Читать книгу Эра счастливой охоты - Всеволод Воробьёв - Страница 6

И вот, наконец, я в поезде. Ночь, но мне не спится. После долгих раздумий Леонид всё же согласился взять меня в компанию. Наверное, повлияли наши старинные приятельские отношения, совместные охоты на Ивинском разливе, дружба наших матерей. А ещё я обещал ему снимать всё происходящее фотокамерой и сделать потом слайдфильм, и Леонид знал, что я уже имею в этих делах небольшой опыт.

Зато он не знает, чего стоило мне попасть к нему в эту поездку. Я уже много лет работаю методистом на Ленинградской городской станции юных туристов. Летом – начальником палаточного туристского лагеря на Вуоксе. А зимой в методическом отделе, который курирует всю туристскую работу со школьниками в нашем не таком уж маленьком городе. И ещё кружковая работа со старшеклассниками, будущими инструкторами туризма. Сентябрь – к концу, учебный год начался, и свой официальный отпуск я уже отгулял. А тут нужно исчезнуть на две недели. Как? Пришлось применить самые жёсткие меры, вплоть до обещания уволиться, если мне не предоставят возможность «поехать в Карелию на лечение к экстрасенсу» в связи с обострением моей уже давно полученной болезни – радикулита, самого популярного среди инструкторов туризма. Или, как вариант, я ещё «рисовал» руководству перспективку – залечь на месяцок в больницу, что было весьма реально тогда в моём положении. А так – всего только две недели.

Главное – было уговорить моего начальника – заведующего методическим отделом, а он уже похлопотал перед директором станции, и отпуск по семейным обстоятельствам за свой счёт мне был «пожалован».

Позвякивает от вибрации ложка в кружке, неубранной после вечернего чаепития, щёлкают под полом колёса на стыках рельс, но не это мешает спать. Завтра я увижу Белое море! Я так много слышал о нём, так долго мечтал о встрече с ним. И теперь уже – завтра…

Мне казалось, будто я только что уснул, когда кто-то из компаньонов резко тряхнул меня за плечо, весело добавив:

– Приехали.

Здесь всё называется Нюхчей: маленькая железнодорожная станция, на которой мы, четверо недостаточно выспавшихся пассажиров, высадились рано утром из неторопливого вологодского поезда; река, через которую по мосту только что этот поезд прогрохотал; и старое поморское село, до которого нам ещё предстояло добраться по симпатичному, влажному от росы деревянному тротуару.

Взвалив на плечи увесистые рюкзаки, зашагали мы осторожно по скрипучим, основательно потёртым и скользким доскам. На память сразу же пришли строчки из песни Александра Городницкого: «А я иду по деревянным городам, где мостовые скрипят, как половицы…» А что, от нашей тяжёлой поступи немудрено и заскрипеть.

Эта роскошная деревянная «тропа», тянущаяся параллельно глубокой дорожной колее, промятой в жидком болотистом грунте, слегка петляя, повела нас через чахлый лесок, где вперемешку с низкорослой сосной росли жиденькие берёзки и ивовый кустарник. Среди них мелькали уже облетевшие стебли отцветшей пушицы, пожелтевшие метёлки болотного тростника, кустики голубики с переспелыми сизыми ягодами. Между болотных кочек радовали глаз ярко-красные «вспышки» крупной клюквы. Словом – самый обычный для конца сентября пейзаж Северо-запада России.

Так тщательно вглядываюсь в окружающий мир только я – новичок в этой компании, а остальным это всё давно знакомо. Остальные: это наш предводитель Левонтий (так зовут его на охоте друзья), он же – Леонид Беляков, его сотрудник Аркаша Бузуев и давний приятель обоих Лёша Неелов, ихтиолог по профессии и наш главный рыболов. Перебрасываясь короткими фразами, они привычно шагают вперёд.

