Читать книгу Причалы любви. Книга вторая - Вячеслав Викторович Сукачев - Страница 8

V

III

К середине октября городской парк словно бы проредили, так светел и просторен стал он без листвы. Не покорилась осени пока что только ольха. Ее листья, даже побитые морозом, так зелеными и упадут на землю. Дня три назад в городе появились первые «северяне» – веселые чечетки, хохлатые свиристели и красногрудые снегири. Торопливо проверяя свои зимние квартиры, птахи без устали мотались из одного парка в другой, а на ночь укрывались под надежный еловый сумрак Хехцирского заповедника. В посвежевшем воздухе стал звонче дробный перестук дятлов. Вместе с поползнями, синицами и пищухами они занялись наисерьезнейшей работой: тщательно обследуют деревья, уничтожая вволю расплодившихся за лето насекомых. Всяк занят своим делом, потому как впереди не шутка – зима. Спешно запасают впрок корма расторопные бурундуки и белки, весело носятся в последние теплые дни по деревьям. Всерьез готовится к зиме и припозднившийся в этом году еж: поваляется на спине по сухо шуршащим листьям и торопливо топает в свое убежище, тщательно выстилая его и прихорашивая… А потом наступила ночь, когда густо и дружно потянули на юг гуси. Летели они высоко над городом, и словно бы из другого мира доносилось их тихое и грустное гоготанье…

Они прошли сквозь парк и остановились у самой дальней скамейки, густо припорошенной листьями.

– Похоже, что здесь всю осень никто не сидел.

– И вообще сюда никто не заходил…

– Присядем?

Они сели и несколько минут молчали, вживаясь в тишину этого тихого уголка, случайно обнаруженного ими. Высокие тополя с нежно-зеленой молодой кожицей лениво и отрешенно роняли листья, и они плавно катились по стылому воздуху к земле.

– Знаешь, что я сейчас вспомнила?

– Нет.

– Помнишь, ты прилетел из тайги, а я провожала Светлану, и мы случайно встретились?

– Еще бы!

– А потом пошли в лес… Помнишь, там был такой светлый березняк?

– Конечно.

– Тогда тоже падали листья… Только те листья были первыми… Я даже не знаю, почему они тогда так рано начали падать. А теперь вот, – Лена протянула руку и поймала необычайно широкий, в мелких дырочках, словно бы прожженных увеличительным стеклом, лист, – падают последние. Не знаю, но как-то странно все это… На следующий день ты уехал. Помнишь?

– ….

– Конечно, помнишь… А я так спешила в тот день. Так хотела тебя увидеть. Приехала и бегу в эту вашу будочку. И уже чувствую, понимаю, что вас нет, но верить в это не хочу… Вот прибегаю к этой вашей будочке, а там – огромный замок. Я остановилась и не знаю, что дальше делать. Потом потихоньку пошла, сама не знаю куда… Так вот шла, шла и на взлетную полосу вышла. Слышу, что-то в динамик кричат, а что – не пойму. И вдруг меня кто-то за руку хватает. Знаешь, у меня чуть сердце не остановилось. А это мальчишка, техник, зеленый от злости. Куда, говорит, прётесь? Самолет из-за вас на второй круг пошел. Вот сдадим в милицию за хулиганство. А я у него и спрашиваю про вас. Ну, малый сразу пыл поубавил и говорит, что минут сорок как улетели… Тут я заплакала. Глупо, конечно, но мне так обидно стало, что всего-навсего каких-то сорок минут…

– А я готов был в драку полезть за то, что ребята так быстро собрались и загрузились в самолет. В другой раз кто-то обязательно опоздает, что-то забудут, а на этот раз все шло как по маслу. Взлетели, смотрю в иллюминатор – вроде не видно тебя, так и решил, что ты в последнюю минуту передумала ехать…

– Ну что ты! Как бы это я могла передумать? Ты бог знает куда отправляешься, а я вдруг взяла и – передумала? Хорошенькое дело…

– Да это было не так уж и далеко, каких-то восемьсот километров.

– Ничего себе!

– До Москвы – девять тысяч…

То до Москвы, а ты на пожары летел… Я за тебя очень боялась, у меня чувство такое было… нехорошее…

– Ну, это совсем напрасно, – Огонек осторожно привлек Лену и поцеловал. – Чего за меня бояться? Это я за тебя – боялся!

– Ты – за меня?! – Лена отстранилась, с удивлением и недоверием вглядываясь в лицо Огонька. – С какой стати? Что со мной могло случиться?

– Думал, переедешь в Хабаровск и забудешь, как обещала…

Наступила пауза, во время которой Огонек убрал руку с плеча Лены. Слышно было, как по соседней аллее прошел человек: листья, прихваченные ночными заморозками, чуть ли не кричали под ногами прохожего. И как-то неприятно, на одной ноте, поскрипывал за их спинами надломленный сучок.

