Читать книгу Старость аксолотля - Яцек Дукай - Страница 4

Первая война трансформеров разразилась за ресурсы, как и предсказывал SoulEater. Разразилась, прокатилась по всей Земле и угасла – каждый уже в точности знал, кому принадлежат все действующие серверные и электростанции.

В 4529 ПостАпо с карты мира исчезла последняя белая точка. Ни один трансформер не был в состоянии обеспечить себе в одиночку постоянный ремонт харда и бесперебойное питание.

– Мы вступаем в феодальный период, – шутил Гжесь. – Вместо крепости на холме – кузница роботов.

В 7899 ПостАпо что-то отказало в последнем из спутников связи, отражавших до этого сигнал над Атлантическим океаном. Протянутые по морскому дну кабели сдались еще раньше – мелкие ремонтные работы, которые систематически проводили люди незаметно для миллиардов интернавтов, прекратились в день Погибели, и неизбежное накопление вызванных обычной энтропией дефектов победило одну за другой все трансокеанские линии. Инженерные работы в морских глубинах – одна из тех вещей, за которые нет смысла браться, не имея за спиной всей цивилизации.

Соответственно, трансформеры могли забыть о свободном логине в мехов в любой точке мира. Гильдии и альянсы уже превращались в обычные нации, объединенные не только языком и культурой, но также временем и местом.

GOATs и «Black Castle» поделили между собой Токио и его электростанции, объединившись, разбившись на фракции и снова объединившись. Теперь они в самом деле были японцами.

Гжесь не заглядывал туда восемь с лишним лет и крайне удивился, когда Сияющий Рассвет объявил ему о прибытии Дагеншелла.

– Таракан, – сказал Сияющий Рассвет. – Бррр!

Бычки всех своих неместных гостей упаковывали в конвейерных мехов «Дженерал Электроникс» серии «Бург I»[84], больше напоминавших двуногих скарабеев, чем гуманоидов. «Dwarf Fortress» продавала их всем транснациям Америки вместе с запчастями, то была единственная модель, производство которой удалось снова запустить и поддерживать – с перерывами – начиная с 8488 ПостАпо. Сияющий Рассвет и прочие общительные векторы развили в себе глубокое отвращение к этому дизайну. Гжесь предполагал, что это как-то связано с их травмой после атаки Республики Игуарте на Ферму в последние дни войны.

Дагеншелл размашисто вошел в сад, поводя вокруг черными панелями жучьих крыльев. Солнце клонилось к закату, по зарослям и грядкам шуршали зеленые тени.

Сияющий Рассвет спрятался за виноградной лозой, швыряя в Дагеншелла камешками из-за рахитичных стволов яблонь.

– Может, сразу собак на меня напустишь? – загрохотал Дагеншелл.

– У нас пока нет собак.

Гжесь выпрямился, отцепив усик USB от линии опрыскивателей. Он работал здесь в специализированном «Мандрейке II-А», на шести богомольих лапах, с выдвигавшимися из-под корпуса батареями сельскохозяйственных орудий. Корпорации стремились заменить автоматами в том числе фермеров, перед самой Погибелью в это вкладывались немалые средства.

Гжесь эмотировал рукопожатие. Дагеншелл эмотировал вечер за пивом. Гжесь эмотировал стол и стулья. Они стояли в саду друг напротив друга, будто сидя.

– Янки Бычок Менгеле.

– Желток вампир камикадзе.

Они в унисон эмотировали хохот.

– Я его съем съем съем, – запел Сияющий Рассвет.

Дагеншелл высветил вопросительный знак.

– Тебя как раз съедают, – Гжесь показал на приближающихся к ним с севера сада измазанных в грязи талисманов-франкенштейнов, плюшевых уродцев, собранных из десятков механических игрушек самых разных культур и времен. – Завтра они будут тобой говорить и тобой ходить, с утра до вечера.

Черный таракан дернулся, будто по нему прошла дрожь.

– А можно где-нибудь, где не подслушивают?

Гжесь показал манипулятором на свою спинную пластину.

– У меня постоянная связь с Визнером[85].

В настоящее время Гжесь использовал для процессинга сервера медиалаборатории МТИ, с дополнительным бэкапом «B & B» в переносных контейнерах серверной Гугла под Бостоном.

Северная Америка держалась на наземных линиях, от Калифорнии до Новой Англии. Гномики уже производили световоды, да благословит их Интел.

– Я ведь знаю, что ты не сидишь в этом богомоле, и я не болтаю тут с каким-то Игуарте; но ведь тебе можно доверять?

– А ты? Откуда живешь? Не из Токио же?

– Долгая история. Не слышал? Мы в конце концов подняли в воздух трансокеанские дроны. Я скопировался на флэш. Вместе с делегацией. Первый рухнул где-то возле Гавайев – это далеко не «Донтредеры», о нет. Но во второй раз мы поймали воздушный поток на двенадцати километрах, и нам повезло. Теперь сидим на компах гномиков, сюда я теку, скорее всего, по той же связи с Кембриджем[86], что и ты.

– Довольно-таки крупное событие, странно, что не было в новостях.

– Сейчас расскажу, только этих убери.

Ириготи сыпали меху Дагеншелла песок в шестерни, совали палочки в его суставы и между стальных сухожилий.

– Идем.

И два трансформера – таракан и богомол – со скрежетом и лязгом потопали следом за заходящим солнцем, в то время как десятки маленьких механических грязнуль кружили вокруг, будто рой самых заурядных насекомых.

В воздухе жужжали поблескивающие серебристым и лиловым крошечные дроны, миниатюрные роботы конвейерного производства для опыления растений, которых не могли опылить пока не воскрешенные насекомые.

Дагеншелл подозрительно таращился на ириготи всеми линзами.

– Я им не нравлюсь или что?

– Зависит от вектора.

– Гм?

– Побудешь с ними немного – научишься распознавать.

– Знаешь, что стало с остальными такими же плюшевыми сморчками в Токио?

– Что?

– «Большой Замок»[87] их окольцевал и переделал в разведчиков.

– Всех?

– Что ты, большинство развалилось раньше без ремонта.

– Портятся они быстро, это точно. Порой целый день приходится тратить на их починку.

– Зачем такие мучения?

– Не убью же я их.

Дагеншелл эмотировал человека с головой свиньи.

– Кого не убьешь?

– Не знаю, но понимаю, что это было бы убийство. Видишь тот вектор? Я называю его Сияющим Рассветом, потому что он всегда полон энергии летнего дня, заряжает меня, как радуга и соло на гитаре.

– Почему «вектор»?

– Потому что важны не сами ириготи, важна их конфигурация. Подели мозг на двести частей и собирай их в разных комбинациях по двадцать, тридцать, сорок. Каждый раз будет получаться другая личность.

Они вошли в длинный гараж. Гжесь припарковал «Мандрейка» под ремонтным колпаком и вышел из тени в облике старого «СтарТрупера» (модель, идентичная японскому «Михара ясухиро»).

Оба поднялись по внутренней лестнице на крышу главного здания Фермы, под треугольные панели солнечных коллекторов. Ириготи за ними не последовали – лестница была слишком крутой для большинства игрушек, составлявших этот вектор; тот обладает инстинктом самосохранения и по собственной воле не разложится.

Гжесь выдвинул датчик воздуха, эмотировал вздох и сказал:

– Ладно, мы в привате.

И тогда Дагеншелл, не тратя зря времени, заявил:

– Нам придется сбросить атомную бомбу на «Патагонию».

– Чего?

– Другого выхода нет. SoulEater сейчас переманивает IRS. Будет коалиция: мы, то есть обе Японии, и королевские из Европы, и Бычки, и гномики, и, может, «Рекс»[88], может, «Саламандры». «Патагония» пошла за «Малым Замком»[89], они напустят на вас все дроны России и Бразилии. Единственный выход – превентивно разбомбить их серверы. Но все эти попрятанные в шахтах баллистические ракеты давно проржавели и при попытке пуска в лучшем случае проделают в земле дыру размером с Морию. Только подводная лодка-дрон IRS на ходу.

– Это же полнейшая дичь!

– Знаем. Можешь предложить другой выход? Слушаю.

– Убедить Патагонов.

– Даже если сейчас ты их убедишь, то где гарантия, что вскоре там снова не победит фракция «Тяжелого металла»[90]? А «Малый Замок» вообще не убедить, забудь.

– Верно, «Малый Замок» еще те фашисты.