За низкорослым березнячком уже показались крыши первых домов села, когда наш «тротуар» вместе с ещё более разбитой колеёй «нырнул» под странное сооружение. Это была затейливая, сваренная из металлических полос и труб, арка, не имеющую ни малейшего продолжения в любую из сторон открытого болотного пространства. Её верх венчала хорошо читаемая надпись, тоже сваренная из металлических полос: «Рыболовецкий колхоз Беломор». Ай, да Нюхчане, ай, да поморы! В излишней скромности их не заподозришь…

Пока я приходил в себя от удивления и восторга, Леонид уже сворачивал к добротно построенному дому, с большой хозяйственной пристройкой и огромной, аккуратно сложенной поленницей дров во дворе. Из его рассказов я уже знал, что тут живёт семья председателя сельского совета, давнишнего приятеля и покровителя охотничьей компании – потомственного помора – Владимира Титова.

О нашем приезде знали, и уже ждёт нас накрытый стол, за которым командует хозяйка дома Анфея Ивановна. Весь день уходит на подготовку, докупку необходимых продуктов, в том числе десяток буханок, как оказалось, изумительно вкусного хлеба, выпеченного в местной нюхченской пекарне, проверку снаряжения, часть которого хранится у Леонида в этом доме, и прочие мелкие хлопоты. Выезд в море назначен на утро, удачно совпадающее с морским приливом, вечер свободен, и я выхожу осмотреть село и его окрестности.

Дом, как выяснилось, стоит на довольно высоком берегу реки, и вниз ведёт хорошо набитая тропа, которая выводит к самой воде, к лодкам. Село растянулось вдоль обоих берегов. Дома – то старинные, потемневшие, кое-где с резными наличниками и другими деревянными украшениями, то свежие, современные, обшитые вагонкой, но уже без всяких «архитектурных излишеств». Меня больше интересуют лодки, и я спускаюсь вниз. Лодки – тоже разные: современные дюралевые «Казанки» и «Прогрессы», деревянные с просмолёнными бортами карбасы разных размеров и даже лёгкие плоскодонные «досчаники» для мелких разъездов по реке.

В сторону, подальше от берега, оттащены те, кому уже не подставить свою скулу крутой беломорской волне. Это – старые, отжившие свой век большие карбасы с растрескавшейся обшивкой, в щели которой пробивается трава. Они теперь, как памятники былой рыбацкой славы.

А река в этот тихий предвечерний час ласково искрится, подёрнутая мелкой рябью на неглубоких перекатах, подныривает под два моста, соединяющих половинки села, и, огибая крутой высокий берег, скрывается за поворотом, устремляясь к морю, встреча с которым назначена на завтра.

Утром торопливо грузимся в большую лодку, отчаливаем. Надо до начала отлива спуститься по реке полтора десятка километров, выйти в море и пройти на восток вдоль берега ещё приличное расстояние до охотничьих мест, облюбованных Левонтием и его компанией. А вода ждать не будет. Белое море, как и все связанные с океаном моря, подчинены циклу приливов и отливов. Разница в уровне воды бывает здесь до полутора метров, изменяясь четыре раза за сутки в два одинаковых цикла с пятнадцатиминутным смещением вперёд.

Деловито заурчал хорошо отрегулированный мотор, и мы тронулись. Подгоняемые ощутимым течением весело «побежали», как говорят поморы, вниз по реке. А она всё время меняет свой облик: то растекается широким спокойным плёсом, то, разделённая низкими островками, начинает дробиться на быстрые узкие протоки, а судоходной оказывается самая узкая, где до обоих берегов можно достать веслом. На высокой скорости под днищем лодки мелькают хорошо видимые в прозрачной воде камни, кажущимися такими близкими, и у меня, любителя-водномоторника, привыкшего ходить на не очень прочных фанерных мотолодочках, немного захватывает дух. Но румпель мотора в надёжных Володиных руках, и свой фарватер он знает в совершенстве.

С приближением к морю река становится всё шире и теперь плавно течёт одним серьёзным руслом. На левом берегу показались несколько строений, а напротив – стоящие на якорях большие рыболовные боты, которым из-за осадки не подняться по реке до деревни. Это место называется ямы. Сюда по левому берегу проложена дорога, в строениях находятся склады с рыбацким снаряжением, тут же принимаются водоросли и рыба. Но сейчас людей не видно.

