Читать книгу Камень, клинок, кулон. Трилогия - Воронин Константин - Страница 3

Эта зелень начинала утомлять. Пилот крутил десантную капсулу над планетой, пытаясь выискать хоть какое-то место для посадки. Если исключить океан, все остальное пространство покрывала буйная тропическая растительность. Полсотни десантников, утомленные бесконечным полетом дремали, прислонившись к обшивке, не выпуская оружия из рук. Случись чего – каждый мгновенно стряхнет с себя эту сонную одурь и…

«… Дыбом шерсть, хвост трубой,

На дороге у меня не стой,

Если встречу тысячу чертей,

Разорву на тысячу частей». *

*Слова А. Хайта.

Но не было места для посадки и нашего десантирования. Майор Донован, командовавший десантом, уже скрипел зубами. Он получил звание майора после экспедиции на планеты Ледового пояса. Билли Адамс вернулся из этой экспедиции лейтенантом с легким ранением руки, что обидно, полученным от своей же пули, срикошетившей от скалы. Веня Петров отморозил ногу, которую так и не смогли спасти. Теперь, с ампутированной ступней, Веня скакал на биопротезе за стойкой бара нашей базы. Пенсии рядового десантника не хватало для того, чтобы прожить на Земле. Еще из этой экспедиции привезли около сотни «двухсотых». Это были самые крупные потери за всю историю десанта. Батальон десанта Корпорация развернула в полк трехбатальонного состава и поговаривали, что, если экспансия Корпорации будет и дальше двигаться по нарастающей, то полк превратят в бригаду, а то, и в дивизию.

Почему командир батальона Донован командовал сейчас всего лишь полуротой, оставалось загадкой. Одним из взводов командовал Билли Адамс, вторым – ваш покорный слуга, в звании сержанта. Мне не удалось попасть на Ледовый пояс из-за операции аппендицита. Всего три дня провалялся в госпитале, а корабль ушел без меня.

– Сажай свою колымагу, – прорычал Донован пилоту.

– Куда? – не менее зло отозвался тот, – если только приводняться в океан. Но там сейчас волна такая, что и перевернуть может. На деревья, что ли, садиться?

– Да хоть на деревья, мать твою, – взорвался Донован, – пятый час уже крутимся, скоро темнеть начнет.

– Придется тогда возвращаться на транспорт, для дозаправки, а с утра опять пробовать, – отозвался пилот.

– Вижу просвет между деревьями, – крикнул один из десантников, от скуки глядевший в иллюминатор правого борта.

Пилот заложил такой резкий вираж вправо, что десантники, сидевшие по левому борту, судорожно ухватились за сиденья, упираясь ногами в пол.

– Есть! – торжествующе выкрикнул пилот, – сейчас сделаю разворот и садимся.

Удивительно, как во время многочасового облета планеты, пилот не заметил такой замечательной площадки. Около километра в диаметре огромная поляна, в самом центре которой возвышался небольшой холм.

Капсула приземлилась возле холма. Десантники посыпались в люк с оружием наизготовку, окружили капсулу кольцом, настороженно осматривая окрестности.

Адамс с пятью людьми взобрался короткими перебежками на холм. Одна пара десантников прикрывала другую, третья под прикрытием второй, выбегала вперед, готовясь прикрывать перебежку первой пары. Вокруг все было спокойно. Ни одной посторонней души. Донован, выставив боевое охранение, приказал устроить лагерь на холме. Грузовая аппарель капсулы опустилась, выехавший оттуда «крот», споро принялся рыть окопы, стрелковые ячейки и укрытия для установки палаток. Десантники разгружали боеприпасы, продукты, бочки с водой, различное оборудование.

К тому времени, как начало темнеть и капсула взмыла в небо, возвращаясь к транспортному кораблю, находящемуся на орбите, лагерь был почти готов. Три ряда колючей проволоки окружали холм. На проход в колючей проволоке был направлен прожектор, палатки установили, затянув маскировочными сетками, четыре станковых пулемета держали под прицелом весь периметр колючки. На самой вершине холма располагались два станковых автоматических гранатомета и автоматическое тридцатимиллиметровое орудие

Люди, получив первые сто граммов «боевых», поглощали хлеб с консервами. Горячее питание наладят с завтрашнего дня. Яркое оранжевое солнце закатилось за деревья и на лагерь наползла густющая тьма. Тихонько зажужжал генератор, вспыхнул прожектор, освещая проход в заграждениях. На этот яркий свет роем понеслись насекомые. Кроме часовых, все расползлись по палаткам. Надо отсыпаться, что будет завтра – неизвестно. Пока что все идиллически тихо, но какая-то тревога была разлита в воздухе. Уж не мотыльков ловить нас сюда послали.

Едва забрезжил рассвет, Донован усадил операторов за работу. Операторы – это элита десанта. Если простого десантника готовят в тренировочном лагере за три месяца, то операторов готовят полгода, а затем еще год стажировки в условиях, приближенных к боевым. Только после этого их ставят на самостоятельную работу. В нашей экспедиции было два оператора, каждый из которых управлял четырьмя «паучками». Экран монитора у каждого оператора делился на четыре части. «Паучки» побежали на восемь частей света: на север, юг, восток, запад, юго-восток, юго-запад, северо-восток и северо-запад. Еще операторы могли управлять беспилотными летательными аппаратами – «осами», но из-за густой растительности, применить их здесь не удавалось. В каждого паучка была встроена видеокамера передававшая изображение окружающей действительности на экран монитора оператора. Не прошло и получаса, как один из паучков был раздавлен каким-то местным животным. Камера успела показать волосатое брюхо и огромное копыто, занесенное над объективом. Соседнему, «южному» паучку повезло больше – он вышел к поселению туземцев. Хижины были сооружены из ветвей и накиданной на них травы. Между хижинами бродили почти голые туземцы небольшого росточка. Среди них встречались воины, вооруженные копьями и луками.

– Лучники, – бормотнул Донован, стоя за спиной оператора, – значит могут стрелять на расстоянии.

– Да, какое там расстояние, шагов двадцать-тридцать, – хмыкнул Билли Адамс, – вот в Ледовом поясе циклопы на триста метров ледяные глыбы бросали, вот это – расстояние.

И тут объектив видеокамеры «паучка» показал середину поселения, где посреди вытоптанной площадки возвышалось распятие с привязанным к кресту человеком. Он явно был мертв, безжалостное солнце высушило его труп почти до костей, но болтавшаяся на ветру длинная седая борода выдавала его принадлежность к белой расе.

– Он? – встревожено спросил оператора Донован.

– Вряд ли, – ответил оператор. – У того борода круглая. Да и роста он небольшого. А в этом не меньше метра восьмидесяти. Вот, юго-западный паучок вышел на еще одно поселение.

И тут же другой оператор доложил о двух поселениях. Одно находилось на севере, одно – на северо-востоке.

– Построить людей при оружии, – приказал Донован.

Через полчаса четыре отряда выступили из лагеря. Перед выходом Донован разъяснил нам задачу.

Четыре месяца назад три религиозных миссионера тайком наняли корабль, высадивший их на эту планету. На двух миссионеров было наплевать, но третий являлся тестем президента нашей Корпорации. И было приказано, во что бы-то ни стало, доставить его назад живым и здоровым. В самом крайнем случае, привезти домой его тело, поскольку было известно, что местное население людоедством не занимается.

Во главе отряда из десяти человек я продирался сквозь густые джунгли на юг. Нас готовили и к худшему. Ни запах гниющей листвы, пружинящей под ногами, ни насекомые, вьющиеся вокруг роем, ни рык каких-то местных хищников, таящихся среди зарослей – ничто не могло остановить десантников. Нам приказано найти Ричарда Хоккинса, шестидесяти трех лет отроду. И мы это сделаем.

Бронежилеты одеты на всех. А вот в шлеме-сфере никто в такое пекло не потащился. На большинстве были камуфляжные панамы с накомарниками. Лимонадный Джо, вооруженный тяжеленным авиационным пулеметом, красовался в самом настоящем тропическом пробковом белом шлеме. Друг Джо – Малыш Жюль, вообще был без головного убора, в его густой курчавой шевелюре застревали и местные мошки и листья, падавшие иногда с деревьев. Каждый из десантников пел в пути свой рефрен, кто вслух, кто про себя. Я слышал, как идущий позади меня Самамба напевает:

– Мы идем по Африке,

Да по жаркой Африке,

Все идем по Африке,

Раз, два, три…

Популярны были строчки:

– Вот идут десантники,

Все идут десантники,

Вот идут десантники,

Раз, два, три…

Смысл особого значения не имел, важен был ритм, помогавший поддерживать высокую скорость движения. Я напевал про себя старинную песню:

«…Группа крови – на рукаве,

Мой порядковый номер – на рукаве,

Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:

Не остаться в этой траве,

Не остаться в этой траве.

Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!»*

Когда я впервые дал послушать эту песню своим ребятам, с подстрочным переводом на английский язык, они решили, что эту песню написал кто-то из десанта. Я объяснил им, что автор этой песни погиб еще двести с лишним лет назад. Десантники долго не могли поверить. А потом песня «Группа крови» стала своеобразным гимном нашего взвода. А вот наша рота выбрала в качестве гимна песню того же автора «Звезда по имени Солнце».

– Нет, пусть он не служил в десанте, пусть он жил давным-давно, но эти песни про нас и для нас. Этот парень для нас – свой, – говорили все десантники. И, слегка подвыпив, кто на русском языке с акцентом, кто без акцента, кто на английском (перевели с русского, но оригинал считался более близким сердцам десантников), дружно орали хором: «…Он не помнит слово „да“ и слово „нет“, Он не помнит ни чинов, ни имен. И способен дотянуться до звезд, Не считая, что это сон, И упасть, опаленным Звездой По имени Солнце…» **

* Слова В. Цоя.

** Слова В. Цоя

До поселения оставалось немного пути, когда в наушнике, торчавшем в моем правом ухе, раздался голос оператора:

– Вы приближаетесь к сторожевому посту туземцев.

Я поднял вверх ладонь левой руки, чуть выше головы. Отряд, послушавшись приказа, остановился.

– Как их лучше обойти? – тихо спросил я оператора в микрофон, прикрепленный к моему воротнику.

– Отойдите чуть назад, возьмите вправо, – ответил оператор. Но, видимо, он был не слишком опытен, так как предупредил нас слишком поздно.

Я только успел отдать жестами приказ, как из самой гущи окружавшей нас зелени вылетело копье с деревянным наконечником и, стукнувшись об бронежилет одного из десантников, заставило парня покачнуться от сильного удара. Не будь бронежилета, этот острый кол торчал бы у него из груди. В тот же самый момент из зелёнки выпорхнула стрела с оперением, но она даже не смогла воткнуться в левую руку Малыша Жюля, а лишь поцарапала ее. Тем не менее Жюль Дюбуа вдруг сделал шаг вперед и рухнул лицом вниз в прелую листву. Десяток автоматных стволов одновременно выплюнули свинцовую смерть в густые заросли, решетя листья и всех, кто за ними прятался. Спасения не было никому. Даже приникшим к земле, потому что двое десантников грамотно «поливали» нижний уровень.

– Жюль, Малыш, да, вставай же! – склонился над телом Лимонадный Джо. Приложил пальцы к шее друга, нащупывая пульс. И вдруг, страшно заревев звериным рыком, вскочил и принялся непрерывным огнем крупнокалиберного пулемета крушить тропическую зелень, сметая листья и ветки, откалывая щепки от стволов деревьев. Остатком ленты прошелся по верхнему ярусу растительности, так что, если кто и затаился на ветках деревьев, это его не спасло.

