Читать книгу Ветер раздора. Повесть - Вячеслав Пешков - Страница 6

– Ну как живешь-то, Пелагеюшка? Как оно при советской власти?

– Ничего, живу как все. Живу с мечтами людей Илюшенька, о лучшей жизни.

– Да? – Удивился молодой борец с Советской властью. – Это ты мне говоришь Пелагея, что мечтаешь о лучшей жизни!? Да, хорошо же ты устроилась, лучшую жизнь ей подавай. А может, о прошлой твоей жизни вспомним как холопов своих, дядька твой кнутом насмерть забивал, и с раннего утра, как всходило солнце эти люди, с которыми ты мечтаешь, умирали в поле от непосильной работы, не дожив до заката.

– Да, наверное, ты прав, – перебив его, ответила Пелагея, – Но ведь в то время я была ещё маленькой, несмышленой девчонкой, я почти ничего не помню.

– А ты помни, помни! – Закричал Илья. Злость его вырвалась наружу, он покраснел, и лицо его искривилось от такого порыва гнева. Но это продолжалось недолго, через несколько секунд он повернулся к девушке и, сбавив тон, продолжил:

– Ладно, ладно тебе Пелагея извини меня, погорячился. Я ведь что хочу сказать, ты же других кровей не забывай, в родстве состоишь с фамилией самих Осиповых! О-си-по-вых! – По слогам повторил Илья. Затем он, чуть подумав, продолжил:

– А впрочем, лучше сейчас, сию минуту скажу, пусть это будет глупо, но честно и правильно.

Пелагея с удивлением посмотрела на разгорячившегося парня, совсем ничего не понимая. Она видела, что в душе его творилось что-то невероятное, болезненное, он переживал, но все своё внутреннее состояние он пытался скрыть, не подать виду.

– Так все же, что ты хотел мне сказать? – С удивлением спросила Пелагея.

– Давно, давно хочу тебе сказать Пелагея. Уедем отсюда, из этой проклятой страны куда-нибудь далеко, купим домик, заведем детишек и будем жить вместе в радости, не вспоминая эти смутные события. А захочешь, вернёмся обратно, конечно когда пройдёт время и всё успокоится.

Пелагея на это ничего не ответила. Она просто стояла и молчала.

– Ну, ответь же ты, скажи хоть одно слово, что же ты молчишь?

– Ну почему! Почему я должен тебя уговаривать, ты же сама всё прекрасно понимаешь, ведь не дадут они тебе здесь жизни, не дадут! Подумай, кто ты есть для них, а ты для них враг, понимаешь враг! Дядька твой, отец, братья где они? А они прячутся от Советской власти, потому что они тоже враги и когда их найдут, то их просто расстреляют.

– Эх ты, Илюша, ну куда же мы собой поедем, – ответила Пелагея, – кто же нас ждёт с тобой, там за границей нужны деньги, понимаешь деньги.

– Есть, есть! У меня золотишко припрятано, – возбуждено ответил Илья, – на первое время нам с тобой хватит, а там дальше видно будет. Всё, всё для тебя сделаю, только поедем со мной. Вот ещё кое с кем поквитаюсь, и поедем, только дождись меня, дождись.

– Она посмотрела на Илью и за все время разговора улыбнулась.

– Сколько в тебе зла Илюша, сколько зла и ненависти.

– Да! Это ты верно подметила ненависти. Я их всех ненавижу, ненавижу. Вот из этой штуки, я готов убить каждого коммуниста, который мне встретится первым. – Он сжал обрез обеими руками так, что захрустели суставы в пальцах. – Потому что, они отняли у меня всё, всё до последнего, оставив только злую ненависть, да жизнь мою поганую.

Он сел на ближайший камень, который лежал неподалёку, закрыл лицо руками и замолчал.

Пелагея подошла к нему и не произнеся ни слова села рядом на холодный камень. Она вспомнила своего отца Григория Поликарповича скромного учителя уездной гимназии и заботливую мать Ольгу Ивановну.

Ещё до революции, в большой и просторный дом, стоящий на берегу небольшой речушки Ломовис, что проходила вдоль Сурменевки, Осиповы приезжали в основном летом на отдых. Когда студенты разъезжались на каникулы, в гимназии для преподавателей работы не было и как раз наступало самое время вспомнить о деревне. Небольшая усадьба принадлежала родному брату Григория Поликарповича, местному помещику Евсению Поликарповичу Осипову.

Сам Евсений Поликарпович появлялся там только тогда, когда приезжал его брат с семьёй. Вот тогда дом оживал, начиналось веселье до позднего вечера, да всякого рода развлечения. Заходил к ним и Трифон Тихонович Мурзаев, владелец значительной части местных земель. Он любил покрасоваться, да показать себя в богатстве, это была его слабость. Как подъедет к воротам на тройке вороных, да с колокольчиками, в расписных санях, так что только снег из под копыт лошадей разлетается по сторонам.