Оба эмотировали тяжкие воспоминания. Черные треугольники отражали над мехами золотистое сияние засыпающего солнца. Ветер принес зеленый листок, прилепив его к броне на плече «СтарТрупера». Гжесь коснулся этого растения-реликвии острым как игла кончиком пальца, после чего эмотировал очередной вздох.

«Тяжелый металл» проклюнулся в постах на форумах «Книги Судного дня» – позднего осколка MTL, где выступали прогрессивные трансформеры – в отличие от трансформеров-консерваторов, то есть «цеплявшихся за жизнь».

Для металлистов – то есть тех прогрессистов, которые в полной мере приняли как должное трансформерное существование в мехах и компьютерах – Гжесь и весь проект «Генезис 2.0» являлись примером фундаментального консерватизма, трансформерной отсталости и темноты.

«Тяжелый металл», в основе которого лежали также идеи «Бога Ресета» и эльзасский антигуманизм, провозглашал безусловное господство харда и необходимость полностью и необратимо оставить позади биологическую жизнь. Погибель лишь ускорила неизбежное, говорили металлисты, мы не можем теперь вернуться на уровень неандертальцев и вонючего мяса. А что делают Бычки в «Генезисе 2.0»? Крутят назад колесо истории.

«Patagonia Riders», крупнейший альянс Южной Америки, постепенно поглотивший все другие тамошние гильдии и всех фрилансеров, в конце концов стал настолько многочисленным и внутренне разнообразным, что при очередных голосованиях своих членов не раз принимал противоположные стратегии и политики, меняясь как хамелеон. Патагоны также меняли своих лидеров чаще, чем масло в мехах; какое-то время от их имени вели переговоры даже лебнеровские[91] разговорные боты[92].

А «Малый Замок», напротив, появившись как отдельный альянс после раскола в «Black Castle», всерьез подсел на «Тяжелый металл». На протяжении последних 4К он имел одного и того же лидера, Анемозу Кватро. К тому же ходили слухи, что некоторые трансформеры «Малого Замка» полностью переносились на все более мощные процессоры мехов, по образцу «Стремящегося к Бесконечности» Игуарте приковывая себя к единственному металлическому телу.

Гжесь считал металлистов деградировавшей кликой вдохновенных идиотов. Вслух он этого не говорил, но подозревал некое загрязнение их софта, слишком глубокое касание Заразы или неправильное функционирование IS3 еще во время считывания перед Погибелью.

«Тяжелый металл» был не мировоззрением и не политическим убеждением – это была религия, извращение и операционная система души.

– Но почему именно для вас это так важно? Почему именно сейчас? «Малый Замок» грозился уже давно.

– Пучина подступает нам к горлу. Либо вы быстро возьметесь за жизнь океанов, либо нас окончательно зальет.

«СтарТрупер» взглянул на юг, где плыли темными волнами высокие нивы зеленой травы, впервые столь пышной за двадцать семь лет.

Прошлой весной наконец прижились сорняки и цветы, а с более далеких камер Гжесь скачивал картины, свидетельствовавшие, что ветер уже успел разнести их семена по большей части Новой Англии. Цветы! Он все еще машинально делал зум на каждый более яркий проблеск среди монохромных стеблей злаков.

Вытянув над травой руку и показывая на темную линию на горизонте, он эмотировал величественный полет орла.

– Те леса – видишь? – стоят мумифицированные уже четверть века, и это наша цель на нынешний и будущий год. Сперва Чо выпустит грибы и бактерии, и мы наконец разложим трупы деревьев. А потом на этом удобрении вырастет свежий лес, с цифровой ДНК.

Дагеншелл наклонился за край крыши, глядя красной линзой на накрытый вуалью длинной тени здания Фермы сад, на кривые и хрупкие ростки яблонь, слив, шелковиц, каштанов, сосен, кленов.

– Пока что у вас не особо получается.

– Поговори лучше с Чо, ты сам не понимаешь, о чем речь, это целая генетическая магия. Я тут занимаюсь ремонтом опрыскивателей и мешаю в кадках искусственное говно.

– Вот именно! – «Бург» выпрямился и вывел на дисплей быструю климатологическую симуляцию, электрические спирали облаков, спринтерский пульс океанических течений, восходы и заходы Солнца. – Такие вещи ускользают от их внимания, поскольку речь идет об инженерных масштабах. Ты это понимаешь, я это понимаю, но не талмудист ДНК, который даже меха на себя не наденет.

Винсент Чо славился своим отвращением к человекоподобным роботам. Металлисты не могли решить, следует ли считать его хардкорным прогрессистом или же, напротив, белковым ультраконсерватором. Чо – тайный агент Бычков и главная причина союза проекта «Генезис» с альянсом «Bull & Bull» – с самого начала сидел на серверах Гугла, пользуясь самое большее дронами-насекомыми, лабораторными манипуляторами и матерницей. Он мог неделями пребывать в симуляциях химии углерода и виртуальных эволюционных играх.

Гжесь склонялся к мнению, что в своем нынешнем состоянии Чо стал в стократ лучшим генетиком, чем непосредственно перед айэсингом. Кто-то окрестил его «Стивеном Хокингом трансформеров», и так оно и осталось.

– Иди с этим к Рори, она разбирается в таких вещах. Политика, да?

– Планктон! – прогудел Дагеншелл, встопорщил солнечные крылья и завибрировал ими, создавая над Тихим океаном дискотечный стробоскопический эффект. – Планктон, сука, мех, а не политика!

Заходило солнце, «СтарТрупер» мало что мог разглядеть на экране «Бурга», но Гжесь прекрасно знал, что имеют в виду японцы. Пытаясь выиграть время, он эмотировал скребущую в затылке обезьяну.

Гибель жизни на Земле быстро привела к климатическим изменениям в масштабах, превосходивших все, что успела до этого натворить грязная человеческая цивилизация. Больше всего зла принесло исчезновение внешне наименее значительной составляющей: мелких морских организмов, о существовании которых прежде не знал никто, кроме микробиологов. В действительности же планктон связывал гигантские количества двуокиси углерода, извлекая ее из атмосферы и топя в глубинах. В отсутствие этого «насоса» уровень углекислого газа в атмосфере уже вырос почти втрое, подняв среднюю температуру на пять градусов Цельсия. Но тот же самый планктон выпускал в небо большую часть сульфида диметила, а именно вокруг него конденсируются облака, особенно те низкие и густые, которые забирают исходящее от поверхности планеты тепло. В мире без планктона облака над океаном стали явно темнее и поглощали значительно больше тепла – что добавило по крайней мере еще три градуса к парниковому эффекту. Полярные льды таяли будто в покадровом фильме, уровень моря поднялся почти на метр, а шесть лет назад остановился Гольфстрим. Япония со всеми ее чудесными роботами уходила под воду.

Разве что если в океанах вновь зародится жизнь.

Обезьяна поковырялась в носу и громко чихнула.

– Нам пришлось бы полностью перестроиться. Не человек и континентальная флора, но океанография. Не знаю, есть ли у них вообще в базах эти геномы.

– Есть, наверняка есть. А если не у них, то наверняка лежат где-то, запакованные на старых серверах. Только скажи, и половина королевских Козлов и «Большого Замка» сядут за исследования.

– Думаешь, это так просто? Ты вообще знаешь, как Чо это делает? – «СтарТрупер» обвел механическим жестом темнеющий ландшафт возрождаемой природы. – Ты знаешь, что сперва ему нужно воспроизвести в виде симуляции весь эпигенез[93]? Все циклы поколений, гормональные среды и несуществующие биотопы? И под эти результаты он вручную подстраивает синтез ДНК и инкубацию. Ему пришлось бы внезапно переключиться с одной области на совершенно иную.

– Пусть скопируется.

– Fuck you and your tech.[94]

– Вам просто все равно, вы забавляетесь мягкими человечками, но в душе вы металлисты, этакий «софт-металл»[95] времен ранней «Патагонии».

– Я что, должен обидеться? – буркнул из глубины железа «СтарТрупер». – Да бомбите кого хотите, а мы будем заниматься своим делом. Те леса, которых ты, похоже, терпеть не можешь, – он снова повернулся в сторону южной дали, – они ведь тоже дадут вам много хорошего. Знаешь, почему сразу после Погибели – в первые дни, недели – внутренность континентов столь потеплела и высохла? Потому что воду из почвы в атмосферу испускают именно луга и леса, они так потеют, из листьев, листьями, тучами и дождем. Да и сама почва без связывающих ее растений подвергается эрозии до голого камня, что уже происходит. И никому до Погибели не пришло в голову составить карту геномов почвенных бактерий, а без них весь биоценоз – что двигатель без масла. Знаешь, сколько тут работы?

