Читать книгу Танец Смерти. Воля свыше. Часть третья - Вячеслав Митяшов - Страница 3

Красный диск солнца медленно коснулся горизонта.

– Красиво, – едва слышно выдохнула Лита.

– Красиво, – ответил стоявший за её спиной Чарред.

От гладкой, словно зеркало, поверхности фьорда, повеяло холодом, и она, ещё не привыкшая к прохладному северному лету, закуталась в висевший на ручке коляски плед.

– Пойдём в дом? – предложил муж.

Женщина ещё раз окинула взглядом возвышающиеся на противоположном берегу скалы, задержалась на огоньках гостиницы, расположившейся у воды, и молча кивнула. Они находились здесь всего лишь шесть часов, а Лита всё больше и больше была благодарна Ивану Стрижевскому за этот выбор. Это действительно то место, где они смогут жить спокойной жизнью, воспитывать своего ребенка, где забудут о пережитом.

Два довольно больших двухэтажных дома были раньше отелем, подобно тому, что находился напротив, в полутора километрах через фьорд. Предыдущий хозяин поддался на весьма щедрое предложение Стрижевского и продал ему всё целиком. Перестройка домов заняла около года и тоже влетела в кругленькую сумму, но Иван Сергеевич не жалел. Место того стоило. Оба дома стояли на окружённой сосновым лесом большой поляне рядом с берегом. Длинная, сложенная из камней набережная огибала их плавной дугой. Здесь располагалась веранда, откуда раньше гости отеля, точно так же, как Лита и Чарред, смотрели на закат.

За лесом тянулась гряда невысоких серых скал, с которых низвергался небольшой водопад, протекавший затем быстрой речушкой через лес к водам фьорда. До ближайшего города можно было добраться на катере, либо на автомобиле, проехав по пролегавшей вдоль берега дороге до небольшого поселка, откуда регулярно ходил паром.

В этом весьма уединённом месте было тихо и спокойно круглый год. Лишь изредка рядом проплывали катера с туристами, но они теперь старались держаться ближе к противоположному берегу.

– Всё гуляете? – окликнул их Стрижевский, когда они подошли к дому. – Идёмте, расскажу хоть где что.

Они вошли в большой холл, продолжавшийся после арки гостиной. Виктория уже вовсю играла рядом с камином на ковре под присмотром Тани и Саши. Огонь в топке весело трепетал, отбрасывая алые блики на обшитые деревом стены и каменные столбы.

– Итак, на первом этаже у нас гостиная для гостей, кухня и столовая для завтрака, обеда и ужина, – начал Стрижевский. – Есть несколько комнат для прислуги, если вдруг захотим кого-то нанять. Ну и всякие подсобные помещения.

Из холла наверх, вдоль стен, шла широкая лестница, рядом с которой находился специально сделанный для Литы лифт.

– Ты сможешь без усилий подниматься и спускаться на нужный этаж.

Стрижевский открыл дверь и ввёз коляску в кабину.

– Вот так, – он нажал верхнюю из двух кнопок.

Кабинка плавно поднялась на второй этаж, мелодично динькнул колокольчик. Иван Сергеевич выкатил коляску в холл второго этажа.

– Здесь спальни и, – он хитро прищурился, – кое-что ещё.

Одна из дверей показалась Лите прочнее, массивнее других, и на ней стоял странный замок с матовой клавишей вместо отверстия для ключа.

– Нужно прикоснуться пальцем, – пояснил Иван Сергеевич. – Он реагирует на отпечатки любого из твоих, либо моих пальцев. Остальные тоже имеют туда доступ.

– Но зачем так усложнять? – спросила Лита.

– На тот случай, если возьмём прислугу, либо гости какие будут. Здесь наша сокровищница, дочка. Стыдно признаться, но я немного помарадёрствовал во время своих путешествий на Остров. Там золото, предметы искусства, драгоценные камни, оружие и доспехи. Это для того, чтобы мы не забывали, что кроме нашего мира существует ещё один, а может и не один, мир.

– А медальон?

– Тоже там. Но толку от него больше нет. Полтора года назад он окончательно выдохся. Видимо, с уходом Лабека, его детище потеряло свою силу.

