Читать книгу Когда осядет пыль - Всеволод Беляев - Страница 3

«Вначале было слово, и слово было с Богом, и слово было Бог». Это я к тому, что любая история не имеет определённого начала. И, видимо, не имеет конца.

Вот, например, в детстве мне снились кошмары. «Ну и что, – скажете вы, – сны снятся всем, ничего особенного в этом нет». Но мне снились именно кошмары. И кто бы мог подумать, что это сыграет потом такую роль?! Причём один и тот же кошмар повторялся много раз подряд. И я ничего не мог с этим поделать. И никто не мог. Мои родители стояли, побледнев и вжавшись в стенку, и смотрели, как я истошно ору, будто меня пытают. Они меня пытались растолкать, разбудить, но ничего не получалось. А со мной что-то происходило, со мной делали что-то ужасное! Но это происходило там, в другом мире, и родители ничем не могли мне помочь.

Один из этих снов я и теперь хорошо помню. Помню, как на меня накатывала волна страха. Ещё ничего не происходило, а страх уже был. Даже не страх, а ожидание страха. Там, в моём сне, мама и папа были рядом, сидели со мной на диване. Когда появлялся страх, я старался придвинуться к ним поближе. Но это не спасало. Страх заполнял пространство вокруг. А когда я пытался найти защиту у мамы, она вдруг медленно взлетала над диваном, поднималась всё выше, к самому потолку, проходила прямо сквозь него и исчезала.

В отчаянии, предчувствуя неизбежное, я пытался придвинуться поближе к папе, но с ним происходили подобные же превращения, он тоже поднимался над диваном, воспарял к потолку и исчезал в нём.

Тогда я пытался выбежать из комнаты и где-нибудь спрятаться, но всё было напрасно. Страх был всюду, и всюду меня поджидали какие-нибудь жуткие создания. Убежать и спрятаться было невозможно…

И этот сон, и другие повторялись много раз. Со временем я начал понимать, что сплю, и целенаправленно старался проснуться. Но сон не отпускал меня, а мои беззащитность и страх были самыми настоящими. Такой страх вряд ли кому-то доводится пережить в жизни.

Закончилось всё тогда, когда я перестал бегать от своих мучителей. Однажды, поняв, что страх везде и всё равно никуда от него не деться, я повернулся и пошёл навстречу своим кошмарам. И они растворились.

После этого, когда мне начинал сниться какой-нибудь страшный сон, я уже знал, что надо делать. Я сам начинал искать встречи с причиной моего страха. И постепенно мои страшные сны прекратились. К сожалению, вообще все сны на этом прекратились. С тех пор я перестал их видеть.

Однажды на день рождения бабушка подарила мне Марту. Папа в недоумении пожимал плечами: что это за игрушка для мальчика?! Но я Марту очень любил. Она делила со мной все радости и невзгоды моей жизни. Я её укладывал спать рядом с собой, пытался кормить, когда ел сам, всегда брал с собой на прогулку. И мне казалось, что она меня понимает, особенно в те моменты, когда больше никто не хотел меня понять. И утешает меня, и поддерживает, как может. За это я был ей очень благодарен и заботился о ней, как умел.

Когда я пошёл в школу, поддержка Марты мне особенно пригодилась. Друзей среди одноклассников у меня не было, зато многим нравилось надо мной насмехаться. Я не знал, в чём причина такого отношения ко мне, и не знал, что с этим делать. Драться я не умел и в ответ только замыкался в себе. А ещё мама, как будто специально, всегда называла меня Шурочкой. Ей так больше нравилось. И у меня были длинные, чуть вьющиеся волосы. Сначала я не понимал, почему многие ребята меня дразнят и называют девочкой. Потом стал догадываться. Но мама не хотела, чтобы у меня была короткая стрижка, и упорно продолжала при всех называть Шурочкой. И из-за этого я, конечно, натерпелся.

Слава богу, потом все к моему виду привыкли и немного успокоились. Я подрос, и мама всё чаще называла меня Шурик. Это мне тоже не очень нравилось, но всё-таки было лучше, чем Шурочка.

К этому времени я оказался в стороне от всех ребят. В общих играх и делах участия, по возможности, не принимал и вёл жизнь тихого троечника. Зато стал увлекаться космосом. И вообще, в душе был большим романтиком. И все мои романтические устремления были обращены к звёздам. Я мечтал стать Новым Магелланом, пройти всю Вселенную и доказать, что она замкнута. Наивно, конечно. С годами это проходит. В юности мы просто не представляем, каких трудов стоит даже небольшое открытие. А я мечтал о таком!

Зато со временем в космологии я стал настоящим знатоком. И пользовался всякой возможностью, чтобы узнать побольше. Я мог бы, наверное, заткнуть за пояс любого профессора. Но по-настоящему попасть в космос у меня шансов не было. Теперь я это хорошо понимаю.