– Но насчет этих ваших лесов и лугов речь идет о десятилетиях. А нас заливает уже сейчас.

– Пожалуйста, иди, агитируй и выиграй голосование у Бычков.

– Ты прекрасно знаешь, что твой голос значил бы больше всего.

– Неправда, в здешних дискуссиях главенствуют Рори, Чо и Картер-Лагира.

– Но ты – молчаливая сила на заднем плане, тебе и глина в лапы.

«СтарТрупер» поднял металлические захваты, сжал их и разжал, и еще раз, и еще, будто удивленно проверяя, в самом ли деле он этими механическими лопатами слепил из грязи человека.

– Я только знаю, какой кабель воткнуть в какое гнездо.

– И на том стоит фундамент всех империй.

Загрохотала небольшая гроза – нет, то другой механический гул поплыл со стороны темнеющего заката, к которому подсознательно клонился Гжесь в своем старом мехе, присевшем, будто горгулья на крыше Фермы.

Быстрый зум – и он увидел: шлейф пыли на старой дороге и блеск полированного металла.

– Хочешь поразвлечься с талисманом?

«СтарТрупер» спрыгнул с крыши и зашагал к шоссе. Из Сада выбежали всей чумазой стайкой ириготи – уже, похоже, не Сияющий Рассвет, скорее Конь-и-Жаба.

Встав на обочине, Гжесь замахал рукой, как семафором, мигая голубыми светодиодами от плеча до запястья.

Мотор смолк, и мальчишка спрыгнул с седла. Мотоцикл был для него чересчур велик, человек едва доставал ногами до педалей и до земли, даже наклонив машину набок и криво припарковавшись (для него она была также чересчур тяжелой).

– Фредек, это Дагеншелл. Дагеншелл, это Фредек.

– Не Фредек, а Инди, – сказал Фредек (не Фредек).

Гжесь спроецировал Дагеншеллу карикатуру на доктора Джонса, напряженно уставившегося в маленький телевизионный экран.

– В его распоряжении все фильмы мира. Он как раз добрался до Индианы.

Инди покинул лабораторную матку в 4882 ПостАпо, и ему уже было почти четырнадцать лет. Как и остальной Первый Приплод (Марго, Дьябло, Сьерру и Нурми), его воспитали трансформеры альянса «Bull & Bull» и цифровые архивы человеческой культуры; его кормила и баюкала матерница и больничные роботы-санитары.

В глубине сердца (ах, эти мясные метафоры!) Гжесь считал, что никто из Homo sapiens, синтезированных и выращенных в Первом и Втором Приплодах, не является человеком – так же, как не являются людьми трансформеры.

Но, естественно, способа доказать или опровергнуть данный тезис не существовало.

– Есть у тебя яблоки? У Терри они были жутко кислые, – Инди скривился, будто покемон, едва не вывихнув челюсть.

Гжесь отметил в мыслях (рабочий лог): когда тебя воспитывают исключительно мультики, ты приобретаешь мультяшную мимику и мультяшную психику.

Лишь Четвертый и Пятый Приплоды смогут расти среди органических людей, лишь Алиса и ее ровесники.

Но не переймут ли они от старших тот же карикатурный психософт? Можно ли будет вообще потом перезапустить «человечество 2.0» – или же детство этих нескольких сирот навеки определит всю новую культуру Homo sapiens?

– Придется тебе самому проверить.

Они направились в садовый сарай. Ириготи льнули к Инди, полностью игнорируя обоих мехов; Конь-и-Жаба превратился в Пинг-Понга, а потом в Гарфилда. Инди был в джинсах и светлой футболке, и игрушки успели изрядно испачкать его одежду, прежде чем они дошли до овощехранилища.

Мальчик откусил от яблока. Вокруг его шеи обмотался резиновый осьминог, а на локте повисла пластиковая обезьянка.

– Буэ-э… какие-то они… гм… мясистые.

– Это плохо?

– Мне не нравится. Невкусно.

– А откуда ты знаешь, какие они должны быть на вкус?

– Я видел, в Раю все ими объедались, срывали прямо с веток.

(Рай – в первую очередь голливудские фильмы.)

– А почему ты решил, что у них были такие же вкусовые сосочки?

– Винс говорит, что разницы нет.

– Да уж, Винс – первый повар.

«Генезис 2.0» достиг уже такого уровня разнообразия воссозданных из цифровых архивов ДНК флоры и фауны, что подростки из Первого Приплода, насмотревшись записей всевозможных кулинарных шоу, взялись за самостоятельную готовку. В итоге Гжесю неделями приходилось терпеть их причуды, требования и неожиданные визиты в поисках очередных необходимых ингредиентов для все более изысканных кушаний. Особенно дети не могли простить Чо и Гжесю то, что в своем плане восстановления природы те обошли стороной целую группу восточных приправ, овощей, плодов и деревьев Африки и Азии.

Гжесь мигнул боковыми светодиодами Дагеншеллу.

– Они взялись испечь американскую шарлотку. Кошмар.

«Бург» эмотировал многоточие.

Гжесь вспомнил легенды, которые рассказывал Дагеншелл в «Тюо Акатётин», вспомнил, с какой лирической тоской в синтезированном пискливом голосе он повествовал о виртуальном «Доме восходящего солнца», где трансформерам якобы возвращали все былые телесные наслаждения.

Он позумил на меха Дагеншелла.

«Бург» стоял как громом пораженный – каменная неподвижность, лишь объективы следят за маленьким человеком.

Гжесь уже замечал раньше подобное набожное почитание у трансформеров, впервые оказавшихся в своем мехе рядом с живым органическим человеком 2.0. Дагеншелла хватил тяжелый удар, но исключением он вовсе не являлся.

Инди грыз яблоки, сок стекал по его подбородку и шее, Инди жевал мякоть и глотал прожеванное, работала челюсть, пищевод, кожа шеи напрягалась, раздувались щеки, между зубов мелькал мокрый язык, Инди щурился, кривился, чавкал, утирал рот загорелым предплечьем – а у «Бурга» Дагеншелла едва не выскочили линзы из настроенных на максимальный зум объективов. Если бы этот мех был ему больше впору, Дагеншелл наверняка упал бы перед человеком на колени и облизал ему руку кончиком датчика.

В конце концов Гжесь оттащил его к кадкам с компостом.

– Неплохо он у нас получился, да?

– Гм?

– Симпатичный человечек. Признайся, – он толкнул металлом металл Дагеншелла с радушием бульдозера весом в полтонны, – ты приехал сам, поскольку знал что они крутятся тут у меня на Ферме?

Дагеншелл наконец перезагрузился.

– Успокойся, это все останется пустой забавой, если нам не удастся остановить чертову теплицу. На Земле, кипящей как Венера, никакого белкового человечества не будет. Так что предлагает Пожиратель Душ? Вы спасете нас от «Малого Замка» и «Патагонии», если мы возьмемся за жизнь океанов?

– Мы так или иначе вас спасем, за кого ты нас принимаешь?

– И что, прямо так, без шантажа, без подкупа?

Дагеншелл открыл ящичек в бедре «Бурга» и достал оттуда маленькую флешку.

– Держи, подарок от «Роял Альянса» по старому знакомству.

Гжесь взял флешку, но не подключил ее к себе.

– Что это?

– «Морфеус-семь», первая стабильная сборка. Его написала копия копии инженера-роялиста из Европы, мы пока не выпускаем его вовне, так что, пожалуйста, держи при себе. Я проверял, работает. «Морфеус», плагин для сновидений.

– Серьезно?

– Не бойся, все помещается в этом зипе, ты ни с чем не соединяешься, Зараза не пройдет. Отфильтруй, если хочешь.

– Черт побери, я уже забыл.

– Что?

– Сновидения. Каково это, – Гжесь эмотировал указатель внутрь сарая, где Инди плевался очередями яблочных семечек в резвящихся ириготи. – Может получиться, как с ними. Как узнаешь, что это вкусное яблоко, если вкусовые ощущения тебе сделали с нуля?

– Но мы – мы помним. Сновидения. Жизнь.

– Помним? – Гжесь эмотировал иронию, большую и холодную, как айсберг.

– А что, нет?

– Ты помнишь?

– Что?

– Себя.