В самом устье мутноватая речная вода вклинивается в более светлую морскую, мы какое-то время движемся по этой «границе», из-за небольшого островка почти сросшегося с правым берегом вырывается свежая струя прохладного воздуха, и мы чувствуем запах моря. Нам нужно, огибая остров, пройти ещё немного на восток вдоль побережья до любимых мест Леонида, где он знает каждый мысок и впадающий ручей.

Володя сбрасывает обороты мотора, направляя лодку так, чтобы постепенно приближаться к берегу. Уже начался отлив. Глубина небольшая, видно дно. Лодка осторожно пробирается среди сотен видимых, но более невидимых камней, которых мы однако ощущаем днищем и бортами. Замечаю, что из-под винта идёт мутная полоса, значит, идём по самой мели. Леонид, а за ним и все остальные начинают раскатывать голенища болотных сапог, и, когда лодка останавливается, все дружно выскакиваем за борт. Немного вязко. Облегчённую лодку удаётся ещё немного провести в сторону берега, но когда она окончательно останавливается, начинаем выгрузку. Операция эта отнюдь не безопасная. Движение по колено в воде с тяжёлым рюкзаком осложняет не только вязкий грунт, но и многочисленные скользкие камни, неудачная встреча с которыми грозит паденьем в воду. А до берега не меньше пятидесяти метров. Но, как выяснилось при подходе, это не берег, а обнажившееся за время отлива морское дно, и до настоящего берега ещё столько же. А нам нужно спешить. Сваливаем рюкзаки на первом попавшемся сухом месте, возвращаемся к лодке, забираем остатки снаряжения, помогаем Володе вытолкать лодку на глубину, и он уезжает. К рюкзакам приходим почти посуху, находим выброшенное морем бревно, садимся на него и переводим дух.

Ну, здравствуй, Белое море! Так вот, ты какое… Встреча с тобой произошла как-то впопыхах, но ничего, завтра мы познакомимся с тобой поближе, а сегодня у нас ещё очень много хлопот и работы.

Выбор места для лагеря представляет здесь весьма серьёзную задачу. Дело в том, что лес, такой гостеприимный издали, тянется вдоль берега узкой полосой и сильно заболочен. За ним почти везде открытое пространство, похожее на тундру, с множеством луж и мелких ручьёв, текущих к морю через лесок и заболачивающих его. Каждое сухое, пригодное для бивака местечко тут на учёте. Но наш предводитель за многие годы хорошо изучил этот участок берега и сразу приводит нас в одно из своих облюбованных мест.

Весь день мы пилим, рубим, таскаем жерди и стучим топорами, заколачивая гвозди. Мы строим капитальный лагерь, используя весь опыт, накопленный охотниками и путешественниками в расчёте на скорые холода, обещанные нам бабушками и синоптиками. Не забыты и средства маскировки – от людей и от гусей. А они уже, как будто ради приветствия, небольшой, явно местной стайкой пролетели над нашей стройкой, вызвав нездоровый ажиотаж. Нестройный залп сквозь ветви стоящих над лагерем деревьев по результативности был равен салюту, зато потом Левонтий собственноручно расчистил всё, что могло бы помешать дальнейшей стрельбе вверх.

