Читать книгу Быть русским художником - Вячеслав Стекольщиков - Страница 2

Вся человеческая жизнь, от рождения до смерти, – это постоянный выбор. Не от нашего выбора зависит разве что рождение и смерть (за исключением добровольного ухода из жизни, что чаще всего является следствием какого-то ошибочного выбора или болезни). Вся же сознательная жизнь состоит или, вернее, зависит от выбора того или иного решения в бесконечной череде вопросов, задач и проблем, которые ставит перед нами жизнь. Многовариантность решения этих задач и свобода выбора лишь усложняют проблему. Возможно поэтому одни предпочитают, чтобы за них кто-то принимал решения, а другие и вовсе, не задумываясь поступаюсь так или иначе.

Что же руководит человеком в этом процессе?

До некоторых пор мне казалось – выбором решения руководит рассудок. Затем я убедился в том, что многие руководствуются эмоциями, чувствами, и их решения часто идут вопреки здравому смыслу. Лишь позже мне довелось услышать совершенно иное объяснение мотивов выбора.

В середине восьмидесятых годов теперь уже прошлого века, на одну из наших выставок мы пригласили неравнодушного к изобразительному искусству иеромонаха Иннокентия, который сыграл особую роль в духовной жизни нашей семьи. По его мнению, свобода выбора определяется тем, что у каждого человека на одном плече незримо присутствует ангел Божий, а на другом – бес. И от того, чьему указанию он следует, зависит результат выбора.

Конечно, с этим трудно согласиться тому, кто считает себя произошедшим от обезьяны, но в понимании человека, осознающего божественное происхождение и пришедшего к познанию бытия духовного мира, это многое объясняет.

После такого, казалось бы, наивного, но образного объяснения стало совершенно понятным выражение: «Бес попутал».

С тех пор как я стал задумываться о свободе выбора, аллегорией выбора стала для меня картина Виктора Михайловича Васнецова «Витязь на распутье».

Поначалу незамысловатый былинный сюжет картины казался слишком простым, не имеющим никакого отношения к окружающей меня жизни. Однако, с возрастом, по мере того, как я углублялся в мир православия и мне открывался подлинный драматизм нашей истории на стыке XIX и XX веков, эта картина обретала все больший философский смысл.

Ведь именно в то время, когда Васнецов задумал и написал свою картину, Россия стояла на распутье…

Почему я вспомнил именно этого художника? Ведь тогда появились совсем другие художники, выбравшие новый путь в искусстве. Думаю, потому, что в отличие от демократически настроенной рафинированной творческой интеллигенции, которая в порыве безграничной свободы выбирала, как теперь нам известно, самоубийственный путь, Виктор Михайлович не поддался соблазну. Очевидно, потому, что у него был духовный стержень – он был художником православного мировосприятия.

Размышляя о свободе выбора, богослов протоиерей Григорий Дьяченко в своей книге «Духовный мир», вышедшей как раз в ту пору, говорит о существовании двух форм жизни, о том, что Господь создал неразумную, неодушевленную тварь (природу, живой мир) и разумную, воодушевленную тварь – человека. Если в отношении неразумной твари действует закон физической необходимости, и она, безусловно, подчиняется Божественному промыслу, то в отношении человека господствует закон нравственной необходимости, но он не принуждает, а побуждает к исполнению Божественного Промысла. Человек свободен в выборе. Однако свобода выбора за пределами абсолютной воли Божества, «в царстве злых духов», неизменно приводит к произволу. По мнению богослова, признанием Промысла уничтожается свобода, а признанием свободы уничтожается Промысел. Иными словами, избравший путь к Богу добровольно и осознанно ограничивает свою свободу, а тот, кто выбрал безграничную свободу, – уходит от Бога.

