Читать книгу Украденный век - Яков Канявский - Страница 2
Часть I
Глава 2
ОглавлениеПетро с малолетства рос толковым мальчишкой. Его всегда интересовали всякие механизмы, хоть их в украинской деревне до революции было немного. Петро не мог равнодушно пройти мимо валяющейся железки и все тащил в сарай. Отец вначале ругал его за то, что заваливает сарай всяким хламом. Петро огородил себе уголок, и к нему никто не приставал. Когда подрос, часто начал бегать в соседнее село в кузню. На работу кузнеца Василия смотрел как на волшебное действо. Постепенно начал ему помогать. На работу бегал как на праздник.
Отец, видя такое пристрастие сына, не мешал ему. Через некоторое время, поднабравшись опыта, соорудил Петро свою «кузню» в сарае, где выполнял заказы односельчан, а в свободное время что-нибудь мастерил для себя. Появились заработки, и в доме был достаток.
– Ну, сынок, – сказал как-то отец, – хорошую ты специальность в руках имеешь. Себя прокормишь и семью содержать сможешь. Так что теперь и жениться можно, – отец многозначительно посмотрел на сына.
Знал папаня, что Петро давно неравнодушно поглядывает на деревенскую девчонку Машу, чья семья жила невдалеке, на другой улице. Петро покраснел, но ничего не сказал, а вечером побежал по заветному адресу, свистом дал условный сигнал.
– Тебе чего? – с видимой небрежностью спросила Маша.
– Дело есть, – нарочито важно сказал Петро.
– Ну, говори, если есть.
Он выдохнул:
– Хочу завтра к вам сватов засылать. Не откажешь?
Маша засмущалась, покраснела.
– А ты попробуй, засылай, – и убежала.
Сватовство прошло успешно. Родители жениха и невесты вели деловые разговоры за столом, не забывая, как положено, наполнять рюмки. Счастливые молодые сидели на крыльце.
– Петя, а где мы с тобой будем жить? У тебя в доме ведь тесновато.
– Ну, так я новую хату построю, – выпалил Петро.
– А ты сумеешь?
– А то! – самоуверенно заявил Петро в преддверии ответственности за жену; он уже готов был к этой ответственности в полной мере.
Несколько дней он что-то рисовал в тетрадке, ходил, вымерял землю. Однажды задумался, пошел к невесте.
– Маша, а сколько у нас с тобой детей будет?
– Да ну тебя, дурачок, – засмущалась Маша.
– Нет, я серьезно. Мне для расчетов нужно знать, сколько человек будет там жить. Какой дом строить?
– А ты строй побольше. Так, на всякий случай, чтоб потом не перестраивать, – лукаво улыбнулась Маша.
– Как скажешь. Но ты уж не подведи.
Построил Петро большую, красивую хату своими руками. После венчания они с Машей въехали в новый дом, и началась у них самостоятельная жизнь. Маша действительно не подвела. Каждый год рожала по ребенку. Селяне шутили: «Ведь механик! И это дело на поток поставил!»
Слава о золотых руках, мастерстве и умной голове Петра распространялась далеко. К нему приезжали с разными заказами из дальних сел и даже из города. Технический прогресс постепенно доходил и до украинских сёл.
Как-то несколько зажиточных селян пришли к Петру с предложением.
– Есть у нас к тебе дело, Петро. Решили мы сложиться и купить современную молотилку.
– Что ж, дело хорошее.
– Дело-то хорошее, да мы в этом деле не понимаем. Какую выбрать, как на ней работать. Наше дело пахать-сеять, а в механике у нас ты разбираешься. Вот мы и хотим взять тебя в долю. Мы даем деньги, а ты выбираешь молотилку и будешь на ней работать.
Петро предложение принял, и в селе появилась своя молотилка. Жить селянам стало лучше. Но тут грянула революция и гражданская война. Село находилось в стороне от главных дорог, и войска там не проходили, боев крупных не было. Периодически появлялись какие-то банды, резали свиней, уводили лошадей.
