Читать книгу Холодно в небесах. Книга первая - Ву Вэй - Страница 6

4. Витшура

Оглавление

Вэл с нетерпением ждал прихода Зиги и, чтобы чем-то себя занять, нервно прохаживался по залам библиотеки.

Наступившая зима полностью преобразила вид за окном: Байкал замерз и обледенел, одинокие деревья на берегу стояли белые и неподвижные, как изваяния. С неба падал медленный лохматый снег. Иногда с улицы доносился протяжный вой сирены, оповещающий о приближении ночи и комендантского часа. Беспилотные трассеры поднялись в воздух и заняли сторожевые позиции. Вэл видел мигающие над озером огни трех из них, и этот мерцающий свет немного успокаивал его.

У окна самого дальнего библиотечного зала на полу лежала Сара, любимица Вэла, огромная кошка породы саванна. Она наблюдала падающие за стеклом снежинки. Заслышав приближение хозяина, Сара приподнялась и села в грациозной позе, демонстрируя красивую, лоснящуюся пятнистую спину. На длинной шее у нее висел массивный ошейник из металлических пластин в виде соединенных между собой букв W. Она мягко подставила спину под вытянутую руку хозяина и прошлась, потершись о нее.

– Сара, – ласково произнес Вэл и погладил любимицу. Прикосновение к пушистой гладкой шерсти успокаивало и расслабляло. Сара, чувствуя напряженность хозяина, начала ходить вокруг его ног, прижимаясь к ним и мурча. – Сара, моя хорошая, ты самое умное существо здесь и самое преданное…

Вэл не успел договорить, как импульсная сигнализация оповестила о появлении советника. Тот наконец пришел и ожидал в гостиной. Вэл нетерпеливой походкой направился в свой кабинет, минуя библиотечные залы. Оттуда он сообщил Зиги, чтобы тот поднялся к нему.

Как только советник увидел Вэла, стоящего у окна со сложенными за спиной руками, он понял, что верховный властитель не в духе. Зиги склонил голову в знак почтения и замер в ожидании, терпя неудобства от впившегося в шею жестко накрахмаленного фатермордера. Он опрометчиво не сменил витшуру на кроличьем меху, забыв, что красный цвет раздражает Вэла. В последнее время советник чересчур увлекся средневековой модой в поисках лучшего варианта для зимних холодов. Длинное меховое платье-пальто казалось комфортным и элегантным, Зиги приказал пошить его из тончайшего сукна цвета амаранта и подбить кроличьим мехом, выкрашенным в зеленый, оттенка молодой травы. Витшуру доставили за двадцать минут до вызова его к Вэлу, и советник не успел снять с себя теплый приятный мех. В обновке Зиги нравился себе и скрывал это не очень старательно, чем окончательно настроил властителя против себя.

– Приветствую, советник, – наконец произнес Вэл, и Зиги распрямил плечи. – Вижу, вы вполне довольны жизнью и собой.

Советник почувствовал себя неуютно и инстинктивно сделал шаг назад.

– Да, мой господин, – учтиво начал он, – я всем доволен…

– А вот я – нет! – грубо прервал его Вэл.

Зиги почувствовал удушье: никогда прежде властитель не выходил из себя так открыто. Ему захотелось непременно сбросить раздражающую господина витшуру – других причин такому резкому отношению к себе он не находил.

– Позволите снять? – робко спросил он и добавил: – У вас жарко.

Вэл промолчал, чем окончательно смутил советника. Зиги собрался с духом и продолжил:

– Позвольте узнать, мой господин, что стало причиной вашего гнева?

Вэл посмотрел на него взглядом разъяренного волка перед прыжком. Зиги еще на шаг отступил от него.

– Бил! Проклятый Бил Корн!

– Как? Его же давно нет, – удивился Зиги. – Как он может досаждать вам оттуда?

– Мы не можем определить его появление! – нервно выкрикнул Вэл. – Что все это значит, советник?

Зиги непонимающим взглядом смотрел на верховного властителя:

– Не знаю, мой господин, возможно, еще рано…

– Рано? – Вэл побагровел. – Рано, говорите? Прошло шесть месяцев! Мальчик очнулся от летаргии месяц назад, а импульса мы не улавливаем. Как такое возможно?

– Не тот мальчик? – испуганным голосом проговорил Зиги.

– Зиги, за кого вы меня принимаете? За идиота со дна?

– Помилуй Бог, мой господин…

– Я сейчас сам лично отправлю вас в испепеляющую камеру, если не получу вменяемого ответа на свой вопрос! – придвигаясь вплотную к советнику и дыша ему в лицо, прорычал Вэл. – Что происходит?!

Ярость верховного властителя придала Зиги сил. Он выпрямился и невозмутимо произнес:

– Вариантов два, мой господин: либо наши локаторы не справляются с задачей поиска, либо произошел сбой во время пересылки и Бил оказался в другом месте.

– Сбой? – не успокаивался властитель, – Когда в последний раз случался такой сбой? Когда он вообще хоть раз случался, советник?

– Все когда-то происходит впервые…

– Хватит философствовать, Зиги! – закричал вышедший из себя властитель. – Случай опасный, мы должны как можно скорее обнаружить Била Корна и взять его под контроль. Поручаю вам руководство поиском – полгода назад вы, помнится, блестяще справились с этим. Даю вам три дня, – сказал Вэл и резко повернулся к советнику спиной, что означало только одно: разговор окончен.

– Слушаюсь, мой господин, – покорно произнес Зиги и удалился.

Вэл какое-то время молча бродил из комнаты в комнату. Он был недоволен собой, тем, что не сдержал гнев и выплеснул его на советника, и тем, что вся эта ситуация с Билом никак не решалась. Полгода безрезультатных поисков Евы подорвали его нервную систему настолько, что государственные дела отошли для него на второй план. Он решил рискнуть и пренебречь программой автономии сосланных, чтобы, активировав сознание Била, внедриться в него и узнать, где он спрятал его дочь. Что будет потом, Вэлу было неважно, он готов был физически уничтожить Била, чтобы замести следы внедрения: подстроить несчастный случай – не такая сложная штука для правителя небес.

Не особенно надеясь на успех Зиги, Вэл отправился в центр контроля за сосланными, чтобы допросить Кронса. Но, подойдя к лифту, понял, что время уже позднее и все небожители давно покинули рабочие места. Однако возбуждение властителя было велико и не позволяло ему сидеть сложа руки. Вэл вызвал верхний уровень и вышел на смотровой периметр. На стеклянный купол налипал мокрый снег. Погода менялась, западный ветер принес теплый воздух и вместе с ним снегопад, который, по всем признакам, готовился перерасти в настоящую метель.

Вэл погрузился в кресло и включил транспортер – полный объезд смотрового периметра составлял три часа на беглом режиме и час на ускоренном. Вэл выбрал ускоренный и отправил дубликату команду занять место в своем кабинете. На всякий случай.

Смотровой коридор был оборудован тремя посадочными местами: отдельными стеклянными боксами с креслами и монитором внутри. Один – персональный Вэла, двумя другими могут пользоваться все остальные, имеющие сюда допуск. Монитор позволяет видеть все, что происходит за ограждающим периметром в подэкранном мире: нужно только выбрать интересующий энгл, и камеры передадут изображение каждого дома, а, при желании, и то, чем занимается каждый житель.

Вэл запросил камеру четырнадцатого дома в двадцать восьмом энгле. В нем жила Нина, мать Била Корна. После ареста сына она практически не выходила, но продолжала работать на благо сообщества. Ее рабочие обязанности заключались в том, чтобы принимать заявки от комитета труда на обслуживание общественных парков и садов. Далее она распределяла объем работ между объединением проектировщиков садов и профсоюзом садовников на неделю с детализацией по дням. Она же получала отчет от тех и других и ежедневно отправляла в комитет по труду сводную отчетность. Ее работа диспетчером оплачивалась в размере 1,1 коэффициента к прожиточному минимуму.

Вэл выгрузил досье Нины на экран.

«1. Нина Корн, мать опасного выродка Била Корна, сосланного в 18-тилетнем возрасте. Локация: 1980, США, штат Коннектикут, Бриджпорт. Статус: не определен.

2. Женщина.

3. 43 года.

4. Фертильная.

5. Партнер: отсутствует.

6. Место прикрепления: 28 энгл, дом 14.

7. Специальность: диспетчер.

8. Подчинение: комитет труда.

9. Субсидия: 1,1 коэффициент.

10. Наложенные взыскания: отсутствуют.

11. Обращения: единожды в наземный комитет за дотацией на лечение нервных расстройств.

12. Имущество: стандартное.

13. Обеспечение: пакетное.

14. Уровень лояльности: высокий.

15. Уровень мозговой активности: низкий.

