Читать книгу Советская правда - Всеволод Кочетов - Страница 8
Читатель ждет
ОглавлениеХмурым октябрьским днем ехал я по одной из бесчисленных шоссейных дорог Донбасса. Попутный грузовик был старый и тряский, шел медленно, кланяясь каждой выбоине в асфальте. То и дело подбрасываемые сиденьем, мы с шофером вели долгую, многочасовую беседу.
Обо всем переговорили. И том, как до войны работал он на шахте, а на войне вот приобрел профессию шофера; и о том, как вышла замуж его сестра, да вышла неудачно и вернулась теперь к отцу, к матери с двумя ребятишками; и о том, как взялся было он разводить кроликов, но ничего у него не получилось – в один день все пооколевали по неизвестным причинам; еще говорили мы, конечно, о международном положении, свободно переносясь из страны в страну, с континента на континент.
Коснулось дело и литературы.
– Времечка маловато, но все-таки почитываю, – сказал шофер, доставая из-под сиденья изрядно потрепанную книжку, прошедшую, видимо, через множество читательских рук.
Я читал эту книгу – роман о шахтерах. Года три-четыре назад написал ее один из местных донбассовских авторов, сам бывший горняк. Немало любви вложил он в изображение труда людей, добывающих уголь, но не хватило у него красок, а может быть, просто терпения, и книга получилась весьма и весьма посредственной.
– Нравится? – спросил я.
– Нравится не нравится, а переживаешь, – ответил шофер. – Как-никак о нашей жизни. Конечное дело, может, кто из Союза писателей и лучше пишет – про природу красивее, про всякие воспоминания, – не спорю. А только вот редко встретишь книжку, которая про тебя самого, про твоих знакомых. Скажу вам прямо, уважаемый товарищ, для меня лично такая книжка дороже других. Посудите сами. Живешь, работаешь, ни со временем не считаешься, ни со здоровьем, – а в шахте, было, и под смертью ходил, – ну кто ты такой? Стоишь ты чего-нибудь или нет? Ведь сам ты этого не знаешь, верно? Об этом тебе другие должны сказать, которым со стороны виднее. В книжке тут, читаю, определенно сказано: стоишь!
Несколькими днями позже, в городе Жданове, примерно об этом же услышал я от одного из доменщиков.
– Слов нет, – говорил он, – много хороших книг пишут советские писатели. Я читатель такой – за новинками слежу. Но где, объясните вы мне, книги о нас, о народе, о рабочих. Все, знаете, ученых, изобретателей, секретарей райкомов описывают. Или про старину. Это неплохо, ничего не скажу, с удовольствием читаем и такое. Но вот мы-то где, мы? Может быть, возле наших домен героизма мало, переживаний или конфликтов нехватка? Да тут, если разобраться, дело как на войне: все время вроде бы вокруг неразорвавшейся бомбы ходим, никто не знает, когда она сработает. Было раз, фурма вылетела. Пришел домой, на мне кожа мешками – так обожгло. Полный таз воды из волдырей выпустили. Да и не это главное. Работаем-то, работаем как – вот на что смотреть надо. Сколько головы, души, сердца в чугун вкладываем!..
Сидели мы за такой беседой вокруг стола в доме обер-мастера Михаила Карповича Васильева, пили чай с вареньем. Михаил Карпович насторожился вдруг, прислушался и пошел к телефону. Через десятки городских кварталов, через реку, в шуме осеннего ветра и в звонках трамваев услышал он, что одна из четырех его доменных печей остановилась.
Это было непостижимо для простого смертного. Я сказал об этом. Жена хозяина дома, Анна Николаевна, рассмеялась:
– Даже я стала понимать, когда и какая печь не так идет, а про него и говорить нечего: на печах неполадка – ночью вскочит, как бы крепко ни спал. Теперь хорошо – телефон есть. Раньше на крышу лазал смотреть, что там и как на заводе. Вот написали бы вы о нем…
Куда бы ни пришел сегодня писатель – к рабочим ли, к учителям, в лаборатории ученых, на колхозное поле, к людям военным, – всюду он слышит: написали бы вы, товарищ, о нас; посмотрите, какие дела мы совершаем, какая сложная у нас, полная событиями жизнь. И в самом деле, задержишься на час-другой в комнатке начальника цеха, с бригадиром возле мартена, у директора завода, придешь в заводское общежитие, разговоришься – и уходить не хочется: жизнь наступает на тебя, развертывает перед тобой человеческие судьбы, думы людей; надежды и крушения надежд, борьбу, с ее одолениями и поражениями.