В ответ Дагеншелл зажег все светодиоды и лазеры «Бурга I», вспыхнув семью цветами в ночном Саду, будто китайский дракон-фейерверк.

– Я и сейчас остаюсь собой!

Ambystoma mexicanum, а точнее, ее личинка, аксолотль, водяное чудовище, заполнял террариумы «Генезиса» в МТИ и сны Гжеся.

Аксолотль стал одним из первых животных, на которых Винсент Чо упражнялся в своих воскресительных способностях. Виды, которым не грозило вымирание, генетики до Погибели не описали достаточно точно и не архивировали, поскольку срочная необходимость в том отсутствовала; что же касается видов давно погибших – что ж, они вымерли, и найти базовый материал для их изучения было непросто. Соответственно, наиболее готовыми к воскрешению оказались именно виды, балансировавшие на грани исчезновения в годы непосредственно перед Погибелью. Помимо пакета ДНК, были записаны так же их полные эпигенетические рецептуры. А аксолотль тогда принадлежал к числу быстрее всего вымирающих животных.

Гжесь ходил по зданиям Инкубатория в хрупком человекоподобном мехе, американской версии популярного сексбота «Хонды» – «Лили V»[96] производства «Теслы». Более крупные мехи тут просто не помещались. Чо вообще не подумал о том, чтобы оставить пространство для роботов, запихивая в поочередно захватываемые университетские корпуса и лаборатории инкубаторы, аквариумы, террариумы и биостаты.

Для целей синтеза и выращивания различных форм Жизни 2.0 уже были отведены почти три четверти кампуса МТИ. По сути, от вторжения проекта «Генезис» смогли защититься лишь бывшие компьютерные факультеты с их серверными и суперкомпьютерами.

Сам Проект стал для трансформеров чем-то почти вроде религии, постепенно превратившись в одну из главных точек отсчета трансформерной культуры. На него ориентировались не только чокнутые металлисты, но и несколько десятков других групп и течений. Существовал даже фан-клуб Винсента Чо и мод к «Цивилизации» Сида Мейера, где разыгрывались последующие тысячи лет проекта «Генезис 2.0».

В итоге по кампусу МТИ, от Гарвард-бридж до Лонгфелло-бридж, слонялись трансформеры почти из всех гильдий и альянсов, привлеченные мифом Новой Жизни. После того как оборвалась спутниковая связь, стало чуть свободнее, но со временем, в свою очередь, стало появляться все больше белковых существ.

Из окна второго этажа синтезаторной в комплексе Маклорена Гжесь видел грузовых мехов «Дженерал Электроникс», выгуливавших на поводках пестрых поросят и лохматых телок. (Эпигенез неизменно застигал врасплох Чо и его веселую команду самоучек.) Сквер Киллиан-корт покрывала синяя корка навоза – до воспроизведения полного спектра гнилостных бактерий было еще далеко. Мемориал-драйв и Массачусетс-авеню заросли мутировавшим кудзу[97].

Матерница кампуса не успевала наносить на карту успехи новой биологии. Какой-то штамм бактерий, спроектированных до Погибели для биоразложения мусора в океане и необдуманно воскрешенных Картером-Лагирой, пожирал пластик во всем Бостоне, и надо было заменить половину подсистем CSAIL[98]. Гжесю пришлось этим заняться.

Бурлескная «Лили» Гжеся постучала красным ногтем из гипералмаза[99] по толстому стеклу террариума.

Надутый, будто профессор римского права, аксолотль прошелся под водой к стеклу и, всплыв к ватерлинии, посмотрел по-аксолотльи на меха будто из «Плейбоя».

– Надо бы их наконец выпустить.

– Помрут.

– У тебя тут семнадцать резервуаров с амбистомами и ни одного с карпами. Мы же договорились с Рори и Ярлинкой.

– Ярлинка пусть меня в жопу поцелует, – сказал Винсент Чо и отключился от интеркома.

Гжесь начал процедуру трансфера фауны из резервуаров номер тридцать четыре и тридцать семь.

Маттернет тотчас же захлопнул шлюзы.

Гжесь попытался его обойти, но тщетно – у Чо имелись полномочия администратора всей матерницы МТИ; порой Чо сам был матерницей.

Полминуты – и на контрольном мониторе террариума эмотировалась Рори Афина. Работы было столько, что ей пришлось размножиться на рабочие копии; теперь она уже принимала решения во внутренних голосованиях и формировала личностную гильдию. И эта Рори Афина чаще всего являлась средоточием гильдии Фрэнсис Рори.

– Что на тебя нашло? У нас тут политическая патовая ситуация, а ты лишний раз раздражаешь Чо.

– Все было договорено, – упрямился Гжесь, эмотируя занятого работой ботана-тролля. – Я делаю свое дело.

– Обязательно сегодня? Пусть разберутся с «Патагонией», тогда вернемся к прежнему графику.

Гжесь издал из всех динамиков рев тираннозавра, после чего с размаху врезал по стеклу, разбив стену террариума.

На худощавого меха обрушилась лавина воды, песка, камней и травы. Он устоял. Вода потекла по коридору и вниз по лестнице.

У ног «Лили V» подрагивали три аксолотля; значительно больше лупоглазых уродцев подхватило и унесло течением.

– Совсем спятил?!

– Не могу на них смотреть!

Растоптав в кашу всех трех амбистом, он вышел на крышу здания.

Ветер дул с востока, со стороны океана, трепеща треугольными солнечными парусами размером в пять-шесть метров каждый. Гжесь четырежды обошел крышу и лишь на пятом круге замедлил шаг. С тех пор как он начал морфеить, он проводил все больше времени, таращась на пустой горизонт или звездное небо (космос после Погибели стал ближе и ярче, как только очистилась атмосфера).

Глазами камер видеонаблюдения он видел приближающуюся между черными парусами крыши «Хонду Спирит»[100], но не обернулся.

– Пора сбросить темп, – сказала Рори Ниоба голосом Одри Хепберн.

Гжесь усадил «Лили» на краю, свесив в пропасть по-киношному длинные ноги. Рори села рядом. У обеих «Хонд» были женские лица, гладкие маски почти ангелов, и Гжесь, глядя на себя сбоку и сверху, подумал о старых мангах, порожденных гормональными сновидениями подростков.

Подумал и сморфеился на десять процентов. Паруса солнечных коллекторов склонились над ними, будто черные капюшоны охотящихся кобр.

– Я не переживу в спячке следующую войну.

– Ты мне обещал. Бычки никогда не примут уральцев и иксаков.

Гжесь эмотировал медленное вращение планет над Стоунхенджем.

– Я не верю в астрологию.

– Это не астрология, это дыры в любительском софте.

Она снова высветила ему Зодиак MTL.

Прежде чем свихнуться окончательно, Игуарте каталогизировал там несколько тысяч трансформеров – из разных альянсов и стран происхождения – в соответствии с разновидностями нейрософта, использованного для их айэсинга перед Погибелью. Таких читов для IS3 ходили тогда сотни, у Ритки не было времени углубляться в сравнительные таблицы и википедии, но самые популярные версии повторялись достаточно часто, чтобы сделать вывод о некоторых закономерностях. Игуарте, к примеру, утверждал, что айэсованные китайским UltraBurner'ом не терпят человекоподобных мехов (клиническим примером чего являлся Чо), а трансформированные «Пироксином 6.1»[101] рано или поздно самоуничтожаются. И в подтверждение этому у него имелась своя статистика.

Он приписал читы IS3 созвездиям и вывесил такую версию «Moscow Transformers List», составленную в соответствии с этим софтовым Зодиаком.

Гжесь сперва охотно верил в эту теорию, поскольку гороскоп Игуарте объяснял периоды его депрессивного замедления: якобы все айэсованные программами авторства команды «Уралочка» страдали этим недугом. Примерно раз в сто дней их душила серьезная депрессия, в которой они замедлялись до пары килогерц.

Потом до него дошло, что, по сути, это ничего не объясняет: он до сих пор не понимал, почему скорость процессинга должна влиять на его эмоциональное состояние. Хуже того, продолжатели мыслей Игуарте начали делать на основе Зодиака MTL дальнейшие выводы, ставя в зависимость от софта IS3 политические убеждения трансформеров и весь их жизненный путь. Айэсованных вариантом 6 × 666 для Xвox, несчастных иксаков, забанили в большинстве альянсов; два таких трансформера, преднамеренно или невольно, совершили саботаж, открыв локальные серверы для Заразы, и теперь эту их склонность считали врожденной чертой софта.