– Серега, он мертв, – голос великана был спокойным, хотя руки его тряслись, когда он заправлял в пулемет новую ленту.

– Хомич, Ли, берите Малыша Жюля, – приказал я, и услышав в наушнике голос Донована, добавил, – отходим, ребята. Джо идешь последним, прикрываешь. Тритенко, помогаешь Джо.

– Есть, – ответил бравый хохол, вооруженный помимо автомата ручным гранатометом.

Через час, без всяких помех и происшествий, мы вернулись в лагерь.

Донован, выслушав мой рапорт, вздохнул:

– Вы потеряли одного Малыша Жюля, а капрал Петерсон, который шел на юго-запад – троих. Но я отозвал в лагерь все четыре отряда, хотя Абрамс, шедший на север, и Холидей на северо-востоке никого не встретили и вернулись без потерь. Похоже, нужна более глубокая разведка и другая тактика.

Подошел врач, который только что обследовал погибших.

– У всех четверых остановка сердца. Скорее всего от яда, которым были смазаны стрелы и копья. Мне необходимо сделать анализ крови, возможно, вскрытие.

– Поскорее, доктор, – попросил Донован, – на такой жаре трупы долго не продержишь. Надо их замуровывать в гробы. Пойду вызову грузовую капсулу с транспорта, пусть забирают «двухсотых» и доставят бронетехнику. Операторы, за работу! Мне нужны от вас подробнейшие отчеты к вечеру. Часовых удвоить. Остальным – чистить оружие и отдыхать.

День пролетел незаметно. Незадолго до заката солнца попрощались с погибшими, выстроившись в каре, в центре которого стояли четыре стеклопластиковых гроба, накрытых флагами. Капсула с транспорта задерживалась из-за неполадки с аппарелью, не позволявшей погрузить бронетранспортер и танк. Но Донован приказал устроить прощание сегодня. И салют приказал не давать, чтобы не демаскировать стрельбой лагерь.

Все построились и помолчали минуту, отдавая честь погибшим. И это было еще не самое худшее прощание. Иногда приходилось бросать тела десантников непогребёнными на чужих планетах. В штабе равнодушный писарь отправлял диск с личным делом в архив, внося в компьютер запись: «Убыл по причине смерти».

Все разошлись, оставив гробы стоять посреди лагеря до прибытия капсулы. И только Лимонадный Джо задержался возле крайнего гроба, достал из кармана фляжку и осушил ее. Во фляжке, кажется, был не лимонад, потому что лицо Джо побагровело, на глаза навернулись слезы. Он не пил спиртного, отдавая свои «боевые» любому, кто захочет хлебнуть сверх нормы. С Жюлем Дюбуа Джо служил со времен индо-китайской войны, вместе они пришли в охрану Корпорации, вместе оказались в десанте. Это больше, чем потерять родного брата. Сантименты как-то в нашей среде не приживаются. Все знали, что Джо сейчас нелегко, но его оставили наедине со своим горем. Считали, что так легче.

Доновану же особо скорбеть было некогда. Обругав по дальней связи капитана транспорта, он сосредоточенно слушал доклады операторов. Потом позвал меня и Адамса в свою палатку.

– Капитан транспорта обещает к утру починить аппарель. Как только прибудут танк и транспортер, я с Ивановым выступаю к поселению, где операторы видели труп распятого миссионера. Адамс со своим взводом остается в лагере.

– Есть, есть, – ответили я и Билли. А что мы могли еще сказать? Приказ есть приказ.

– Парни погибли из-за какого-то яда растительного происхождения, который попал в царапины от стрел, – информировал нас Донован, – достаточно самой маленькой раны, чтобы сердце моментально остановилось. Правда, Борисов погиб по собственной дурости, расстегнул бронежилет нараспашку, ему и вогнали копье в грудь. Но сердце у него остановилось еще до того, как копье проткнуло его насквозь. Так что все, кто поедет со мной будут в тяжелых костюмах.

Да, это известие было не подарком. В тяжелом костюме ты неуязвим почти для любого личного оружия, кроме бластера, плазмомета и станнера, но в нем ты неуклюж и неповоротлив. Даже пуля из крупнокалиберного пулемета, всего лишь, сбивает тебя с ног. Но поднимаешься ты долго и медленно, против того, что без костюма, упав, отскакиваешь от земли как резиновый мячик. Кроме неуязвимости у тяжелого костюма есть еще одно достоинство – внутри него встроен кондиционер. В холод можешь включить обогрев, а в жару устроить себе прохладу.

После разговора с Донованом, я пошел в большую палатку, служившую кондиционер. нам каптеркой, среди ряда ящиков, стоявших у стены, нашел свой тяжелый костюм и приволок ящик в свою палатку.

– Завтра с утра не мог? – спросил Адамс, собиравшийся ложиться спать.

– Надо сейчас, – равнодушно ответил я. Не объяснять же Билли, что мною руководит какое-то «шестое чувство».

– Ну, как знаешь, – сказал Билли, укладываясь спать не раздетым и в берцах. Автомат и шлем он положил на надувную тумбочку возле кровати. Кобуру с пистолетом и нож в ножнах с себя не снял. По этому поводу я не задавал ему вопросов, потому что лег спать точно в таком же виде. Позже узнал, что многие ветераны легли в эту ночь спать не раздеваясь и не разуваясь. А некоторые и в бронежилетах. Спать в них, конечно, неудобно. «Неудобно быть покойником», – гласит поговорка десанта. Шестое чувство сработало не только у меня. Силен инстинкт самосохранения.

Лагерь лежал во тьме. Прожектор равнодушно освещал периметр колючей проволоки, задерживаясь на проходе, скользил лучом дальше, давая возможность часовым отслеживать обстановку вокруг «колючки». Хуже нет этих минут, когда сидишь, весь в напряжении, сжимая потными ладонями автомат, убирая палец со спускового крючка на скобу, чтобы нечаянно не нажать на спуск. Нет, ничего не произошло, и вот идет смена, и ты падаешь на свой лежак в палатке, забываясь тяжелым, некрепким, тревожным сном.

Едва первые лучи солнца прорезали предрассветные сумерки, часовой Мика Суомалайнен толкнул Фернандо Лопеса;

– Фер, там люди.

Они вдвоем стояли на посту возле прохода в лагерь.

От опушки леса шли к лагерю две девушки с огромными охапками цветов. Лопес, протерев заспанные глаза, аж взвизгнул:

– Мика, черт меня подери, они же почти нагишом!

Действительно, на девушках были только коротенькие юбочки из листьев. При небольшом росточке, были они сложены очень пропорционально, внешность имели довольно миловидную.

– Мика, это какие-то местные богини! – Шептал на ухо спокойному финну Лопес. Горячая латиноамериканская кровь забурлила в жилах.

– Ах, какие крошки, – истекал слюной Фернандо.

– Стой, стрелять буду! – Хладнокровно приказал туземкам Суомалайнен.

Они остановились у прохода в «колючке» и, улыбаясь, пропели нежными голосами:

– Ни то, го те, си мо.

– Понял что-нибудь? – спросил Суомалайнен у Лопеса.

– Да ты посмотри на их мордашки, на их тела! Какая разница, что они там лопочут, – ответил ему Фернандо, шагнув к девицам и делая им приглашающий, зовущий жест рукой, не нуждающийся в переводе.

– Идите сюда, лапочки мои милые, – позвал Лопес красоток, буквально пританцовывая на месте.

Много тестов проходят десантники, но вот теста на соблазнение нет. Суомалайнена спас его финский темперамент.

– Фер, надо вызывать капрала.

Но обе туземки уже прошли через проход и приблизились к часовым. Мика сделал пару шагов назад, а Лопес – пару шагов вперед. Эти четыре шага и решили ситуацию.

Одна из туземок, по-видимому, не выдержав нервного напряжения, отбросила охапку цветов, взвизгнула: «Са бо!» и воткнула нож, спрятанный в цветах, в лицо Лопесу. Любвеобильный Фернандо тут же рухнул мертвым – яд сделал свое дело.

Вторая метнулась к Суомалайнену, но громадный финн, как и положено десантнику, был ловок. Отпрыгнув в сторону, он распорол меткой очередью прекрасную грудь туземки. И в ту же секунду разрядил остаток магазина в голову убийцы Лопеса.

Наступил краткий миг тишины. Еще робкие, лучи солнца окрашивали верхушки деревьев.

Из палаток выскакивали ветераны, на ходу передергивая затворы, загоняя патроны в патронники. Бежало к Суомалайнену караульное отделение при оружии наизготовку. В палатках «молодняк», матерясь, натягивал штаны и берцы. Донован стоял у своей палатки, готовый ко всему. От опушки леса к лагерю катился коричневый вал. Донован, Адамс и я видели в бинокли, что этот вал состоит из размахивающих копьями, дубинами, топорами, луками, и что-то орущих, туземцев. Их было не много. Их было очень много.

Слово «очень» мы осознали чуть позднее – еще не все туземцы вышли из леса. Не тысяча, несколько тысяч.

– Капрал Петерсон, командуйте взводом, – выкрикнул я, бросаясь к своей палатке. Старый вояка-капрал не должен был подвести.

– Огонь на поражение, – проорал во весь голос Донован. Звонко захлопала «тридцатимиллиметровка», заухали АГСы. Спустя несколько секунд, застрекотали станковые пулеметы. Автоматчики-десантники выжидали приближения противника на эффективную дистанцию поражения. Но Донован уже оценил, сколько туземцев несется на полсотни его солдат.

– Огонь из всех видов! Подствольники в дело! Огонь, огонь, огонь!!! – рявкнул в мегафон Донован, одновременно помогая открывать ящики с обоймами для «тридцатки».

А я, словно дезертир, нырнул в палатку. Открыл ящик с тяжелым костюмом и торопливо принялся облачаться в «рыцарские доспехи». Выскочив из палатки, я поднес к глазам бинокль и стал пристально оглядывать опушку зарослей.

Зеленое, коричневое, зеленое, коричневое, зеленое, коричневое, зеленое, коричневое… Стоп! Вот оно, белое! Засек направление и бросился к колючке…

А вокруг лагеря творилось что-то невообразимое. Горы трупов в набедренных повязках высились и на дальних, и на ближних подступах. Снайперская стрельба была не нужна. Каждая пуля, выпущенная из ствола, находила цель. По трупам вверх карабкались осатаневшие туземцы с диким воплем: «Са бо!». Возле прохода в колючей проволоке возвышалась пирамида из мертвых тел, по которой пытались пробраться живые. Но уже ломились через ряды колючей проволоки, заваливая ее трупами. В ход пошли ручные гранаты. Попробуй, сдержи натиск моря! Перекрывая визг туземцев и грохот стрельбы над полем сражения гудело: «Са бо! Са бо!».

Выбрал я подходящее место в заграждении, где достаточно навалили покойников, чтобы можно было пересечь колючку. И, ступая по мягким телам, перелез за периметр лагеря.

Несколько пуль ударили меня в спину, но это были не крупнокалиберные пули. Лимонадный Джо стоял во весь рост напротив прохода в проволоке, «поливая» из своего авиационного пулемета, громко крича: «Это вам за Малыша!». Один из десантников, оценив огневую мощь Джо, подтаскивал к нему ящики с лентами к пулемету, который заглатывал их с неимоверной быстротой.