Я чувствовал себя неловко, когда шофер в Донбассе спросил меня, а какого, мол, вы, товарищ, мнения о той книжке про шахтеров, которая ему так понравилась. Я высказал это свое мнение о ее невысоких художественных качествах. Он покачал головой, размышляя:
– Может быть, правда и ваша, всяко бывает… А что же которые поплечистее-то не возьмутся за такое дело? Что у вас там, в руководстве, – комитет, коллегия?
– Правление.
– Вот бы правлением сели да и постарались сообща про нашу рабочую жизнь. Глядишь, художественней бы вышло…
В одном научно-исследовательском институте Москвы заместитель директора по научной части говорил мне:
– Я считаю, что в своей писательской среде вы должны обсудить вопрос: почему некоторые писатели столь же легко шарахнулись в сторону безудержной критики нашей жизни сегодня, как легко они занимались розовой ее лакировкой вчера? В чем причина? На поверку окажется ведь – это мое такое мнение, – что причина в отступлении от жизненной правды. А причина такого отступления – в отрыве от широкой народной жизни. Я подчеркиваю: именно широкой. Приткнувшись носом к стене огромного здания, можно только и увидеть, что шлепок засохшей дорожной грязи от проехавшего на прошлой неделе грузовика. Я не могу принять сегодня книгу о страданиях одиночки-изобретателя, мизантропа, энтузиаста более производительного выпуска канализационных труб хотя бы уж потому, что за двадцать пять лет моей работы в науке действительность, окружавшая меня, была совершенно иной. Это, во-первых. А во-вторых, в истекающем году мы закончили несколько важнейших работ, в тысячу раз более сложных, чем все это дело с трубами, и притом никакая бюрократическая машина нам не препятствовала. Напротив того, торопила нас. У нас есть свои трудности, их немало, но они совсем другого свойства. Ни один из нас не живет двумя картофелинами неделю. Все эти «ужасы», как некоторые критики говорят в таких случаях, дурное сочинительство. Именно – подчеркиваю – дурное. До крайности. Учтите, пожалуйста, что фальшивый герой, изображенный в фальшивых обстоятельствах, не обманет вашего читателя. Потому не обманет, что ваш герой – если вы, конечно, пишете о современности – это ваш же и читатель.
Разговоров, толков, споров о литературе в читательской среде сегодня, пожалуй, больше, чем в среде самих литераторов. Наши читатели и наши герои спорят о социалистическом реализме, о положительном герое, о художественном мастерстве, об идейности и партийности литературы. Всех удивляет, конечно, почему по этим вопросам не высказываются в печати писатели, почему молчат мастера советской литературы, руководящие силы Союза писателей. Не могут же они быть согласны с теми нелепыми и злобными нападками, какие совершаются на социалистический реализм, на советскую литературу зарубежной реакционной прессой. Не могут же они быть согласны с просочившимся в наши ряды отнюдь не дружественным нам утверждением, что наша литература не говорила правду, говорила полуправду. Может быть, кто-то и был нечестен, это дело каждого – думать или не думать о себе так, но зачем же свои моральные качества приписывать другим?
Читатели ждут от писателей прежде всего книг, хороших книг о жизни народной. Но ждут они писательского горячего слова и о текущих событиях этой жизни, о литературе. Литература у нас давным-давно перестала быть делом только писательским. Она – и читательское дело. Читатель ждет более тесных контактов со своими писателями – не только через книжные издательства, но и через газетные страницы, через более частые личные встречи.
Жизнь, наши герои стучатся в нашу писательскую дверь. Надо распахнуть ее как можно шире. Пусть навстречу жизни выйдут через нее также книги и о наших рабочих. Пусть тот шофер в Донбассе прочтет «о себе» строки, написанные более мастерской рукой. В прошлом таких книг было немало. Немало героев-рабочих знает наша литература. Знаменосцем в этой когорте идет горьковский Павел Власов. За ним – Глеб и Даша Чумаловы, увиденные, созданные Ф. Гладковым. По сей день, увлекаясь героическими буднями первых пятилеток, читают у нас «Время, вперед!» В. Катаева, читают «Танкер „Дербент“» Ю. Крымова, читают о тех, кто строил Турксиб и Комсомольск, читают «Соть» Л. Леонова…
Читатель ищет книги, в которых бьется пульс героики труда. Велик подвиг нашего народа. Книги наши должны быть достойными этого подвига.
1957