Сейчас-то с этим стало проще. А тогда почти все космические специальности были военными. И получить их можно было, только закончив специальные военные училища или Военную Академию. И вот туда бы меня точно никто не взял.

В общем, будущее выглядело для меня неопределённым и бессмысленным. Да ещё родители начали ссориться. Вдруг, ни с того ни с сего, начинали предъявлять друг другу какие-то претензии, потом переходили на крик, потом у них доходило до оскорблений… Им становилось не до меня, и я спешил уйти из дома. Я не мог этого выносить. Я брал Марту, сажал её на спину, сверху прикрывал курткой и поскорее выходил за дверь.

Тогда была весна, и я мог часами безо всякой цели бродить по улицам. Мне было очень плохо, тоскливо и одиноко. Я считал, что никому не нужен. Только Марта была со мной и нежно обнимала меня лапками за шею. Время от времени я начинал обсуждать с ней свою невесёлую жизнь. Казалось, она всё понимает и разделяет все мои печали. Но ответить она мне, понятно, не могла.

Наступило лето. Мне оставался последний год в школе. На летние каникулы родители отправили меня в лагерь. Наверное, я мешал им выяснять отношения. Зная о моём увлечении космосом, они нашли какой-то «космический» лагерь. И хотя он так назывался, ничего космического в нём не было. Располагался он в здании обыкновенной школы, я учился в такой же. Из столовки там противно пахло тушёной капустой; нас всегда водили строем и никуда одних не выпускали. Было похоже не на детский лагерь, а на тюрьму. А из «космического» там были только лекции про космос. Правда, ещё обещали экскурсию на станцию «Луна-2», но я сильно сомневался, что эта экскурсия состоится. А жаль, ведь до этого я никуда с Земли не отлучался. Побывать на «Луне-2» было пределом моих мечтаний! Собственно, на виртуальной модели этой станции я бывал неоднократно. Можно даже сказать, что я неплохо её знал. Знал, как она устроена, знал, что там работает много людей. Смотрел, как грузятся огромные корабли и как они потом отправляются в открытый космос… Однако никакая, даже самая хорошая модель не может заменить оригинала. И я в глубине души надеялся, что с экскурсией нас не обманут.

Лекции, которые нам читали, были так себе. В большинстве случаев я сам мог бы рассказать куда больше. Когда лекторы допускали откровенные ляпы, я пытался их поправлять к их большому неудовольствию. А поскольку в остальное время я почти ни с кем не общался, все стали думать, что я зазнаюсь и строю из себя умного.

Когда в лагере поняли, что я не умею за себя постоять, то, конечно, сразу нашлись желающие воспользоваться этим. Какое это может доставлять удовольствие, до сих пор не понимаю?!

Была там одна парочка. Она была здоровая, жирная и неопрятная, а её дружок, наоборот, мелкий и с замашками уголовника. Вот они меня особенно доставали. У меня и так-то фамилия не слишком героическая: Курочкин. А когда они услышали, как мама называет меня Шурочкой, то сразу так развеселились! И стали дразнить: «Шурочка, Шурочка, ты петушок или курочка?» И ржали как дебилы. Я страшно обижался. Я наивно подумал, что меня дразнят из-за моей причёски. И стал убирать волосы в хвостик. Так эти двое ещё больше обрадовались. «Смотрите, – тыкали они в меня пальцами, – Шурочка косичку заплела!» Когда они поняли, что я ответить не могу, то вовсе обнаглели. А взрослые даже не пытались их сдерживать, а иногда смеялись вместе с ними. Тоже, кажется, думали, что я зазнаюсь, что меня надо проучить. В общем, жизнь в лагере стала для меня невыносимой. Удивительно, что я столько времени всё это терпел!

В один прекрасный день нам объявили, что мы отправляемся на «Луну-2». Как все обрадовались! А у меня спрашивали: «А ты что, недоволен, что ли?» И, фыркнув, отходили от меня. А я радовался, наверное, больше других, только не показывал. Я даже собрался раньше всех. Посадил на спину Марту, сверху надел куртку. И потом добрый час ждал.

Наконец, пришёл автобус. С шумом и криками все погрузились в него, и мы поехали в порт. Там нас встретили сотрудники косгвардии. Раньше я их вблизи никогда не видел. Какие же они все были огромные! В форме, в шлемах, в специальных жилетах, вооружённые до зубов! Это вам не какие-то обыкновенные полицейские! Это – гвардия, которая стоит на страже безопасности Земли! Глядя на них я понимал, что никакие террористы или пираты нам не страшны, потому что вряд ли кому-нибудь захочется связываться с этими гвардейцами. Даже трудно было представить, что кто-то может с ними тягаться.