– Значит мы больше никогда… – женщина вздохнула.

– Никогда. И для тебя это к лучшему.

– Можно мне туда?

– Подожди, Лита, нас ждёт праздничный ужин, а завтра эта комната целиком в твоём распоряжении.

На следующий день Лита едва дождалась окончания завтрака. Отправив Чарреда с дочкой гулять по лесу, она поднялась на второй этаж и остановилась перед дверью. Какое-то необъяснимое чувство, словно она стояла на пороге открытия чего-то важного, внезапно овладело ей.

– Что это со мной, – прошептала Лита. – Там всего лишь никому не нужное старьё. Так называемая память.

Она протянула указательный палец к тактильной панели – рука заметно дрожала – и коснулась им холодного серого стекла. Моргнула зелёная лампочка, и замок открылся, едва слышно щёлкнув. Женщина толкнула рукой дверь и въехала в комнату. Тот час включился свет, заливший каждый уголок сокровищницы мягким ровным сиянием. В помещении, примерно восемь на пятнадцать шагов, рядами вдоль стен стояли стеллажи.

Центр занимали манекены с одетыми на них доспехами. Лита сразу же узнала свой, украшенный страшной маской. Рядом располагались доспехи Чарреда и Гунэра. Во втором ряду она узнала броню флардских гвардейцев и красивые, узорчатые латы Регнера. Тут же, на стойках, лежали всевозможные мечи – широкие и короткие времён битвы при Фарнадо, полуторники «Длинных мечей», клинки, овитые гардой её эпохи, сабли Арриго.

Копья, луки, стрелы, алебарды, страшные секиры флардцев. И как только Стрижевский умудрился притащить всё это. Рядом с доспехами она увидела и свою саблю. Отливающее синевой лезвие покоилось на высокой деревянной подставке. Лита ощутила, как кольнуло сердце, в висках гулко застучала кровь, и она протянула руку к эфесу. Но остановилась, так и не коснувшись его. Пальцы, до боли в ногтях, впились в ручку коляски. Нет, ей нельзя касаться этого оружия. Слишком много зла причинила она с этим клинком в руках.

Чтобы побороть искушение, она переключила внимание на стеллажи. Начиная от двери шла всевозможная керамика, затем изделия из металлов. В углу расположились статуэтки из бронзы и мрамора, а после них, словно на витрине ювелирного магазина, на чёрном бархате в ярком свете сияли всевозможные кольца, серьги, браслеты, цепи. Рядом, каждый на отдельной подушечке, с отдельной подсветкой, лежали драгоценные камни.

Большинство из них, за редким исключением, были обработаны довольно грубо, а порой и совсем не обработаны. Но это были в основном алмазы из шахт Островов смерти, причём настолько крупные, что Лита, уже немного понимавшая, насколько они ценятся в этом мире, присвистнула от изумления.

Потом она увидела монеты, имевшие хождение по Острову и даже немного чужеземных. Дальше стояли книги, но всё это меркло перед великолепием драгоценных камней. Лита вернулась к ним и отыскала самый большой алмаз. Грубо и криво огранённый, он не был красивым. Зато он был чистой воды с нежно голубым отливом и весил 358 карат. Огромное состояние.

– Нравятся камушки? – раздался за спиной голос Стрижевского.

– Впечатляет.

– Всё это поднято в нейтральных водах с затонувшего пиратского брига.

Лита обернулась, удивлённо посмотрела на Ивана Сергеевича, но, заметив, что тот едва сдерживает распиравший его смех, рассмеялась сама.

– Неужели в это поверили?

– Надеюсь.

Лита снова подъехала к своим доспехам и спросила:

– А это зачем здесь? Я едва поборола в себе соблазн взять в руки саблю.

– Молодец, что поборола. Но это всего лишь вещь, она ничего не несёт в себе. Только ты в своём воображении можешь наделить её какими-то магическими свойствами. Но на самом деле это кусок остро заточенной высококачественной стали. Запомни это и смело трогай всё, что вздумается.

– Тебе легко говорить это, но поставь себя на моё место.