Я побежал по полю к опушке леса, наступая и перешагивая через трупы туземцев, убивая всех перед собой огнем своего автомата. Копья и стрелы бессильно стукались об мою «броню», отскакивая от нее, не причиняя мне никакого вреда. На бегу я забирал все левее и левее, чтобы уйти из поля зрения интересующего меня объекта. Туземцы продолжали двигаться на лагерь неостановимой толпой. Меня спасал огонь тридцатимиллиметровки, сеявшей осколочные снаряды веером, и гранаты АГСов, при этом, то один, то другой осколок иногда ударял в меня. Расстреляв второй магазин, прикрепленный скотчем к первому, отбросил в сторону ненужный автомат и понесся вперед безоружным. Патроны в пистолете были мне еще нужны.

«Дыхалки» не хватало, сердце колотилось в груди как ударник пулемета. «Только бы не упасть! Только бы не упасть!».

Я понимал, что, если споткнусь и упаду, а сверху на меня рухнет пара трупов туземцев, то мне уже не подняться. И я бежал. Сил уже не было. Ни физических, ни душевных. Если бы меня сейчас протестировали на медицинском оборудовании, то поставили бы диагноз: «покойник».

Таким живым трупом я подбежал к опушке леса. «Мы все погибли здесь, выполняя приказ. Мы все погибли здесь, выпол…» И тут споткнулся, и упал. Покатился вперед, сбивая с ног выбегающих из зарослей туземцев. Но везение меня не оставило. Ноги попали в глубокую яму и я, почти автоматически, принял вертикальное положение. Невдалеке рванула граната АГСа. Вышагнув из ямы, я бросился вправо. Нет, уже не побежал, а зашагал, на каждом шагу говоря себе: " Иди, сука! Беги, сволочь! Беги, беги, гаденыш!». И перешел на вялый бег. Очередная порция адреналина все-таки пришла. Резким рывком я преодолел сотню метров. Громовой голос «Са бо!» слышался уже где-то совсем рядом. Вот оно, место куда я стремился.

В белом одеянии, почти до пят, внимательно смотрел в бинокль белый, хотя и загорелый дочерна, человек с редкой бороденкой, с длинными волосами, худощавый, среднего роста. Позади него, в почтительной позе стояли четыре крепких туземца, вооруженные копьями. Иногда человек в белом подносил руку ко рту и тогда из мощных динамиков, спрятанных в кустах, раздавалось: «Са бо!».

Я мог бы расстрелять охранников сзади, но боялся ненароком задеть самого главного. «Пуля – дура». Пришлось зайти сбоку. Старый добрый «Кольт» хлопнул четыре раза. Не дожидаясь пока «белый» опомнится, я прыгнул на него, хорошо зная, что позади небольшой откос, и мы скатимся вниз. Главное, оказаться сверху. Ну, кое-чему меня учили. Он еще пытался барахтаться, когда я воткнул пистолет ему в зубы и, откинув забрало шлема, сказал:

– Так, похоже на поясе у тебя мощный мегафон. Прикажи своим коричневым друзьям отойти назад от нашего лагеря к опушке леса. Иначе, умрешь.

– Убивай меня, поганый язычник. Я готов умереть во славу божию, – и крепко зажмурил глаза. Значит, боится.

– Я не просто убью тебя. Сначала отстрелю то, что болтается у тебя между ног, а затем всажу пулю в печень. Умирать ты будешь долго и мучительно. И некому станет проповедовать слово божье местным фанатикам. Давай ори в мегафон, да поскорей.

Стреляю на счет «три». Раз… Два…

Он чуть поколебался и поднес мегафон ко рту. В эту секунду меня сзади стукнули дубиной по голове. Но шлем тяжелого костюма имеет амортизаторы и, даже упав с высоты затылком на камни, голову не повредишь. Не оборачиваясь, я выстрелил назад и услышал звук падения тела.

– Пусть отходят назад, бегом! – приказал я проповеднику.

– Го ро, ни ла, би ва, со то! – торопливо проорал он в мегафон.

– Повтори еще раз.

И снова загремели динамики.

Встав с проповедника, я подождал, пока он поднимется и упер дуло пистолета ему в правый бок.

– Прикажи им всем быстро возвращаться в свои поселения.

– Го ро, ни ла, со то, те ка! – послушно выкрикнул в мегафон мой пленник.

– К нам не приближаться, нас не трогать. Даже, если меня попытаются нейтрализовать, шлепнуть тебя я успею.

– Ли то, ко те, ра до! – крикнул проповедник.

И коричневые тела, замелькавшие в кустах, послушно исчезли в чаще леса, двигаясь в направлении противоположном нашему лагерю. Уф, можно чуть-чуть перевести дух, не расслабляясь, однако, полностью.

– Двигай вперед, – велел я.

– Никуда не пойду. Я выполнил все ваши требования и теперь вы должны отпустить меня.

Хмыкнув, я вырвал у него из рук мегафон, сунул пистолет в кобуру и достал из ножен нож.

– Сейчас, когда ситуация изменилась, ты не отделаешься такой легкой смертью, которую я тебе недавно обещал. Теперь я тебя, в лучшем случае, мелко пошинкую или наверчу в тебе дырок ножом. Ты – военнопленный. Тебя взяли в плен в ходе боевых действий. И самое разумное для тебя – не кочевряжиться, а выполнять то, что велят. Шагай, падла, а то даже и до трех считать не буду!

Он покорно вышел на опушку леса. Я поднес мегафон ко рту:

– Майор Донован, говорит сержант Иванов. Вышлите ко мне двух солдат, чтобы отконвоировать пленного в лагерь, – и поднял руку с мегафоном вверх, обозначая свое место. Впрочем, белый балахон моего спутника служил лучшим ориентиром на фоне тропической растительности.

От лагеря к нам бежали не двое, а шестеро солдат. Глядя, как они спотыкаются о тела убитых, я еще раз похвалил себя за предусмотрительность. Упасть по дороге к лагерю в моем снаряжении было проще простого. Одно дело – нестись, сломя голову, чтобы победить или умереть. Другое – ползти, конвоируя пленного, который менее стеснен в движениях. От пули, конечно, не убежишь, но убивать его вовсе не входило в мои планы.

Приказав двоим солдатам взять за руки и вести в лагерь «мессию», я велел остальным тащить к холму колонки, через которые отдавались приказы туземцам.

С трудом перебравшись через мертвых, подошел к колючей проволоке, которой почти и не было видно из-за наваленных на нее тел. Навстречу мне выскочил Билли Адамс, горячо обнял меня, чуть не танцуя.

– Серега, ты нас спас! Еще бы пару минут и нам пришел «капец».

Обнявшись, мы вошли в периметр лагеря. Повсюду валялись трупы туземцев, кучи стрел, дубин, копий. К нам упругой походкой подошел Донован. Так же как и все перемазаный грязью и пороховой гарью.

– Адамс, вы оставили свое подразделение. Тревогу никто не отменял. Двое суток ареста.

– Есть, сэр! – вытянулся в струнку Билли.

– Майор, есть такая русская поговорка: «Победителей не судят», – вмешался я.

– Это ты победитель, Иванов, – сварливо сказал Донован. Позже наводчик трдцатимиллиметровки рассказал мне, что Папа-Донован, увидев мой «маневр», скинул наводчика с кресла, уселся сам за орудие и, ювелирно владея любым оружием, прикрывал меня осколочными снарядами метров на пятнадцать впереди до тех пор, пока туземцы не ворвались в лагерь. Когда началась рукопашная схватка, тут уж…

Вот и сейчас Папа, похоже, напустил на себя строгость, чтобы скрыть свое волнение и хоть как-то снять стресс. Еще бы, все его люди чуть не полегли под натиском дикарей.

– Разрешите мне отсидеть арест за Адамса, сэр? Пока я там бегал по полю, оставив свое подразделение, он здесь героически сражался.

– Да, ну вас к черту! – выругался Донован. – Адамс, арест отменяю. Давайте сюда этого пророка Иону.

Отдыха не было никому. Хлебнув из фляжек, оставшиеся в живых, трудились не покладая рук. Скинули шлемы и бронежилеты. Таскали трупы, освобождая место для посадки грузовой капсулы с транспорта, болтавшегося на орбите. Раненных туземцев тащили к холму, где доктор вкалывал анаболики, а санитары бинтовали раны. Легкораненых среди них не было, а тяжелораненые находились без сознания. В основном, это были совсем молоденькие юноши. На глазах у десантников, тяжелораненый туземец, увидев их приближение, вспорол себе живот деревянным ножом. В плен сдаваться они не хотели. Такой достойный противник вызывал уважение.

Среди десантников тоже имелись раненные. Не все копья и стрелы были смазаны ядом. Одному из десантников проткнули копьем бедро, но сердце у него не остановилось. Врач сделал укол, наскоро заштопал и забинтовал рану. На Лимонадного Джо насело два десятка туземцев. Кто-то из них сорвал с него шлем и тут же Джо огрели по затылку дубиной. Теперь он сидел с мрачным видом, приложив к голове тряпку со льдом.

В рукопашной участвовали все. Одному из операторов перерезали горло деревянным ножом. Семеро десантников полегли: кто от яда; кого задушили; кого ткнули копьем под бронежилет…

Весь лагерь уже знал, что «тузики» ушли из лагеря благодаря мне. А ведь прорвали периметр и были готовы затоптать бравых десантников. Не умением, а числом. Оторвавшись от дел, подходили ко мне ребята. Смотря по чину и по выслуге лет, то одобрительно хлопали по плечу, то уважительно пожимали руку. Но я работал так же, как и все: носил раненых, растаскивал трупы.

Место расчистили и капсула прилетела. Из нее выполз «крот». Управляемый одним из саперов, стал рыть на опушке леса огромный котлован. Туда и сгребали трупы туземцев, в эту братскую могилу. Стояла адская жара и к вечеру покойники начали бы разлагаться.

Тяжелораненых туземцев разместили в резервных палатках, а то и под открытым небом на одеялах. Некоторые протянут совсем недолго. Ну, чем можно помочь в полевых условиях, если вся печень разворочена осколком снаряда. На доктора и двоих санитаров было жалко смотреть и им помогали, кто чем мог.

Погибших уложили в гробы, торопливо дали троекратный залп. Перенесли гробы в капсулу. Она ушла в темнеющее небо, возвращаясь на транспорт. «Крот» заваливал землей третий котлован с трупами туземцев. Возле прохода в восстановленной колючке стояли танк и бронетранспортер. Один прожектор подсвечивал «кроту», второй скользил лучом по опушке леса, третий освещал проход в лагерь. В лагере шла работа. Солдаты чистили оружие, набивали патронами магазины и пулеметные ленты. Возле колючки ходили часовые. И хотели бы все расслабиться после тяжелого дня, да никак. Донован приказал выдать двойную норму спиртного, но ни одного пьяного я не увидел. Или приберегли на потом, или все ушло на снятие стресса. Мы – солдаты, но не каждый день смерть так явственно смотрит тебе в глаза.

За полночь Донован вызвал меня и Абрамса к своей палатке.

– Завтра выступаем согласно прежней диспозиции: Абрамс охраняет лагерь, а я с Ивановым на БТРе, в сопровождении танка, еду в поселение. «Пророк» едет с нами. Все – в тяжелых костюмах. Если вас интересуют подробности: пророк – бывший штабной офицер. Когда ему надоело таскать по штабу бумажки, он подался в секту бога Куга, где приобрел немалый вес. Он сумел прорваться в эту экспедицию из трех миссионеров разных вер.

– Так они не все в одного бога верят? – перебил я Донована.

– Тот, которого распяли – протестантский священник. Ричард Хоккинс – католик. Ну, а этот… бог у них агрессивный, структура почти военная и даже исламисты рядом с ними – ягнята.