Они проверили каждого из нас на наличие запрещённых предметов и веществ, а потом мы перешли в челнок, и я впервые в жизни покинул родную Землю!

Во время полёта все развлекались, как могли. Кто-то играл, кто-то смотрел фильмы. А я через иллюминатор провожал Землю. Смотрел, как она медленно удаляется, становится меньше… Я чувствовал, наверное, то же, что и великие исследователи прошлого, покидавшие Землю ради своих открытий. Впереди – неизведанное. Вернусь ли я назад, увижу ли снова родную планету, деревья, траву?..

Когда мы прибыли на станцию, началось самое интересное. Но меня дружно оттёрли назад и намеренно старались всё от меня загораживать. Говорили: «А зачем это тебе, ты же и так всё знаешь?!» Было обидно. Я пытался пробираться вперёд, когда вся группа останавливалась, и ведущий начинал о чём-то рассказывать, но меня грубо выпихивали обратно. Я чуть не плакал и представлял себе, как выхватываю из-за пояса бластер и начинаю палить в эту толпу. И все разбегаются, прячутся от меня и молят о пощаде…

Картины мести были слабым утешением. Ведь в этот самый момент всё то, что я ценил больше всего в жизни, всё то, на что были нацелены мои самые сокровенные мечты, проходило мимо меня.

Когда мы подошли к погрузочным площадкам, там велась погрузка сразу нескольких больших кораблей. Я подумал: «Вот бы прямо сейчас на таком корабле взять и отправиться к звёздам, подальше от всех этих идиотов, подальше от этой жизни!»

Экскурсовод остановился. Все, сгрудившись, слушали его. Я мялся за спинами других ребят и ничего не слышал. Я уже не пытался подойти ближе. Рядом со мной в ожидании погрузки стояли какие-то тюки. Я подошёл к ним, посмотрел. Что это было – не знаю, но тюки были мягкие. Я оглянулся: на меня никто не обращал внимания, все слушали экскурсовода. И тогда меня будто что-то подтолкнуло. Я сделал вид, что изучаю груз и обошёл его. Посмотрел на всех. До меня по-прежнему никому не было дела. Тогда я быстро пригнулся и спрятался за тюками. «Ну вот, – думал я, – слушайте сами свою экскурсию. Вы мне тоже не нужны! Мне и здесь хорошо. Я без вас ещё больше узнаю и увижу. Ещё будете мне завидовать!»

Потом я испугался: только бы не спохватились и не начали сейчас искать! Сердце моё заколотилось. Я почувствовал спиной промежуток между тюками и попытался втиснуться туда. Места было мало и у меня никак это не получалось. Упёршись что было сил ногами в пол, я вдавил своё тело в узкую щель. Но мои ноги оставались снаружи. Чёрт, вот дурацкое положение! Если меня сейчас увидят, это будет настоящий позор, хуже всего того, что было раньше. Я судорожно, из последних сил раздвигал вокруг себя мягкие свёртки. Было темно и жарко, от тюков шёл неприятный химический запах. Наконец я распихал вокруг себя груз и организовал что-то наподобие норы, в которую смог уместиться весь. Я подтянул к себе ноги, чтобы их нельзя было разглядеть снаружи, и затих. Пот лился с меня градом, было жарко и душно. Я старался дышать как можно тише, но у меня это плохо получалось, и сердце стучало предательски громко. «Что сейчас будет?! – думал я. – Что, если меня сейчас здесь найдут?! Какой будет стыд, какой мне устроят разнос в лагере! А ребята, наверное, вовсе устроят «тёмную»!

Я не знал, спохватились старшие в нашей группе или нет, уже ищут меня или пока ещё не ищут. Вокруг было темно и тихо. Доносились только приглушённые звуки с погрузочных площадок. Я немного успокоился и отдышался. И стал думать о том, что это я сейчас такое сделал, и что может произойти потом. И чем дальше я об этом думал, тем отчётливее понимал, что ничего хорошего потом не произойдёт. Ни при каких обстоятельствах. И самое лучшее для меня – это тихонько отсюда вылезти, так, чтобы никто не заметил, а потом догнать своих, тоже, по возможности, незаметно. Слава богу, вокруг было тихо и ничего не происходило. Я почти успокоился. Вздохнул и уже собрался вылезать, как услышал снаружи шум и голоса. «Вот чёрт, всё-таки ищут!» – в смятении подумал я. И тут же почувствовал как меня вместе с тюками поднимают и куда-то везут. Сердце опять бешено забилось. Я сжался, а в моей голове стремительно проносились бессвязные мысли. Пару раз тряхнуло, тюки сдвинулись, и меня придавило. Потом движение и тряска прекратились, шум стих. Я лежал, зажатый грузом, ни жив ни мёртв. Было тихо и темно. Осторожно я вновь распихал тюки. Дышать стало полегче, но абсолютно ничего не было видно. Я испытывал ужас наполовину с восторгом. «Неужели это оно, неужели меня погрузили на какой-то корабль? Что же теперь будет? Что же теперь делать? Что я наделал?!» – что-то такое проносилось у меня в голове. А спустя некоторое время я почувствовал движение и понял, что корабль отвалил от пирса.

Мой страх постепенно уходил и я думал: «Да, я всё-таки сделал это! Нате вам, получите! Ищите меня уже, наверное? Ну ищите, ищите! Теперь не найдёте! Я вас чем-то не устраивал? Ну теперь вас, наверное, всё устраивает!..»

Вибрация и гул усилились, я чувствовал перегрузку и с восторгом, смешанным со страхом, понимал, что корабль уходит всё дальше. Среди тюков мне стало душно и я выбрался наружу. Вокруг было совершенно темно, я руками ощупал пространство вокруг. Со всех сторон были какие-то мешки и коробки, и места между ними практически не было. Я устроился на выходе из своей норы и, закрыв за ненадобностью глаза, попытался представить дальнейшее развитие событий, попытался понять, что мне теперь нужно делать. «Раз уж так получилось, – думал я, – нужно постараться улететь как можно дальше. Чем дальше – тем круче. Тогда будет чем похвастаться! А для этого нужно как можно дольше просидеть здесь и не высовываться, затаиться. А уж там – будь что будет!»

Однако постепенно мой боевой задор проходил. Груз источал неприятный запах, и мне стало нехорошо. Я подумал о родителях. Маму было жалко. Каково ей будет, когда она узнает, что я пропал? Ну ничего, зато теперь у них появится достаточно времени, чтобы повыяснять отношения, теперь им никто не будет мешать!

У меня кружилась голова. Я сидел, тяжело дышал и думал о том, как трудно приходится пилотам на таких кораблях. А я даже не догадывался об этом! Потом волной накатила тошнота и меня вырвало. Но это не принесло облегчения. Было чувство, что меня вот-вот вывернет наизнанку. Противно пахли тюки, всё вокруг отвратительно вибрировало. Я пытался хоть что-нибудь разглядеть в кромешной темноте, и от этого мои глаза просто лезли из орбит.

И тут ужас охватил меня всего, с ног до головы. Меня как будто облили ведром холодной воды. Я вспомнил! Ведь из трюмов грузовых кораблей после их отправления откачивают воздух! Если, конечно, не везут что-нибудь «живое». Как я мог про это забыть?! Куда мне теперь бежать, что делать? Я попался!! Животный, панический страх овладел мной. Я рванулся вперёд, туда, где, как я помнил, в кораблях была переборка между грузовым и жилым отсеками. Руки дрожали от слабости, коленки тряслись. Я с трудом протискивался между коробками и тюками. Мне не хватало воздуха, я задыхался. Промежутки между коробками становились всё меньше, и я в конце концов застрял. Я понял: я погибаю! Из последних сил я рванулся вверх и влез на коробки. Там я тоже мог только лежать, потому что сразу над коробками был потолок. Я почувствовал очередной приступ тошноты, свесил вниз голову и меня опять вырвало. И это, казалось, отняло у меня последние силы. Я лежал на коробках, со свистом дышал и плакал. Что я наделал?! Мысленно я прощался с родителями, прощался с жизнью.

Всё-таки мне удалось собраться с силами, и я опять пополз вперёд. Мне казалось, что это продолжалось вечность. В какой-то момент я, кажется, потерял сознание, но быстро очнулся. Что-то подтолкнуло меня изнутри. Вокруг была кромешная тьма, только кровавые круги плыли у меня перед глазами. В ушах звенело. Из последних сил я пополз ещё вперёд и, наконец, уткнулся в переборку. Где-то здесь должен был быть переход в жилой отсек, но найти его я уже был не в состоянии. Я попытался стучать кулаком в переборку. Бесполезно! Сломать её я, конечно, не смог бы никогда. Но вот стучать так, чтобы услышали… Но сил на это у меня не было. Тогда я достал из кармана куртки ключ и стал стучать металлической частью ключа по металлическому ребру стенки. Получалось довольно звонко. Я нащупал в кармане школьный форменный значок, вытащил из-под куртки Марту, посадил её на коробки рядом с собой и дал ей этот значок. Какое-то время мы вместе с Мартой цокали по переборке: она значком, я ключом. А потом мне стало совсем плохо. Судороги прошли по моему телу, я выронил куда-то в темноту ключ, и моя рука безвольно свесилась вниз. Мне было уже всё равно. Стучать больше я не мог, только горькие слёзы катились у меня из глаз. Я понимал, что умираю. А Марта исправно чередовала три быстрых удара и три медленных. Под этот звук я опять потерял сознание.