Читать книгу Калки. История одного воплощения. Часть четвертая - Вячеслав Владимирович Камедин - Страница 7

…Софья вышла из кабинета старшего следователя Сазонова с тяжелым сердцем. Ей показалось, что её заявление об изнасиловании и не восприняли серьёзно.

– Хорошо, пусть я не житель Москвы… – плакала она сидя еще напротив Сазонова. – Пусть я не запомнила лица и имена… но… но это же произошло в гостинице и… И можно же по камерам узнать, кто они… Я… я указала время…

– Скажите, Софья Павловна… вот сейчас мой помощник кое-какую информацию мне скинул, – Сазонов глядел в монитор компьютера. – В Осташкове вы три раза обращались в заявлением в полицию об изнасиловании, и все три дела так и не раскрыты. Как возможно такое?

– Я не понимаю вас! – зло посмотрела на полицейского женщина. – Вы не верите, что меня… какие-то ублюдки, а? Или во что вы не верите?

– Очень мало улик… Вы сами же… перед тем как прийти, смыли их, и выбросили простыни. Зачем? Если вас уже трижды насиловали, вы должны знать, что так делать нельзя. С чем работать эксперту?

– А что? По вашему я должна на себе их сперму терпеть, или на простынях?

– Мне просто кажется странным…

– Что? – вскрикнула на него Софья. – То, что на меня нападают насильники? Что вам кажется странным?

– Регулярность, – ответил следователь.

– Я написала заявление, и вы обязаны его принять!

– Это безусловно, – спокойно ответил он.

Софья села на скамейку возле здания полиции. Начало сентября; было по летнему тепло. Хотелось плакать… Хорошо, решила она, пусть всё так… Ананий был в школе искусств, ночь он провел там. Как он? Ему было строго наказано этой ночью не выходить из комнаты, дождаться утра, когда придет Пирогов. Евгений Григорьевич должен был решить, как быть дальше.

…в это время Пирогов созвал педсовет, на который пригласил полномочного представителя президента Павла Астахова.

– …вот такой необычный студент у нас будет учится, – заключил свою речь Пирогов. – Конечно же с ним будет работать наш психолог, но мы должны уже сейчас начать его обучать…

– Евгений Григорьевич, позвольте полюбопытствовать, – сказал седовласый с бородкой пожилой мужчина, преподаватель живописи Коровьев. – Как я понял, молодой человек обнажается и… скажем так, производит некоторые манипуляции со своим органом… Мы, педагоги, которые будут обучать его, будем свидетелями. Так? Если так, не станется ли, что на нас падет подозрение в… скажу прямо, в совращении?

– Я отвечу за Евгения Григорьевича, – сказал полпред. – Мы советовались с директором и рядом психологов, адвокатов… Необходимо заранее в личном деле студента оговорить, описать его особенности, также особенности контакта с ним. При этом у учителя будет полное право на некоторые превышения своих прав, в виду необычной личности парня… Что я имею ввиду? Ну, к примеру, когда он будет освобождаться от напряжения, естественно в случае необходимости учитель будет способен оказать помощь. Мало ли что может случится, и чтобы потом не было проблем после контакта с голым студентом. Мы можем всё это оформить юридически…

– Я вас не понимаю, Павел Алексеевич, – снова сказал пожилой учитель. – Что означает контактировать с голым студентом?

– А то, что есть вероятность, что студенту станет вдруг плохо в момент снятия напряжения. От этого же никто не застрахован. И естественно с ним нужно будет контактировать… Всё это мы пропишем в личном деле…

…Коровьев оглянулся на дверь. Он помнил, что запер на замок. Ананий стоял перед мольбертом с кистью. Пожилой учитель хорошо знал личное дело своего юного ученика. Помнил формулировку о том, что поскольку Кшесинский вырост в условиях изоляции, то любой контакт может воспринимать как угрозу и подавать как домогательства; чтобы педагог не боялся работать и контактировать, следует не принимать слова студента на веру… Коровьев подошел к парню сзади… Что со мной, подумала Софья, силой прогоняя это наваждение. Откуда эти нелепые фантазии с изнасилованием её сына? Ничего этого нет, а она сидит возле полиции и представляет, что Аню… какой-то Коровьев! Бред! Мне нужно снова сходить к психиатру, сказала она себе и поднялась…