И Донован поведал нам: «С самого начала планету поделили на три сектора – каждой вере поровну. Сектант с помощью нехитрых технических уловок подчинил себе безоговорочно «свой» сектор, научил туземцев делать луки и стрелы, создал войско. И напал на сектор протестанта. Туземцы – не то, чтобы очень воинственные, но послушные. Создавая численное превосходство, сектант завоевывал поселение, быстро обращал пленников в свою веру, увеличивая армию. Так он дошел до границ сектора Хоккинса. Ну, протестанта приказал распять, еще раз подчеркнув этим свою жестокость. Хотел обрушиться всей ордой на Хоккинса, но не тут-то было.

Дело в том, что эту экспедицию святош организовал Хоккинс. Основные средства вложил он. И, если протестант вез с собой кучу библий и крестов, а сектант – кучу технических безделушек, способных поразить туземцев, то Хоккинс умудрился протащить через таможню, скорее всего за взятку, несколько наковален с молотами и кучу тонкой но прочной бечевки. Когда распределяли сектора, Хоккинс выбрал тот, где была железная руда. Он читал отчет о разведывательной экспедиции на эту планету – за деньги возможно все. И в его секторе оказалась и руда, и глина, а уж древесный уголь не проблема.

И когда сектант заслал лазутчиков к Хоккинсу, оказалось, что там вовсю куют мечи, и топоры, и железные наконечники для копий. У сектанта лучники плетут тетиву из лиан, а лучники Хоккинса за сто шагов способны проткнуть стрелой насквозь. Благодаря бечевке у них настоящие боевые луки. Конечно, людские ресурсы у сектанта побольше, но и у Хоккинса – не тысяча воинов.

И тут прилетаем мы. Узнав о нашем прилете, посланник бога Куга, а точнее, его наместник на этой планете, решает разжиться современным оружием. Даже, если потеряет две трети своих воинов, то автоматы обеспечат ему такой перевес над Хоккинсом, что он станет хозяином планеты. Моча власти очень сильно ударяет в голову. Он уже не понимает, что на наше место пришлют других и числом поболее. Если бы не Иванов, нас бы «затоптали». При орудии, пулеметах и автоматах пророк бы победил Хоккинса. Корпорация прислала бы сюда батальон, а то и два, с тяжелой техникой. «Тузиков» бы перебили, пророка повесили, Хоккинса похоронили. Но нам, тем, кто здесь, было бы уже все равно. Так что, еще раз, спасибо тебе, Серега, за все!».

Ранним утром танк, урча мотором, вышел из ворот лагеря. За ним ехал БТР, в котором сидели десять десантников в тяжелых костюмах, Донован и проповедник-сектант. Под прозрачным колпаком на крыше БТРа стоял Лимонадный Джо, равнодушно облокотившись на рукояти спаренного крупнокалиберного пулемета. Танк подъехал к лесу, выпустил по обе стороны от себя дисковые пилы и стал превращать тропу, ведущую в ближнее поселение туземцев, в широкую дорогу, способную пропустить бронетранспортер.

Кондиционер в БТРе работал исправно, так что жары мы не ощущали. Через пару часов неспешной езды по пням и кочкам, въехали в деревню. Водители танка и БТРа были мастерами своего дела. Они провели машины на площадь в середине поселения, не задев ни одной хижины. Площадь была вытоптана босыми ногами в пыль. А на шум моторов сбегались со всех сторон туземцы.

Донован открыл дверь бронетранспортера и внутрь ворвался жаркий воздух. Все десантники принялись крутить на костюмах ручки терморегуляторов. Жаль, что вчера у меня не было времени на это занятие. Может быть так и не запыхался бы. Вот только пока регулировал бы температуру и связь налаживал, убили бы пару десятков человек.

Майор приказал выгрузить из БТРа динамики проповедника, которые мы прихватили с собой. Два солдата вывели из машины наместника бога Куга. Тотчас все туземцы рухнули на колени, склонив головы.

– Прикажите им собрать вождей и старейшин, – велел Донован проповеднику.

– Даже, если сейчас сразу послать гонцов в деревни, то все вожди соберутся дня через два.

– Ладно, вот мегафон, динамики уже подключены. Объявите собравшимся здесь, что белые люди – это их братья, которые не хотят им зла. Скажите им, что они не должны убивать белых людей. Пусть передадут эти слова во все поселения, всем вождям. Отныне все должны жить в мире и согласии.

Проповедник взял мегафон и над площадью загремели динамики. Оператор включил нам автопереводчик. Собранный им словарь вполне позволял переводить простые предложения. Мы убедились, что туземцам было сказано именно то, что требовалось. После своей речи проповедник отключил мегафон и что-то тихо сказал туземцам, стоящим рядом. Я даже откинул забрало шлема, чтобы расслышать слова, но автопереводчик перевел только окончание фразы: «… как можно скорее». Донован подскочил к миссионеру.

– Что ты им там пролопотал? – рявкнул майор, отбросив вежливость.

– Я приказал им идти в соседние деревни и передать мои слова. Вы же об этом сами говорили, – угодливо ответил тот, но в глубине его глаз мелькала злоба.

– И вот еще что, наместник божий, во время нападения на наш лагерь, ваши ребята унесли с собой пять автоматов, два пистолета и один ручной пулемет. Чтобы завтра к утру все оружие вернули в лагерь. Или вам не поздоровится.

– Завтра к утру мы вернем вам оружие, которое успеем собрать. Сейчас же пошлю гонцов во все поселения. Но некоторое оружие может оказаться в очень дальних деревнях. Дорога туда и обратно может занять не меньше двух дней.

– Черт! – Донован задумался, – в этом поселении есть что-нибудь?

Проповедник повернулся к туземцам и громко крикнул:

– Ти ра, ма го, ви ро?!

«Есть ли у вас оружие белых людей?!», – услужливо перевел автопереводчик. Туземцы пожали плечами и отрицательно помотали головами. Все-таки жесты на многих планетах схожи. Никто ничего не сказал.

– В нападении участвовали воины из сорока поселений. Может быть часть оружия завтра к утру и принесем, – пробормотал миссионер.

Я заметил, что толпа вокруг нас состоит из одних мужчин. Ни женщин, ни стариков, ни детей. Только воины. Хотя, может быть, таковы особенности их строя – все дела решают только мужчины. И вдруг услышал в шлеме щелчок переключателя индивидуальной связи. Меня звал Лимонадный Джо. Я быстро подошел к БТРу, где за пулеметом стоял Джо, готовый ко всему.

– Что ты хотел, Джо?

– Вам там внизу не очень заметно, а я сверху вижу, как толпа редеет. Около двух сотен человек «уползли» потихоньку за хижины.

– Молодец, Джо, сейчас доложу Папе.

Подойдя к Доновану, я сообщил ему о наблюдениях Джо.

– Куда уходят люди с площади, проповедник? – спросил майор.

– Часть ушла гонцами в соседние деревни, а часть – на охоту и на рыбалку. Людям ведь надо что-то есть, – спокойно ответил тот.

Донован успокоился внешне. Но его, как и меня, как и всех наших солдат, тревожила волна тяжелой злобы, исходившая от собравшихся туземцев. Может быть дело в том, что у них вчера убили у кого – брата, у кого – сына. На некоторых туземцах видны самодельные грубые повязки – следы легких ранений.

В конце концов, Донован махнул рукой – ну, не истреблять же их всех.

– Ребята, по машинам! Проповедник, попросите ваших людей отойти. Бронетранспортеру надо развернуться, можем кого-нибудь зацепить. Завтра утром жду оружие. И помните про наш уговор.

Труп миссионера-протестанта давно уже сняли с креста и уложили в БТР. Танк развернулся на месте, задрав кверху пушку, чтобы не зацепить хижину. БТР осторожно елозил взад-вперед, поворачиваясь на 180 градусов.

БТР и идущий позади него танк качались на кочках лесной дороги.

– Оператор, паучка к площади подгони, – приказал Донован, – пусть попробует послушать, что там «божий человек» вещать будет.

– Уже сделано, – откликнулся оператор, – сейчас переключу микрофон на вас. И еще: впереди, на дороге ведущей к лагерю, туземцы роют яму. Судя по всему, будет широкая и глубокая. Наверное, по вашу душу.

И тут мы услышали в шлемах голос проповедника: «Дети мои, чтобы вернуться к вам, мне пришлось обмануть белых собак. Бог Куг велик, он не допустил моей смерти. Завтра подойдут воины из других поселений. Вместо одного автомата, у нас будет шесть. Автоматчики, которых я обучил, будут обстреливать лагерь белых. Остальные навалятся с другой стороны. Если умеешь стрелять из автомата, выстрелишь и из пулемета, я покажу как. Сейчас я поставлю всем задачу на завтра. Гонцы уже отправлены во все деревни, чтобы к утру собрать воинов…».

– Яму роют на выходе дороги из леса, а сейчас начали копать на въезде в поселение, – доложил оператор.

– Вот сучий потрох! – выругался Донован. – Чанг, разворачивай танк на деревню. Иванов, Суомалайнен, Ли, Тритенко – со мной на броню. Петерсон, гони БТР до выхода из леса, перебей тех, кто останется в живых. Адамс, координаты у оператора, шлепни по яме полсотни снарядов из «тридцатки».

– Есть, есть, есть, – еще звучали в шлеме разные голоса, а Чанг, умудрившись не порвать на пнях гусеницы, ловко развернул танк. Пять человек облепили башню танка и он понесся по ухабам. Теперь главное – не сорваться с брони.

– Чанг, включи глушитель, – приказал майор. Скорость танка стала немного ниже, зато практически исчез звук мотора.

Перед въездом в деревню, орудовали чем-то похожим на мотыги, полсотни туземцев. Увидев несущийся танк, они бросились не в деревню, а в чащу леса, что нам весьма было на руку. Танк перевалился через неглубокую еще яму и ворвался в просвет между ближайшими хижинами. На поворотах нас швыряло, как тряпичных кукол. Не зря все же заставляют нас на базе потеть в тренажерных залах. Любой недесантник улетел бы в сторону метров на… Мы же, вцепившись в стальные ручки на башне танка, только ругались про себя.

А на площади вовсю орали динамики – мессия, очевидно, задался целью ввести своих слушателей в фанатический транс. Когда из-за хижин выскочил танк, туземцы сыпанули в стороны, а проповедник застыл столбом на месте. Его выпученные глаза и отвисшая челюсть говорили сами за себя.

– Но, как?.. Не понимаю. Я же проверил сканером. На мне нет никаких «жучков». Микрофон и динамики «чистые», – не отнимая ото рта мегафон растерянно проговорил он и динамики разнесли его слова над площадью. А затем он повернулся, подхватил свое одеяние рукой, задрав его выше коленей и бросился к ближайшей хижине.

Донован молниеносно выхватил из кобуры пистолет, грохнул выстрел, и проповедник со всего маху рухнул в пыль.

– О, моя нога! – взвыл он. Мы впятером подошли к нему. Танк урчал мотором, готовый начать наматывать «тузиков» на гусеницы. Но туземцы не двигались с места. Тритенко и Суомалайнен взяли проповедника под руки, поставили вертикально. Донован поднял из пыли мегафон.

– Оператор, включи-ка мне автопереводчик с нашего на местный язык.

И над площадью загремело:

– До ке, ла не, ви ре, бо Ку, ми оа. Ка ро? Ло па.

«Ну и речугу закатил им Папа», – подумал я. Нам было непонятно. Оператор забыл подключить нас к переводчику.

Туземцы двинулись всей толпой вперед, нам Донован приказал идти позади. Замыкал шествие тихонечко ползущий танк. Солдаты почти несли проповедника на руках, хотя было не похоже, чтобы пуля перебила кость. Ерундовое ранение, мог бы и сам хромать. Но Донован не разрешил его перевязывать.