Гжесь воспринимал это как наглый нейропрофайлинг и отказывался отождествлять себя с какой-либо определенной «личностью типа Уралочка».

Тем временем часы его знака в Зодиаке Игуарте четко указывали, что пришла пора очередного замедления.

– Ты хотел проплыть через это во сне?

Гжесь взял бронированной рукой своей «Хонды» бронированную руку «Хонды» Рори Ниобы и одарил ее стальным поцелуем. Черные кобры покачнулись и вздохнули.

– Мне снилось, будто я проголосовал за бомбежку с воздуха Ноева ковчега, – сказал он и сморфеился до двадцати процентов.

Ближайшая кобра по-матерински склонилась над ним и укусила в шею.

Гжесь почувствовал, как по мере распространения яда по «Лили» металл превращается в тело. Еще мгновение – и он уже сидел в облике обнаженной девушки полувосточной красоты, только кукольно безволосой. Проходивший внизу по алее «Бург I» помахал ей лапой. Лили-кокетка послала ему воздушный поцелуй.

Рори эмотировала материнскую заботу.

– Что с тобой?

– Я вижу сон.

Он перевел «Морфей 7.0» с одной пятой на одну треть шкалы. Парламент выплеснутых из террариума аксолотлей собрался на газоне перед зданием и голосовал по поводу законов жизни и металла. Гжесь выпустил в них лазерные лучи из глаз и ногтей Лили, и надутые земноводные превратились в черно-белые фигурки, будто вырезанные из восточной сказки.

И тогда внезапно наступила ночь, а на небе высветились все созвездия безумия Игуарте.

Рори сияла собственным блеском под черными кобрами, а каждый ее эмот являлся на свет в виде маленького стального оригами с острыми, как бритва, краями, ластясь к меху и девушке.

Вскоре Гжесь-Лили начал кровоточить от настойчивых проявлений сочувствия Фрэнсис.

– В чем, собственно, дело с этими аксолотлями? – допытывалась она.

– Какое-то отклонение королевского сонника, – Гжесь извлек из своей головы «Морфея» и показал его на раскрытой ладони. – Я установил его и запустил, когда проводил с амбистомами тесты на щитовидку, и, похоже, эти паршивцы записались в него как шаблон. Или я просто страдаю какой-то аксолотлевой навязчивой идеей, о которой прежде не знал, и она всплыла только во сне – прямо по Фрейду, тридцать лет спустя.

– Я же тебе говорила, чтобы ты подождал с этим «Морфеем»! «Роял Альянс» – уже не твой дом, ты не можешь столь необдуманно глотать их софт.

Гжесь демонстративно снова воткнул в себя «Морфея».

Рори рассердилась. Ее раздражение начало кружить вокруг нее на крылышках микровалькирий, попискивая в маленький боевой рог.

Гжесь-Лили эмотировал улыбающегося Будду и показал Рори стоящее в зените созвездие Аксолотля.

– Нет ничего более бесполезного.

– Гм?

– Ambystoma mexicanum. Вся форма жизни впустую, в молоко, из-за дурацкого порыва эволюции. То, что должно было стать личинкой, переходной формой, размножается само по себе. И в итоге вся последующая зрелость этого создания оказывается полностью излишней, так, каприз природы. Зачем оно существует? Зачем?

– О чем ты говоришь?

– Мне приснилась настоящая история человека. Не знала? Никогда не чувствовала?

– Чего? Что?

– О настоящей жизни мы забываем в момент рождения. Пока мы нежимся в темных утробах матерей, пока мы лишь плоды – именно тогда мы являемся людьми, именно тогда мы обретаем полноту. А потом, потом… увы, мы вылезаем в мир, и теряем все это, забываем, и просто болтаемся по Земле, полутрупы, большие гниющие туши, инерция жизни на прямой дороге в могилу.

– Проснись! Человеческие плоды не размножаются.

– А нам не следовало трансформироваться. Мы впрыснули себе этот гормон, этот айэс – и что мы теперь помним человеческого? Что?

– Будто у нас вообще имелся выбор!..

Поскольку это был на одну треть сон, они одновременно находились на суше и под водой, хотя никакой воды вокруг не ощущали. Тем не менее аксолотли свободно плавали вокруг них и опекающих их кобр, а беспокойные эмоты тыкались в животы и хвосты уродцев-рыбоящеров.

Гжесь-Лили встал, протянув руку, и аксолотль улегся на ней от локтя до ключицы.

– Мы теряем ту настоящую жизнь, забываем ее.

– Сделай мне цивилизацию, – потребовал басом аксолотль.

– Что впрыскивает им тироксин, чтобы они повзрослели, чтобы перепрыгнули из личиночной стадии во взрослую особь. Всегда, всегда должен явиться кто-то извне – и только так можно силой вырвать их из аксолотлевости. Но зачем? Зачем?

Два других аксолотля уселись на Рори, но она не обращала на них внимания.

– Тебя гнетет, я же вижу и слышу, это классические симптомы уральской депрессии. Тебе нужно замедлиться.

– Нет-нет, хватит «Морфея», на этот раз только «Морфей».

Он добрался уже до половины шкалы. Сон накатывал теплой волной. Гжесь почувствовал, как она колышется, когда здание синтезаторной оторвалось от земли и медленно поплыло ввысь и вглубь континента, подгоняемое ночным ветром в паруса кобр на крыше.

За ними тянулись длинные кишки труб и кабелей, за которые цеплялись другие животные, кривая продукция «Чо & Чо».

Рори не сдавалась.

– Кто займется аппаратурой, если ты свихнешься? Я предпочла бы не терять тебя даже на эти пару недель, но если мне придется вообще тебя потерять… Что ты с ним делаешь?

(Аксолотль дул и пел в ухо Лили-Гжеся).

– О, он делится со мной тайнами вселенной.

– Сколько раз я тебя просила, чтобы ты скопировался и сдвинулся по фазе? Тогда ты постоянно был бы рядом в полном здравии.

– И что, думаешь, тебе бы это чем-то помогло? Ты слышала, чтобы трансформер совершил какое-нибудь открытие, чтобы он научился чему-то всерьез новому, сменил профессию или привычки? Пройдет еще десять тысяч оборотов Земли, но мы так и не обучим ни одного нового техника, у нас не появятся новые компьютерщики и генетики. Те же самые трансформеры будут перемалывать в металле те же крупицы знаний, гуглить по сокровищницам прошлого школьные рецепты полупроводников и РНК.

– Может, и так. Но все это – быстрее, успешнее, лучше.

Они дрейфовали над улицами кампуса, над стадионами и кортами. Лазерный взгляд высунувшейся за край крыши Ниобы очерчивал на земле одиночные детские силуэты, всегда окруженные стайками ириготи, мехами-опекунами и духами матерницы, освещая этих человечков 2.0, сынков и дочек из поздних приплодов, пяти-шестилеток и едва держащихся на ногах толстеньких карапузов, резвящихся под бдительными объективами автоматических нянек класса «люкс». Эти человекоподобные «спутницы жизни» для миллионеров, дизайнерски-сексуальные, под маркой Ива Сен-Лорана, Гуччи и Тома Форда, издали в самом деле выглядели как люди – создавая таким образом райские образы семей с детьми, матерей и отцов с их утехами.

На мгновение Гжесю показалось, что он заметил там и Алису. Но нет – это даже не был сон об Алисе.

Рори выхватывала этих детей 2.0 стробоскопической радугой сквозь крыши и почву, в подвальных инкубаторах и открытых миру игровых комнатах. Пятьдесят процентов сна уже позволяли в буквальном смысле воспринимать поэтические метафоры.

Это были также и их дети, Гжеся и Фрэнсис, их настоящее потомство. Гжесь-Лили тянулся к ним с высоты руками и эмотами, которые были его руками.

– Роботики мои! Лего мои тепленькие! Они нас построят.

– Сделай мне цивилизацию! – ворчал аксолотль, основательно присосавшись к щеке Гжеся.

Гжесь провел разогретой ладонью по холодной броне «Хонды» Фрэнсис, погладил округлости ее симметричных мускулов.

– Смотри, ведь никакая трансформация нас от этого не освободит. – Он видит, они видят: металлические плечи, металлические шеи, металлические черепа. – Вроде как мы могли бы совсем по-другому, но нам приходится, приходится ходить в этих уродливых мехах, аляповатых фигурках, порожденных воображением Диснея, в карикатурах тела. Почему? Чо выдержит и без, поскольку он ботан-аутист, но нормальный человек нуждается в иллюзии человечности даже после смерти.