Как-то прискакал небольшой отряд с красными повязками. Арестовали сельского старосту, а в хате, где тот принимал селян, собрали бедняков. Таких в селе было несколько человек. Провели с ними собрание, объявили о том, что теперь в стране Советская власть и выбрали сельский совет и его председателя.
Выбор пал на Федьку Рыжего. Был он с Петром одних лет, но характер имел прямо противоположный. Если Петро ни минуты не мог сидеть без дела, то Федька был страшный лодырь и пьяница. Потому и бедствовал, что ничего не любил делать и пропивал то, что имел. Зато теперь он важно ходил по селу и грозно всматривался в односельчан, выискивая «контру». Напуганный народ затаился в своих дворах, надеясь пережить эту смуту.
В это время по многим странам прокатилась эпидемия странного гриппа. Болезнь не походила на обычный грипп, сыпной тиф или крупозную пневмонию и проявлялась не совсем обычно. Человека вдруг начинал бить озноб, температура резко поднималась до 40 градусов, голова начинала страшно болеть, глаза трудно было открыть, появлялась ломота во всем теле. Это сопровождалось кровохаркающим кашлем, насморком и затуманиванием сознания.
Через несколько дней самочувствие улучшалось, но часто через некоторое время грипп начинался снова, давая серьезные легочные осложнения со смертельным исходом. Грипп назвали «испанкой». В России эпидемия охватила более миллиона человек. Медицина в то время мало чем могла помочь. Чтобы справиться с эпидемией, чекисты иногда проводили настоящую зачистку в очагах заражения. Меньше всего пострадали от эпидемии обитатели психиатрических больниц и тюрем, так как при хорошей охране не имели контакта с внешним миром. Почти не касалась эта болезнь и жителей отдаленных деревень. Петро и другие селяне узнали об «испанке» от своего же жителя Загоруйко, который ездил по делам в город.
– Верите, люди добрые, шо у городе творится. Люди мрут як мухи. Какая-то испанка всех косит, – объявил он народу.
– Та шо это за баба така испанка-германка, шо мужики с ней зладить не могут?
– Та кака баба, кобель ненасытный. Тебе только бабы и снятся. Не баба это, а эпидемия. Всех косит, никого не жалеет, даже власть. Говорят, что этот, Яков Свердлов, шо теперь власть, тоже от нее вмер. Если уж она даже власть стороной не обходит, то нам и подавно может от нее достаться. Так шо сидите, люди, в хатах и никуда пока не езжайте.
Самому же Загоруйко избежать «испанки» не удалось. Через несколько дней заболел он сам, а следом жена и трое сыновей. Узнав об этом, Федька Рыжий собрал срочно свою команду.
– Люди, над советской властью нависла серьезная опасность. Эта недобитая контра Загоруйко специально встречался с жителями, чтобы их заразить и тем самым подорвать в нашем селе рабоче-крестьянскую власть. Надо принимать срочные меры.
– Арестовать его, – раздались голоса.
– Вы в своем уме? Пройдем арестовывать и тоже заразимся. А он именно этого и добивается. Но мы не допустим, чтобы какой-то Загоруйко вредил нашей рабоче-крестьянской власти. А ну, пошли!
Федькина команда подошла к хате Загоруйко. Время было вечернее, и вся семья была в хате.
– Люди, тащите солому и обложите хату. Особенно побольше под окна и дверь.
– Хорошо бы дверь подпереть.
– И то дело. Возьми дрын да подопри.
– Все готово? Поджигайте и отходите.
Время было сухое, и хата запылала быстро. Когда в окнах появлялся кто-нибудь из больных, пытавшихся выбраться наружу, Федька расстреливал их из револьвера. Этот револьвер, выданный Федьке для защиты советской власти, делал свое дело. Вскоре все было закончено. Люди были расстреляны и сожжены вместе с хатой.
Федька был доволен. Он не позволит никакой «гидре контрреволюции» выползти на вверенную ему территорию. Над сельсоветом Федька вывесил плакат «Да здравствуют бедняки! Вся власть бедным!».