– И так сдохнет, – мрачно процедил майор, после чего миссионера затрясло.

Сразу за деревней была поляна. Там и стоял алтарь бога Куга. Шестиметровая статуя, вылепленная из глины, представляла из себя чудище с огромными выпуклыми глазами. Приплюснутый нос с вывороченными ноздрями и широченная пасть с клыками, выступающими ниже подбородка. Чудище сидело на заднице, колени согнуты и широко разведены в стороны. Короткие, толстопалые руки лежали на коленях. А между раздвинутых колен торчал огромный фаллос. Мерзость жуткая.

При виде статуи бога наш пленник встрепенулся и заорал дурным голосом:

– Та Ку, Ку ло!.., – но здоровенный кулак Донована вынес ему все зубы. Может, и челюсть сломал.

– Вякнешь еще чего, язык отрежу, – пригрозил майор.

Перед статуей лежал огромный камень с плоской поверхностью, отполированной почти до блеска. И все же на камне были небольшие впадины, в которых виднелась засохшая кровь. За камнем, который явно был жертвенником, выложен круг из камней. Земля в круге была выжжена. И на этой черной земле белели кости и черепа. Человеческие черепа.

– Та-а-ак. Людей, значит, в жертву приносите? И, судя по размерам черепов – детей, – зловеще протянул Донован.

– Только девочек, только девочек, – шепелявя, забился в руках солдат проповедник

– Хоть девочек, хоть мальчиков, хоть дедушек, в твоей судьбе это уже ничего не меняет, – тон нашего командира говорил о многом.

И тогда миссионер завизжал. Так, визжащего, его и усадили на глиняный фаллос. Полипропиленовый трос, взятый из танка, надежно спутал «мессию» по рукам и ногам, втиснув в расселину между коленями статуи. Проповедник даже не мог брыкаться и ерзать. По лицу его текли слезы, перемешиваясь с соплями и кровью. Зрелище было довольно неприглядное.

– Вот он, ваш пророк, полюбуйтесь, – сказал Донован туземцам на местном наречии. Те удрученно молчали. Как и у многих первобытных народов, у них считалось важным достойно принять смерть.

Донован велел всем отойти подальше от статуи. Туземцев вообще отогнал за хижины, пусть из-за них выглядывают.

– Хэррис, – приказал он наводчику танка, – влупи фугасным в эту сволочь.

Стопятимиллиметровая пушка танка подвигалась, улавливая цель. Замерла. У Хэрриса глаз – алмаз. Он из своей пушки в консервную банку попадает за километр.

– Огонь!

Первым снарядом Хэррис разнес вдребезги жертвенный камень, второй послал куда велели. Осколки камня и глины пробарабанили по броне. Кто-то из туземцев вскрикнул, похоже, зацепило осколком. Когда дым от разрывов растаял, на месте жертвенника и статуи курились дымком две воронки. Даже клочка белой материи не осталось. Мелкие куски мяса раскидало по окрестным кустам.

– Браво, Хэррис, – похвалил майор и обратился к туземцам, – покажите, где жилище этого…

Два туземца провели нас по широкой тропинке мимо воронок в чащу леса. Неподалеку был построен бревенчатый домик. Перед входом стоял на часах крепыш с копьем. Он был напуган близкими взрывами. Увидев нашу процессию, испугался еще больше, но решительно выставил вперед копье. Донован рукой отвел копье в сторону и шагнул в дверной проем. Один из наших проводников что-то объяснил стражу и тот понуро отошел в сторону.

В домике была всего одна, но очень просторная комната. Грубо сколоченный стол, на котором стояла электроплитка на аккумуляторах (заряда хватает на год), нехитрая кухонная утварь. Широченный топчан из обтесанных бревен, покрывала перина. Над топчаном натянута противомоскитная сетка. Постарался сектант создать себе максимум удобств. Похоже, бог Куг не признавал «сухого закона». На широком подоконнике, за неимением бара были выставлены бутылки с виски, джином, коньяком. А под подоконником стояла двадцатилитровая пластиковая канистра со спиртом. В дальнем углу комнаты были сложены пять автоматов, пистолеты, ручной пулемет. Там же стоял металлический ящик, запертый на внутренний замок. Донован выстрелом выбил замок. В ящике лежал автомат и четыре снаряженных магазина к нему. Тритенко нагнулся и выволок из-под топчана ящик с патронами. Ящик был наполовину пуст. На россыпи патронов лежали две ручные гранаты. Значит, не только Хиггинс дал таможенникам взятку. Пол-ящика патронов были, вероятно, израсходованы на обучение туземцев стрельбе из автомата.

Мы вытащили оружие и патроны, погрузили их в танк. Спирт хозяйственный Донован велел забрать с собой. А бутылки со спиртным побросали в воронку от снаряда и перебили автоматной очередью. Ли предложил спалить домик «пророка», но Донован не разрешил.

– Пусть стоит. Глядишь, кто-то и поселится. Все-таки, труд в него вложен.

Узнав у туземцев, кто из них главный в поселении, Донован проговорил с ним не менее получаса. Видимо, им удалось разрешить все проблемы. Когда мы разместились на броне и танк тронулся с места, туземцы вслед прокричали что-то весьма дружелюбное.

– Ну, ей-богу, дети малые, – услышал я в шлеме голос майора.

БТР ждал нас возле выхода из леса, за ямой, которую так и не докопали туземцы. Однако, танк преодолел ее не без труда. Если бы оператор нас не предупредил, то могли нам устроить вполне качественную ловушку. Вокруг ямы виднелись воронки от снарядов «тридцатки». Петерсон доложил, что все в порядке. Мы двинулись к лагерю. Теперь, с брони танка я хорошо видел, во что превратилась прекрасная поляна, посреди которой расположен лагерь. Вся трава была вытоптана сотнями ног. Земля изрыта десятками воронок от снарядов и гранат. Повсюду валяются обломки копий, луков и стрел, брошенные дубины и топоры. На опушке – гигантские захоронения погибших туземцев. Ночью там пытались поживиться хищники. Их отпугивали светом прожектора и сигнальными ракетами.

Да, уж, испоганили всю первозданную красоту.

Танк и БТР вкатились в лагерь. Все, участвовавшие в походе, тут же, возле машин стаскивали с себя осточертевшие тяжелые костюмы. Сняв костюм, я плюхнулся на землю и с наслаждением закурил сигарету. Подошедший Адамс, не говоря ни слова, протянул мне запотевшую банку пива. Я осушил ее одним глотком.

– Спасибо, Билли. И что бы я делал без тебя?

– То же, что и я без тебя. Сдох бы.

Мы посмотрели друг на друга и весело захохотали. Солнышко припекало, небо голубело, птички пели.

Глядя на нас, захохотал басом Суомалайнен, которого снабдил ледяным пивом земляк Пекконен. Залились смехом Ли, Чанг и притащивший им холодную минералку Йонг. Хохотал Лимонадный Джо с бутылкой холодного лимонада в руке. Капрал Петерсон сначала по-скандинавски сдержанно улыбался, но, поддавшись общему настроению, «заржал», обнажая крупные желтые зубы. Хохот волной прокатился по лагерю. Посмеивался оператор, не отводя взгляд от монитора. Смеялись часовые, продолжая наблюдать за лесом. Папа Донован, разминавший затекшие пальцы (кто сидел на тряской броне – поймет), ловко поймал брошенную ему банку пива, откупорил ее, сделал пару глотков и присоединился к общему хохоту.

Сходили ребята в поселение. Все вернулись живыми и здоровыми. Вчера повезло остаться в живых. Вот и наступила нервная разрядка. Отсмеявшись, занялись рутиной: чистили оружие, укладывали в ящики костюмы. Хэррис чистил танковую пушку, Чанг регулировал двигатель. Те, кто оставался в лагере, приставали с расспросами: как там, да, что там? Тем, кто оставался в БТРе, тоже было интересно, чем все закончилось. Но Суомалайнен и Ли были ребятами немногословными. К Доновану не полезешь с распросами. Поэтому в центре внимания оказался Лёня Тритенко. Окруженный тремя десятками слушателей, он заливался соловьем, сияя улыбкой:

– Нас всего пятеро, а вокруг сотен пять тузиков. Ну, думаю, если хором навалятся, тут и танк не поможет. Но Папа грамотно с ними разобрался…

Я оставил Лёню пожинать славу и пошел в свою палатку. Переодевшись и напялив бронежилет (войну никто не отменял), прошел на склад, достал из холодильника еще одну банку пива. Прихлебывал мелкими глотками. Пора идти к Папе, узнавать о дальнейших действиях.

Донован стоял возле оператора и что-то ему диктовал. Когда я подошел, они заканчивали.

– Подпиши: майор спецполка Корпорации М. Донован. Вложи паучку между антенн, пусть тащит в то северное поселение, где ты видел Хоккинса. Второй паучок должен сопровождать первого и следить, чтобы тот не потерял послание.

– Будет сделано, сэр, – ответил оператор.

Я козырнул Доновану.

– Оружие почищено, костюмы уложены, бронетехника в порядке. Ребята готовы к новым подвигам во славу Корпорации, сэр.

– Сегодня подвигов больше не предвидится. Всем отдыхать, кроме часовых и оператора.

– Вот так всегда, – обиженно проворчал оператор.

– Мюррей, ты один у нас остался. Кто же виноват, что твоего напарника убили? И жалование у тебя вдвое больше, чем у простого солдата. Вернемся на базу, попрошу для тебя трехмесячный оклад, – утешил оператора Папа.

Услышав про премию, Мюррей веселее застучал по клавишам. А Донован пошел к радиостанции.

Через два часа, которые мы провели в блаженном ничегонеделании, пришла с транспорта грузовая капсула. Тех солдат, что дремали в палатках, Донован велел разбудить. Толпясь возле палаток, десантники недоумевали: что привезли с орбиты? Воды еще достаточно, «двухсотых» вчера отправили.

Сначала Донован приказал погрузить гроб с останками миссионера-протестанта. Затем из капсулы выкатили огромный деревянный бочонок. Вынесли специальные козлы и установили на них бочонок. В днище бочонка был вделан краник. Из капсулы вынесли четыре больших алюминиевых контейнера. После чего аппарель капсулы поднялась и она взлетела. Возле бочонка, стоявшего у подножия холма, расстелили громадный брезент. Повар с помощником притащили подносы с нарезанным хлебом и десятка три пустых подносов. Накидали пачки салфеток. Поставили полсотни кружек. Мы еще пока ничего не могли понять. Дневная жара начинала спадать. Подходило время ужинать.

К Доновану, стоящему у брезента, подошел оператор.

– Послание отдали в руки Хоккинсу, сэр. Паучок проследил.

– Хорошо, Мюррей. Можешь на сегодня тоже быть свободен. Доктор, – окликнул майор врача, – как у вас дела?

– Восемь туземцев умерли от ран, их похоронили рядом с остальными. Пятнадцать человек выживут. Наши трое раненых уже могут передвигаться, кроме Смита, раненного в бедро. Этот еще дня три пролежит.

– Скажите санитарам, чтобы перенесли Смита к брезенту, вколите тузикам анаболики со снотворным и присоединяйтесь к нам. Вам здорово досталось за последние сутки. Адамс, Иванов, всех людей, кроме часовых, позвать сюда.

Солдаты собрались вокруг брезента. Повар успел выставить на брезент бутылочки с кетчупом, солонки, баночки с горчицей и с майонезом. Все поняли что ужинать будем не за длинным пластиковым столом под полотняным навесом, где помещались десять человек и есть приходилось по очереди.