– Ээ-эй, принимайте гостей, да поскорей, уж очень мы замерзли, да так что есть, хочется! – Кричал Тихон Трифонович.

Они все садились в большом зале за длинным столом, где было вино, разные закуски в горячем и холодном виде, мясо копченое, тушёное, жареное, всякого рода птица, солености и деликатесы, и тут начиналось веселье.

Под звуки семиструнной гитары выходили цыгане. Красавицы с длинными чёрными волосами под аплодисменты присутствующих начинали петь, да так что текла слеза, а тут и цыганские детишки с выходом в прихлоп.

– Эх! А ну давай! Давай ещё! – Кричали уже хорошо подвыпившие гости.

И тут цыгане показывали всё, на что только были способны. Они пели, плясали, бегали, кувыркались и всё с частушками, да прибаутками. А потом хмельные гости выходили на улицу и пели песни до самого утра.

На некоторое время Пелагея погрузилась в свои воспоминания, ведь это было её детство, совсем беззаботное, далекое и безвозвратное. Она хорошо понимала, что всё это останется только в её мыслях как красивая сказка, которая будет только в её памяти.

– О чем ты думаешь? – Вдруг она услышала неожиданно. А когда подняла голову, то увидела Илью. Он стоял и смотрел на неё, не отрывая глаз.

– Да так, о своём, – ответила девушка. Что ж ты уезжаешь?

– Да, – ответил Илья. – Но я скоро вернусь, слышишь? Скоро вернусь, а ты обдумай моё предложение. У тебя ещё есть время.

Больше он не сказал ни слова. Он оседлал коня и рванул с места так, что пыль из-под копыт полетела. Тут и остальные вдогонку помчались вереницей, подгоняя лошадей. И вот не прошло и нескольких минут, как всадники исчезли вдали горизонта.

В правление колхоза ворвалась разъяренная женщина. Она быстро прошла по небольшому коридору и свернула в первую открытую дверь, оказавшуюся на её пути. Эта дверь вела в самую большую комнату правления, где находились Федот Колесников и новый председатель колхоза Бородовой.

В её глазах была ярость и решительность разгромить все на своём пути. Увидев председателя, она направилась прямо на него. Пройдя ещё несколько шагов, деревенская баба весом более ста килограмм остановилась, расставив руки в стороны как борец на поединке и посмотрела исподлобья на председателя.

Председатель, имеющий явно меньшую весовую категорию встал со своего места и отошёл в сторону.

– Э-э, вы что гражданка! – От неожиданности начал заикаться Бородовой.

– Яа-а! Крикнула женщина, – да я тебя сморчок несчастный в пыль сотру! Я из тебя вот этими руками дух выпущу!

Она вытянула свои большие жилистые руки вперёд прямо к лицу председателя.

– Я повторяю! Успокойтесь гражданка, – сделав ещё шаг назад, сказал Бородовой.

– А ну прекрати Степанида! – Встав со своего места, заорал Федот. – Ты что здесь устраиваешь? А то смотри, я ведь и привлечь могу.

– Это кто здесь председатель!? Он что ли, – кивнув головой в сторону Бородового спросила Степанида.

– Да он, Бородовой Василий Степанович, наш новый председатель, уважаемый человек, из РАЙКОМа присланный. Говори что надо, да проваливай отсюда побыстрей и не нервируй меня.

– Ничего Федот, ничего, – сказал Бородовой. – Ты присядь гражданка и расскажи что случилось?

Степанида присела на табурет и не отрывая взгляда от Бородового спросила:

– Это что же, ты действительно новый председатель?

– Новый, вот прежде чем кидаться на людей Степанида, хотя бы надо знать, с кем имеешь дело, – вклинился в разговор Федот.

– Это откуда же я могла знать, что он председатель, ведь он у меня вчера всю капусту в огороде потоптал, теперь вот торчат одни кочерыжки, а что жрать я зимой буду?

– Какую капусту ты, что несешь Степанида? Ты думай, что говоришь-то, – удивился Федот.

– Как это какую? Иди, посмотри на мой огород, почти ничего не осталось, вот его видели, как он под окнами вчера ночью у Емельяна топтался, а потом на мой огород перешёл.

– Что? – Федот хотел что-то сказать Степаниде, но Бородовой перебил его.

– Да всё верно она говорит Федот, все верно.

– Тут удивлению Федота не было предела. Он смотрел на председателя, раскрыв рот.

– Ты тётка Степанида иди домой, я тебе всё возмещу, потом.

– Возместишь? Да чем же ты мне можешь возместить, у тебя же ничего нет.

– Ну я же сказал, возмещу. Мне положено зерно за трудодни, вот зерном тебе и отдам, а сейчас иди, пожалуйста, домой, – сказал председатель.

– Что же, хорошо коли так, тогда я пойду.

Только Степанида вышла за порог, как тут в правление вошел Готман. Зайдя в помещение, он застал стоящего председателя возле письменного стола и удивленного Федота с открытым ртом.

– Что, что тут произошло товарищи? – Спросил ничего не понимающий Готман.