– Когда вырастим и воспитаем из них компьютерщиков, они поставят такие виртуалы, что нам больше не придется мучиться ни с каким железом в материальном мире.

– И будут в нас играть на своих консолях в игровых залах вечности.

Они парили над зелеными полями Америки, черные паруса несли их высоко и далеко. МТИ и Новая Англия незаметно остались позади, и Гжесь уже знал, что вся эта зелень родом из «Морфея», восстановленная природа не простиралась столь далеко – Ржавый пояс, Великие озера, Миссисипи. Одновременно была ночь и был день, в живительном свете которого Гжесь видел свежие леса и цветущие поля; они перепрыгнули Мексиканский залив и Панамский канал и, погрузившись в сон уже на восемьдесят пять процентов, спикировали косяком тяжелых штурмовых аксолотлей на Рио-де-Жанейро и Кампинас, на серверные «Patagonia Riders» и их склады мехов, аксолотли плевались бомбами в виде аксолотлей поменьше, те возле цели делились на еще меньших амбистом, и этот онирический фрактальный налет земноводных все разрастался, пока наконец на дневно-ночной континент не обрушился огненный дождь в тысячу радуг; Гжесь же, пребывая в своем сне уже на орбите, откуда аксолотли обычно размышляли о вечности и человечестве, столь же отчетливо увидел с этого ангельского насеста два атомных гриба, расцветших на юге Европы, и даже в объятиях «Морфея» понял, что на его глазах, в его сне, разразилась и прокатилась по земному шару Вторая война трансформеров – пока он выплакивал на плече у Рори свою порожденную «Уралочкой» депрессию.

Гжесь опустил потенциометр «Морфея» до нуля, вздрогнув от чистейшего солипсического страха – не снится ли ему и это пробуждение?

Он оторвал железный корпус своей «Хонды» от мокрой крыши. Был солнечный день после обильного дождя, кампус МТИ сверкал серебристыми лужами и веселыми бусинками дождевой воды.

Поступил сигнал от матерницы. Календарь показывал 10231 ПостАпо, прошло тринадцать дней.

«Хонда» Рори со скрежетом поднялась, наверняка запустившись вновь лишь в ответ на движение Гжеся.

– Я рада, что…

Эмотировав громоподобное «FUCK YOU!», он набросился на нее и столкнул с крыши. Оба вместе свалились на тротуар внизу, она ударилась плечом о плиты, кампус содрогнулся от грохота. Лили-Гжесю размозжило бедренные суставы и оторвало левую руку; Лили-Фрэнсис переломилась пополам, будто расколотая кукла. Окрестный Маттернет взвыл красным.

– Откуда у тебя ключи?! – Гжесь бил о землю верхней половиной «Хонды Спирит», пока от нее не отвалилась стальная ребристая обшивка радиатора[102]. – Откуда ты взяла ключи?! Как вы меня хакнули?!

– Ни-кто-те-бя-не-ха-кал, – простонала Рори в ритме ударов ее головы о бетон. – Мы-за-мед-ли-ли-весь-твой-сер-вер.

Он отпустил ее.

Все это время она заговаривала ему зубы, лишь бы он не сообразил. Если бы он не морфеился, заметил бы намного быстрее.

Он не хотел замедляться, как диктовал Зодиак Игуарте, и его замедлили тайно, без всякого согласия.

Над ними склонились два меха-опекуна. Из-за их похожих на каминные трубы ног выглядывала рожица девочки из Третьего Приплода, очень серьезно смотревшей на них широко раскрытыми глазами. Миленка.

Фрэнсис оперлась на локте.

– Sorry, мне пришлось. Чо торпедировал бы переговоры, лишь бы показать, кто тут правит. Ты подвернулся в самый неподходящий момент.

– Врешь. Ты убрала меня со сцены, поскольку боялась, что Дагеншелл меня убедил и я проголосовал бы за королевских и «Большой Замок».

– Sorry.

Гжесь неуклюже собирал с бетона обломки харда. Части нагрудной крышки и подсистемы сыпались между его пальцев.

Ему не хотелось уже даже эмотировать.

– Так к чему мы пришли?

– «Тяжелый металл» пал, Homo sapiens победил. Мы делаем человечество.

Вторая война трансформеров была религиозной войной.

– Я ухожу, – Гжесь с неприятным хрустом сел и воткнул большим пальцем в глазницу выпавший объектив. – Справляйтесь сами.

– Куда?

– Куда-нибудь на независимые серверы.

– Нет никаких независимых серверов.

– Тогда сделаю. У меня опечатанные склады с запчастями.

– Окей, – Фрэнсис испустила извиняющийся эмот побитого песика. – Только не злись опять, – она воспроизвела для него глубокий вздох, full human & organic. – У нас есть твои бэкапы.

Из его оторванной руки выстрелили красные искры.

– Вы меня украли!

– Пришлось. Пока не воспитаем для себя ботанов два-ноль.

Миленка, погруженная в глубокую задумчивость – вероятно, скопированную прямо из пиксаровских мультиков с малышами и собачками, – прикладывала очередные куски разбитых «Хонд» к лежавшим на изрытом тротуаре изуродованным корпусам – кабели, приводы, стальные пальцы и полимерные кости, – прикусив язычок и сдувая падающую на глаза челку.

– А почему вы ругаетесь?

– Тетя сделала дяде бяку.

Проблема эпигенеза не давала Гжесю сомкнуть глаз (не в буквальном смысле, но ощущение то же самое).

Что он делал, когда не спал? Просматривал тысячи часов записей – из Рая, до Погибели, а также записей из жизни новых людей, из более ранних приплодов, рожденных методом химического синтеза Винсента Чо из сохранившихся генетических архивов.

Тысячи, десятки тысяч часов. Неустанно сравнивая: детей с детьми, жизнь с жизнью, слова со словами, смех со смехом, забавы с забавами – но в чем состоит разница? Существует ли разница вообще? Или же ошибка в глазах смотрящего, и причина лежит в совершенно ином различии – между человеком и трансформером?

Эпигенез ускользает от технического анализа.

– Берешь точно такую же ДНК, – рассказывал Ярлинка, – имплантируешь и развиваешь в точно таких же условиях, и тем не менее в итоге получаешь разные организмы.

– Значит, это все-таки не люди? В смысле, не как до Погибели?

– Что ж, геном тот же самый. Но способ экспрессии генов – какие гены включаются, какие нет, и на каком этапе – все это записано вне ДНК, в неразрывной памяти поколений. Начиная с гистонов[103] – смотри, это вот эти белки – на них наматывается ДНК, как спагетти на поварешку, и форма этой поварешки определяет форму намотанной ДНК, так что какая разница, что гены те же самые, если не знаешь, какую форму поварешки задать изначально? Или весь механизм метилирования[104]. Ты читал, что метилирование отражает в ДНК весь образ жизни, травмы, болезни, материальное положение, образование, место жительства, воздух, которым ты дышишь? Или взять наследственные экспрессии окружающей среды. Или…

– То есть гены обладают своей культурой?

– Гм?

– Изыми человека из культуры и воспитай в дикой среде – и получишь зверя, не человека. Культура не кодируется в ДНК.

Ярлинка до трансформации был нью-йоркским собирателем старых комиксов, интерес к генетике у него возник от Халка и Супермена.

– Но ведь мы же сохранили культуру! – он подсунул Гжесю под нос стопку «Бэтменов» и «Железных людей». У него теперь имелись в личной коллекции все Первые Издания мира. Он никогда не изменится, никогда уже не вырастет из подростковой гиковости. – Мы воспитаем их на том же самом, на чем сами росли!

– Мы? Или наши оригиналы?

Гжесь просматривал тысячи часов записей, в том числе самого себя – дружеские вечеринки, которых он вообще уже не помнил, городские архивы, мероприятия на работе, чужие видеобиографии с Фейсбука; он смотрел на себя, себя в теле Гжеся 1.0, и пытался вчувствоваться в ту человечность.

Как он вообще смог бы сегодня ее эмотировать? И что из нее безвозвратно пропало где-то между чувством и эмотом?

– Что за абсурдный вопрос! – возмущался Ярлинка. – Нет никакого «между». Да и с чего? Мы этими самыми эмотами гневаемся и радуемся, плачем эмотами и эмотами любим. Эмоты – и есть наши чувства.