Мне кажется, понимание этого позволяет совершенно по-иному (не так, как нам навязывают теоретики искусства) оценивать два направления в искусстве XIX и начала XX веков, которые принято называть реализмом и авангардизмом. Эти два противоположных направления существуют и сейчас. Они по-разному оценивались в разное время, и чем плод был запретнее, тем он казался слаще. В этом смысле сегодня появилась возможность без лишних страстей об этом говорить.

Однако рассуждать о свободе творчества вообще, а тем более, в христианской культуре – бессмысленно, не определив отношение художника к Богу.

Проще всего было бы объяснить выбор ничем не ограниченной творческой свободы художниками-авангардистами одной фразой: «Бес попутал». И это, с моей точки зрения, безусловно, так. Но нельзя оставить без ответа беззастенчивые претензии приверженцев авангарда на главную роль в искусстве XX века. Ведь это не что иное, как намерение лишить русское искусство духовной основы.

Не случайно нам навязывают термин «Русский авангард», чтобы не подумали, будто разрушить национальные традиции пришло в голову инородцам. И уж совсем амбициозно звучит название одного из многочисленных альбомов – «Спасенный авангард». Неискушенный зритель, привыкший доверять профессиональному авторитету искусствоведов, уже устал сопротивляться. Тем более, что пущен в ход самый убедительный аргумент мира сего – деньги!

У нас похищена шкала ценностей… И теперь не Россия определяет достоинство своего искусства, а тот, в чьих руках находится шкала ценностей, тот, кто с помощью денег устанавливает приоритеты. Мир это уже принял.

Осталось совсем немного – убедить в этом Россию…

Вот это и побуждает меня не молчать.

Я видел, как водили группу школьников по пустым залам новой Третьяковки, где будто в отместку единственному собирателю русского реалистического искусства Павлу Михайловичу Третьякову, представлено, как нынче говорят, альтернативное творчество.

Это были мальчики и девочки четвертого или пятого класса. Очевидно, наиболее «продвинутые» педагоги по своей инициативе стремятся пораньше привить детям понимание того, что им самим вряд ли понятно. А, может быть, это уже заложено в школьную программу? Ведь лукавый торопится овладеть душой человека до того, как он обретет способность делать самостоятельный выбор.

Вот и привела хрупкая юная дама-экскурсовод шаловливую детвору к выдающемуся шедевру авангарда – к «Черному квадрату» Малевича.

В пустом зале отчетливо и таинственно звучал в ее исполнении хорошо заученный текст.

– «Черный квадрат» – это первое и наиболее радикальное выражение созданного Малевичем супрематизма. С геометрической точки зрения это не совсем правильный квадрат, – демонстрирует наблюдательность интеллектуал-экскурсовод. – Картина представляет собой черный квадрат на белом квадратном фоне. Картина «Черный квадрат» полностью отвечает воззрению Малевича о том, что живописная форма не является производной от действительности, но существует самостоятельно и имеет собственную силу выражения.

Школьники похихикивают, ничего не понимая, но, одернутые строгой учительницей, с трудом сохраняющей умное выражение лица, вынуждены дослушать.

– «Черный квадрат» вобрал в себя все живописные представления, существовавшие до этого, – уверенно продолжает дама-экскурсовод, – он закрывает путь натуралистической имитации, он присутствует как абсолютная форма и возвещает искусство, в котором свободные формы, не связанные между собой или взаимосвязанные, составляют смысл картины, – завершает проповедница авангарда свою глубокомысленную речь.

Некоторое разочарование проскользнуло на лице учительницы, когда она узнала о том, что это не первый и далеко не единственный квадрат мастера, что в Русском музее хранится более ранний экземпляр. Сказать по правде, экскурсовод щадила детей и пыталась как можно в более простой и доступной форме донести смысл этого прогрессивного направления творчества. Мне приходилось читать и слышать из уст искусствоведов куда более изысканные и замысловатые тексты и речи по этому поводу. Однако и этого достаточно, чтобы почувствовать агрессивность и бесовские амбиции авангарда по отношению к многовековому традиционному реализму.

