Читать книгу Как просто. Книга стихов - Вячеслав Кислицын - Страница 49

С работы иду на другую работу,

К тебе на страничку, где ботают боты,

По фене, по хокку и по рубаи…

Я выйду из сумрака в руки твои.

Раздену все акры, накрою все чакры

И выдвину танку к границам де-факты.

Устал амфибрахий, и ямб, и хорей,

Ты жаришь в Саргассовом море угрей,

Которых поймала на хитрую донку,

А Джек Воробей давит жёсткую шконку

И пишет на шляпе сонеты свои,

Чернила из вены по капле кроит.

А я всё читаю, читаю, читаю,

За окнами окна уже засыпают…

Просохнут чернила и вены к утру,

«Backspace»ом, как ластиком, их подотру.

Рыжики – рыжим, маслята – маслятым,

белые – красным, бычки – быковатым,

грузди – зубатым, лисички – к синявкам,

всё, что внутри их – жукам и козявкам!

Ржавые травы с пожухлой листвой

здесь под березой, а там – под сосной,

с неба дождинки, морозы на почву,

чушь из головушки губы лопочут.

Видимо, нету царя в голове,

мёрзнут букашки в пожухлой траве,

видимо, осень такая пора:

в небо уходит журавль со двора,

снова ночами зачем-то не спится,

сны все украла родная синица.

С утра трамвай набит народом.

Я сжат, стою, едва дыша,

Зажата вся моя природа,

Свободы требует душа!

Но напахнуло феромоном,

Как с моря дунул ветерок,

В висок ударило гормоном,

Желудок сделал кувырок.

А ты ко мне прижалась станом,

Тугим, упругим, словно мяч,

Я тупо замер истуканом,

А мыслями помчался вскачь.

И вот уже трамвай желаний

Идет по рельсам не туда,

В душе горит свеча страданий,

Как путеводная звезда.

Но выскочу на остановку,

Её названья не спросив,

Имел когда-то я сноровку

Спокойно ездить на такси!

Твоя метла стоит в углу,

а я в саду на страже – в вилы,

с упрямством грозного страшилы

стою в капусте на посту

и разгоняю всех сорок.

Луна бледна красноречиво,

моё не криминально чтиво,

зато уже капусты впрок.

На славу вышел урожай

и корнеплоды уродились,

в лесу кукушки удивились,

а журавли уральский край

спешат покинуть. На крыло

встают, маршрут держа по звёздам,

отдав дождям родные гнёзда,

да, просто время подошло

смотреть на полную луну,

отвыкнув, звёздам удивляться,

и тенью мрачно преломляться

в душе у осени в плену,

морозу в солнце сомневаться,

и верить в скорую весну.

Я сказал себе: – Иди!

Во́ поле дорога,

может, встал не с той ноги,

или выпил много.

Утро ночи мудрене́й —

это, братцы, враки,

в чёрном небе нет огней,

там зимуют раки.

Не политкоректен я,

адрес их не знаю,

где ты, Родина моя,

там и хата с краю.

Там и горе от ума,

и ответов нету,

и тюрьма там, и сума,

подожду карету…

Там, на неведомых дорожках,

Живу с тобой в глухих лесах,

К нам в гости прилетает мошка,

Приходит кот в больших усах.

Метлой толчешь ты воду в ступе,

Не редко бьёшь меня клюкой,

И варишь мне лягушек в супе,

И манишь костяной ногой.

Налево я хожу к русалке,

Нас охраняют упыри,

Тебе твержу, что на рыбалке,

Пью с лешаками до зари.

Где на болотах черти пляшут,

Где гуси-лебеди летят,

Они крыла́ми солнцу машут,

Они украсть меня хотят.

Но держишь ты меня надёжно,

В яйце хранится жизнь моя,

Яйцо сломать совсем не сложно,

А в нём иголка тонкая.

С тобой живу, моя старушка.

Я твой Кощей, а ты Яга,

В лесах затеряна избушка,

От глаз укрыты берега.

Вот и вышел конь в пальто

в белый снег хрустящий, новый,

(с неба сеет решето)

и пошёл срывать подковы…

Мимо дни.

И страшный век

не сулил ему медали,

шёл под снегом человек

и крутил свои педали.

А навстречу, в никуда,

как всегда, невозмутимо,

шёл, бродил туда-сюда,

сивый конь из Тыгыдыма.

А не пора ли нам, пора…

Грамм сто для храбрости с утра?

Сто пятьдесят принять в обед

В обход бульона и котлет?

Грамм двести-двести пятьдесят

На ужин съесть под поросят?

Глядишь, и выпита бутылка.

От ног, до самого затылка

Я начинаю уставать,

А завтра рано мне вставать.

Такой пустяк – вставать с утра

В тепло турецкого ковра.

А скоро праздник Новый год

Придет и встанет у ворот,

Спрошу свинью: – Ты чья? Ты чья?

Она ответит: – Я ничья!

Опять ничья? Опять ноль-ноль?

А как там, в Дании, король?

А, впрочем, нет там короля,

Там королева у руля.

А «Гамлет» снова в «Коляде», *

Страна – в надежде и в труде.

В тайгу упал метеорит,

А Коварж* вытащил булит.

