взглядом на Зариславу, которая смиренно молчала. Наконец, поставила опустевшую плошку и ответила:

– Хорошо. Воля твоя. Если не передумаешь к тому времени принять новую жизнь отшельническую, проведу. Горюшко моё, чадушко. Ладно, пойду, упрежу княжну, чтобы возвращалась обратно восвояси и тебя ожидала в княжестве своём. Нечего ей тут людей пугать, – Ветрия поднялась и направилась к двери.

Зарислава, сопроводив её задумчивом взглядом, ответила самой себе:

– Чем быстрее пройду обряд, тем лучше. Тогда уже и терзаниям не будет места.