Знаете ли вы, что такое няша? С неё началось моё знакомство с Белым морем, когда на следующий день мы отправились ставить перемёты. Этим мягким нежным словом называются глинисто-илистые отложения, обнажающиеся во время отлива на некоторых участках морского дна. Хождение по няше ни с чем несравнимое «удовольствие», которое может внезапно закончиться тем, что при очередном шаге у вас нога вместе с носком и портянкой выйдет из сапога, оставив его няше в подарок. Хорошо, что черви-пескожилы, которых нам предстояло накопать для наживки перемёта, живут не в ней, а в чистом морском песке, выдавая своё пребывание миниатюрным песчаным кратером. Копать пескожила не легко – нужен опыт и специальная лопата. Но она у нас есть! Изготовленная по чертежам Левонтия из прочнейшей нержавеющей стали на одном из оборонных предприятий Ленинграда. Я с трудом постигаю это искусство. А Лёше Неелову, как ихтиологу, доверена самая ответственная часть работы – расстановка перемётов по тальвегам[1] и насаживание пескожилов на крючки. Теперь через двенадцать часов в следующий отлив мы узнаем – что нам подарило море. Забегая вперёд, скажу, что через день, неудовлетворённые скромностью Нептуна, мы поставили «на стационар» ещё и пару небольших сетей, теперь снасти могут вызывать друг друга на социалистическое соревнование.

С самого первого дня мы установили чёткий порядок всей нашей жизни: по вечерам мы дружно выходим на утиную зорьку, а с утра – один человек остаётся в лагере дежурить, а остальные выбирают себе занятия по вкусу. Можно, например, отправиться «по мелочёвке», то есть побродить по побережью или тундре в поисках куликов и бекасов. Можно прогуляться по леску в надежде встретить рябчиков, тетеревов, даже найти грибов, а то и поднять на кромке белых куропаток. Или просто, взяв подходящую тару, пособирать в тундровом болоте клюкву, которой тут неисчислимое количество. Из-за неё здесь неприятный ажиотаж. Собирать её выезжает не только всё местное население, но и масса приезжих, особенно почему-то из Северодвинска. Они высаживаются из нанятых в Нюхче лодок десантами, по вечерам стучат топорами и дымят кострами и ужасно действуют нам на нервы.

И всё это только потому, что вопреки прогнозам стоит великолепная тёплая погода, при которой ожидаемой нами пролётной птицы нет совсем.

А дни бегут неудержимо, и ничто пока не нарушает их однообразия. В отлив мы ходим проверять рыболовные снасти. Уловы хотя по местным меркам и скромные, но у нас всё время по желанию или уха, или жареная рыба. А особо крупные экземпляры корюшки Аркаша приладился солить сухим посолом на закуску. Трофеи вечерних зорь становятся всё скромнее. Запасы местной утки истощаются, а оставшиеся в живых стали очень осторожны. Но в ближайшем леске ещё вовсю растут великолепные красные грибы, внося разнообразие в наш рацион.

Аркаша с Лёшей тщательно обследовали весь ближайший лесок, обнаружив там куропаток и зайцев, (ведь сезон на них уже открыт) и в нашем меню появилась даже зайчатина.

Каждое утро мы с надеждой всматриваемся в морскую даль, но море и небо над ним остаются всё такими же пустынными.

Однажды я отправился в далёкую прогулку к речушке, впадающей в море в нескольких километрах от нашего лагеря. Мне хотелось посмотреть, не заходит ли туда на нерест минога и каковы там запасы боровой дичи. Переходя на перекатах с берега на берег и сделав несколько снимков, я резво поднимался вверх, но речка скоро превратилась в заболоченный мелкий и скучный ручей в обрамлении жиденького леса, за которым простиралось всё то же открытое – тундровое, как я называл его для себя, пространство. Миноги в речушке не оказалось, хотя старательно обследовал несколько верхних перекатов с очень подходящим на вид дном. Видел вдалеке нескольких тетеревов, а вблизи двух рябчиков, которых уговорил «переселиться» в свой рюкзак.

Уже не торопясь и не так тщательно приглядываясь к местности, снова вышел к взморью и поразился красотой устья этой невзрачной в пределах леса речушки. Пока я бродил по ней наступил полный отлив – куйпога, как говорят поморы. Снова взялся за фотоаппарат. И тут вспомнил, что взял с собой какую-то еду и котелок.

В устье речушки на примеченном ещё вначале старом кострище развёл огонёк, вскипятил чайку, подкрепился бутербродами и уныло побрёл к лагерю, удивляясь красоте и замечательным свойствам здешней осушки. А она была чудо, как хороша – сложена плотным приятного жёлтого цвета песком с бугорками выбросов пескожила, узкими тальвегами и разбросанными повсюду разноцветными валунами всех размеров.