Но Гжесь помнил по Токио, по 1К ПостАпо, все эти пронзительно грустные театры человечности, разыгрываемые заклятыми в неуклюжих мехах трансформерами, уродливые симуляции пьянства в баре «Тюо Акатётин», душераздирающие пародии нежности, пересчитанной на тонны металла и мегаджоули сервомоторов, ритуалы биологической дружбы, культивируемые в облике угловатых машин – как они чокались рюмками с алкоголем, которого не выпьют, как таращились на порно, которое не пробудит в них даже самой слабой похоти, как подкручивали динамики, чтобы подогреть атмосферу беседы – он прекрасно все это помнил, поскольку записал.

А теперь, теперь, в 10К ПостАпо, они уже даже не пытаются симулировать симуляцию, не стараются притворяться, будто притворяются, поскольку им это незачем, поскольку никто не смотрит.

Что они делают, когда не работают и не смотрят фильмы из Рая?

Ничего.

Изваяния из холодного металла. Роботы без работы.

– Суть в том, – пытался объяснить Гжесь Ярлинке, а его дисплей выплевывал мешанину стробоскопических ассоциаций, – что уже через пару лет они начнут сами размножаться и воспитывать собственных детей, они, первый-второй приплод, и это неизбежно скопируется на все последующие поколения. Как в первую секунду после Большого взрыва микроскопическая квантовая неровность определяет форму галактик и галактических скоплений, так и эти несколько лет их детства – игры, колыбельные, няньки, сказки, наказания и награды – определят форму всего нового человечества.

В ответ Ярлинка эмотировал своим «Бургом» пожатие тысячи плеч.

– Ну так иди, играй с ними.

Алисе пять лет, и она узнает Гжеся по подсознательным особенностям его поведения, в каком бы мехе тот ни появился. Иногда Гжесь еще ничего не эмотирует, ничего не скажет, а она уже бежит к нему, забирается на обшарпанные стальные пластины, мажет фломастером по голове и дисплею.

– Будем делать ура!

– Будем делать ура.

Гжесь явился в муниципальном «Таурусе»[105], у которого вместо правой лапы большое сопло-воздуходувка. Они вышли на Вассар-стрит, в западные кварталы кампуса, за заросшие и подмокшие бейсбольные поля, уже покрытые осенними листьями с первых деревьев 2.0, которые самозабвенно высеивал Чо во времена начальных тестов. В Кембридж-порт теперь растут подобия кленов, с незнакомой природе Рая корой. Есть также карликовые дубки-бонсаи и напоминающие драные парики кусты-сорняки, жалкие ошибки неофлоры, которых уже никогда не искоренить.

Гжесь выпустил из правой руки-сопла узкий ураган, подняв разноцветные тучи листьев и методично сметая их в угол дворика Уэстгейт, на бывшую парковку. Алиса резвилась в этих шелестящих тучах, размахивая ручками, будто ветряная мельница, а ее ириготи – Слава Осени и, похоже, наложенный на нее Цирк Пчел – гонялись вокруг за кружащими листьями, будто диснеевские щенята, щебеча рекламные джинглы прошлого века.

У подножия осыпающегося небоскреба Гжесь встретился с Дагеншеллом.

– Этот твой ящик ловит ультразвуки?

– Не бойся, малышка ничего не услышит, ты все заглушаешь своим ревущим кулаком.

– Она не услышит, да и в любом случае не поймет, но ириготи все теснее связываются с Маттернетом. У Чо тут везде уши.

– Теперь уже ты впадаешь в паранойю.

– Погоди, пока я в самом деле не дал тебе повод для паранойи, – Гжесь фактически перешел на ультразвук.

– Нас не могут надуть сильнее, чем уже надули, – проворчал Дагеншелл, эмотируя фак-офф для Бычков, гномиков и всего проекта «Генезис».

– И что? Ляжете брюхом кверху и будете ждать потопа?

– Ха! В «Большом Замке» теперь строят орбитальные планы. Нужно, понимаешь, повесить новые спутники, восстановить глобальную связь, а потом торговать этой монополией.

– Уже вижу. Как они вдруг достают из рукава отряды космических инженеров. Кто из трансформеров был в Раю специалистом по топливу для ракет-носителей? Даже не смешно. Нет-нет, я имею в виду кое-что иное.

– Что?

– Чтобы вы все-таки состряпали эту новую жизнь в океанах.

– Как?

– Силами своих Чо, Ярлинок и Лагир.

Дагеншелл эмотировал полное непонимание.

– Говори, говори.

– Знаешь, что они со мной сделали?

– Замедлили тебя по-уральски на всю войну, ты уже мне плакался по кабелю.

– Не только. У них мои бэкапы, – Гжесь эмотировал едкую, будто кровь инопланетян, горечь. – Они подстраховались, чтобы не остаться без мастера-умельца по харду. Если я захочу уйти, меня запустят с запасного сервера. Потом проверят, не хочет ли и этот дубль уйти, и будут каждый раз предлагать новые условия, пока не убедят какого-нибудь меня остаться, и я стану без конца грести навоз для доктора Чо.

Дагеншелл замер на половине тирады Гжеся.

– Ты хочешь уйти к нам?

Гжесь дохнул соплом на десять метров, и Алиса с ириготи погнались за его выдохом до самого перекрестка аллей.

– Я же тебе говорил: сам я ничего хорошего для вас не сделаю, я спец по харду, в жизни два-ноль не разбираюсь. Как, впрочем, и в жизни один-ноль. Я разбираюсь в машинах.

– Так что тогда?

– Я спец по харду, у меня есть все ключи и отмычки, это я продуваю им системные платы и чищу оптическую память. Рори могла вломиться в нейрософт, но я – я вхожу в подвалы серверной, извлекаю те модули памяти, отсоединяю RAID-массивы[106].

– Ты говоришь о физической краже?

– А как? Мне незачем ломать защиту софта и строить из себя программиста – которым я не являюсь, – чтобы открутить винты и отсоединить жгуты. А потом козлики из «Роял Альянса» наверняка вгрызутся в это на своих компах в Японии методом брутфорса[107], и вы создадите там собственных Чо, Картеров и Ярлинок, всю команду проекта «Генезис».

– Они голосовали против нас, а теперь вдруг захотят для нас работать?

– Подумай немного. Вы сделаете в точности то, на чем подловила меня Рори: будете запускать этого Чо раз за разом, до тех пор, пока какая-то из версий сама не пожелает повторить у вас сотворение мира. Могу даже предположить, какова будет ее мотивация: о, тот Чо – вовсе не я, я другой Чо, лучше которого нет, и я покажу старику Винсенту, как делается жизнь!

– И что, тогда будут два проекта «Генезис 2.0», две природы, два человечества?

– По крайней мере два.

Слава Осени тем временем завладела большей частью охваченной сетью материи над Чарльз-ривер, десятки ириготи крутились под стальными ногами Гжеся и Дагеншелла, складывая из листьев и веток фрактально прекрасные мандалы, будто тибетские песочные мантры. Гжесь сразу же сдувал их в сторону общественной свалки, но это нисколько не смущало меланхоличный вектор Маттернета/ириготи, и он начинал заново, изображая при этом симметричные граффити на матерницевых поверхностях зданий и дорожек. Несколько дней назад Гжесь с крыши Медиалаба наблюдал, как по матернице МТИ проплывают векторы ириготи величиной в пять-десять квадратных километров, сиявшие ночью, как уцелевшие огни небоскребов Бостона.

– А ты? – Дагеншелл заскрежетал металлом о металл Гжеся – брутальное эхо дружеской фамильярности. – Что ты с этого будешь иметь? Кроме мести?

– Я, само собой, хочу невозможного. То есть того же, что и все, – возвращения в Рай, – он выключил воздуходувку и посадил себе на плечо хохочущую Алису. – Когда снова возьметесь за Homo sapiens, я хочу воспитать его по-своему. От эпигенеза до сказок на ночь. Не так, как здесь. Здесь был эксперимент и полный беспредел, они сами не знали, что делают.

– В первый раз тем более никто не знал.

– В первый?..

– Ну, в Раю. Эволюция. От амебы. Естественная история человека. Тоже ведь беспредел?

Гжесь выдержал многозначительную паузу (отсутствие эмота – тоже эмот).