Но тут Федот не выдержал и рассмеялся. Он просто закатился от смеха. Бородовой посмотрел на Федота и тоже рассмеялся.

Готман с улыбкой ждал, когда Федот вымолвит слово, но Федоту требовалось время чтобы перестать смеяться, он просто не мог остановиться.

– Наш председатель всю капусту помял в огороде у Степаниды! Вот, приходила жаловаться.

– В огороде? Зачем? – Спросил Готман.

– Так, наверное, за яблоками лазил! А Василий Степанович? – Сквозь смех спросил Федот.

– Ну, все товарищи, посмеялись и хватит, чего он тут несет Василий Степанович, какой огород.

И тут Бородовой рассказал историю с Пелагеей. Как он видел её ночью, с тяжёлым узелком, шедшую прямо в большой дом, стоящий на отшибе села. Все это было очень подозрительно, и он решил дождаться, когда она выйдет обратно.

– Дом, это который недалеко от Степаниды? – Готман обратился к Федоту.

– Да как же я сам не догадался, – возмутился Федот. – Именно! Это дом Осиповых.

– Ладно, продолжай дальше Василий, – спокойно сказал Готман.

– Ну что дальше, дальше я подождал ещё немного и пошёл домой. Ну вот здесь и потоптал капусту, будь она неладна.

– Да, хорошо, что всё обошлось потоптанной капустой, – сказал Готман, – а ведь могло быть и хуже.

– Ты считаешь, что там кроме старика Емельяна ещё кто-то есть? – Спросил председатель.

– Уверен, – ответил Готман. – В общем, так товарищи, о нашем разговоре никому ни слова, я этим сам займусь, посижу ночку другую в кустах, прослежу за этим домом.

Целый день председатель провел в правлении, заканчивалась уборочная и в скорости предстояло воплотить один из планов новой власти, проект постройки коровника.

Это сделать было не просто, ведь не было подрядных организаций и строительных бригад, столь важный объект надо было построить собственными силами. Плотников на селе было очень мало, их в прямом смысле можно пересчитать по пальцам. Оставалось надеяться на простых мужиков, на их опыт, ведь каждый из них строил себе дом, дворовые постройки, сараи да катухи.

Но самое важное, надо было приобрести материалы, бревна, доски, гвозди, скобы, а это для молодого колхоза сделать было сложно. Ведь только первый год коллективному хозяйству, надо сдать зерно государству и с этого закупить материалы для стройки.

Сложная задачка стояла перед председателем, он делал не хитрые расчёты фиксировал их на бумаге, расставлял в столбики затраты на первоочередные материалы, затем все перечеркивал и писал снова.

Он совсем не заметил как стемнело и в правлении кроме него никого не осталось.

Тускло горела керосиновая лампа, её фитиль слегка потрескивал, нагревая закопченное стекло.

Бородовой отложил перо, отодвинул чернильницу и задумался. Он погрузился в свои мысли, представив новый коровник, недалеко стоящий зерноперерабатывающий ток, школу для детишек, новый клуб с колоннами, а рядом с клубом стояла молодая девушка. Она смотрела на него и улыбалась, но вот лицо было знакомо, очень знакомо. Бородовой подошёл поближе, чтобы получше рассмотреть эту хрупкую очаровательную девушку. И когда подошёл совсем близко, то узнал её, это прекрасное создание, ведь это была она, Пелагея.

– Здравствуй Васенька, как прошёл сегодня день? – Сразу спросила девушка.

– Ничего, всё хорошо Пелагеюшка, день сегодня прекрасен.

– Тогда пойдём домой Васенька, я напою тебя сладким брусничным чаем.

– Конечно Пелагеюшка, ведь ты знаешь, что это мой любимый чай.

– Знаю Васенька, знаю. – Она постучала рукой по деревянной, только что повешенной на петли двери клуба.

– Посмотри Васенька, какой клуб-то у нас в деревне и все твоими трудами, твоими бессонными ночами.

Следом стук повторился, потом ещё и ещё.

Бородовой открыл глаза и увидел перед собой почти потухшую лампу, разбросанные по всему столу бумаги, а в дверь кто-то настойчиво стучал.

Он сразу встал, подошёл к двери и поднял щеколду. Дверь тут же отворилась и на пороге появился седой, небольшого роста старичок. В потрепанной телогрейке, фуражке в чёрную полоску штанах и видавших виду ботинках он смотрел на Бородового, слегка поправляя охотничье ружьё за потертый ремешок.

– Доброй ночи вам Василий Степанович! – Громко сказал старик. – Я смотрю, свет тут у вас горит, дай думаю, зайду, посмотрю. Сторож я тутошный, Силантием меня кличат, может слыхал?

– Да, доброй ночи Силантий, доброй. И впрямь я засиделся, пора домой идти.

– Ну что ж, тогда бывай председатель.

Бородовой накинул на плечи старенький свой пиджак, попрощался со сторожем и вышел из правления.