Читать книгу Детство милое - Вячеслав Евдокимов - Страница 54

Наглая ворона

Оглавление

А на горах тех, на макушке,

Стояло здание церквушки —

Такой казалась сразу с виду,

Но не впадала, нет, в обиду:


Внутри казалася огромной,

Её вместительность – не скромной.

К ней мы по праздникам церковным

Шли с мамой шагом твёрдым, ровным,


Она ведь веровала в Бога,

Всё исполняла точно, строго,

За нас, живых, молилась, грешных,

И не жильцов уж в мире здешних.


«Вот так, сынок, молиться надо,

Тебе небесная награда

И будет Боженьки тогда‒то», —

Звучал мне голос сладковато,


Ну, и являла мне знаменье…

Моё же было в том стремленье,

Чтоб охватить вокруг всё взглядом,

Ну, там и там, вдали и рядом…


Здесь было всё так необычно,

И на верху я даже лично

Иконы видел расписные,

На коих боги неземные…


И образа вокруг по стенам,

Всё в блеске злата несравненном,

Глядели боги с них сурово…

Уж попадёт, за будь здорово,

Коль вдруг нарушишь предписанье,

Вмиг в ад последует изгнанье,

А там уж черти вилы, плётку

Готовят, жарить – сковородку,


Ведь в изуверстве чёрт не цаца,

На ней от жара извиваться

Начнёшь, как уж, ведь больно, больно…

Не крикнешь в плаче, мол, довольно!


Не мыслит он по‒русски слова,

А лишь подбросит дров вмиг снова,

Чтоб пламя сроду не погасло,

Да окунёт поглубже в масло…


Вот тут со страха поневоле

И уж грешить не будешь боле.

А согрешишь вдруг по незнанью,

Не быть вовеки наказанью,


Просив прощения усердно

У Бога, тот и милосердно

Простит, легонько пожуривши,

С своей святой небесной ниши.


И вновь ты чист, как после бани,

В своём хозяином будь стане.

И так всю жизнь: «Я каюсь, грешен…».

И вмиг прощением утешен.


И были в церкви песнопенья,

В душе рождая умиленье…

Мерцали свечи – свет им задан,

И аромат струил свой ладан…


И всё торжественно, по‒царски,

В волшебной будто, чудной сказке.

Да умилял звон колокольный

Крещёный мир и свет весь вольный…


Но случай помнится поныне,

Сотрясся вдруг что у святыни,

При коей есть захороненья.

И прихожан к ним есть стремленье,


И в этом дело их святое,

Чтоб освящённое съестное

К ним возложить, пусть разговятся,

Ведь все‒то сестры «там» и братцы,


И будет в том их поминанье.

И вот старушечка старанье

Своё стремит шажком к ним хилым,

Чтоб было «там» приятно милым,


Неся продукты в узелочке…

Да вдруг стремглав, без проволочки,

В пике несётся к ней ворона!

Та с страха – плюх! – на место оно,


И узелочек обронила…

Вороне то и надо было:

Вмиг из него схватила смело,

Что надо, прочь и полетела,


На сук уселась важно, чинно:

Вот‒де, какая молодчина!

Клевала нагло, с расстановкой,

От всей души резвясь обновкой…


Привстала всё ж кой‒как старушка

И в храм помчалась, будто мушка,

Крестясь неистово по ходу…

Там пошептала всё народу,


Забывши взять свой узелочек.

Народ же ей без проволочек

«Молись! – сказал, – то бес попутал…

Откуда взялся только тута?


Небось, ты в чём-то согрешила, —

И зашипели все немило, —

Молись! Молись! Гони чертину!».

Такую вот я зрел картину.


Мне б посмеяться до упаду!

А вдруг ворона – тёща аду?

Враз клюнет в глаз – пропало зренье…

Я трус. Домой – моё стремленье!


Детство милое

Подняться наверх