Донован подал повару знак, тот взял большую двузубую вилку и открыл алюминиевый контейнер, доставленный с транспорта. Восхитительный запах жареной говядины разнесся в воздухе. Повар стал цеплять вилкой огромные дымящиеся куски прожаренного мяса с аппетитной корочкой и укладывать их на подносы. Его помощник взял кружку, подставил под краник на бочонке. Красная струя полилась в кружку и к запаху жаркого примешался тонкий аромат вина.

– Ножи у всех имеются, – сказал Донован, – мясо лучше есть руками, вина на всех хватит. Прошу к столу. Вы это заработали.

Весело гомоня, все стали усаживаться вокруг брезента. Ай, да Папа, устроил своим ребятам праздник! Первая кружка вина – майору. Вторую протянули мне, но я передал ее Смиту. Вот и у каждого в кружке плещется вино. Донован поднял свою кружку и все притихли.

– Первую, как положено, за тех, кого сегодня не хватает за нашим столом, – негромко сказал Донован. Все помолчали немного и, не чокаясь, выпили. Виночерпий споро принялся наполнять кружки. Остро наточенные ножи кромсали говядину. Вегетарианцев среди нас отродясь не бывало. Говядину жарили на транспорте в большом жарочном шкафу. Наш повар и за сутки бы не управился. Мясо нежное, сочное. Соли, поливай кетчупом, мажь горчицей или майонезом. Или просто так ешь.

Вторую выпили за победу, за удачу, за успех. Насытившись, Лимонадный Джо и еще трое непьющих парней пошли сменить часовых, чтобы и те могли поучаствовать в общем пире. Когда мясо на подносах подходило к концу, повар открывал следующий контейнер.

Краник на бочонке почти не закрывали. Пили за Папу, за сержанта Иванова, за десантников вообще и в частности. Как водится, общий разговор распался на частные воспоминания о войне в джунглях, в пустыне, в снегах.

«Бойцы вспоминают минувшие дни

И битвы, где вместе рубились они…»

Стемнело, включили прожектора. Бочонок опустел. Говядины наелись «до отвала». Пора и на боковую. Я дошел с Донованом до его палатки.

– Знаешь, Серега, – вздохнул майор, – может это и жестоко было – расстреливать его из пушки. Но, если бы мы приволокли его на базу, им бы занимался комитет по религиям. Секта бога Куга – богатая и влиятельная. Может быть, и отмазали бы. И полетел бы он на другую планету гадить. Ибо, сволочную натуру уже не переделаешь. Прав я был?

– Прав, Майкл. Я тебя в этом вопросе полностью поддерживаю.

– Спасибо, Серега. Посмотрим, что ответит Хоккинс на мое послание. Я предложил ему завтра вступить в переговоры. День завтра будет не из легких, в психологическом плане.

Пойдем, поспим. Караулы менять не забудь.

На рассвете всех разбудили выстрелы и вопль часового: «Туземцы!». Плохих предчувствий у меня вчера не было и мне, как и всем, пришлось запрыгивать в штаны, натягивать берцы, накидывать на одно плечо бронежилет, на другое – ремень автомата и на ходу застегивать пояс с кобурой и ножом.

Часовой стрелял в воздух. От опушки леса с северной стороны шли два туземца, размахивая белым флагом.

– Чё орешь?! – дал пинка часовому-первогодку капрал Петерсон, – мог бы и одного меня вызвать, а не палить сдуру. Четверо часовых двух тузиков испугались?!

Туземцы дошли до колючки и двинулись вдоль нее к проходу. Донован встретил их на входе в лагерь. Они передали майору сложенный вчетверо лист бумаги. Прочитав его, майор достал авторучку и что-то написав на листе протянул туземцам. Те, взяв бумагу, поклонились, произнесли: «Ха Ии!» и зашагали обратно тем же путем.

– Через два часа прибудет Хоккинс, – сказал мне и Адамсу майор, – быстренько наведите порядок в лагере.

Десантники кинулись убирать брезент, оставшийся после вчерашнего пиршества, прятать бочонок и козлы на склад. Солдатам было приказано одеть чистую форму, побриться, то есть выглядеть «на все сто». Повар вовсю суетился на кухне. Всех быстро накормили завтраком, состоящим из кофе и сандвичей с холодной говядиной. Желающие могли сами разогреть мясо в микроволновке. Повару было некогда нами заниматься, он готовился к приему Хоккинса.

– Тузики идут, сэр, – доложил майору часовой с северной стороны.

Донован подозвал меня и Адамса:

– Будете участвовать в переговорах. Оденьте по наушнику, оператор будет переключать автопереводчик. С Хоккинсом будут туземцы, местные власти, так сказать. И с юга вожди должны подойти, я насчет них вчера договорился. Но, главное – надо уговорить Хоккинса лететь с нами. Любой ценой. Я же не могу огреть его по башке и привезти в наручниках на базу. За это сразу рядовым сделают, а то и чего похуже. Вся надежда на тебя, Серега. Ты у нас умеешь выручать из нештатных ситуаций. Исхитрись, придумай что-нибудь.

– Постараюсь. Но, если старик окажется упрямым и вздорным, ничего не получится.

– Чем смогу – помогу. Еще и подпоить его слегка попробуем. Есть у меня кое-что в запасах, – подбодрил меня Донован.

Билли благоразумно молчал. Не его это дело – переговоры вести. Только, звание обязывает. Придется Адамсу присутствовать с умным видом.

Процессия из полусотни человек приближалась к входу в лагерь. Впереди шли десять копейщиков и солнце играло на металлических наконечниках их копий. За копейщиками следовали два туземца в белых балахонах, а за ними восемь носильщиков несли носилки, в которых кто-то сидел. Но под балдахином, скрывавшим пассажира от лучей солнца, было трудно что-либо разглядеть. Носилки сопровождали десять меченосцев. Каждый нес в руке деревянный щит, обтянутый кожей, на бедре у каждого – меч. Последними выступали двадцать пять лучников с внушительного вида боевыми луками и с колчанами, полными стрел.

Вооруженные воины остановились возле прохода в колючей проволоке. Носильщики бережно опустили носилки на землю. Оттуда вышел невысокий полный человек, облаченный в белоснежную рясу. Седая борода коротко подстрижена, волосы острижены совсем коротко. Сопровождаемый двумя туземцами в балахонах, он довольно бодрым шагом прошел в лагерь. Навстречу ему спешили Донован, Адамс и ваш покорный слуга.

– Здравствуйте, мистер Хоккинс. Рад видеть вас в добром здравии, – козырнул наш Папа священнику. – Разрешите представиться: майор Донован, а это мои офицеры – лейтенант Адамс и сержант Иванов.

Хоккинс обменялся рукопожатием с майором. Протянул руку Адамсу и тот осторожно пожал ее своей громадной коричневой лапищей. Когда Хоккинс, с едва заметной иронической улыбкой подал мне руку, на пальце которой сверкал перстень с большим бриллиантом, не меньше пятнадцати карат, я взял его пухлые белые пальцы и, низко склонившись, поцеловал руку.

– Я вижу, что некоторые из ваших офицеров отменно воспитаны, майор, – заметил священник. – Ну, что ж, где будут проходить переговоры?

– Прошу, – показал на холм Донован и двинулся впереди всех, стараясь идти не очень широким шагом. Туземцы шли по обе стороны от Хоккинса, почтительно поддерживая его под локти.

Мы подошли к навесу, под которым обычно обедали десантники. Белый пластиковый стол был вычищен до блеска. На столе стояли различные закуски – от холодной говядины, которую повар нашпиговал чесноком и специями, до нескольких видов сыра. Огромная ваза с фруктами наполнена бананами, грушами, яблоками, виноградом. Для полевых условий стол был великолепен. А из жарочного шкафа, стоявшего неподалеку, доносились дивные ароматы.

Я подошел к приготовленному для Хоккинса креслу и отодвинул его, чтобы священнику было удобнее сесть.

– Благодарю, сын мой, – ласково произнес Хоккинс и предложил мне сесть слева от него. По его правую руку сели туземцы, а Донован и Адамс расположились напротив.

– Боже мой, как давно мне не доводилось есть земной пищи, – вздохнул Хоккинс. – Моих припасов хватило на месяц, а затем пришлось привыкать к местным блюдам.

– Не откажетесь ли вы выпить для аппетита, святой отец? – спросил Донован. Я, между тем, наполнял блюдо Хоккинса всякой всячиной.

– Увы, но не могу похвастаться абсолютной трезвостью, – ответил Хоккинс, – но воздерживаюсь от очень крепких напитков.

– Тогда осмелюсь предложить вам бургундское или неплохой португальский портвейн, – показал Донован на два глиняных кувшинчика с сургучными печатями.

– Попробуем и того, и другого в свой черед, – потер пухлые ладошки Хоккинс. Я даже подумал, уж не выпивоха ли он часом? Но священник взял предложенный ему бокал вина, долго вдыхал аромат, затем сделал маленький глоток, подержал вино во рту, смакуя его. После этого одобрительно кивнул и отпил немного из бокала. «Слава богу, не пьяница, а ценитель», – облегченно вздохнул я.

Повар подал запеченную индейку политую лимонным соком. Туземцы с восторгом поглощали нежное мясо. Хоккинс старался есть умеренно, что давалось ему с трудом. Насытившись, он откинулся в кресле с бокалом бургундского в руке. Донован закурил сигару. Адамс потягивал виски со льдом. Я предпочел бокал вина. Разговор никак не завязывался. Наконец Хоккинс решил прервать затянувшееся молчание:

– Очень вам признателен за прекрасный обед, господин майор, да и вино весьма и весьма недурно. Но больше всего я благодарен вам за то, что вы и ваши солдаты уничтожили этого еретика Альвареса вместе с его капищем.

– Не стоит особой благодарности, святой отец, мы лишь исполняли свой солдатский долг, – любезно ответил Донован.

Я про себя хихикнул. Любезный Папа – это что-то новенькое. Придется постараться, чтобы заманить Хоккинса на наш транспорт, если уж Папа с ним любезничает.

– И, все-таки, я очень доволен, что зять прислал вас, иначе мне пришлось бы вести с Альваресом нешуточную войну. Много народу погибло бы на Ле ри.

– Ле ри? – заинтересовался майор.

– Да, так местное население называет свою планету. Переводится как «Прекрасная земля». И, действительно, стоит воткнуть в эту землю палку, как вскоре она превратится в цветущее дерево. Я привез с собой немного зерен кукурузы, бобов, ячменя. Они дали небывалый урожай. Нам удалось отковать пару плугов. Но работы еще непочатый край. Из-за Альвареса я потратил кучу времени на изготовление оружия и подготовку армии.

– Я так думаю, что вам не по силам одному заниматься и земледелием, и ремеслами, да еще и вопросами веры на таких обширных территориях. А, если к вам присоединятся и южные земли.., – осторожно вступил я в разговор.

– Вы правы, сын мой. Я нуждаюсь в помощниках. Вот, Та, – Хоккинс показал на одного из туземцев, – изучает богословие. Он уже довольно неплохо владеет нашим языком. А Ки, – указал на другого, – занимается армией. Но этих людей совершенно недостаточно. Я даже не всех северян успел привести в лоно святой церкви. А уж, если еще и южан…, – Хоккинс печально махнул рукой.

– Видите ли, ваше святейшество… – но Хоккинс перебил меня:

– Сын мой, «святейшество» – это титул папы римского.

– Но ведь вы и являетесь для этой планеты кем-то, вроде папы.

– Римский папа – глава всей католической церкви. Во всей Вселенной. Он – один. Грешно кому-либо именоваться так же.

– Простите, я по незнанию сказал глупость. Но уж титул епископа лерийского по праву должен быть вашим, – подводил я психологическую мину.