И вдруг я поймал себя на мысли, что я не хочу никуда идти, и уж тем более в лагерь. Ну, что делать там? Опять смотреть, как Левонтий колдует со своим транзисторным приёмничком, пытаясь поймать малоизвестную архангельскую станцию, передающую точные метеопрогнозы… Так и без них понятно, что над Поморьем завис устойчивый антициклон. И, похоже, что гусей, об охоте на которых я так мечтал, мы не дождёмся. Ведь через два-три дня нам уезжать…

Я сел на ближайший уже успевший обсохнуть камень и задумался. Внезапно почувствовал, что невесёлые мысли бродящие в голове, начинают выстраиваться в рифмованные строчки. Хорошо, что по старой привычке с собой оказался походный блокнот и карандаш, и я начал писать:

Я знал, что меня иногда посещает вдохновение, но тут как-то уж очень здорово «пошло». Оглядываясь по сторонам, заметил вдалеке на открытом болоте несколько склонённых фигур. Конечно – собирают клюкву, им хорошо, такая погода для них истинная благодать… И карандаш снова скользит по бумаге:

А нам – нужна моряна – пусть с холодным дождём, даже со снежком, мы готовы перетерпеть промокшие плечи и замёрзшие руки, только бы увидеть в небе над собой желанные стаи…

И всё-таки мы их дождались! Когда до запланированного Володей приезда за нами осталось два дня, резко изменилась погода. За одну ночь сильно похолодало. Низко нависшие над морем тучи сбрасывали «десант» в виде крупного дождя с порывами северного ветра. И сразу появилась разнообразная птица, безмолвное и пустующее так долго побережье заголосило птичьими криками. Их не могла заглушить на рассвете даже барабанная дробь дождя по брезентовым скатам нашей палатки. И мы рванулись к этим крикам, не дожидаясь полного света.

На побережье было неуютно. Начинался прилив, накатывая на осушку тёмно-серые мутные волны с белыми барашками. Мы хотели выскочить на неё, думая, что пока не пришла полная вода, займём позицию среди больших валунов, сливаясь с ними по цвету своими защитными куртками. Но этого можно было и не делать. Уже появилось достаточно света, чтобы разглядеть: птица шла плотно, стая за стаей в три эшелона.

Низко, почти над самыми волнами проносились табунки различной черневой утки. Выше, на высоте самого верного выстрела летели гуси, в основном белощёкая казарка. А под самыми тучами, оглашая побережье истерическими крикам, одиночками и мелкими стайками уходила от надвигающегося шторма гагара, а с ней какие-то плохо различимые на фоне тёмных облаков крупные птицы. Но главное – всё шло широким фронтом не только над водой, но и над побережьем. И только мы это сообразили, как (да простит мне читатель за вольность в применении Пушкинских строк) «Я помню чудное мгновение, передо мной явились…» – гуси. И не только передо мной, но и перед невозмутимым Аркашей, затаившим на них обиду ещё с прошлого года Лёшей и истосковавшимся по настоящей охоте нашим предводителем Левонтием. И хотя все так давно и настойчиво этого ожидали, мы как-то засмущались, засуетились и недружно бросились им навстречу. Но всё же, как любят комментировать политические обозреватели, «встреча и приём прошли в тёплой, непринуждённой и дружеской политической обстановке».

Всё это случилось так внезапно и прошло так бурно, что потом какие-то детали вспоминались с трудом. Мы охотились весь день, не тратя времени на приготовление еды, перекусив днём лишь тем, что можно было съесть сразу и выпили символически по глотку за успех. Пытаясь впоследствии восстановить пережитое, я с ужасом обнаружил, что почти ничего не заснял на плёнку. Беспрерывное мелькание над головой гусиных стай, беспорядочная в ажиотаже стрельба по ним заслонили всё.