16. Степень контроля: обычный контроль.

17. Особые замечания: отсутствуют».

Вэл пробежал глазами страницу дважды и счел ее до безобразия неинтересной: зацепиться было не за что. Тогда он решил заглянуть в дом Нины и сразу увидел ее. Она сидела в гостиной на софе и смотрела программу, обучающую красиво завязывать шейный платок разными способами. На ней было трикотажное серое домашнее платье, облегающее изящную фигуру и доходящее почти до щиколоток. Волосы коротко острижены и слегка топорщатся на затылке, на тонких руках – массивные металлические браслеты, на пальцах – кольца, тоже из металла и тоже объемные. Она все еще красива, хотя и выглядит, как мальчик-подросток, и имеет в лице болезненную бледность. Перед ней, на низком столике, разложено штук шесть или семь шелковых и нейлоновых платков, еще один она пытается завязать вокруг шеи, точно следуя указаниям приятной девушки на экране.

Вэл всматривался в ее лицо, пытаясь определить, о чем она может думать. Но оно ничего особенного не выражало, казалось, что, кроме платков и манипуляций с ними, ее сейчас ничто другое не интересовало. Вэл принялся рассматривать внутреннее пространство дома, сам не зная, что он хочет там найти. Жилище было небольшим: гостиная, кухня-столовая, две спальни и зона гигиены. Везде царил абсолютный порядок, лишних вещей не было. Интерьер ничем особенным не выделялся, разве что своей аскетичностью и невзрачностью. Таких в двадцать восьмом энгле было большинство, так как здесь жили рабочие с коэффициентом субсидии от 1 до 1,5. Вэл осмотрел кухню и заметил, что она не автоматизирована, но, несмотря на это, идеально убрана. Значит, Нина собственноручно готовит и убирает за собой. В подтверждение своей догадки он обнаружил металлическую и стеклянную посуду многоразового использования, вымытую и составленную стопками на столе. На обычной нагреваемой плите стоял сосуд для кипячения воды. Вэл поежился от первобытности быта и переместился в комнату Била, расположенную на втором этаже. Небольшая спальня с окном, выходящим в сад. Стол у окна, подвесная полка рядом, кровати нет, матрас лежит прямо на полу, видимо, Бил не особенно нуждался в комфорте. Окно не затемняется, хотя и обращено на восток. Значит, выродок просыпался рано. Вэл обвел взглядом полку и, к величайшему удивлению, увидел на ней несколько книг. Они лежали корешками к стене и рассмотреть, что это были за книги, не представлялось возможным. Судя по потемневшим и несколько разбухшим краям страниц, их листали неоднократно.

Вэлу стало крайне интересно выяснить, что читал Бил, и он начал думать, как это можно сделать. Вторгаться к Нине Корн с этой целью виделось не лучшим вариантом, особенно после того, как ее сына арестовали и казнили. Нужно было придумать подходящий предлог. Зиги. Вот кто найдет повод и сделает все без суеты и огласки. Но тогда придется признаться советнику, что он, властитель, лично следил за человеком с высоким уровнем лояльности и обычной степенью контроля. Несмотря на то что она была матерью не просто выродка, а Била Корна, сама по себе Нина никакого интереса для службы контроля не представляла ни раньше, ни теперь. И все же придется довериться Зиги, что бы он там себе не думал.

Вэл переместился осмотреть спальню хозяйки дома, убедив себя, что, пока Нина не находится в ней, в этом нет ничего предосудительного. Комната была еще меньше, чем предыдущая, такая же простая, с той лишь разницей, что у стены стояла большая кровать – напоминание о том, что когда-то на ней спали вдвоем. На окне затемняющая полоса уже была опущена, значит, Нина готовилась скоро лечь.

Не найдя здесь ничего интересного, Вэл спустился в гигиенический блок. На полу стояла пластиковая ванна, неизвестно, какого года изготовления – очень древняя, судя по въевшимся желтым пятнам, а рядом, на низком квадратном столике, лежала круглая емкость с длинной ручкой, какой Вэл никогда раньше не видел. Он пытался представить, что этим предметом можно делать, и не мог. Тогда он запросил сеть, и ответ обескуражил его: «Ковш. Назначение: наливание жидкости. В прошлые времена использовался при мытье тела путем обливания его водой из ковша». Вэл осмотрел капсулу для омовений и понял, что много лет ею никто не пользовался и не мог, о чем свидетельствовала перетягивающая его серая лента с надписью «Утилизация». Такие ленты были в ходу давно, лет десять назад их отменили и ввели сигнальные маркеры, помечающие ставшие непригодными вещи. Почему капсулу до сих пор не заменили на новую, Вэл понять не мог. Это было просчетом комитета по контролю за качеством жизни, за который требовалось спросить со всей строгостью. Почему же Нина Корн не обратилась в комитет сама и не попросила заменить неисправное оборудование? Этого Вэл тоже не понимал.

Женщина появилась в гигиеническом блоке и начала раздеваться, готовясь к омовению. Вэл отвел глаза, но любопытство взяло верх над чувством приличия, и он позволил себе смотреть.

Без одежды Нина выглядела моложе, кожа ее, вопреки ожиданиям, оказалась гладкой и упругой, нигде ничего не обвисло, и даже «проблемные зоны» рук и груди выглядели привлекательно. У нее была маленькая округлая грудь, напоминающая Вэлу его любимый утренний десерт – бланманже с топлеными сливками и ягодой малины наверху. Точь-в-точь. Властитель смотрел, и ему нравилось то, что он видел. Нина подошла к ванне и вылила в нее два приготовленных ведра воды. Потом она села в воду и начала намыливать тело куском голубого мыла. Вэлу захотелось почувствовать запах мыла и потрогать рукой воду, чтобы понять, какой она температуры. Рядом с ванной на полу стояло ведро с чистой водой, в которой плавал ковш.

Вэл почувствовал давно забытое притяжение к женщине. После матери Евы, умершей во время родов, он ни с кем не имел близких контактов. Все его мужское внимание, вся чувственность, на какую он только был способен, были отданы дочери. И только сейчас, осознав, что Нина – бабушка его внука, родственница в некотором роде, он ощутил непонятное чувство нежности к ней. Конечно, если слова Била Корна вообще чего-то стоят, если Ева действительно жива и ждет ребенка или родила уже. Она вполне могла родить за те полгода, что он ее ищет! Вэл чуть не задохнулся при этой мысли, впервые посетившей его.

Он убрал изображение с камер дома Корнов, уничтожил все следы своего пребывания в системе и начал обдумывать разговор с Зиги, после которого ситуация с Билом и Евой должна будет сдвинуться с мертвой точки. Как так вообще могло случиться, что самый дорогой и самый ненавистный ему человек объединились? Как он просмотрел ситуацию, упустил момент? Он же постоянно наблюдал за дочерью, следил за ее жизнью, охранял, обеспечивал…

И когда внутри периметра прямо перед глазами вспыхнуло яркое пламя, Вэл закричал. Тут же раздался вой сирены. Еще через несколько секунд пожарные резервуары открылись, и по прозрачному рукаву на воспламенившийся объект направился поток воды. Горело здание наземного комитета, расположенное в двадцать пятом энгле. По тому, как быстро и мощно пламя объяло строение, определенно создавалось впечатление о поджоге. Но кто? Кто посмел, да и кому это нужно? Вэл установил связь с дубликатом и увидел, что в его кабинете уже собрались особенно ответственные и бдительные хранители небес: Зиги, министр Кронс, сенатор Фрэн и еще два министра по имени Максвел и Георг, отвечающие за безопасность граждан и проведение мероприятий по устранению стихийных бедствий. Вэл возмутился, что Георг и Максвел не на объекте, где им положено быть, а в его кабинете, переминаются с ноги на ногу и ждут указаний. Властитель подключился к дубликату, и тот начал говорить за него.

– Доложите обстоятельно, – сурово произнес дубликат-Вэл.

Вперед вышел Зиги.

– Здание наземного управления подожжено неизвестными лицами, – робко проговорил он.

– Они не установлены? – сухо спросил властитель.

– Еще нет, – ответствовал советник.

– Как такое возможно, Зиги?! Вам не кажется, что мне приходится слишком часто задавать этот вопрос?!

Зиги отступил и склонил голову.

– Запись с камер слежения была уничтожена лицом с высшей степенью доступа. Мы не можем его опознать, – вступился Кронс за советника.