Глаза Хоккинса заблестели. Он, не сдержавшись, облизнул языком губы и поспешно сделал глоток вина, чтобы скрыть свое волнение. Я возликовал: «Вот она, струна, на которой надо играть! Он честолюбив».

– Что ж, ваше преосвященство… – и Хоккинс снова не дал мне договорить.

– Я еще не рукоположен в епископский сан, так что обращайтесь ко мне – преподобный отец или ваше преподобие, – увещевал Хоккинс, накрыв мою руку своей пухлой ладошкой, – к тому же неизвестно, возведет меня папа в сан епископа или нет.

– Как же так?! – мое возмущение было неподдельным, – вы обращаете в католическую веру целый народ, приносите к ногам папы такую цветущую планету, и вас не сделают епископом?! За значительно меньшие деяния, людей менее достойных, возводили в ранги более высокие!

– Увы, сын мой, не все решают деяния. Как это не прискорбно, но интриги, зависть, злословие существуют и в Ватикане.

– Я считаю, что вы должны вернуться с нами на базу, оттуда, первым же рейсом – на Землю, в Рим. Явитесь к папе, сообщите о своих подвигах во имя веры. Не думаю, что он настолько неблагодарен… И потом, сюда необходимо привезти хотя бы пять-шесть священников. Вам, как епископу, полагается целый штат: каноники, причетники, секретарь, ну, кто там… не знаю. Необходимо привезти кое-что из оборудования. Надо строить храмы, епископский дворец, собор. Это только по линии церкви, не говоря обо всем другом.

– Но, как же я оставлю свою паству без пастыря? – спросил Хоккинс, которому мои слова сладким медом проникали в душу.

– Мы сделаем очень просто: оставим здесь аппаратуру дальней связи. Вы с борта транспорта и с базы сможете общаться с тем же господином Та, который на время вашего отсутствия, будет ведать вопросами религии.

Вы же сами сказали, что вам даже всех покрестить не под силу. Ну, поживут еще пару месяцев в мракобесии. А там вы вернетесь с десятком священников и быстренько всех обратите в истинную веру, – не давал я передышки «противнику». «Прессуй, прессуй, не давай опомниться! А когда мнение сложится и оформится окончательно, останется закрепить победу». И я продолжал:

– Наш вылет не раньше, чем через неделю. За это время вы сумеете все подготовить к вашему отбытию. Мы же, со своей стороны, построим на этом холме временный храм. Точнее, не храм, а маленькую церковь. Внутри установим приемопередатчик. От Альвареса остались очень мощные динамики. Подсоединим к радиостанции. И вещайте всем верующим, кто собрался в церкви и вокруг нее.

Мои сладкие речи прервало появление южных туземцев. Шесть вождей, в сопровождении охраны из сотни человек. Под началом каждого из этих вождей было от пяти до восьми деревень. Похоже, грозил этой планете феодальный строй, минуя рабовладельческий.

Вожди прошли в лагерь, их охрана осталась у входа. Тотчас же я поставил полтора десятка десантников под командой Петерсона между северянами и южанами. И вовремя. Те и другие недружелюбно поглядывали друг на друга. Южан было больше, а северяне были лучше вооружены. Но вожди южан оказались настроены дружественно. Переговоры между Хоккинсом, Донованом и туземцами затянулись далеко за полдень. Спросив разрешения у Донована и извинившись перед Хоккинсом, я и Билли ушли из-под навеса. Перекурили, поболтали с ребятами, почистили оружие.

Когда переговоры закончились, Хоккинс попросил меня проводить его до носилок.

– Похоже, вы правы, сын мой, – устало вздохнул Хоккинс. – Южан около пятидесяти тысяч человек. Такое стадо одному пастуху не по силам. И, усаживаясь в носилки, добавил:

– А вы не хотели бы, молодой человек, оставить военную службу и перейти под мое начало? Я обещаю вам блестящую карьеру.

– Ваше предложение очень лестно, преподобный отец, но я солдат до мозга костей. Это моя судьба. И иной я себе не представляю.

– Майор поведал мне, кто главный победитель Альвареса. Я вижу в вас многообещающие задатки. Подумайте о своем будущем. Здесь оно у вас будет великолепным. А десант… Немногие из вас доживают до моих лет.

Ничего не ответив, я поцеловал протянутую мне руку.

– Benedicticamus domino, – торжественно произнес Хоккинс.

– Amen, – не раздумывая, откликнулся я. Еще раз мне улыбнувшись, Хоккинс опустил полог носилок.

Тузики-северяне дружно прокричали: «Ха Ии!». Южане просто помахали руками по-международному. Два отряда разошлись в противоположные стороны.

Донован долго тряс мою руку.

– Я в тебя верю, Серега, как в папу римского. Не подвел!

Я хохотнул. Папа верит в папу. Каламбурчик!

– За то, что радиостанцию здесь оставим, холку мне, конечно, в штабе намылят. Ну, и черт с ним! Спишем как-нибудь. Значит, до отлета у нас неделя? С завтрашнего дня радист начнет обучать пару тузиков. А ты не оставляй без внимания Хоккинса. Чтобы он твердо верил, что лететь с нами ему необходимо, ну, никак без этого.

– Все сделаем. Завтра с утра расчистим верхушку холма. Чанг нам бревен напилит. Петерсон – классный плотник. Будет руководить стройкой.

– Отлично! Надо бы поужинать. Есть что-то захотелось. На нервной почве, – хмыкнул Донован. – Пойдем, Серега, пропустим по рюмочке коньяку за успех. Придется есть солдатский паек. Индейку тузики подчистую схарчили. Замучили они меня своей болтовней. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается.

– Рано говорить про «хорошо». Целая неделя впереди. Что все закончилось хорошо, скажем на базовом космодроме.

Неделя выдалась нелегкой. Правильнее сказать – тяжелой. Работы хватало с избытком. Хоккинс обходил близкие к лагерю поселения южных туземцев. Его постоянно сопровождала сотня вооруженных северян и два десятка десантников под моим командованием. Я, по приказу Донована, неотлучно находился при Хоккинсе. В дальние походы Хоккинсу не позволял ходить его возраст. К далеким поселениям южан пошел отряд из пятисот воинов во главе с Та. Несли, так сказать, слово божие на кончиках копий и мечей.

– А не хотелось бы вам, преподобный отец, стать королем на Ле ри? – как-то спросил я Хоккинса. – Хоккинс I-й – это звучит. Или – король Ричард.

– Сын мой, – отвечал привязавшийся ко мне за последнее время священник, – как ты не хочешь расставаться с автоматом, так я – с крестом. Вся жизнь моя – служение Господу. В моем возрасте надо думать о спасении души, а не о светской власти. Нет уж, пусть выбирают короля из местных. И главой здешней церкви со временем станет кто-то из аборигенов. Благодаря нашей помощи, здешняя цивилизация будет развиваться быстрыми темпами. И, конечно же, они захотят самостоятельности.

Так в разговорах коротали мы долгий путь до следующей деревни. В лагерь возвращались поздно вечером, без ног, на скорую руку ужинали и валились спать. БТР не мог проехать по узким лесным тропам, а танку некогда было заниматься дорогами. Чанг пилами танка валил деревья для построек. Под командой Петерсона было несчетное количество туземцев. Но все это была грубая рабочая сила: «Плоское катать, круглое таскать». На счастье, Пекконен и Суомалайнен оказались неплохими плотниками. Сруб церкви рос на глазах, потеснив лагерные палатки. Колючку пришлось снять. Туземцы тут же забрали ее себе, чтобы оградить посевы от набегов диких животных. Мир, дружба и трудовое братство царили в лагере. Не участвующие в строительстве и в походах десантники, обучали тузиков всяческим полезным навыкам – кто что умел. Туземцы брали с собой десантников на охоту и рыбалку. Доктор долечивал раненых, одновременно кое-чему обучая десяток местных знахарей. Повар суетился в поту и в мыле – вожди туземцев повадились незваными гостями являться к нашему столу. Понравилось им, видите ли.

Неделя промелькнула. Плотники закончили крышу и водрузили сверху деревянный крест. Радиостанция стояла внутри, генератор тоже приходилось оставлять. Динамики подключили. Хоккинс перед огромной толпой туземцев, запрудивших всю поляну, произнес прощальную проповедь. И многоголосый хор громовым рокотом разнес над окрестностями: «Ха Ии!». Это в переводе с местного языка означало: «Хвала Иисусу!».

На прощальный ужин лагерь не мог вместить всех желающих. Так что пришлось позвать только местную власть и элиту. Надувшись от важности, сидел за столом новоявленный радист. Ему предстояло «нести слово Хоккинса в массы». Радиста усадили рядом с вождями.

– Вот и технократия у них появилась, – усмехнулся Донован.

Туземцы пили местную бражку, десантники – пиво. Все было готово к отправке, оставалось только свернуть палатки. Хоккинс остался ночевать в лагере.

Взлетели поздним утром, почти в обед. Хоккинс долго давал различные наставления и указания провожающим. Благословив всех толпившихся возле трапа туземцев, смахнул две слезинки и поднялся в капсулу. За ним нырнули в люк все десантники. Донован вошел последним, закрыл люк. Капсула бесшумно поднялась в воздух и, набирая скорость, понеслась на орбиту. Хоккинс, не отрываясь, смотрел в бортовой иллюминатор. Донован, плюхнувшись на сиденье рядом со мной, стиснул мне руку, кивнув на Хоккинса и поднял вверх большой палец.

Полет до базы прошел обыденно, скучно. Отсыпались, резались в карты и домино, пили пиво, смотрели фильмы, читали книги, ходили в сауну и снова спали. Хоккинс оказался неплохим попутчиком. Не был ни занудой, ни ортодоксальным святошей. В офицерской кают-компании транспорта рекой лилось вино, рассказывали анекдоты, порой довольно неприличные. Хоккинс смеялся вместе со всеми и пил наравне со всеми. Не раз мне приходилось тащить преподобного отца в его каюту. Но ни одного сеанса радиосвязи с Ле ри Хоккинс не пропустил.

Двенадцать дней пути позади. Без происшествий сели на космодром базы. Почти минута в минуту с нами пришел транспорт с Ледового пояса – привез очередную смену десантников. Две роты. По опущенной аппарели громадного старого транспорта спускались бледнолицые усталые десантники с сумками. Вот уж служба – не позавидуешь.

Из люка нашего транспорта посыпались веселые, хорошо отдохнувшие парни, Все загорелые, как черти.

– Ганс! – окликнул я одного прибывшего из «Холодильника».

– Серега, здорово! На каком это курорте вы так загорели?

– Да тут, недалеко, полторы недели пути.

– Повезло вам. И транспорт у вас новехонький. А у нас – каюты на шестерых, один душ на три каюты. В Холодильнике вообще в бараке двухярусные койки – натуральная армейская казарма. Сейчас заберусь в свою комнату, да как залягу в ванну!..

– Зато живые. А у нас потери – двадцать процентов личного состава.

– Ого! За загар кровушкой заплачено? А соотношение с противником? Или авария какая была?

– Да, нет. Был противник. Соотношение? Трудно сказать навскидку. Примерно один к тремстам.

– Постреляли, значит?..

Договорить не дали, объявили построение. Сменные роты встречал начальник штаба. А к нашим редким двум шеренгам подошел командир полка. Выслушав рапорт Донована, обратился к нам:

– Благодарю за выполнение задания. Молодцы, ребята!

«Рады стараться, господин генерал!», – проорали мы в ответ. Проходят столетия, а армейский лексикон остался таким же, как во времена древние.