– Я хотела, но у меня ничего не получилось, – тихо призналась Лена. – Я ведь и в твою авиабазу звонила, узнавала о тебе. Понимаешь, все о пожарах говорят: дома, на остановках, в магазине, а от тебя нет никаких известий. Я как дурочка чуть ли не каждый день на почту бегаю, меня уже там, у окошечка, узнают, а писем все нет. Каково! – Лена горько усмехнулась и искоса посмотрела на Огонька. – Как же тут забудешь?

– А очень хотелось?

– Вот я и позвонила, – словно не услышала вопроса Лена. – Разговаривала, как видно, с очень отзывчивым человеком… Он мне все объяснил: мол, связи с ними нет. Успокоил, так сказать. Кажется, Ковалев его фамилия…

– Ковалев?

– Да…

– Это же Вовка Коваль, – почему-то обрадовался Огонек, – мой земляк. Его самого потом в Бурятию кинули, до сих пор не возвратился.

– Вот, твой Коваль и сообщил мне: связь с ними потеряна. Представляешь мой восторг? Я бросилась в аэропорт, хотела к тебе лететь, но в самый последний момент остановилась. Даже не знаю, как это случилось, что я не улетела… Словно кто за руку придержал. А так бы…

– Что?

– Не знаю… Мы ведь теперь в доме Сергеевых живем, профессора Сергеева… Слышал?

– Приходилось.

– Он – умнейший человек, все с полуслова понимает… Как бы я ему потом в глаза посмотрела? Ну что бы я ему сказала о том, где была?

– А может, надо все сказать? Самой… Не ждать вопросов, – осторожно сказал Огонек.

– Может быть, – без выражения повторила Лена, словно бы не поняв того, что ей сейчас сказали.

– Жить есть где… У нас с матерью свой дом. Еще отец строил. Места всем хватит. Правда, далековато от центра, но жить можно. Все живут. А, Лена?

– Может быть, – еще раз повторила Лена, представляя что угодно, но только не себя в качестве хозяйки собственного дома. Ей это показалось так дико, так противоестественно, что она непроизвольно откачнулась от Огонька. «Гос-споди, – подумалось ей, – они, может быть, и корову держат. А уж кур, уток – наверняка. И вот я утром в валенках (почему-то обязательно в них), в тяжелой куртке с тазом в руках. Сыплю зерно птицам. Они налетают со всех сторон, дерутся, жадно клюют и тут же гадят. Весь двор и снег вокруг двора изгажен… А мне – корову доить. Такой низкий, с толстыми ножками стульчик. Ножки в засохшем навозе. Бок у коровы – тоже в навозе. И хвост, которым корова хлещет меня по лицу, когда я сажусь на маленький стульчик под ее теплый бок…»

Сама того не сознавая, Лена представила все так, как некогда было у нее дома, в ее родной деревне, где родилась и выросла она, пока не уехала в восьмой класс в соседнее село. Она никогда не думала, не предполагала, что вспомнит свой дом таким вот – чужим и чуть ли не враждебным. Неужели она так отвыкла от всего, что ее окружало в детстве?

– Что ты сказал? – переспросила она и смутилась. – Прости, я задумалась… Не так все это просто, Володя, я уже говорила тебе об этом… А Вика? Куда деть Вику? Дом для нее есть, это хорошо, а отец?

– Вот это мне не нравится, – Огонек встал, прошелся и вновь сел. Достал пачку папирос, но закуривать не стал.

– Что именно тебе не нравится?

– А то, что как только надо решать, ты прячешься за дочь… Оч-чень это удобно…

– Я мать, не забывай.

– Да помню я, помню, – Огонек все же закурил. – Ты замужняя женщина, мать, отвечающая за воспитание своей дочери… Ты об этом мне уже раз десять говорила…

– И еще десять раз скажу.

– Вот и отлично… Но все это, знаешь… Об этом так часто не говорят.

И в это время, спасая их от серьезной ссоры, на ветки единственного в парке бархатного дерева шумно упали пестро раскрашенные хохлатые птицы. Они были так близко, что к ним невольно тянулась рука. Лена, затаив дыхание, разглядела расписные черно-бело-желтые, с красными позументами крылья птиц, их черные галстучки… Весело перекликаясь, не обращая внимания на людей, птицы принялись клевать еще не опавшие темные ягоды. Лена уже видела этих птиц и не раз видела, но вот как их называют – не могла вспомнить. И Огонек, словно догадавшись об этом, подсказал:

– Свиристели…

– Это они? Почему же я их не узнала?