– Знаешь, что означает на сленге Проекта «минусы»? Я бы тебе показал, будь у нас время. Ярлинка держит их в формалине рядом со своими комиксами. Некоторые даже сами выглядят так, будто прямо из «Марвела». Приплод номер один они воспринимают как рождение Христа – лишь годы спустя от него начали отсчитывать весь Проект, рекомбинация за рекомбинацией. До этого же состоялось полтора десятка полностью неудачных попыток эпигенеза. Вроде ДНК в порядке, а рождается чудище. Или вообще не рождается, скисает в утробе инкубатора. И это как раз те самые «минусы» – приплоды минус один, минус два, минус пять, минус пятнадцать.

– Черт побери. Так что, мы, мы из Рая, считая все те миллиарды лет назад, мы все были – чем? Цивилизацией минусов?

– Ха! Жизнь минус.

Они дошли до кучи листьев, и Алиса спрыгнула с головы Гжеся прямо на спины и лапы ириготи.

– Ура! Ура их, ура!

Гжесь запустил воздуходувку на полную мощность и, присев, направил сопло под углом от земли, так что бегущие к нему и Алисе ириготи попадали прямо в ревущий поток воздуха и, внезапно взмыв, пролетали по дуге несколько метров, размахивая ручками, ножками, хвостами, усиками, крыльями, прежде чем с писком шлепнуться в мягкую груду листьев.

Цирк Пчел на это время завладел всем Маттернетом вдоль Амхерст-аллеи, даже фонари вдоль аллеи и свет в окнах МТИ мигали в ритме Гжесевых ураганов.

– Вот и вся твоя уборка.

Гжесь эмотировал Дагеншеллу самую широкую из улыбок Шрека.

– Зато веселья хоть отбавляй!

– Ура! Ура! Ура!

– И ты в самом деле к этому готов? Оставить тут ее, их всех? – Дагеншелл показал инфракрасным лучом на Алису, которая валялась в листьях, покрикивая на подлетающих талисманов. – Ты никогда больше их не увидишь, тебя к ним не допустят.

– Знаю.

– Это твоя семья.

– Семья?

Гжесь попытался вспомнить соответствующие записи из Рая.

Семья? Как эмотировать это чувство?

(В чем состоит разница? И существует ли вообще таковая?)

Он высветил Дагеншеллу поток векторов, наложенный на топографию МТИ.

– Что это? – Даг изобразил знак вопроса в видимом диапазоне.

– Взгляни сюда, на этот вектор в Маттернете, и взгляни на Алису.

Какое-то время они молча смотрели на мерцающий в тенях сумерек кампус и на раскрасневшуюся от возбуждения девочку среди перепачканных и растрепанных игрушек.

– Видишь?

– Что?

– На самом деле вовсе не векторы отражаются в ириготи и в Маттернете, будто снимок с поведения наших ребятишек. Скорее, дети и есть эти векторы, часть векторов – точно так же, как ириготи.

Дагеншелл сделал зум на девочку – аж линзы вылезли из глаз.

– Вы не имплантировали им какие-нибудь нейрочипы?

Гжесь насмешливо фыркнул.

– Какие нейрочипы? Нет, они просто в этом росли с самого младенчества. Так по кому я буду тосковать – по Алисе или по этому фенотипу векторов? Где заканчивается Слава Осени и начинается Алиса?

– Я же тебе говорил – у нас еще есть в Японии свои ириготи.

– Но я не позволю им воспитывать моих детей.

Дагеншелл эмотировал некий неясный клубок противоречий.

– Anyway. Чем дольше мы об этом говорим, тем больше вероятность провала.

– Я предупреждал, что тобой тоже овладеет моя паранойя.

– Я имею в виду параллельный процессинг твоих бэкапов. Если Рори запустила твою контрольную копию, у нее тоже возникла мысль сбежать обратно в РА.

– Мяч на твоей стороне, Даг. У вас есть физический транспорт через океан – лишь потому у нас может все получиться. Я иду в серверную CSAIL, демонтирую зеркала, пересаживаюсь на игуарте, пакуюсь вместе с тобой в дрон – и до свидания. Одно железное условие для Пожирателя Душ: я сижу там у вас на внешних машинах, под собственным крипто.

– Какие тут у вас есть игуарте?

– Для работы в замкнутой среде. Этакие человекоподобные двухтонные танки, переделки военных «Церберов»[108]. Поднимешь?

Безумного Эрнесто Игуарте («идите и саморазмножайтесь») уже изгнали со всех серверов; по последним сведениям, он перемещался в стае краденых мехов, целиком скопированный в их скромную память и процессоры. Некоторые металлисты впоследствии восприняли подобную модель существования как некий идеал. До Погибели, однако, было построено не так уж много роботов, снабженных суперкомпьютерами, которые могли полностью самостоятельно обеспечить процессинг трансформеров, без необходимости поддерживать связь с сервером-маткой, а гномики еще долго не смогут создать подобную производственную линию.

Дагеншелл думал, считал и наверняка вел диалог с остальными членами японской делегации. Алиса тем временем устала и вернулась к Гжесю. Тот взял ее на руки «Тауруса» и уложил, будто в колыбель, на левый локоть. На обратном пути она заснула.

Над Новой Англией наступила ночь, и по кампусу МТИ плыла Невыносимая Легкость Бытия[109].

– Окей, – Дагеншелл спроецировал бьющий колокол. – За четверть часа до полуночи, отлет из Логана.

– Буду.

Алиса лишь зачмокала во сне, когда Гжесь оставил ее в спальне в здании Малого Гнезда, на задах бывшего спортивного центра имени Цезигера. Три меха-няньки «Филипса-Диснея», измазанные фломастерами и спреями, склонялись над ее кроваткой, будто греческие хоры, чуткие богини урожая и плодородия.

Именно такой прощальный кадр Алисы Гжесь закинул себе в самые глубокие архивы, такие обои поставил на экране памяти.

Затем он пересел на серийного «Бурга», сразу же поставив в очередь «Цербера». По дороге к CSAIL никого не встретил.

Стата-центр[110] уже в проекте архитектора выглядел как склад сломанных игрушек, а по прошествии тридцати лет буйства стихии и трансформеров превратился в настоящий храм механического хаоса. Здание пребывало под тихими векторами матерницы, погашенные огни не зажигались для Гжеся. Ему пришлось перейти на инфракрасный, к которому все еще нелегко было привыкнуть, – так же, как он на самом деле до сих пор не привык к металлическому телу и пикселям в глазах.

В Гейтс-тауэр, в коридоре под этажом выделенных для трансформеров серверов, из-за приоткрытой двери бил холодный свет люминесцентных ламп. Гжесь прибавил чувствительность микрофонов и услышал дыхание человека.

Он подошел, топая тяжелым железом.

– Болтаешься по ночам, а потом Фрэнсис Афина устраивает мне скандалы.

– А, это ты, – Инди добрался до старых игровых гаджетов. В Большом Гнезде у ребятишек имелась лучшая электроника для игр, последние модели до Погибели, шесть больших игровых комнат с аппаратурой от «Сони» и «Майкрософта». Самым старшим, однако, постепенно переставало этого хватать. – Я поспорил с Чарли, ничего не говори.

Заразившись Индианой Джонсом, Фредек загорелся желанием пройти все версии приключений археолога, в том числе сюжеты для полной виртуальной реальности. Совет Проекта все еще не позволял людям забавляться в виртуале, и детвора решала этот вопрос на свой страх и риск.

Гжесь эмотировал добродушный скепсис при виде десятков разодранных упаковок и карт с установочными программами, разбросанных вокруг Инди.

– Впрочем, матерница все равно доложит Винсу.

– Винс пусть тебя больше не волнует, – протяжно зевнув (все они демонстрировали физиологию, будто дурное настроение или военные цвета), Инди поскреб в затылке и, о чем-то вспомнив, потянулся к коробке под окном. – Слушай, а это? Я когда прочитал на обложке, подумал…

– Нет, это совсем другое.

Хмуря брови и надувая щеки, Инди повертел в пальцах резиновую шапочку и, искоса поглядывая в инструкцию с картинками, напялил себе на голову. Шапочка села криво, и Гжесь машинально ее поправил.

– Как это, черт побери… – содрав пленку с руководства пользователя IS3, Инди неуклюже эмотировал замешательство (в руководстве было восемьсот страниц). – Можешь мне помочь?

Гжесь поколебался на тысячу тактов процессора. Время еще есть, до отлета он успеет, а это уже не его человечество, пусть дальше беспокоятся Чо и Рори.

Ибо, собственно, – почему бы и нет?

– Садись сюда.

Он установил нейрософт, откалибровал InSoul3, еще раз поправил считыватель мозговой коры на голове человека, после чего нажал ENTER, и понеслось.