– А я и ставлю себя на твоё место и думаю так, как этого требует здравый смысл, девочка моя.

Она лишь махнула рукой и, проехав мимо стеллажей с книгами, заметила:

– А это зачем? Ценности в них никакой.

– А знания? Когда-нибудь Виктория почитает, узнает, что есть такой мир, узнает его историю. Здесь только летописи.

– Я бы предпочла, чтобы она не знала о другом мире и о том, что её отец и мать оттуда родом.

– Но почему?

– Она родилась здесь, она дитя этого мира, и я не хочу, чтоб она грезила тем, что стало недоступным. Пусть живёт нормальной жизнью – вырастет, окончит школу, выучится на врача или учителя. И пусть никогда не узнает, что её мать виновна в гибели многих тысяч человеческих жизней.

– Ты уже начала мыслить мерками современного общества, – Стрижевский вздохнул, – ты словно губка, поглощающая огромные объёмы информации, твой характер под её влиянием перестроился. И жить тебе с этими воспоминаниями будет тяжело, если ты не научишься воспринимать их как сон.

– Я бы рада считать произошедшее со мной дурным сном. Но сидя в этой инвалидной коляске, – Лита в сердцах ударила по ручкам, – я не могу отвлечь себя, как Чарред, играя с ребёнком. Мне остаются лишь книги, и я хочу читать не любовные романы, а то, что поможет мне здесь.

– Это пройдёт, ты справишься с воспоминаниями и страхами ради своего ребёнка.

– Я постараюсь.

Лита протянула руку к эфесу сабли и осторожно дотронулась до потёртой кожаной обмотки. Затем, пальцы медленно обхватили рукоять.

– Ты прав, ничего особенного.

Рука разжалась, так и оставив саблю на подставке. Стрижевский довольно улыбнулся и, подмигнув, направился к двери.

– А где медальон? Я его не видела?

– Его Николай вроде положил в коробку с летописями монахов храма Лабека. Поищи на полке с книгами. Этот ящик ни с чем не спутаешь.

Иван Сергеевич вышел, а Лита снова подъехала к книгам. Толстые фолианты и свитки аккуратно расположились на нижних полках, но ничего похожего на ящик среди них не было. Она подняла взгляд выше – так и есть, он стоял на самом верху, зажатый между двух массивных томов в переплётах из бронзы и дерева.

Можно было бы попытаться достать его копьём и скинуть вниз, но не разобьётся ли от этого корпус шкатулки. Выглядел он весьма древне, покрытый тёмным налётом, и не было понятно, сделан он из металла или дерева. «Надо встать», – подумала вдруг Лита. – «Я смогу, лишь бы эта штука была не слишком тяжёлой».

Женщина поставила коляску на тормоз, чтобы та не откатилась назад и схватилась обеими руками за стойку стеллажа. Поморщившись от уколовшей спину боли, она подтянулась, встала на ноги и прижалась к полкам, чтоб немного отдышаться. «Слабеть стала», – подумалось ей. Ноги, ещё очень слабые, предательски подрагивали – одно неверное движение, и она упадёт. Осторожно отпустив одну руку, Лита протянула её вверх.

Пальцы коснулись сундучка, нащупали щель между корпусом и крышкой и вцепились в какой-то заусенец. «А теперь осторожно…» – прошептала она и потянула его на себя. Но то ли сундучок был слишком тяжёлым, а может его сильно зажали стоявшие с боков книги, но пальцы соскочили с заусенца, до крови расцарапавшего один из них.

Лита негромко ойкнула и сунула пораненный палец в рот. Затем осторожно опустилась в коляску, достала из кармашка платок и замотала им рану. Можно конечно позвать Стрижевского, либо дождаться, пока придёт Чарред, но упрямая натура взяла верх. Лита поставила коляску к стеллажу боком, снова встала, подтянувшись за стойку. Только на этот раз она, помогая рукой, поставила левую ногу на сиденье коляски, после чего, подтянувшись за верхнюю полку, встала на коляску второй ногой.