Вэл замолчал, до него начало доходить, кто мог быть этим лицом, уничтожившим записи. Он сам это сделал, когда подчищал следы своего слежения за Ниной Корн. Система предлагала ему маршруты зачистки и среди них точно были камеры из двадцать пятого энгла. Поскольку во время наблюдений за Ниной он находился в зоне действий слежения пресловутого энгла, он подчистил и эти тропы в системе. Досадное недоразумение подействовало на Вэла, как роковое, и он замолчал. Неопределенность последнего времени навевала тоску и апатию, которые Вэл всегда переносил с трудом, а сейчас и вовсе с ними не справлялся, постоянно срываясь на Зиги.

В этот самый момент советник стоял перед ним, вернее, перед его копией. Находясь на расстоянии, Вэлу было легче сказать или сделать то, на что мог и не решиться, окажись он с Зиги лицом к лицу.

– Я очень недоволен вами, советник, – заявил он ледяным тоном. – Всеми вами, – добавил, равнодушно обведя взглядом присутствующих. – Идите и подумайте над тем, что я сказал. Встретимся завтра утром в зале Сената.

К моменту, когда дверь кабинета закрылась за последним, Вэл заканчивал осмотр периметра. Он убедился, что пламя потушено, а выброшенный в воздух дым собран и утилизирован до того, как успел попасть в атмосферу. Система обозначила безопасный уровень загрязнения, вернее, полное отсутствие такового.

Прибыв к пункту отправления, он с осторожностью покинул кабину и, никем не замеченный, спустился на свою виллу.

День выдался напряженным, и властитель распорядился никого больше не пускать к себе. Вспомнив о Нине Корн, он захотел провести время в ванне и расслабиться, в надежде, что это поможет ему наконец заснуть. Бессонница последних дней растревожила нервы, и они остро реагировали на любое сопротивление, как оголенные провода.

Вэл запустил программу расслабления и погрузил уставшее тело в теплую бурлящую воду. Большая круглая комната, отведенная под гигиеническую зону, была выложена серым мрамором, шероховатым на ощупь, что особенно нравилось хозяину, когда он мокрыми босыми ногами касался теплой неровной поверхности. В центре комнаты располагалась вместительная овальная чаша, утопленная в пол по верхние края. Чтобы в нее войти, нужно было спуститься по четырем каменным ступеням, держась за металлические поручни. Чем-то она напоминала бассейн, но плавать в ней все же было нельзя.

Собственно бассейн находился совсем рядом, в соседнем помещении, отделенном от первого стеклянной стеной. В длину он занимал двадцать пять метров, а в ширину – десять. Вода в бассейне была чистого голубого цвета, идеально повторяющего июльское небо. Раньше Вэл проплывал километр каждое утро и столько же – каждый вечер. Сейчас он часто пропускал вечерние заплывы, но утренние – никогда.

Властитель успокаивался в ванне, вдыхая аромат эвкалипта и липы, наслаждаясь едва звучащим шумом морского прибоя. Он слушал и хорошо представлял себе Индийский океан, выбрасывающий волны на берег где-нибудь в районе Коломбо, до сих пор сохранившем свои природные ресурсы в неприкосновенности. Именно поэтому небожители часто отправлялись на зимнее время туда. Туда, где вечное лето и чистые пляжи под настоящим небом и солнцем. Никто из живущих внизу не знал, что на планете сохранились иные места, пригодные для жизни. Причем для жизни беззаботной, не требующей больших затрат ресурсов на производство тепла, органической пищи и всего остального. Те немногочисленные «счастливчики», которых переселяли в такие места, чтобы поддерживать нехитрую инфраструктуру, назад уже никогда не возвращались и рассказать остальным ничего не могли. Вэл каждый год устраивал себе каникулы в январе-феврале и выбирался на Цейлон. Но в этот раз он никуда не поехал, потому что искал Еву.

Вынужден был остаться без теплого моря и Зиги, с трудом переносивший местный зимний холод. Но причины, по которой он мог отлучиться от властителя, не существовало. Зиги терпел и не роптал. Зиги сшил красную витшуру на кроличьем меху и темно-зеленые замшевые сапоги на толстой подошве. Однако, укутавшись в шерсть и меха, он не ощущал тепла. В небесах в этом году было особенно холодно.

Вэл лежал в ванне и смотрел, как на стеклянный купол липнут снежинки и тают, стекая истончающимися водными дорожками. Осознание того, что на улице холодно и ветрено, а здесь, внутри, влажно и тепло, туманило голову и расслабляло тело. Вэл успокаивался и почти засыпал.

Приближалась ночь.


Возвращаясь в свой замок, Зиги кипел гневом: мало того, что властитель посадил вместо себя эту куклу, так еще и позволил себе отчитывать его при всех латексными губами! А он, Зиги, между прочим, не мальчик давно и ничем подобного обращения не заслуживает!

Советник быстрым шагом преодолел широкую мраморную лестницу, ведущую на третий этаж, по пути сбрасывая одежду в руки слуг, стоявших на каждом лестничном марше. Ни у кого не было столько домашних работников, сколько у Зиги. Он окружил себя роскошью и высокими стенами средневекового замка, внутри больше напоминающего дворец.

– Что желаете, господин? – робко спросил немолодой уже человек в ливрее и белых перчатках.

Зиги, не останавливаясь, метнул в его сторону испепеляющий взгляд и прорычал только:

– Кубок самого крепкого напитка! Виски!

– Виски? – Слуга настолько сильно удивился, что даже не догадался этого скрыть.

Зиги показалось это занятным, и он притормозил перед последними ступенями.

– По-твоему, я не могу выпить того, чего хочу? – проговорил он своим обычным вкрадчивым голосом.

Слуга склонился, чтобы не смотреть хозяину в лицо, вжал голову в плечи и произнес, почти заикаясь:

– Простите, мой господин, я только хотел уточнить, какой именно сорт вам подать и куда.

«Молодец, – подумал Зиги, – соответствует».

– Принесите шотландский, самый выдержанный, какой сможете откопать, и подайте в спальню.

– Слушаюсь, мой господин, – с готовностью ответил слуга и стал спускаться с лестницы, поймав на лету зеленый атласный пояс Зиги.

Оказавшись один и освободившись от удушающего фатер-мордера, советник прошел в ванную комнату, соединенную со спальней. Ему не терпелось принять горячий душ, чтобы согреться и смыть с себя остатки тяжелого дня. Вода сделала свое дело: очистила тело и, казалось, даже душу. Расслабившись и немного успокоившись, Зиги выбрался в халате в спальню, где на столике его уже поджидали бутылка прекрасного виски сорокалетней выдержки и серебряный кубок размером с маленькое ведерко. Слуги не было, но советнику сейчас он был не нужен: больше всего другого Зиги хотелось побыть в одиночестве…

Заснул он быстро, но спал беспокойно, часто просыпаясь то в бреду, то в горячке, то судорожно натягивая одеяло на окоченевшие конечности. Ближе к середине ночи, в очередной раз разбуженный ознобом, он вызвал слугу и велел усилить отопление. Воздух в спальне очень быстро прогрелся, и только тогда Зиги провалился в глубокий сон, настолько глубокий, что пробуждение было мучительным. Советнику снился странный-престранный сон, отличить от реальности который было трудно даже спустя какое-то время.

Ему снилось, что он, весь окровавленный и практически голый, стоит на краю обрыва на ледяном ветру и говорит с Богом.

– Чего ты хочешь, смертный?

– Я прошу у тебя Абсолютной Амнистии, Всемилостивейший, – прошептал Зиги, став на колени и опустив голову так низко, как только мог.

– Вот как? – усмехнулся Создатель, – С какого момента, по-твоему, я должен помиловать человека? С распятия? Или, может быть, с Первого крестового похода? Или с Варфоломеевской ночи? – Голос становился громче и суровее. – Не счесть смертных грехов ваших. Мне не хватит вечности, чтобы отпустить их.

Зиги затрясся всем телом. Казалось, что жизнь покидает его прямо сейчас. Невыносимые муки испытывал он, словно страдания всего человечества, перенесенные за тысячи лет, вошли в него и разрывали душу изнутри. Он едва дышал, кровь сочилась из ран и растекалась по телу. Губы потрескались и кровоточили, он с трудом мог шевелить ими, но из последних сил шептал:

– Прости, Господи, неразумных детей своих… Прости нас, Господи.

Зиги упал и лежал, не шевелясь. Его широко открытые голубые глаза смотрели в небо, туда, откуда сейчас на него спускался поток золотой энергии. Она касалась его, обволакивала тело, создавая защитный кокон, исцеляя раны и возвращая утраченные силы. Зиги забыл о времени и перестал чувствовать боль. Ему казалось, что он молод, совершенно здоров и абсолютно счастлив.

– Что это было? – удивленно спросил он, поднимаясь на ноги, как только сияние исчезло.

– Благодать, – задумчиво произнес Создатель. – Вы лишились ее, соперничая со мной.

