Читать книгу Детство милое - Вячеслав Евдокимов - Страница 45

Там были лестницы в приставку.

В их назначенье мы поправку

Внесли, конечно же, мгновенно:

С них прыгать надо непременно

В снег, здесь не убранный, сугробный!

Не с высоты прыжок свой пробный

Сперва, конечно, совершали,

Не быть чтоб в критики опале,

Что прыгать трусим сразу сверху,

Что вниз спускаемся, – быть смеху…

Потом уж смело и без лени

Мы брали верхние ступени,

И пред прыжком был каждый чинный,

И гвалт, при том, стоял грачиный!

Но как верёвочка не вейся…

Так крах грядёт делам повеса.

И мы вспугнулися расплатой

В лице то дворника с лопатой.

Он закричал, взмахнувши ею,

Порушив нашу вмиг затею.

И вмиг с того нам стало туго,

И разбежались все с испуга…

Я ж был на лестнице высоко,

И чует ум, и видит око,

Что, если прыгну, буду в лапах,

Ведь уж опасностей знал запах.

А потому повыше лезу

Я да по лестницы железу

В надежде, что отстанет дворник,

Уйдёт, не буду я затворник,

Спущусь без страха по ступеням,

Уйду домой со свистом, пеньем.

Да всё не так, не тут‒то было,

Он не унял агрессий пыла,

А лезет лестницей за мною

И тянет руку за ногою…

А я спешу всё выше, выше!

Была приставлена же к крыше

Та лестница, и я моментом

На ней был, думая, при этом,

Отстанет дворник, что уйдёт он —

В том был уверен, глаз намётан.

На крышу лезет он, пыхтевши,

Мне показалося, как леший…

И жизнь спасти чтоб дорогую,

На крыши сторону другую

Переместился по‒пластунски.

Но вновь просвет меж нами узкий…

Назад, конечно, нету хода,

Как в океане, нету брода.

Меня трепещет страха буря,

И тут в момент, глаза зажмуря,

Я вниз сигаю с крыши края,

Шепчу: «О мама дорогая!»

Но был полёт в пылу короток.

А дворник не был в гневе кроток,

Всё наводил порядок строгий…

Тут с тротуаром встречу ноги

И провели, отбивши пятки…

Но я вскочил и без оглядки

Помчался прочь единым махом,

Вперёд гонимый резво страхом!

«Беги, беги, вперёд, дружище!

Всё с крыши машет кулачище…».

Так совершил прыжок невольный

Не в снег, где был бы, страсть, довольный,

А на расчищенное место.

А дворник всё! Он, вредный бес‒то…

И долго дом тот стороною

Я обходил уже зимою,

Боясь в милиции застенки

Попасть, где, видимо, не пенки,

Раз заключённых под конвоем

Ведёт охрана строгим строем,

И им свободного нет вдоха…

Я не хочу! Там будет плохо.

Лишь хорошо, что там учиться

Не надо будет. Будто птица,

Я без учёбы запою там,

Довольный лодырства уютом.

Вот как взбираться‒то на крышу:

Тюрьмы схлопочешь сразу нишу.

А жили все в бараках длинных

Да сплошь в историях былинных.

Кроватей в комнатах навалом,

Но при проходе очень малом.

Все жили тётеньки отдельно,

И дяди тоже все удельно.

А потому и вывод веский:

Здесь дом мужской, а рядом женский.

Вот в нашей комнате лишь тёти,

Все днём ли, ночью на работе:

Сей стройке нет всегда простоя —

В том было правило простое.

Лишь я у мамы был сыночек,

А у другой же – дурачочек:

Он мне язык казал без дела.

И то меня так вдруг задело,

Что я назвал его глупышкой

Да плюс пигмеем‒коротышкой.

Вот как‒то вечером претёмным

Уж я лежал в кровати томным,

В сна превеликом предвкушеньи…

Тут входит это вдруг явленье,

Весь‒весь по‒зимнему одетый,

И вновь желаньем подогретый —

Казать язык свой мне с порога…

Не стал терпеть его я много,

Вновь повторил слова презренья.

Он подскочил в одно мгновенье

И укусил мне больно руку,

Чем причинил страданья муку…

Я вмиг слетел с кровати пробкой,

Побить! Побить чтоб! Он торопкой

Бежал стремительностью к двери,

Вон заручившись в полной мере,

Что не помчуся я на холод.