– Вольно. Все свободны. Майор Донован, пройдемте в штаб.

– Разойдись, – скомандовал Донован, уходя. И добавил: – Дождитесь меня. Адамс за старшего.

Стояли, курили. Экипаж нашего транспорта, попрощавшись с нами, ушел в гостиницу для летного состава. Ребята из «Холодильника», отпущенные по домам, подходили переброситься словечком. Впрочем, вечером в барах все равно пересечемся. Ганс Шнитке издали показал мне два пальца в виде латинского V. Это означало не победу, а место встречи – бар «Victory».

К трапу транспорта подъехала штабная машина с двумя офицерами. Это за Хоккинсом, понял я. Но тут наше внимание отвлекла сверкающая роскошная космояхта, опустившаяся на летное поле невдалеке. На борту яхты переливалась перламутром эмблема Корпорации. По аппарели съехал шикарный лимузин и покатился прямиком к нам. Солдаты аж рты пораскрывали. Лимузин остановился возле штабной машины и из него вылез САМ ПРЕЗИДЕНТ КОРПОРАЦИИ. На летном поле началась тихая паника. Подполковник Бломберг, командовавший десантниками с Ледового пояса и начштаба полка, не успевшие уйти после построения, вытянувшись в струнку, «ели глазами начальство». Билли Адамс от волнения никак не мог застегнуть пояс, который он только что с облегчением снял с себя. Десантники побросали окурки, подтянулись. Посреди этой суеты только два человека оставались спокойны. Лимонадный Джо опирался на свой смертоносный авиационный пулемет и флегматично жевал жвачку. Я засунул большие пальцы обеих рук за поясной ремень, разведя локти в стороны. Команду «Смирно!» ведь никто не подавал.

Вслед за главой Корпорации из лимузина выпорхнула… Мэри Хоккинс! Восторженно завизжав: «Дедушка!», она бросилась на шею Ричарду Хоккинсу, стоявшему возле штабной машины.

Из штаба бежали Донован с «полканом», извещенные о прибытии яхты. Не успели они приблизиться, как Хоккинс, что-то говоривший зятю, показал на меня рукой.

– Так это же Иванов! – громко воскликнула Мэри, – тот, который спас меня от чудовищ. Помнишь, дедушка, я тебе рассказывала?

И, оторвавшись от деда, подскочила ко мне с детской непосредственностью.

– Здравствуйте, господин Иванов. Сначала вы спасаете меня, а теперь спасли моего дедушку от людоедов.

– Мэри, – строго окликнул девочку отец. Стоявшие рядом со мной десантники улыбались и президент не мог понять смысла этих улыбок.

Я осторожно дотронулся до маленькой девчоночьей ладошки, протянутой мне.

– Людоедов там не было. Вашего дедушку спасал не я, а все пятьдесят десантников, мисс Хоккинс.

Смутившись, Мэри спряталась за отца. Наш генерал и Донован коротко переговорили с президентом, после чего Хоккинсы стали усаживаться в лимузин. Боковое стекло лимузина опустилось и оттуда выглянул священник.

– Сергей, подойди сюда, – позвал он меня. Когда я подошел, Хоккинс спросил недоуменно:

– Что ж ты мне про Мэри-то ничего не рассказывал?

– А чего говорить? Работа у меня такая, ваше преподобие, – пожал я плечами.

– Скромность – это не единственная твоя добродетель. Ты не передумал насчет моего предложения? Теперь я хотел бы этого еще больше. Ты заслуживаешь лучшей участи. Намного лучшей.

Я опять пожал плечами.

– Простите, преподобный отец, но я не сверну с выбранной дороги.

Хоккинс что-то сказал зятю и, спустя несколько секунд, протянул мне картонный прямоугольничек.

– Надумаешь, позвони. Будет нужна помощь – не стесняйся.

– Спасибо. От всей души желаю вам быть хорошим епископом. А, может, и кардиналом. Всего наилучшего вам.

– До свидания, капитан Иванов.

– Я – сержант.

– И я – не епископ.

Лимузин умчался к яхте, влетел вовнутрь. Через пять минут яхта стартовала.

Донован хлопнул меня по плечу:

– Готовь капитанские погоны. Или я ничего не понял в Хоккинсе.

– Лейтенантские.

– Нет, капитанские. Сегодня вечером всем быть в «Виктори», – громко прокричал десантникам Папа. И тихо добавил одному мне, – а тебе поставлю персональный магарыч, – щегольнул он знанием русского языка.

– Вот теперь скажу, что все закончилось хорошо. Хвала Иисусу, – усмехнулся я.

– Ха Ии! – выкрикнул Адамс и все захохотали.

А через пару дней началась раздача «сладких плюшек». Приказали наградить всех участников экспедиции на Ле ри. Солдаты получили премии – трехмесячный оклад. И бронзовые ПЗК (Почетный Знак Корпорации). Знак давал кое-какие блага. От прибавки к пенсии, до сокращения обязательного срока службы. Абрамсу достался серебряный Знак и звание капитана. Донована и меня наградили золотыми ПЗК. И, совершенно небывалое в истории десанта, повысили через звание. Обещание сделать разжалованного Донована опять полковником было исполнено.

Моя третья встреча с Мэри Хоккинс произошла через шесть лет и получилась трагикомической.

Меня вызвали в штаб-квартиру Корпорации для получения платинового ПЗК с бриллиантами. Кроме меня, такой знак отличия имели в Корпорации всего два человека. Наградили меня за то, что я подарил Корпорации целую планету, набитую редкоземельными металлами. Никто из высшего начальства не догадывался, что я мстил за погибшего на этой планете моего друга – молодого капитана-десантника. Да и никого это не волновало бы. Главное – планета покрылась рудниками и шахтами. А оставшиеся в живых гигантские насекомые – под надежной охраной в спецзаповедниках. Я был там со всем своим батальоном, но главные заслуги приписали мне. Не отбрыкиваться же от этого ПЗК? Так, побрякушка.

Вместе со мной с нашей Базы летел в штаб-квартиру офицер отдела разведки. Окончив два общих курса академии, я выбрал узкую специализацию: «Разведка и сбор информации». Поэтому хорошо знал весь разведотдел нашей бригады – я там стажировался. Майор Корриганн должен был получить золотой ПЗК.

Мы летели обычным гражданским рейсом. Военным транспортом быстрее и дешевле, но комфорт не тот. Вот почему мы с Эдди Корриганом стояли в зале шикарного космопорта. И тут Эдди толкнул меня локтем в бок:

– Что б мне провалиться, но это – Симон Яковс!

Я проследил за его взглядом и увидел лощеного франта в белом смокинге, с черной бабочкой на шее. В руке он держал огромный букет роскошных роз. С трудом можно было поверить, что это человек, ориентировка на которого разослана по всем военным разведкам и контрразведкам.

– Может, двойник? Уж больно «прикид»…

– Шрам. Шрам возле уха. Я про него помню, его мой друг из контрразведки поставил. Поможешь взять Симона? А то ускользнет, лови его потом.

Мы, разойдясь в разные стороны, стали приближаться к щеголю с букетом. И тут ко мне подскочила Мэри Хоккинс, собственной персоной. Трое дюжих охранников переминались с ноги на ногу за ее спиной.

– О, Иванов! Сержант Иванов! Как вам идет этот мундир! А я выхожу замуж!!! И стану графиней и герцогиней одновременно. Хотите, я познакомлю вас с моим женихом? Он должен здесь меня встречать. Оу! А вот и он! Хелло, Самюэль! Познакомься, это сержант Иванов. Он спас меня от чудовищ, когда я была маленькой девочкой. А это мой жених – герцог Эдинбургский, граф Кент.

Что ж, «Мещанин во дворянстве» – это бессмертное творение.

Симон видел, что я не сержант, на мне была форма подполковника десанта. Я знал, что он – не герцог Эдинбургский, а мошенник, аферист и военный преступник. Я позволил ему вручить мисс Хоккинс букет, взял протянутую мне узкую, холодную ладонь, пожал ее. Заворачивая руку «герцога» ему за спину, уже стоя сзади, резко ударил ногой в коленный сгиб. И очутился сидящим на спине «графа Кента», который уткнулся носом в пол. Эдди Корриган умел мгновенно оценивать ситуацию. И не полез ко мне на помощь, а, размахивая своим удостоверением, заорал: «Спокойно, без паники! Это военная разведка! Все под контролем!». Народ шарахнулся в стороны, что нам и требовалось. Задрав смокинг, я вытащил из-за пояса брюк Яковса пистолет. К нам приближались полицейские и я торопливо спрятал «ствол». Эти, с перепугу, на все способны. Эдди подошел к полицейским, показал документы.

– Сейчас за этим господином приедут. А пока ему придется полежать на полу.

– Мэри, боже, что тут происходит? – Завизжала дама весьма властного вида, вся обвешанная бриллиантами, – что тут вытворяют с Самюэлем? Куда смотрит наша охрана?!

Но контрразведчики сработали быстро. Очевидно, здесь, в космопорте у них свое подразделение. Четверо автоматчиков в черной форме и офицер решительно протиснулись через толпу зевак.

– Ага, ага. Он самый. Ну, коллеги, с меня выпивка, – радостно заявил «контрик», когда на Яковсе защелкнули наручники.

Мы не стали разводить межведомственную склоку: «Контрразведка спит, разведка работает». Пусть парень получит свой новый ромбик на погон. Не стали обращать внимания на вопли дамы, увешанной драгоценностями.

Мэри застыла каменным изваянием. В ней боролись два желания. Одно – броситься мне на грудь и зарыдать. Другое – проломить мне голову. Я не стал ждать, пока она сделает выбор. Толкнул Эдди и мы устремились к выходу, где нас ждала машина.

После вручения наград – банкет вместе с влиятельными лицами из правления и директората Корпорации. Там ко мне и подошел отец Мэри. Его уже поставили в известность о случае в космопорте. Со вздохом, он поведал мне, что от второго брака у него двое сыновей. Крепкие финансисты, идущие по стопам отца. А Мэри – его первенец. Но все дело в ее мамаше, жаждущей выдать Мэри замуж за титулованную особу, что приводит, порой к казусам, вроде сегодняшнего. Сказал мне, что теперь знает мою истинную роль в спасении Мэри на научно-исследовательской базе.

– И вот опять вы выступили в роли ее спасителя. Теперь от глупого мезальянса. Хорошо, хоть до свадьбы дело не дошло. Газеты, я думаю, пожужжат с пару дней и успокоятся. Конечно, Мэри – бестолковая девчонка, но она – моя дочь. Не знаю, как мне вас отблагодарить. Все возможные награды у вас есть. Хотите стать генералом?

– Благодарю вас, мистер Хоккинс. Но в нашей среде меня не поймут. И кое-кто перестанет меня уважать. А мне бы этого не хотелось.

– Понимаю, понимаю. Что ж, еще раз выражаю вам свою признательность…

Вернувшись на базу, я увидел на своем компьютере сообщение из банка: «На Ваше имя поступил денежный перевод от Уильяма Хоккинса. В связи с чем, просим зайти в банк для получения платиновой кредитной карты Почетного Клиента». Деньги никогда лишними не бывают. Тем более, что теперь мне было на кого их тратить.

С Ричардом Хоккинсом мне больше встретиться не довелось. Спустя много лет я узнал, что он, став лерийским епископом, прожил до девяноста шести лет. Просьбу Хоккинса похоронить его на Ле ри, лерийский король Эа повелел уважить. Роскошная гробница первого лерийского епископа является одной из главных туристических достопримечательностей на планете.

И это последний из рассказов о сержанте Иванове. Потому что он стал капитаном Ивановым.