В этот момент к Зиги вернулось то душевное состояние, которое мучило его несколько минут назад. А может быть, целую вечность тому. Он точно не знал. Тело не испытывало физической боли, на нем не было страшных порезов, даже следов крови нигде не осталось. Золотой свет полностью исцелил его. Но душа продолжала рваться, страдать и кричать от отчаяния и бессилия. Зиги воздел руки к небу и прокричал:

– Холодно в небесах, Господи! Спаси и согрей нас! Дай тварям твоим еще один шанс, яви свою милость. Молю тебя, Боже, спаси нас! – Зиги зарыдал и упал на колени, закрывая руками лицо.

Божественный облик приблизился и разверз перед ним бездну. И не было ей конца, и света в ней не было – одни только проклятия и страдания заполняли ее, предательства и убийства, алчность и беспощадность. И видел он разом все лица, проклятые и страшные, и не было им числа.

И была той бездной его душа…


Зиги очнулся в холодном поту, несмотря на то что в спальне было очень тепло. Рассвет еще не начался, и стрельчатые зарешеченные окна зияли чернотой.

Зиги колотило дрожью. Он сел на краю огромной кровати, пытаясь осмыслить увиденное во сне. Будучи по природе суеверным, советник придавал снам большое значение. Дурные ночные видения могли выбить его из колеи на целый день, и, напротив, светлые сны доставляли ему огромное удовольствие и прибавляли сил.

Кошмар был настолько реалистичным, что до сих пор удерживал сознание советника в цепких когтях наваждения. Зиги сидел на краю постели, свесив ноги; его густые черные волосы были распущены и касались середины спины; ночная шапочка слетела с головы и валялась рядом с подушкой; тесьма ночной сорочки развязалась и оголила безволосую грудь. Зрачки его были расширены так, что глаза казались черными, а не синими. Они блестели нездоровым блеском. Машинально Зиги сжимал в кулаке цепочку с крестом, висящим у него на шее, и бормотал еле слышно какие-то слова, среди которых различимы были только «абсолютная амнистия».

За окном помалу светлело – время приближалось к восьми, пора было завтракать и собираться в Сенат. Зиги с трудом встал и прошелся по комнате. Прикосновение босых ступней к мягкому ворсу шерстяного покрытия успокаивало. Советник походил на косматое привидение, неслышно скользящее в белой сорочке по замку. Пока он спускался в столовую, чтобы позавтракать, забыв на этот раз даже умыться, слуги, по цепочке передав весть о странном поведении хозяина, стояли наготове: сначала ему поднесли домашние туфли, немного ниже по лестнице – халат, так что к столу он появился вполне одетым. Стоило Зиги опуститься в кресло, как ему тут же поднесли чашу для омовения, заполненную душистой розовой водой, и мягкое полотенце. Пока он умывался, ему, осторожно расчесав волосы, собрали из них тугой пучок на макушке и проткнули костяной палочкой, инкрустированной перламутром, для поддержки.

Советник понемногу приходил в себя, но в теле чувствовалась разбитость – следствие плохо проведенной ночи. Усилием воли он заставил себя сосредоточиться на текущих задачах и поручил слуге предупредить Дэна, что ровно через полтора часа они выезжают в Сенат.

Подали завтрак: омлет из двух яиц, мягкий творожный сыр, тост со сливочным маслом и ежевичный джем, который советник обожал и ел каждое утро, намазывая им тост поверх масла. На столе стоял кофейник со свежесваренным кофе, а чашки со сливками для разбавления напитка не было. Заметив несоответствие сервировки, Зиги поднял взгляд на слугу, и тот мгновенно исправил оплошность. В другой раз советник непременно сделал бы замечание, но сейчас на это у него не было ни сил, ни желания.

Он пытался разобраться в потоке мыслей, стараясь понять, что мог означать его сон. Ему это удавалось плохо: только одно соображение прочно засело в сознании – сон был пророческим и не предвещал ничего хорошего в будущем не только Зиги, но и всему сообществу.

Обычно советник завтракал долго, так как любил этот прием пищи больше остальных и наслаждался каждым съеденным кусочком и каждым выпитым глотком. Но сегодня он не получал того удовольствия, которым привык начинать день. Потеребив вилкой омлет и выпив полчашки кофе, даже не притронувшись к тосту, он встал из-за стола. Слуга поклонился и посторонился.

– Что в западном флигеле? – спросил Зиги, на мгновение остановившись.

– Все в порядке, мой господин, ночь прошла спокойно.

– Когда ждать? – не меняя ровного тона, продолжал советник.

– В ближайшее время, мой господин, не сегодня-завтра.

– Сообщите мне сразу, как только… – Зиги не договорил.

– Непременно, мой господин.

Советник окинул слугу оценивающим взглядом, словно сомневаясь, что тот сможет выполнить его указание, и быстрым шагом поднялся на второй этаж, на котором располагались гардеробные комнаты.


Сенат собрался в десять утра. В назначенное время все девять сенаторов и двенадцать министров восседали в зале собрания. Не было только властителя. Кронс и Фрэн поделились с присутствующими вчерашним происшествием и тем, как на него отреагировал Вэл. Из их слов следовало, что ничего приятного сегодняшнее заседание предвещать не могло. Появившийся в собрании Зиги подтверждал самые мрачные опасения: советник крайне редко носил одежду траурных тонов – в черном его не видели никогда. Сейчас же все, включая сапоги и пальто, соперничало чернотой с сажей; даже любимый перстень был повернут камнем внутрь, опоясывая палец потемневшим от времени серебром. Зиги прошел на трибуны и занял место в третьем ряду, а не как обычно, в первом. Собравшиеся умолкли при его появлении и с напряжением ожидали прихода властителя. Вэл не появлялся.

Фрэн, будучи самым старшим в Сенате, вышел вперед и встал лицом к трибунам.

– Уважаемые сенаторы, министры и советник Зиги! – начал он скрипучим старческим голосом. – По регламенту, начало заседания совета не может откладываться более чем на полчаса ни по какой причине. Даже если началась бы война или, как сейчас, отсутствует главное статусное лицо. Властитель задерживается по неизвестной причине. Но мы здесь уже тридцать две минуты. Я считаю, что можно открыть заседание совета. Итак, мы собрались, чтобы обсудить положение дел на эту минуту. У кого есть полезные предложения?

Фрэн поворачивал голову то влево, то вправо, ища взглядом поддержку среди сенаторов. Желающих ответить на его вопрос не нашлось, и по традиции выбор остановился на Зиги.

– Советник, не могли бы вы вкратце доложить обстановку в сообществе на сегодняшний день?

Зиги поднялся. Взгляд его не выражал ничего, кроме рабочей сосредоточенности и готовности разгребать государственную рутину круглосуточно. Он медленно потянул вниз полы пиджака, чтобы тот безукоризненно сел на фигуре, поправил перстень, и черная печатка блеснула камнем безупречной чистоты.

– Вызываю министра финансов Филдинга для ответа, – размеренно произнес Зиги.

В четвертом ярусе поднялась грузная фигура министра, обтянутая темно-синим шерстяным костюмом. Он начал медленно спускаться по проходу к центру зала. Лысая голова Филдинга лоснилась и поблескивала под ярким светом огромной люстры. Когда он проходил мимо советника, тот представил, как огромный тяжелый бильярдный шар осторожно переносят на толстой подставке. И если бы этот шар не был наполнен множеством полезных соображений, Зиги было бы трудно оправдать существование такого вопиющего несоответствия, каким являлся ему внешний облик министра.

Наконец Филдинг встал рядом с Фрэном и подтвердил свою готовность дать отчет по любому вопросу ведомства.

– Что именно вас интересует, советник? – спросил он тонким, как у кошки, голосом, мало соответствующим внушительным габаритам его тела.

– Властитель назначил слушание по бюджету за истекший год на следующую неделю. Вы подготовили отчет? – спокойно, но строго поинтересовался Зиги.

– Конечно, советник. Мы хоть сейчас можем это сделать, – с достоинством ответил министр.

– Сейчас не нужно. Это дело следующего совета. Сейчас мне хотелось бы уточнить некоторые данные. Речь идет, собственно, о сбережениях граждан. Не могли бы вы, министр Филдинг, сказать, сколько примерно средств находится в резерве у людей? Сколько денег не расходуется, а лежит мертвым грузом на счетах и в копилках? Обладаете вы такой информацией?

– Конечно, советник, – широко улыбаясь, проговорил министр. – Вы хотите знать сумму в денежном выражении или процентном?

– Можно оба выражения? – улыбнулся Зиги в ответ.

– Разумеется, – с поклоном ответил министр. – Вам назвать общую сумму или с разбивкой по энглам?

– Назовите уже какую-нибудь, – менее приветливо ответил Зиги. Он начинал терять терпение от уклончивости министерских ответов.