И дел как будто громадьё,

Шипулин* зачехлил ружье,

В телеэфире каждый день;

Тень подпирает свой плетень.

И спорит правда, спорит ложь —

Ток-шоу, что с него возьмёшь?

И в моде «Модный приговор»,

И вкусен костромской сыр-бор.

А ви́на все теперь в Крыму,

И самолёт под хохлому,

А небо – в самый синий цвет

На самой лучшей из планет!

И мыслью в темечко тюк-тюк

Мне «скрипка, бубен и утюг»*.

Бродят тени за окошком,

Спит собака, дремлет кошка.

Ночь щетинится ежом,

На диване ты  ужом,

А весь день  была гадюкой,

Я страдал ужасной мукой!

Только му́ка не мука́,

Не дрожит моя рука.

Глажу змейку, не робею,

Я тебя сейчас согрею.

Ты начнешь во сне зевать,

Скрипнет наш диван-кровать.

Ночь гуляет за окошком,

На полу сплю рядом с кошкой.

Ноги лижет верный пес,

Тыча в пятку влажный нос.

На диване спит ехидна,

Мне её почти не видно.

Я гоню сомненья прочь —

ночь в окошке, в сердце ночь.

Я берёзе белой нож засуну в бок.

По коре бугристой заструится сок.

В роще соловьиной где-то бродит Лель.

Голову мне сносит бешеный апрель.

За тобой гоняюсь – не найду, увы.

Тропы заколдобили древние волхвы,

Марой замуравило, мхами лес оброс,

Но со мною рядом сам Иисус Христос.

Влагою живительной обопьюсь с утра,

Хоть и убедительно ты была хитра,

Прикоснусь в смущении к молодой весне,

Разопну красавицу на лохматом пне.

Недорезанный лимон

Мокнет в чайной кружке.

Роз лохматых миллион

Я принёс подружке.

Кот урчит в моих ногах,

Дребезжит рулетка.

Стол заставлен в пирогах,

Странно смотрит Светка.

А на пальчике кольцо

Бликами играет,

И морщинка на лицо

На моё сползает.

А глаза – осколки льдин

На зиму похожи:

– Вы, залётный гражданин,

Больше к нам не вхожи!

Я к двери бочком прилип,

Мысли перегреты,

Нехороший кот Филипп,

Намочил в штиблеты.

Враг не пройдёт!

Душа вся в минном поле,

а за окопом спит заград-отряд.

и где-то вождь идёт на ледоколе,

и топит лёд горячий шоколад.

Мне б только сил хватило до рассвета,

уже не нужно никаких причин

смотреть на осень, как она раздета,

и то, что кофе малокапучинЪ.

 Чудо-явь и чудо-сказка,

 чудо-вымысел и быль.

 В небе синька – это краска,

 на дороге пепел – пыль.

 Вот встаёт над горизонтом

 солнца вымученный диск,

 и ползут по лесу с понтом

 вздохи, шорохи и писк.

 Пробуждение природы,

 улетает тень луны,

 в ямы прячутся уроды —

 вурдалаки, колдуны.

 Леший в пень преобразился,

 в жабу – мокрый водяной,

 и утопленник укрылся

 с ним русалкой ледяной.

 Не блестят под лунным светом

 кости страшного коня,

 не беснуется при этом

 тень злодея упыря.

 Не идет Кощей Бессмертный

 заколдобленной тропой,

 в этот самый час рассветный

 начинается покой.

 Спят кикиморы в болоте,

 словно кочечки точь-в-точь,

 утро тает на излёте,

 будет день, и снова ночь.

 И луна нечистой силы

 по лесам поднимет рать,

 В это время, друг мой милый,

 лучше дома мирно спать.

 Просто, лёжа на диване,

 обнимать жену свою,

 грязь, отмыв в горячей ванне,

 как с русалки чешую.

«Скрипит потёртое седло»,

но под седлом сива кобыла,

Прованс далёкое село —

не велико и не мало,

глядит из детских сказок мило.

В стогу игла, а в мыле шило,

туманом взгляд заволокло.

Давным-давно, до нашей эры,

когда я был, как бык, здоров,

вздыхали аглицкие сэры,

минхерцы, принцы, флибустьеры

и дамы сдувшихся родо́в.

Вставали все из-за столов

и рады были мне без меры,

А нынче только доктора

читают эпикризы лихо,

и только лёгкий чай с утра,

и только ветер со двора,

эх, не будил бы ветер лиха.

И так во всём неразбериха,

а мне на подвиги пора.

Но пепел крепких сигарет —

эрзац от острова Фиделя:

таких давно в продаже нет.

И Монтекристо (не секрет)

совсем не граф на самом деле.

И дважды два – с приставкой «теле»,

и вся реальность – интернет…

Я не люблю зимы метаморфозы,

И мне себя уже не обмануть,

Кому-то нравятся крещенские морозы,

А мне они не нравятся ничуть.

Я не люблю, когда вдруг снег растает

Под самый лучший праздник Новый Год,

Когда вчерашние тропинки заметает

Ночной метели снежный хоровод.

Я не люблю холодную квартиру

И не люблю холодную постель,

Предпочитаю мягкому пломбиру

Из водки с пивом солнечный коктейль.

Мне хорошо с моей женой в кровати,