Читать книгу Агуша - Вячеслав Курдюков - Страница 3

– Где мы сегодня были, расскажи.

– В магазине?

– Да. А расскажи, что ты мне говорила про рыбку.

– Ну нас обманывают в магазине.

– Почему?

– Рыба продается живая. Ее ловят в аквариуме живую, а потом взвешивают. А дома она уже мёртвая.

– Ну и что?

– Что?

– Почему нас обманывают? Мы же для еды покупаем рыбу. В чем обман?

– Ну мама… Потому что, когда мы несем рыбку домой, ее маленькая рыбья душа улетает.

– Куда улетает?

– А взвешивали рыбу вместе с душой, значит заплатили мы за рыбу вместе с душой.

– А куда душа рыбки улетает? На небо?

– В речку.

Женский вздох за кадром.

– Вот такие мысли у Нюры в шесть лет.

Девочка звонко засмеялась и убежала.

Экран телефона погас. Светловолосый мужчина с прозрачными глазами убрал телефон во внутренний карман рабочей спецовки. Набрал в легкие воздуха, будто собрался что-то сказать, но выдохнул и снова достал телефон.

В строительном вагончике душно, но сыро и холодно. Напротив единственного приоткрытого окна на табуретке стоит маленький телевизор и DVD проигрыватель. В углу – однокамерный холодильник, чайник, электрическая плитка и не распакованная пачка сухого горючего. Сковорода тщательно вычищена кусками белого хлеба, несколько зерен риса застыли на дне в холодном жире с хлебными крошками. Основную часть пространства занимают две двухъярусные кровати с панцирной сеткой. На одной из верхних – накрывшись спецовкой, дремлет пожилой мужчина. Еще трое: худой парень с рыжей бородой, молодой таджик с редкой щетиной на лице и блондин с телефоном сидят на нижней койке и смотрят видео с девочкой.

– Это прошлым летом жена прислала, – пояснил светловолосый. – Дочка, наверное, уже в школу ходит.

Молодой таджик провел ладонью по своему смуглому лицу.

– Душу можно купить, в магазине?

Мужчина с телефоном молча включил запись еще раз.

– Только рыбную, человечью – нельзя, – ответил третий парень с рыжей бородой. – Димитрия спроси.

С верхний койки свесилась седая голова пожилого мужчины и сонно пробубнила:

– Знаете, что говорит слепой, когда заходит на рыбный рынок?

– Что? – спросил рыжебородый.

– Здравствуйте дамы!

Никто не засмеялся. Таджик вопросительно посмотрел на блондина, тот беззвучно повторял слова за девочкой в телефоне. Рыжий понимающе кивнул седому, и продолжил, прерванную анекдотом, мысль:

– Рыба – символ Христа! Рыбу не трожь.

– Значит, Христ – рыба? – Не унимался таджик.

– Почему?

– Ты говоришь, рыба – Христа. Значит рыба?

– Какой тупой, – нарочито восхитился рыжий. – Иди пожри нормально. Там сосиски твои.

Таджик со скрипом встал с койки и достал из куртки сморщенную упаковку майонеза.

Дверь в бытовку открылась, на пороге появился мужчина средних лет с влажными глазами и опущенными вниз уголками рта. Вид у него был озабоченный, но бодрый. Пальцами он мял связку ключей. Из нагрудного кармана кожаной куртки торчал блокнот и шариковая ручка.

– Приятного аппетита, господа гастарбайтеры, – почти театрально взмахнув рукой, сказал мужчина.

– Спасибо, – искренне ответил таджик.

– Садитесь с нами кушать, – добавил рыжий.

– У меня для вас новости. Завтра открытие стройки. Попы приедут, Полуэктов приедет, начальство из Анжерки. Будут ленточку резать. Весь хлам нужно отнести туда, за вагоны. Внутри котлована поставить временный алтарь. Постелить красную дорожку. Все сегодня. Чисто, чтоб все было, никаких бычков, чтоб все сияло. Вечером приду, чтобы удивляло меня все, как все чисто.

– А поляну накроют? – нахально, но заискивающе спросил рыжий, как бы демонстрируя свою непосредственность в общении с руководством.

– Поляну накроют там… на той стороне. Вы здесь будете. Вам мясо привезут. Мангал соорудите.

– А водчелы? – рыжий набирал обороты.

– Может и водчелы, – начальник прошел вглубь бытовки к кровати, на которой остались рыжий и блондин с телефоном. – Макс, пошли со мной, – указал на блондина.

– Мне жена должна позвонить, – сказал блондин и, как бы в подтверждение слов, повернул телефон экраном к начальнику.

Мужчина грустно покачал головой и перевел взгляд на седого на верхней полке.