Оказывается, черный квадрат вобрал в себя все живописные представления, существовавшие до этого!

Воистину, гордыня – мать пороков!

Усердствуя в безбожной, бездуховной пустоте, автор «Черного квадрата» достиг желанной цели – поставил точку. Неслучайно даже похороны Малевича превратились в акцию авангарда. Он был похоронен в необычном супрематическом гробу, а памятником на его могиле стал, кончено же, не православный крест, а черный квадрат.

А вот и стихи «На смерть Казимира Малевича», написанные Даниилом Хармсом и прочитанные им на панихиде:

Я привел целиком это стихотворение, чтобы передать ощущение болезненной безысходности и пустоты, которые охватывают меня при соприкосновении с подобным творчеством. Думаю, после встречи с такой поэзией и такой живописью вряд ли у кого из детей пробудится желание стать поэтом или художником.

Но я видел экскурсии школьников в настоящей Третьяковской галерее. Я видел восторженные и одухотворенные лица тех же шаловливых детей при встрече с живым искусством, отражающим красоту божественного мироздания и драматургию бытия.

Конечно, дети не могут сразу постичь духовную высоту главной, с моей точки зрения, картины Третьяковской галереи – «Явление Христа народу» Александра Иванова, но, безусловно, это произведение великого русского художника укажет им путь к истинной красоте.

Во имя этой цели Павел Михайлович Третьяков создавал пантеон русского искусства.

«Да, один только раз русским художникам повезло, – писал М.В. Нестеров, – над русским искусством снова взошло солнце… Ожила наша земля. Появился скромный, молчаливый Третьяков… и художники показали свое истинное лицо, свою творческую природу, отличную от тысяч других».

Искусство – это область духа, и творчество для русского художника – это духовное занятие.

А духовное занятие возможно только на пути к Богу. Деятельность даже очень талантливого художника в противоположном направлении – это, по сути, не творчество, а дьявольская изобретательность.

В безбожном пространстве эстетика непременно ищет освобождения от этики.

Как бы ни пытались фарисеи-искусствоведы оправдать безграничную свободу художника правом на самовыражение или поиском нового языка, поиск этот приведет к тупику, потому что удовлетворение гордыни – это торжество беса. И как сказал поэт: «исчезнет память твоя и желание твое Трр».

Конечно, авангард стал заметным явлением XX века, но это вовсе не означает, что он сыграл положительную роль в русском искусстве. Более того, эта роль отрицательна, потому что авангард привлекает к себе особый круг людей – это люди, находящиеся в оппозиции к Богу.

Кто-то подумает: надо ли противопоставлять реализм авангарду, и не преувеличиваю ли я разницу между ними? Ведь то и другое благополучно существует и находит своих почитателей. С моей точки зрения, это сосуществование подобно сосуществованию добра и зла. Однако наивно думать, что добро примиримо со злом. Зло агрессивно и его извечная цель – одолеть добро. Сегодня эта цель как никогда близка к осуществлению и главной опасностью в этом является настойчивое стремление стереть границу между добром и злом.

В своем выборе художник свободен и, подобно «Витязю на распутье», он сам избирает путь. Вот только чьему совету он внемлет: ангела или беса? Лукавые искушения могут привести на поле зла любого. Этого не избежали даже такие гении, как Александр Сергеевич Пушкин, о чем свидетельствуют его поэтические признания:

Во власти демона находилась юная муза Михаила Лермонтова и зрелая философия Льва Николаевича Толстого. Романтизировал демона Врубель. Потрудились на поле зла и Есенин, и Блок, и Маяковский.

Поэтому мне дороги художники, которые избрали путь не умозрения, а Богозрения, которых ангел вел по пути к Богу, которые творили во имя спасения души.

Только такое искусство можно назвать русским. Сегодня опять Россия стоит на распутье.

Какой она выберет путь?

Надежда на правильный выбор живет в душах и в произведениях художников. Но закончить я хочу провидческими строками графа Голенищева-Кутузова: