Читать книгу Советская правда - Всеволод Кочетов - Страница 5

Не знаю, может быть, есть и такие писатели, для которых никакого значения не имеет мнение читателей об их книгах и которым гораздо важнее знать, что об их сочинениях думают рецензенты и критики.

Видимо, все-таки писатели такого рода все же есть. Наверняка даже есть.

Но для большинства пишущих самое важное, самое волнующее, самое с нетерпением и часто со страхом ожидаемое – это отзыв читателя, мнение читателя, приговор читателя. Рецензенты и критики могут сколько угодно бранить книгу, уверять читателя в том, что она плохая и неинтересная, а книга, если она читателя волнует, все равно будет жить, с успехом соперничать и перебарывать ту книгу, которую почему-либо критики и рецензенты неправомерно и незаслуженно хвалят. Кроме того, рецензенты и критики, случается, и меняют свои оценки со временем, а читатель в своих оценках постоянен.

Не скажу, что автора этих строк не волнуют или мало волнуют оценки, которые даются его книгам критиками. Это было бы неправдой. Каждому из нас лестно получить в печати добрый отзыв о своем труде, каждому горько, когда его труд публично объявляют неудачным, каждому полезно прочесть обстоятельный разбор произведения – со всеми «за» и «против», с глубоким анализом, с умными сопоставлениями с жизнью, с действительностью. Все это, безусловно, так. Но когда тебя бранит тот или иной критик в печати, ты можешь утешить себя тем, что критик этот не знает, мол, жизни, что он книжник и, зарывшись в книгах, отстал от современности; можно еще сказать себе, что критикующий тебя делает это из чисто вкусовых соображений, а вкус-де у него плохой, что он, этот критик, подчинен той или иной групповщине.

Да мало ли еще что можно сказать себе в утешение.

Но ничего не скажешь, ничем себя не оправдаешь и не утешишь, когда дойдет до тебя тысячеустый голос читательской конференции или когда станешь ежедневно распечатывать письма читателей. Предположим, сотни, тысячи читателей – устно и письменно – выражают недовольство или всей твоей книгой, или отдельными ее линиями, тем, как написан тот или иной герой книги, твоим языком, – какую же ты займешь позицию? Завернешься в плащ обиды и скажешь себе: меня не понимают сегодня – меня поймут через сто лет? Наивно и неутешительно.

Нет, тут уж дело плохо, тут делать нечего. Приговор читателей, снова скажу, окончательный, и обжалованию он не поддается.

У нас очень большой читатель – миллионный и многомиллионный. Он очень требовательный, и требовательность его растет от года к году, по мере дальнейшего роста и повышения культуры народа, по мере того как складываются, воспитываются, развиваются вкусы широких народных масс. С таким читателем надо жить в дружбе. Если у тебя с читателем взаимоотношения сложатся правильно, если читатель поверит тебе, если он полюбит твои книги, то более надежного друга, чем он, никогда и нигде ты, литератор, не сыщешь. Читатель не просто будет читать твои книги, – он будет радоваться каждому твоему успеху и огорчаться каждой неудачей.

Большинство известных мне писателей хранят перевязанными в пачки читательские письма. Если бы нашелся кто-либо, заинтересовавшийся содержанием этих писем, он вычитал бы в них немало очень и очень любопытного. Читатели подбадривают автора, когда критика к нему несправедлива; читатели указывают автору на недостатки, когда критики их почему-либо не замечают; читатели сопоставляют описываемые события и образы героев книг с тем, что испытали в жизни сами, с теми людьми, которые их окружают; читатели замечают каждую, даже малейшую погрешность книги.

Автор этих строк тоже хранит все письма читателей. И если перечесть сейчас многие из этих писем, выяснится, что немало замечаний, высказанных читателями, пригодились автору при доработках и переизданиях его книг.

Есть, правда, разные читатели. Есть, например, читатели-брюзги, они всем недовольны. Есть и просто читатели-недоброжелатели. Они выискивают в книгах любые оговорки, выхватывают из книг отдельные строчки, истолковывают любое положение как им вздумается и непременно пишут злые письма-рецензии в редакции газет и журналов: вот, дескать, как автор извратил то или иное.

Был у меня анекдотичный случай. Написал я однажды рассказ, который назывался «Памятник другу». Не стану излагать его сюжет, скажу лишь, что герои рассказа вынуждены были проезжать лесом по бездорожью на колхозной телеге. Тащила телегу колхозная лошадь.

И вот через некоторое время после опубликования рассказа одна из газет переслала мне письмо читателя. Письмо начиналось так: «Я являюсь читателем вашей газеты и на ее страницах вижу много статей, в которых указываются недостатки в произведениях советских писателей». Автор письма, следуя примеру авторов газетных статей, решил указать на недостаток рассказа «Памятник другу». Вот он, этот недостаток, замеченный автором письма в рассказе: «Неудачно показано переправление памятника от железной дороги до места, где надлежало его установить. Как только герои рассказа приходят в колхоз, они сразу сталкиваются с черствым председателем».

В чем же для автора письма проявилась черствость председателя? Председатель, оказывается, вздохнул, когда у него попросили лошадь для поездки к месту, где надо было установить памятник. Автор письма делает вывод: «В этом вздохе читатель видит то, что председатель живет только интересами колхоза, размышления его, вздыхания говорят читателю о том, что председатель все еще будто единоличник, а на все окружающее смотрит сквозь пальцы».

Дальше дело идет еще удивительней. По рассказу, председатель дал, в конце концов, друзьям-однополчанам подводу, но автор письма и тут негодует: какую, мол, лошадь запрягли в эту подводу! Он цитирует рассказ: «Лошадку, круглобокую, рыжую, с гривой, подстриженной в щетку» – и размышляет: «Тут перед читателем встает образ лошадки из стихотворения Некрасова, в котором говорится о лошадке, везущей хворосту воз. Великий русский поэт далекого прошлого в этом стихотворении рисует крепостное положение крестьян, имевших на своем дворе „лошадку“, он описывает медленно движущуюся клячу дореволюционного крестьянина. А автор рассказа „Памятник другу“ не показывает действительности современной жизни колхоза. В колхозах нашей страны нет „лошадок“, а есть красивые, сильные, быстрые кони, которые несравнимы с некрасовской лошадкой, они больше походят на полуторатонный автомобиль».

Вывод делается в итоге такой: «Кто дал право автору рассказа искажать образ колхозного коня! По-видимому, автор не изучил еще жизни колхоза».

Случай анекдотичный и вместе с тем печальный. Счастье в том, что таких читателей очень немного. В большинстве читательских писем писатель находит полезное для себя. В романе «Журбины», когда роман публиковался в журнале, было место, где говорилось о том, что наступила такая пора лета, когда хозяйка семьи, Агафья Карповна, сушила грибы-боровики и варила варенье из садовой земляники. Один читатель написал мне, что, когда появляются в лесу грибы-боровики, тогда уже нет садовой земляники. Я проверил у специалистов, и пришлось с читателем согласиться. В отдельном издании романа Агафья Карповна варила варенье уже из черной смородины.

По роману «Журбины» много ценных замечаний устно и письменно сделали судостроители, историки, электросварщики, по роману «Молодость с нами» – ученые, сотрудники научно-исследовательских институтов, комсомольские работники, мартеновцы. А когда лет пять назад вышел роман «Под небом родины», один сельский врач прислал мне подробное описание того, как, с какими симптомами и проявлениями протекает воспаление легких. Он хотел, чтобы я исправил в романе описание этой болезни у одной из героинь романа. Я исправил.

Не только, конечно, каких-то неточностей в произведениях касаются читатели в своих письмах. Многие из них, отталкиваясь от произведения, пишут о своем, личном, задают писателям вопросы, просят совета, помощи, Писатель должен отвечать на все письма, как бы это ни было трудно, сколько бы времени ни отнимало.

Переписка с читателями, встреча с ними – один из путей познания жизни писателем, одна из возможностей общения с людьми, проникновения в их помыслы, в их беды и радости.

1955