– Степаныч, после обеда сразу алтарь поставьте, материал знаешь где. И как бригадир отряди мне человека. На улице жду.

– Я пойду, – таджик спешно запихал в рот сосиску с майонезом, взял куртку и вышел вместе с начальником из барака, оставив дверь открытой. Поток весеннего воздуха влетел в помещение.

На улице в ста метрах от двух четырёхместных бытовок рабочих вырыт небольшой котлован с арматурой под будущий фундамент. Рядом с бараками стоят биотуалет, экскаватор и деревянный сарай. В полукилометре – асфальтированная дорога, за которой виднеется лес и небольшой коттеджный поселок. Остальное пространство занимает пустырь, изуродованный гусеницами экскаватора. С противоположной стороны пустырь заканчивался оврагом, в котором течет мелкая река.

– Отсюда народ пойдет, и здесь встанет. Вот этой херни тут быть не должно, – начальник указал на тачку для бетона. – Уносим все в сарай, что не войдет, туда за бытовки.

Молодой таджик идет следом, собирая в пакет пустые банки и смятые пачки сигарет.

– А это здесь откуда? – начальник указал пальцем на пачку презервативов. Пачка была в пленке, не распакована.

Рабочий наклонился, чтобы поднять, но брезговал касаться рукой, потому сел на корточки и надел перчатку на правую руку, а левой закрыл глаза от солнца.

– Наверное из деревни принесли, – предположил таджик.

Надпись «Vizit» светилась на фоне серого мужского костюма с белой рубашкой и ярким малиновым галстуком.

– Что такое «визит»? – спросил он начальника, но ответа не услышал.

В воздухе запахло молоком и малиной.

Таджик поднял голову и увидел женщину с длинными белыми волосами. Ее прозрачная кожа пропускала сквозь себя свет, делая его матовым и мягким. На контрастном освещении рабочий не мог разглядеть лицо девушки, но понял, что она молода и красива, в каком-то естественном, изначальном смысле. Порыв ветра вдохнул жизнь в ее платье, поверх которого накинута черная косая куртка с длинными ремнями.

– Пойдем, – сказала девушка.

– Куда? – спросил таджик, но не услышал своих слов.

– Сейчас, Агуша, – отозвался начальник. Голос его прозвучал нежно, почти по-детски, но уже на следующей фразе уверенные обертона вернулись.

– В общем, надо все прибрать. Приду вечером, чтобы все красиво. Понимаешь? Тебя как зовут?

– Умиджон, – тихо сказал таджик.

– Меня помнишь, как зовут?

– Борис Николаевич.

– Хорошо. Остальные пускай алтарь ставят, а ты за мусор отвечаешь. Борис Николаевич через три часа вернется, – иронично, подчеркнуто высокомерно сказал Борис и взял женщину за руку.

Вместе они медленно пошли в сторону дороги. Умиджон сел на землю и несколько минут смотрел вслед.

– Мясо лучше сделать на решетке, – говорил парень с рыжей бородой, размахивая руками.

– Рыжий, ты у нас повар что ли? – перебил его Степаныч, свесив ноги с верхней койки. – Может тебе в Адскую кухню пойти?

– Не, я не кулинар. Но шашлы сделаю лучше повара. Вообще любой мужик должен уметь готовить мясо. Мясо и огонь – это мужское. Женщина мясо не чувствует. Не понимает. Баба пускай салаты строгает. Макс, вот ты мясо готовишь?

– Я? – отозвался блондин.

– Ты.

– Я рыбу обычно делаю. Жена – мясо.

В барак вместе с солнечным светом и свежим воздухом вошел Умиджон, вернулся в свой угол и вытащил из упаковки сосиску. Его одухотворенное смуглое лицо улыбалось в окно, которое распахнулось от сквозняка полностью.

– Свинину мариновать будешь. Умеешь? – кинул ему Рыжий.

– Я – нет.

– А что так? – Рыжий заинтересованно сделал широкий шаг в сторону коллеги.

– Свинину нельзя. Харам, – ответил Умиджон.

– Йоп твою мать. Ты ж муслим, – Рыжий взял табуретку и подсел к таджику. – А ты знаешь, что сейчас ешь?

– Знаю. Там нет мяса, мне сказали. Это соя.

– Правильно, соя. И нормального мяса нет. А вот кожа всякая, там… сиськи, письки есть. Всех подряд: коров, быков, куриц, крыс, но в основном – свиней. Так что, не капризничай, Саня. Мариновать завтра будешь ты.

– Я Умиджон.

– А по-нашему как?

– Умиджон.

– Значит будешь Саня. Поздравляю с крещением.

Рыжий выхватил из рук Умиджона сосиску и стал размахивать у его лица.

– Во имя отца, и сына и свинаго писюна.

В бараке раздался громкий хохот бригадира.