На мгновение в душу закрался страх – что будет с ней, если она сейчас упадёт? Вдруг новое падение полностью поставит крест на её возможности ходить, и она окажется всю оставшуюся жизнь прикованной к инвалидному креслу. И всё из-за того, чтобы взглянуть на потерявший силу медальон?

Глупо. Но полдела сделано, сундучок был прямо перед её глазами. Можно не снимать его, а просто открыть крышку и посмотреть. Лита снова сунула пальцы в щель, оставленную, по всей видимости, слесарным инструментом, и попыталась открыть крышку. Не тут то было. Видимо, петли настолько заело, что усилий одной руки оказалось недостаточно.

Женщина вздохнула и, обхватив сундучок рукой, подвинула его на край полки. И сразу поняла, что он довольно тяжёл. Действуя всё так же одной рукой, Лита смогла опустить его на две полки ниже, так, чтобы достать до него сидя в коляске. Потом, повиснув на руках, поставила ноги на пол и осторожно опустилась в кресло.

Всё тело было мокрым от пота, майка покрылась тёмными пятнами на груди и спине. Руки заметно дрожали от приложенных усилий. «И это того стоило?» – спросила она сама себя. Сундучок лежал у неё на коленях. И даже ещё не полностью обретшие чувствительность ноги ощущали его вес.

Лита нашла в груде оружия короткий, толстый кинжал и, действуя им как рычагом, открыла крышку настолько, чтобы в щель можно было просунуть пальцы обеих рук. Вцепившись одной рукой в крышку, а второй в корпус, она потянула изо всех сил, даже закрыв от натуги глаза. Петли поддались с трудом, крышка открывалась медленно, миллиметр за миллиметром. Но в какое-то мгновение она открылась так резко, что сундучок вырвался из рук и с тяжёлым лязгом упал на пол вверх тормашками. Из-под него выкатился медальон и остановился прямо у ног Литы. «В последний раз ты был похож на золотой», – прошептала она и подняла его.

Тонкий диск был мертвенно-серым, словно сделанным из неотшлифованной платины. Поистёртые символы всё ещё были видны на нём, но она знала, что это лишь декорация. Сама суть находится в нём самом, да в его создателе. «А где была бы я, если б не ты? Наверно, топор палача давно срубил мне голову».

Лита печально вздохнула и, небрежно бросив медальон на стеллаж, направилась к выходу. Уже закрывая дверь, она посмотрела на валяющуюся на полу летопись монахов.

– Иван!

– Я здесь, – донеслось с первого этажа.

– Я уронила тут кое-что тяжёлое, поднимешь?

– Хорошо, потом. Давай, спускайся, перекусим салатиком.

Вечером все вновь собрались за ужином. Стрижевский, как обычно, баловал ребёнка, кормя с ложечки шоколадным пудингом. Девочка, всякий раз, когда ложка с лакомством оказывалась перед её носом, широко открывала рот и довольно зажмуривалась.

– Но она же сама может кушать, – слабо протестовала мать.

– Может. И совсем скоро скажет, мол я большая, дед, и не надо меня кормить с ложечки. Так что пока она так ест – буду кормить, – возразил Иван Сергеевич.

Отправив ребёнку в рот последний кусок пудинга, он протянул ей стакан с соком и, не спеша, принялся за ужин сам.

– Чарред ещё не был в сокровищнице? – поинтересовался Николай. – По-моему, он единственный, кто совершенно проигнорировал её. Лита была, Таня и Саша тоже. И все, как один, только об алмазах потом и говорили.

– Эх, молодежь, – проворчал Стрижевский. – Лежащие там летописи – вот истинная ценность.

– Только кого они здесь заинтересуют? – хмыкнул Александр. – Неизвестный науке язык, неизвестные страны и места. Да и любой анализ даст им не больше двухсот лет. Только та, что я в пещере нашёл с медальоном, чего-то стоит, и то, если переплавить.

– Ага, Лита её сегодня, смотрю, на пол бросила.

Лита вдруг замерла, так и не донеся до рта вилку с кусочком огурца. Она вспомнила звук удара, с каким сундучок упал на пол.

– В смысле, переплавить?

– Ты даже не посмотрела его содержимое? Там страницы из чистого золота.