Филдинг это почувствовал и сразу доложил, что в среднем до одиннадцати процентов государственных субсидий оседает на банковском счете работника и впоследствии не расходуется им, а переходит в пассивные накопления.

– Другими словами, мы имеем замороженными около двухсот пятидесяти миллиардов рублей в год? – быстро подсчитал Зиги.

– Двести шестьдесят восемь миллиардов, если сказать точно, – не без удивления произнес министр.

– Это колоссальная сумма! Нужно найти способ ее полезного применения. Вам не кажется? – Последний вопрос Зиги адресовал всем присутствующим и в знак поддержки услышал одобрительные отзывы.

– Но, господин советник, – растерянно заметил министр, – мы всего лишь три года назад провели полное и безвозмездное списание накоплений на обновление климата и с того момента официально перестали начислять проценты по вкладам. Если сейчас мы снова изымем все деньги, как бы не случились волнения в народе…

– Министр Филдинг, о каком народе, способном волноваться, вы говорите? – с улыбкой спросил Зиги. – Уж не о том ли, который живет на полном государственном обеспечении, имеет гарантированную работу и гарантированную же государственную субсидию? – С трибун послышались одобрительные смешки. – Мне кажется, или вы рассуждаете с позиций гуманизма, забывая о целесообразности и полезности предлагаемых нами решений? Или вы пытаетесь выдать желаемое за действительное? Тогда позвольте задать вам прямой вопрос: уж не желаете ли вы этих самых волнений?

Министр Филдинг побагровел. Он растерянно бросал взгляды по сторонам в надежде найти поддержку хоть в ком-нибудь из сенаторов или коллег по министерству, но, не найдя ее, сбиваясь и задыхаясь, проговорил:

– Советник, вы не так меня поняли, я только хотел предупредить, я пытался сказать, что нужно проявлять осторожность в подобных вопросах…

– Для чего? Зачем думать о несуществующей опасности? Какие такие волнения нам угрожают в условиях полного контроля воли каждого? Разве не для таких случаев мы имеем службу, которую возглавляет министр Кронс?

Собрание единодушно поддерживало Зиги. Филдинг окончательно растерялся и разволновался так, что на его лысой голове и лице выступила испарина. Он силился понять, к чему клонит советник и чем он мог вызвать его недовольство, и не мог. Министр стоял посреди круглого зала, в центре, под перекрестным огнем направленных на него со всех сторон недоуменных взглядов. Кто-то смотрел с нескрываемым злорадством, и таких довольных физиономий Филдинг увидел не менее десяти. Это были сенаторы, особенно расположенные к Зиги. Министр ждал прихода властителя, будучи уверенным, что тот его в обиду не даст, по крайней мере, не позволит вот так открыто, почем зря издеваться над ним и ставить под сомнение его гражданскую лояльность. Но Вэл все не появлялся.

– Я требую должного к себе отношения! – прокричал Филдинг, теряя самообладание. – И я не обязан отчитываться перед вами, советник. Только властитель может предъявлять мне претензии или высказывать недоверие…

– Ну, как видите, его здесь нет, – саркастично заметил Зиги. – И никто вам претензии не предъявляет и отчета не требует. Меня несколько удивила ваша позиция по известному вопросу, и я высказал свое мнение на этот счет. Только и всего, – равнодушно добавил советник, делая вид, что не понимает причин волнения Филдинга, чем еще больше вывел его из себя.

Министр снова залился краской и устремил на Зиги взгляд, полный ненависти и затаенного страха. Советник послание принял и отправил в ответ презрение и угрозу. Министр понял, что только что неожиданно нажил себе могущественного врага. Он вжал голову в плечи, нимало не заботясь о том, как это выглядит со стороны, а о том лишь, как выйти из сложившейся ситуации с наименьшими для себя потерями. Фрэн, все это время находящийся рядом и ничего не понимающий в происходящем, решил разрядить обстановку и обратился к Зиги:

– Советник, не могли бы вы более точно сформулировать свой вопрос к министру финансов?

– Пожалуй, – улыбаясь, ответил Зиги. – Скажите, министр Филдинг, в чем, по-вашему, состоит главная задача министерства, главой которого вы являетесь, если не ошибаюсь, уже семь лет?

– Ну, знаете! – не выдержал Филдинг. – Это переходит всякие границы должного отношения к лицу моего статуса! Я не собираюсь и дальше отвечать на ваши вопросы, задаваемые таким тоном! Я несу личную ответственность за свои действия только перед властителем и ни перед кем иным, включая вас!

В голосе министра смешались отчаяние и возмущение; Зиги показалось, что еще немного, и Филдинг либо лопнет от негодования, либо открыто нападет на него, и решил немного отпустить поводок.

– К чему такие страсти, министр Филдинг? Конечно, всем известна субординация, никто не собирается спрашивать с вас сверх меры, но согласитесь, есть что-то странное в том, как остро вы реагируете…

Зиги не успел договорить – в зал вошел Вэл.

– Отставить препирательства! – сурово произнес он и указал жестом всем расходиться по местам.

Филдинг облегченно выдохнул и, с благоговением посмотрев на властителя, поднялся на свое место. Вслед за ним удалился и Фрэн, удовлетворенно и авторитетно покряхтывая. Зиги тоже сел, внимательно рассматривая высшее статусное лицо, появившееся так эффектно и так не вовремя. Что-то новое, какое-то неуловимое возбуждение и оживление было в лице Вэла: глаза его блестели, плечи расправились, и весь вид его являл уверенность и довольство. Зиги удивился. Еще вчера властитель выглядел если не сломленным, то сильно подавленным жизненными обстоятельствами, а сегодня перед ним стоял другой человек – бодрый и воодушевленный.

– Я вижу, собрание идет полным ходом, – не то шутя, не то угрожая, заметил Вэл. – О чем столь жаркие споры?

Зиги вынужден был снова подняться.

– Мы обсуждали возможность изъятия свободных денежных средств населения, мой господин, – произнес он, слегка склонив голову.

– Вот как? – искренне удивился властитель. – На какие же цели, советник?

– Это мы не успели обсудить, но уверен, что вы сможете найти целесообразное применение двумстам шестидесяти восьми миллиардам рублям, – особенно смакуя последние пять слов, проговорил Зиги.

– Никогда бы не подумал, что наш народ такой богатый, – улыбнулся Вэл. – И все-таки забирать чужие деньги – нехорошо. Кому могла прийти в голову такая странная мысль? – Вэл внимательно посмотрел в глаза каждому, потом остановил взгляд на советнике: тот смотрел на него в упор и не тушевался ничуть.

– Мне, мой господин, – спокойно ответил Зиги. – В государстве много нерешенных проблем, требующих огромных вложений.

– Действительно? Почему же мне о них ничего не известно? – холодно спросил властитель.

Зиги промолчал и только ниже склонил голову.

– Есть желающие осуществить экспроприацию на общее благо? Поднимите руки, кто готов поддержать проект советника Зиги? – обратился Вэл к сенаторам и министрам.

На трибунах негромко заговорили, оживились, и семнадцать рук взметнулось вверх. Неподвижными остались только руки министров Филдинга, Кронса, Максвела, Амира, отвечающего за снабжение трудящегося народа продовольствием, и сенатора Фрэна, который, вероятно в силу преклонного возраста, просто не успел сообразить, что нужно делать.

– Что ж, раз все вы тут единодушно приготовились поделить не принадлежащие вам миллиарды, мне было бы интересно узнать, как вы собирались это провернуть и на что намеревались их спустить. – Вэл на мгновение скривил рот в брезгливой улыбке и тут же свел брови к переносице, сжав кулаки.

Поднятые руки стали медленно опускаться, а министры и сенаторы боязливо переглядываться друг с другом. Зиги пристально смотрел в лица тех, кто не проголосовал за его идею, и казался довольным, едва заметно улыбаясь. Филдинг поймал на себе его взгляд, и ему почудилось некоторое расположение в лице советника, отчего министр окончательно перестал понимать происходящее и даже приоткрыл рот от удивления. Это позабавило Зиги, и он улыбнулся по-настоящему.

– Вижу, вы все здесь собрались развлекаться. Что ж, развлекайтесь, – сухо сказал властитель. – У меня было несколько вопросов к уважаемому совету, но теперь задавать их не вижу смысла. – Вэл замолчал на секунду, после чего, сделав шаг в сторону, прокричал: – Потому что вы выжили из ума, господа!

Воцарилась мертвенная тишина. Если бы в этот момент пролетела бабочка, каждый услышал бы шелест ее крылышек.

– В такой ситуации мне остается только одно: принимать решения самостоятельно, – решительно произнес Вэл. – В ближайшие два дня вы получите мои особые указания относительно задач, которые будут поставлены перед каждым отдельно. И спрашивать их исполнение я буду с каждого в отдельности! Советник, приказываю вам следовать за мной. Министр Кронс, пожалуйста, присоединяйтесь. Остальные все свободны.

Властитель повернулся спиной к трибунам и быстро покинул зал заседаний Сената. Зиги последовал за ним, не спеша, сохраняя полное внешнее безразличие к происходящему. Единственное, что сейчас занимало мысли советника, – это подсчет количества положений регламента, нарушенных властителем за последние семь минут.

Как только дверь за ними закрылась, Сенат оживился: говорили все и даже те, кто молчал по большей части всегда.

– Что это все может значить? – осторожно спросил министр продовольствия у сенатора Фрэна. – Вам не показалось, сенатор, что советник сегодня позволил себе немного больше обычного? Его какая-то муха, похоже, укусила.

– Вас это больше всего волнует, Амир? А мне совсем не нравится то, что властитель собирает расширенный совет и, вместо того чтобы обсудить важнейшие дела, устраивает здесь цирк. Мало того, что опоздал почти на час, так еще и демонстративно хлопнул дверью, ничего не объяснив. Поверьте моему опыту и чутью, министр, они действую с Зиги сообща. Весь этот балаган для того только, чтобы показать нам, что нет больше ни совета, ни даже иллюзии нашей представительной демократии. В прежние времена за такое поведение Вэлу пришлось бы держать ответ перед процессуальной комиссией. А теперь, кто ему может предъявить хоть что-то?

– Вы правы, сенатор, – с горечью подтвердил министр. – О какой демократии может идти речь, когда исключительные полномочия властителя автоматически продлены на неопределенный срок, а неделя превратилась в полгода? А сам статус «Верховный властитель» – слыханное ли дело?

– Тише, Амир, тише. За такие разговоры можно дорого заплатить, а ушей вокруг хватает, – испуганно предупредил сенатор. – Если хотите поговорить, приходите завтра вечером ко мне на виллу: будет очень небольшой круг друзей, которые, как мне кажется, разделяют ваши воззрения. – И сенатор, незаметно пожав министру руку, отошел от него.


Вэл усадил Кронса и Зиги в своем кабинете и устроил им перекрестный допрос на предмет обнаружения местонахождения сознания Била Корна. Битый час он пытался вытащить из обоих хоть сколько-нибудь вменяемую информацию – все было тщетно. Каждый стоял на своем, и оба – на том, что не понимают, в чем дело. Вэл был раздражен до неприличия и скрывать это не собирался. Он ходил по комнате взад и вперед, заложив руки за спину или размахивая ими перед лицом Зиги. Советник раздражал его сейчас больше кого бы то ни было. Раздражал буквально всем: своей безупречностью, выдержкой, но более всего своей показной учтивостью. Вэл нарочно старался вывести Зиги из себя, чтобы вытащить на свет божий его истинные мысли и чувства, но у него ничего не получалось. Советник словно наперед знал каждое слово, каждый выпад властителя в свой адрес и умело парировал любые инсинуации. Причем делал он это изящно, каждый раз демонстрируя высшую степень лояльности своему господину, чем доводил его до состояния внутреннего бешенства.

Вэл кипел. У него был четкий план: свести обоих причастных к пересылке сознания Била и, задавая правильные вопросы, пролить свет на таинственное исчезновение выродка. Кто-то из них должен был что-то знать, иметь какие-то предположения, которые помогли бы ему напасть на след. Но ни один из визитеров не мог ничего ему предложить в качестве ключа к разгадке странной головоломки.

– Мой господин, – спокойно обратился Зиги в самый неподходящий для этого момент и, возможно, с самым неподходящим для этого момента вопросом, – могу я узнать, почему вас столь сильно беспокоит судьба Била Корна? Мне кажется…

Но договорить советнику не удалось: Вэл одним прыжком преодолел расстояние в ширину стола и оказался у самой головы Зиги. Тело его было согнуто и напряжено, как пружина, глаза светились странным безумным блеском. Он наклонился к лицу советника и шепотом, переходящим в шипение, произнес:

– А вот это вас не касается, мой дорогой друг… Если, конечно, вы мне все еще друг…

Кронс от ужаса еле дышал, вжав тело в мягкие лапы кресла, в котором сидел. Он никогда раньше не видел властителя таким. Да и никто другой – тоже. И Зиги, и министр в эту минуту думали примерно одно: Вэл сошел с ума.

Неизвестно, чем могла продолжиться и закончиться эта сцена, если бы неожиданно не пришло извещение для советника, в котором сообщалось, что его срочно ждут в замке по неотложному делу. Воспользовавшись этим предлогом как спасением, Зиги встал и, принеся свои извинения, быстро откланялся. Вэл не посмел или не захотел его задержать и остался наедине с Кронсом.

Министр в ужасе водил глазами из стороны в сторону, не имея сил сосредоточить взгляд на чем-то одном. Он боялся властителя так, как давно никого не боялся. И если бы сейчас ему предложили признаться в своем страхе в обмен на возможность покинуть кабинет Вэла, он, не сомневаясь, сделал бы это перед расширенным составом совета.

Но в ту самую минуту, когда советник покинул их, властитель начал приходить в себя и еще через пару минут внешне успокоился совсем. Он сел за свой роскошный рабочий стол из сибирского кедра, включил старую витражную лампу, стоящую слева, достал из ящика коробку с сигарами и протянул ее Кронсу.

– День сегодня какой-то нервный, – слабым голосом произнес он, откусывая конец сигары красивой стальной гильотиной, укрепленной на каменном основании. – Угощайтесь, министр. Надо нам всем успокоиться, чтобы завтра снова плодотворно работать.

Кронс дрожащими руками взял из коробки толстую сигару, поднес ее к носу и с облегчением закрыл глаза. Он втягивал ноздрями сладковато-терпкий запах прекрасного табака и мечтал, чтобы этот день поскорее завершился.

– Закуривайте, Кронс, не стесняйтесь, – дружелюбно предложил Вэл. Затравленный вид министра сначала забавлял его, а теперь стал вызывать некоторое сочувствие.

– Благодарю вас, господин верховный властитель, – робко ответил министр, принимая горящую спичку из рук Вэла.

– Вы не откусили конец, – улыбнулся властитель, показывая взглядом на сигару Кронса. – Давайте, я обрежу ее сам.

Нехитрые манипуляции с раскуриванием сигары понемногу помогали министру приходить в себя. Затянувшись впервые за несколько последних лет, Кронс с наслаждением ощутил легкое головокружение. Курение в сообществе было давно под запретом. Так давно, что все уже забыли, как это делается. Единицы из небожителей иногда позволяли себе расслабляться таким образом, на дне же о существовании сигар попросту не знали ничего.

– А не выпить ли нам что-нибудь покрепче? – улыбнулся Вэл. – У меня есть неплохой виски.

– С удовольствием, – слабым голосом ответил Кронс, готовый сейчас согласиться с любым предложением, лишь бы не раздражать властителя.

Министр успел стряхнуть пепел в пепельницу к тому моменту, когда Сэл принес виски.

– Скажите, Кронс, я могу доверять вам? – спросил Вэл, делая глоток из кубка.

– Абсолютно, господин верховный властитель, – едва не поперхнувшись, ответил министр с готовностью.

– Бросьте, Кронс, к чему эти формальности? Называйте меня как-нибудь попроще, хорошо? Мы, в конце концов, с вами сейчас вдвоем. Имени вполне достаточно.

– Вэл?! – Министр недоуменно приподнялся в кресле и даже вытянул вперед руку с кубком.

– Да. Почему бы и нет? – рассмеялся властитель широким, свободным от напряжения смехом. – Мы с вами почти ровесники, так что подобное обращение вполне привычно.

– Я постараюсь, господин Вэл, – с трудом произнес Кронс.

– Уже лучше. – Вэл был доволен и не скрывал этого.

Министру вдруг подумалось, что все, что происходило здесь десять минут назад, ему показалось; он не мог уже поверить, что совсем недавно перед ним сидел не этот обаятельный человек с очаровательной улыбкой, а безумный, разъяренный, потерявший над собой контроль, грозный верховный властитель. Мягкий свет настольной лампы под разноцветным витражным абажуром, крепкий виски и вкусная сигара рассеивали мрачные мысли министра и делали его сознание не способным сопротивляться приятным впечатлениям. Он удобно развалился в кресле и не заметил сам, как между ним и хозяином дома завязалась непринужденная беседа.

– Так что, министр, как обстоят дела с лояльностью граждан сегодня? После применения таргетной матрицы воздействия прошлым летом, помнится, ваше министерство рапортовало о полном снятии всякого социального напряжения, – произнес властитель.

– Так и есть, господин Вэл, – заверил министр. – За последние полгода в подэкранном пространстве все абсолютно спокойно: люди работают, смотрят одобренные программы, занимаются садоводством. Вернее, летом, конечно, занимались.

Вэл улыбнулся:

– Ну мы-то с вами знаем, Кронс, какова была цель новой матрицы, – понижая голос, проговорил он. – Каковы результаты последних проверок?

– Правополушарных не осталось, господин Вэл.

– Это точно?

– Да. Точнее не бывает.

– Прекрасно. – Вэл удовлетворенно стряхнул пепел с сигары в пепельницу, сделанную из панциря черепахи. – А насколько точно можно прогнозировать возможность появления правополушарных в будущем?

Кронс задумался, сделал несколько глотков из кубка и только тогда ответил:

– Видите ли, господин Вэл, дело в том, что облучением мы подавляем доминантный ген, а это очень сложный процесс, тем более в рамках одного поколения…

– Вы хотите сказать, министр, что вероятность появления выродков все же остается?

– Нет, господин Вэл. Выродков как таковых больше не будет, это очень маловероятно. И нам даже не придется пристально наблюдать за детьми до достижения ими порога вырождения. В этом уже нет необходимости, хотя, конечно, естественный контроль остается…

– Так в чем же тогда «но»? – нетерпеливо спросил Вэл.

– Иногда может наблюдаться точечная активность правого полушария отдельных граждан. В редких случаях и в малой степени выраженности, – заключил Кронс.

– Чем это чревато сообществу?

– Цветными снами в момент обострения, не больше, – улыбнулся министр.

– Благодарю вас, мой друг, вы сняли огромный груз с моей души. – Вэл встал и пожал Кронсу руку, чем невероятно смутил и растрогал его.

– Всегда на страже вашего спокойствия, господин Вэл, – отчеканил министр и поклонился.

– Садитесь, Кронс, зачем вы встали? Или вы уже спешите уйти?

– Нет, я никуда не спешу. Просто я подумал: вдруг у вас какие-то важные дела и я вас задерживаю…

– Мне кажется, мы сейчас тоже занимаемся важными делами – обсуждаем государственную безопасность. Разве нет?

– Разумеется, – согласился министр и снова опустился в кресло, хотя мысль отправиться домой под любым благовидным предлогом уже не раз приходила ему в голову. Все-таки нахождение в непосредственной близости высшего статусного лица не могло позволить ему полностью расслабиться. От напряжения он начинал чувствовать тянущие неприятные боли в спине и ногах и мечтал поскорее оказаться дома и лечь на кровать.

Министр страдал ревматизмом, который имел свойство обостряться не только в период межсезоний, но и во время нервных перенапряжений. Сегодняшний день давал к этому много оснований. Кронс регулярно отправлялся для поправления здоровья на воды в местечко Абано Терме, расположенное на Апеннинском полуострове, где, по преданию, лечением подобных недугов занимались уже несколько сотен лет. К счастью, этот уголок оставался нетронутым и всегда гостеприимно принимал служителей небес. Но последнюю поездку пришлось отложить: никто из статусных лиц полгода не покидал пределы сообщества. Это положение было принято вместе с введением чрезвычайных мер и взятием Вэлом исключительных полномочий. Кронс не роптал, да и как ему было проявлять недовольство после того, как властитель самолично повысил его статус влияния до второго уровня? Он терпеливо ждал отмены чрезвычайного положения, которая все время откладывалась на неопределенный срок.

– О чем задумались, министр? – прервал его размышления Вэл.

– Вы спрашивали меня, можно ли мне доверять, господин Вэл, – после некоторой паузы ответил Кронс.

– Точно. Вас что-то смущает в этом вопросе?

– Немного, – признался министр. – Мне не понятно, почему вы сомневаетесь в преданности своих министров и сенаторов. Все служители имеют высший уровень лояльности по отношению к вам и проводимой вами политике.

– Так не бывает, мой дорогой друг, так не бывает, – с сожалением заметил Вэл. – Всегда есть недовольные. Вопрос лишь в том, насколько. Скажите, хорошо ли вы осведомлены в том, как образованны люди внизу.

– Думаю, что имею полное представление по данному вопросу, господин Вэл. Что именно вас интересует?

– Достаточно ли эффективна та система образования, которая, если мне не изменяет память, была утверждена лет тридцать назад?

– Думаю, вполне, – спокойно и не колеблясь, ответил министр просвещения и лояльности. – Вполне образованны с учетом необходимых компетенций в каждом конкретном случае. То есть я хочу сказать, что в министерство не поступало нареканий со стороны комитета труда; все работники обладают достаточными квалификационными навыками.

– Приятно это слышать, министр, но я не совсем об этом…

Вэл задумчиво приподнял брови и потянулся за новой порцией виски. Кронс внимательно смотрел на него, не понимая до конца, к чему клонит высшее статусное лицо и чего ему следует ждать от этого разговора.

– Скажите, господин Вэл, что именно вам интересно узнать. Я в полном вашем распоряжении. – При этих словах Кронс даже немного приподнялся в кресле, что могло означать одно из двух: либо он пытался таким образом выразить свое почтение властителю, либо ноги, измученные ревматизмом, требовали дополнительного прилива крови.

В кабинет вошла Сара и потерлась о руку хозяина, которую он с готовностью протянул ей навстречу. Кошка, урча, прошлась вокруг его ног и улеглась на полу рядом, поджав под себя все четыре лапы. Кронс наблюдал за ней и немного завидовал ее пластичности и свободе в движениях. Сара была красива и грациозна, под стать хозяину. Отметив про себя сходство животного и человека, министр подумал, что если они похожи еще и характерами, то, пожалуй, пора собираться домой, чтобы не стать жертвой внезапного звериного бешенства.

– Мне интересно вот что: существует ли какое-то дополнительное образование для поднебесных жителей? Ну, скажем, курсы какие-нибудь, семинары, специальные школы… – Властитель, вероятно, продолжал бы и дальше список умозрительных прекрасных возможностей для народа, если бы вовремя не спохватился, заметив, как вытягивается от удивления лицо министра при этих словах.

– Простите, верховный властитель, – не скрывая своего удивления, подключился министр, – но, согласно положению о народном образовании за номером двести восемьдесят четыре, жителям поднебесной предоставляются образовательные программы, разработанные министерством просвещения и лояльности, то есть нами, и утверждаемые высшим статусным лицом сообщества, то есть вами… Я думал, вы помните, что дополнительное образование отменили в том же году, когда вы приняли присягу высшего статусного лица. Вы же и отменили…

Вэл смешался и встал.

– Восемнадцать лет прошло, – коротко и нервно произнес он. – Разве можно помнить все? На это у меня есть Зиги. – При упоминании имени советника Вэл почувствовал укол в области сердца и нарастающее раздражение в адрес своего верного спутника. – Мне кажется, можно сделать некоторые послабления и предоставить возможность самым лояльным жителям поднебесной повысить свой образовательный уровень. Вот только есть ли в этом необходимость? Как вы думаете, министр?

Кроне, явно не ожидавший подобного поворота разговора, не знал, что ответить. Он нервно теребил подлокотник кресла пальцами правой руки и бормотал что-то неразборчивое.

– Что же вы, министр? Скажите уже свое мнение, – настаивал Вэл.

– Мне кажется это несколько нелогичным: мы методично избавляем людей от способностей правового полушария, но ведь любой процесс обучения неминуемо приведет к развитию мыслительной деятельности. Зачем? Объясните мне ход ваших мыслей, господин Вэл.

– Ну, во-первых, предоставив разные возможности людям, мы создадим некоторое подобие, иллюзию, если хотите, того, что их благополучие как-то зависит от их усилий. А то в последнее время у меня стало складываться впечатление, что граждане потеряли всякий интерес к жизни. А это, согласитесь, в самом ближайшем будущем может негативно сказаться на нашей экономике. Человек всегда должен к чему-то стремиться, и лучшее, к чему он может стремиться, – это к тому, чтобы выжить…

– Если я правильно вас понимаю, господин Вэл, вы предлагаете сократить субсидии и вынудить людей зарабатывать на то, что сейчас они гарантированно получают? – В голосе министра отражалась смесь ужаса и любопытства. Он сразу забыл о своем ревматизме и совсем недавнем желании сбежать из этого кабинета.

Вэл понял, что сделал ставку на того человека. Он готов был обнулить субсидии хоть всем двум миллионам, лишь бы книги из спальни Била Корна оказались в его руках. Такая жертва не казалась ему чрезмерной, но, к счастью для двух миллионов, необходимой – тоже.

– Я предлагаю вам провести эксперимент. Со своей стороны гарантирую вам всяческую поддержку. – Вэл почувствовал вдохновение и желание сделать что-то необычное. – Выберите любой энгл в качестве проектного, скажем, двадцать восьмой, изучите подробно, как там обстоят дела, продумайте план действий и доложите. Возможно, чтобы лучше понять нюансы планируемых изменений, вам понадобится обойти каждый дом, осмотреть его на предмет наличия уже имеющихся образовательных и иных пособий, – медленно проговорил Вэл, чуть более выделяя слово «иных». – Это поможет определить предпочтения людей, к чему они более склонны, что им интересно, и на основании этого составить планы развития дополнительного образования – предпочтительный и целесообразный. Вы меня поняли, министр Кронс?

– Да, мой господин, – с готовностью ответил министр. – Каким временем я располагаю на реализацию проекта?

– Мне важно, чтобы вы приступили немедленно, по крайней мере, в исполнении первой части задания – сборе первичной информации. Дальше вы будете иметь неограниченное время на реализацию этого нужного проекта. И принесите мне все, что найдете интересным. Я говорю о книгах и журналах, которые вдруг удастся обнаружить. Начните с дома номер, не знаю даже, например, четырнадцать.

– Конечно, господин Вэл. Разрешите приступить? – Кронс встал и одернул платье, приводя себя в состояние рабочей готовности.

– Идите, министр. И приходите лично ко мне, как только что-то прояснится.

Кронс поклонился и вышел. Вэл остался один. Он был доволен собой, поскольку не сомневался, что книги Била Корна уже завтра лягут на его стол. Министр произвел на него приятное впечатление.

Прошлым летом Кронсу исполнилось пятьдесят лет. Статус второго уровня влияния Вэл вместе с саблей из своей коллекции в богато украшенных зеленых ножнах преподнес ему как подарок к юбилею, и надо ли говорить, что это был самый желанный и самый драгоценный подарок. Обладатель такого статуса мог жить и умереть спокойно: он достиг максимума в политической карьере и обеспечении своей семьи ресурсами. Второй уровень влияния уравнивал статус министра со статусом сенатора, что не так часто случалось у людей, не имеющих родовых прав занимать место в Сенате. Теоретически оставался еще первый, высший статус влияния, но лицо, наделенное им, сохраняло его пожизненно, а второго такого лица быть не могло. К тому же Вэл находился в полном расцвете сил и еще многие десятилетия мог быть успешным политиком. При нем некогда могущественная власть Сената слегка ослабела, особенно после того, как он принял на себя исключительные полномочия. Но сенаторы, несмотря ни на что, поддерживали его во всем. Залогом их симпатии была невероятная щедрость Вэла в адрес приближенных лиц.

Особенно внимательным властитель был к тем политикам, у которых имелись дети. «Нет материальных проблем в семье – есть высшая степень ее лояльности», – сказал он как-то Зиги в ответ на замечание того, не слишком ли щедрым подарком со стороны государства стало наделение правом собственности сенатора Мэнси на часть морского побережья. Мэнси был самым молодым, а потому самым амбициозным и активным сенатором, но главное, почему Вэл выделял его среди прочих, было то, что Мэнси имел пятерых сыновей – будущих сенаторов. И поскольку Марку, его старшему сыну, двадцать семь исполнялось уже в следующем году, он получал реальную возможность занять первое же освобождающееся в Сенате место. Восьмидесятипятилетний Фрэн вряд ли может заставить его ждать слишком долго.

Марк получил блестящее образование и уже сейчас подавал надежды выдающегося юриста и политического деятеля. Он очень симпатизировал Вэлу, и симпатия была взаимной. Властитель нередко принимал на своей вилле семейство Мэнси по выходным дням, а с Марком позволял себе уединяться и разговаривать подолгу в библиотеке. Не имея собственных сыновей, Вэл был искренне привязан к Марку и, видя в нем множество качеств, достойных главного управляющего, готовил его к политической карьере как своего преемника.

Другие два сына сенатора, близнецы Вийон и Франсуа, – именами своими обязанные периоду увлеченности мадам Мэнси французской средневековой поэзией, были моложе Марка на восемь лет и в данный момент времени оканчивали гимназический курс. Странный выбор имен мог говорить о том, что мадам так и не смогла подобрать двух разных для своих сыновей и наградила их одним – именем великого поэта и известного разбойника, поделив его пополам; или о том, что, несмотря на наличие хорошего литературного вкуса, особой фантазией она все-таки не отличалась. Однако отличалась потребностью бесконечно подчеркивать свою оригинальность, о чем свидетельствуют хотя бы строки, высеченные на стене в ее комнате, принадлежащие все тому же достославному Франсуа Вийону:

Ругают женщин повсеместно,

Однако в них ли корень зла?

Ведь каждая когда-то честной

И чистой девушкой была!


Слова были выведены над изголовьем ее кровати косым каллиграфическим почерком едва заметной золотой краской по светло-желтой штукатурке, так что упрекнуть хозяйку в очевидном отсутствии вкуса было нельзя, но и заподозрить в его наличии – тоже.

Влияет ли имя на характер и судьбу человека, сказать определенно сложно, но то, что близнецы не обладали амбициозностью и целеустремленностью старшего брата, предпочитая политике поэзию и проказы, позволяет думать именно так.

Ко всему прочему, мадам, дав мальчикам столь необычные имена, видимо, страстно желала дочь, потому что решилась на новую беременность практически сразу: Георг родился спустя четырнадцать месяцев, а еще через три года на свет появился маленький Кир, которому сейчас было тринадцать и в котором властитель души не чаял. По соглашению с Мэнси, он стал мальчику крестным отцом и дал ему свое второе имя, что накрепко связало оба семейства.

Вэл готов был принять крестника у себя и предлагал сенатору позволить сыну жить у него, но Мэнси считал это излишним и каждый раз вежливо отказывал властителю. Но Вэла Второго, как шутливо называли мальчика близкие, со страшной силой тянуло к Вэлу Первому. Он приезжал на виллу властителя при любой возможности и всегда с большой неохотой покидал ее. Здесь у него была своя комната, устроенная с учетом всех его пожеланий. А главное, здесь была библиотека, которой ему разрешалось пользоваться сколько душе угодно. Мальчик с жадностью читал книги обо всем на свете, но особенный интерес у него вызывала древняя история. Вэл поощрял любовь крестника к чтению древних авторов и сам нанимал для него учителей. Благодаря неусыпной заботе крестного и большим стараниям со своей стороны к тринадцати годам Кир свободно читал на древнегреческом, латинском и еще шести европейских языках: испанском, французском, немецком, польском, итальянском и английском. И даже с учетом современных технологий, сильно облегчающих изучение любой науки, его достижения нельзя было не считать значительными.

Любимыми авторами у младшего Мэнси были Плутарх, Светоний и Юлий Цезарь, а «Сравнительные жизнеописания» первого были прочитаны им несколько раз. Властитель считал, что будущему сенатору полезно иметь представление о том, каким должен быть настоящий государственный муж, и уметь отличать добродетель от целесообразности, чтобы в случае необходимости, принимая политическое решение, сделать правильный выбор. Сам Мэнси, пять лет назад став сенатором, по достоинству оценил значение покровительства такого человека, как Вэл, для будущего его сына и стал чаще позволять мальчику гостить у крестного.

В это время гимназисты отдыхали на зимних каникулах, и семиклассник Вэл Второй должен был сегодня объявиться в доме Первого, чтобы остаться на несколько дней. Властитель ждал его приезда с нетерпением, потому что с ним дом становился живым, а существование снова обретало забытые смыслы. Рядом с крестником Вэл ощущал себя нужным и был практически счастлив.

Кондитер со вчерашнего дня готовил десерты для двух Вэлов-сладкоежек и выпекал их любимые пирожные.

Обычно к таким дням, когда Кир оставался гостить у него, Вэл приготавливал мальчику сюрприз, какой-то особенный подарок. Он любил его баловать, но старался соблюдать меру, чтобы у ребенка не возникало ощущение того, что ему все доступно. Однако в этот раз Вэл, погрузившись в суету и тревоги, не успел позаботиться о подарке. Вернее, это просто вылетело у него из головы. Сейчас, вспомнив о приезде крестника, властитель задумался, что за сюрприз он мог бы ему преподнести, но ничего подходящего не шло на ум. Поразмыслив недолго, Вэл решил, что спросит мальчика, чего тот сам желает.

Успокоившись этой мыслью, и вспомнив недавний разговор с Кронсом, властитель подумал о том, что давно было пора расширить круг доверенных лиц, ограниченный советником. Отправив сообщение Зиги с требованием явиться к нему, как только разрешатся неотложные дела в замке, он прилег отдохнуть перед обедом и задремал.

Холодно в небесах. Книга первая

Подняться наверх