Но я в решенье твёрд, как молот!

И босиком, в трусах и в майке

С огромной бурей гнева в спайке

За ним по улице помчался

И бегал так, аж больше часа,

Пока не скрылся в тьме он где‒то…

Вот тут мороза мощь привета

Я и заметил дрожью сильной,

Мороз же бил и бил дубиной…

Ах, как же молодость беспечна!

Я заболел и слёг, конечно,

Ведь было лёгких воспаленье,

Температуры грозной жженье,

И кашель мучал беспрестанно,

И смерти был я уж желанный…

А потому попал в больницу,

Леченья добрую светлицу.

Терял я часто там сознанье,

И смерть взвивала всё старанье,

Набить чтоб жертвой снова зобик,

Меня загнать быстрее в гробик…

Врачи же сделали всё ж чудо,

И жизни вновь была полуда.

Я оклемал. И мир прекрасный

Увидел вновь в денёчек ясный!

Полно ребят в палате было.

Врачи, медсёстры нам премило

Давали чудные лекарства,

А на еду – вкусняшки‒яства.

И оттого мы скоротечно

В забавах были уж сердечно:

То, коли не было «сеструшки»,

Пускали в ход свои подушки,

Швыряя с силою друг в друга,

Пера клубилась, аж ли вьюга…

А то, пуская в ход ладошки,

В «футбол» играли на окошке,

Скомкавши «мячик» из бумаги,

Все «футболисты», все в отваге,

Забить голы быстрей охота

В чужие радостно ворота!

А кто «Атас!» вдруг крикнет тихо,

Все по кроватям юркнут лихо,

Дыша от бега часто‒часто:

«Всё хорошо и блажь у нас‒то…».

Сестра нам градусники рано

Под мышки ставила, прерано,

Когда нас сон держал уздою,

Глаза объяты пеленою,

И мы не ведали, в чём дело,

И вялым‒вялым было тело…

Потом его брала обратно,

Температуру знать, понятно.

Бывали случаи такие,

Ведь в снах крутиться мы лихие,

Что вдруг да градусник под мышкой

Вон исчезал, как в норку мышка.

Вот тут‒то поиски начнутся,

Больной что смотрится, ох, куце

Под медсестры укор‒ворчанье,

Со страхом чуя наказанье…

Был и со мной такой же случай,

Он грозовой насел вдруг тучей:

Опять мой градусник в постели

Вдруг затерялся, мы пыхтели,

И медсестра была не киса…

И вдруг он выскользнул. Разбился…

«Пока не купишь ты мне новый, —

Был медсестры укор суровый, —

Тебя не выпишу вовеки

Вон из больницы, тюня экий!».

Я испугался, будто мышка

Пред кошкой злою. «Вот и крышка

Мне бессердечная настала…».

Мне не хотелось, ведь немало

Лежу в больнице я, безвинный —

Второй уж месяц с половиной…

А я хочу уже на волю!

Держать коль будут, соизволю

Бежать тайком я из больницы,

И рухнут клети сей темницы!

И вот день выписки счастливый!

Но медсестры взгляд незлобивый:

«Добро пожаловать по новой,

Коль будешь снова нездоровый».

«Нет! – я ответил, – не охота,

Вдруг разобью опять чего‒то…».

Мне чуб погладила премило…

Тем страха груз с меня свалила.

Я, крепыша явив мальчишку,

Помчался к выходу вприпрыжку!

Попал в объятья там мамульки,

Мы ворковали, будто гульки…

Отстал в учёбе я прилично,

И редко «хор.» имел, «отлично».

Да помощь в этом кто и даст‒то?

Вот усвоенье и зубасто,

Ведь мамка школу не кончала:

Вернули вдруг с пути начала…

И подпись ставила коряво —

То ввек неграмотности право.

Решала: чисто коль в тетрадке,

С учёбой, значит, всё в порядке,

А всё там правильно иль нету,

Известно белому лишь свету,

Чем я и пользовался ловко.

Ай, да умна моя головка!

Но не был сроду второгодком,

И в старший класс вступал не кротким,

А потому на отдых летом

Я шёл с весёленьким куплетом!