– Откочевали с севера, – невольно вздохнул Огонек. – Значит, там теперь уже снег… Да и у нас он не за горами.

Свиристели так же внезапно, как прилетели, снялись с хрупких веток и красивыми, волнообразными нырками скрылись в глубине парка. Лишь несколько ягод, неловко оброненных птицами, темнели среди желтых листьев, да раскачивались задетые ими вершинки молодых елочек.

– Мы не виделись почти два месяца, – глухо сказал Огонек, – а такое впечатление, что всего два дня.

– Ты о чем?

– Да так, ни о чем… Сколько я помню, мы почему-то крутимся вокруг одной и той же проблемы… И ничего решить не можем.

– Тебя это не устраивает?

– А знаешь, Лена, ты изменилась, – круто переменил разговор Огонек.

– Возможно… Мне пора возвращаться. Надо еще за Викой в садик зайти.

– Быстро вы ее в садик устроили… Профессор помог?

– Да… Но только не Сергеев.

– Сколько профессоров, – усмехнулся Огонек.

– А чему здесь удивляться? – обиделась Лена и встала со скамьи. – У моего мужа есть научный руководитель, профессор Бородулькин. Только и всего.

– Понятно… У меня, конечно, такого руководителя нет.

Огонек продолжал сидеть на скамье, глядя прямо перед собой. И так одиноко он выглядел, что Лена не выдержала, склонилась к нему и крепко поцеловала. Волнуясь от своего же поцелуя, от прикосновения горячей руки Огонька, она расслабленно опустилась к нему на колени, быстро и горячо зашептала:

– Ничего не хочу знать, ничего… Можем мы встретиться просто так? Ну почему так много слов? Я устала от них… Слышишь, Вовка, ус-та-ла… Пожалей хоть ты меня… Пожалуйста…

Огонек, крепко обнимая Лену, продолжал холодно смотреть перед собой…

Они выходили из парка, когда солнце должно было вот-вот коснуться далекого горизонта, и по городу был разлит особенный, осенний уже, полусвет. Прозрачный воздух, слабо прогретый за день, легким холодком переполнял грудь, листья беспокойно шуршали под ногами, на Амуре тоскливо гудели последние катера, туго разрезая свинцовую воду потемневшей реки.

– Вот, встретились, – с сожалением вздохнула Лена.

Они пересекли площадь и остановились, чтобы попрощаться. И никак не находились подходящие слова, пока Огонек, наконец, не спросил:

– Мы еще встретимся?

– А ты этого хочешь? – как-то небрежно поинтересовалась Лена.

– Нет…

– Что-о?! – Лена быстро вскинула на Огонька синей тушью подведенные глаза.

– С такой, какая ты сейчас, мне встречаться не хочется…

– Вот и прекрасно… Но странно, однако, – Лена пожала плечами и собралась уходить, когда вдруг на них чуть не налетел Вячеслав Сергеев.

– Лена? – удивился он. – Я тебя не узнал…

Была неловкая пауза. Лена смутилась. Впрочем, ни того ни другого Вячеслав не заметил.

– А я из управления бегу. Получил оборудование для больницы, – сообщил Вячеслав. – У нас же все там сгорело…

– Я знаю.

– Ты домой?

– Да нет, мне еще за Викой надо зайти.

– В таком случае нам не по пути. До вечера.

Вячеслав торопливо протянул руку, и Огонек крепко ее пожал.

– Кто это? – спросил Огонек, как только Вячеслав скрылся за спинами прохожих.

– Это мой деверь, Славик Сергеев, – Лена невольно улыбнулась.

– Кажется, я его где-то видел, – наморщил лоб Огонек. – Точно помню – видел… Но где?

– Володя, мне пора. Я опаздываю в садик…

– Поедем в воскресенье на левый берег? – вдруг легко и просто спросил Огонек.

– Даже не знаю… Все будут дома, что я скажу?

– Придумай что-нибудь, Лена, пожалуйста, – горячо попросил Огонек. – У подруги ты, у друзей – где угодно… А?

– Не знаю, – неуверенно ответила Лена, – разве что…

– Леночка, пожалуйста! – перебил ее Огонек. – Я буду ждать тебя здесь же. В полдень. Идет?

– Я постараюсь…

– Пожалуйста, постарайся.

– Пошла я, – Лена коснулась руки Огонька и быстро зашагала по улице Тургенева. Поравнявшись с цветочными лотками, оглянулась и помахала на прощание.

А Огонек, пока можно было, провожал взглядом ее стройную, ладную фигурку в красном плаще и высоких красных сапожках на среднем каблуке. Он очень хотел, чтобы Лена оглянулась еще раз, но она не оглянулась.