Люди ходили и посмеивались:
– Выходит, чтобы получить власть, надо сперва пропить имущество и стать бедняком? Нет уж, лучше не иметь такой власти и оставаться зажиточным.
Но вскоре стало не до смеха. Из города прислали отряд для проведения продразверстки. Солдаты во главе с Федькой ходили по дворам и именем революции отбирали у людей потом и кровью выращенный урожай. А что потом сеять? Что кушать до нового урожая? Это новую власть не интересовало.
– Проявляйте революционную сознательность. Стране нужен хлеб. А кто его выращивает? Вы. Так у кого же брать, как не у вас?
– Так крестьянин всю жизнь хлеб выращивал, но даром никогда не отдавал, а продавал. Но твоя власть, Федька, ведь у нас не покупает, а отбирает. А отбирает у людей силой только кто? Бандиты. Выходит, что твоя власть тоже…
– Но, но, разговорчики, – горячился Федька и хватался за револьвер, – вы мне бросьте разводить тут контрреволюционную пропаганду. Понимать надо, что в стране военный коммунизм.
– Что-то нам непонятно, Федька.
– Я вам не Федька, а товарищ Рыжов.
– Ну, хорошо, пусть будет Рыжов. Только нам все равно непонятно, дорогой товарищ. Вот большевики говорят, что хотят построить коммунизм, и тогда все будут равны, и будут хорошо жить. Теперь ты говоришь, что в стране сейчас коммунизм и у людей весь урожай надо отобрать. Люди станут равны, все станут одинаково бедными, но жить – то от этого лучше не станем. Может, лучше не отбирать и жить без коммунизма?
– Да как ты не поймешь, дурья башка, что сейчас военный коммунизм.
– Военный? А когда же будет гражданский?
– Вот разобьем всю контру и начнем строить гражданский.
– Сколько же времени вы ее еще бить будете? Год? Два? Три? А у нас один раз урожай отберут, другой. А потом ни пахать, ни сеять никто не захочет. Да и некому будет, все с голоду перемрут.
– Ты меньше болтай. Давай лучше мешки таскай.
– Чего ж это я сам свой урожай отдавать буду. Вы отбираете, сами и таскайте.
Такие разговоры шли по селу во время продразверстки. В домах голосили бабы и дети. Мужики сидели возле домов и смахивали невольные слезы. Каждый трудился, выращивая свой урожай, не один месяц. А тут приехали какие-то люди с винтовками и в один день всего лишили. Правда, эти не кричат, как бандиты, «жизнь или кошелек», а произносят какие-то новые слова. За революцию, мол, за Ленина. Только словами этими семью не прокормишь. А начнешь возражать, так вскинут свои винтовки и пальнут, как те бандиты.
Петро в полемику не вступал и вообще в политику не лез. Ни слова не сказал, когда у него забирали зерно. Кормить семью становилось все труднее. Заказов стало мало, потому, как многие хозяйства пришли в упадок, а кто еще работал, не всегда имел, чем рассчитаться.
Петро сам стал наведываться в город, предлагать услуги. Как-то один селянин, ездивший в город, поведал Петру, что для него есть заказ у одного городского адвоката.
Адвокат был в городе известен, знали его как человека справедливого и большого законника. Был он человек пожилой. Проживал вместе с женой в красивом доме, построенном еще его дедом.
Петр запряг лошадку и поехал в город. Подъезжая к дому адвоката, Петро заметил издали трех мужчин в кожаных куртках, стоящих на улице и рассматривающих дом снаружи. Потом они посовещались и решительно направились внутрь. Петра охватило недоброе предчувствие. Кто в то время носил кожаные куртки, было хорошо известно. Он притормозил лошадь, но из телеги не вылезал. Было жарко, и окна в доме были открыты, так что Петру было хорошо слышно, что происходит внутри.
– Кто хозяин этого дома?
– Я, а что вам угодно, товарищи?
– Кто такой?
– Адвокат Милявский, если угодно. А вы кто будете?
– А мы городская ЧК и дом этот у вас реквизируем.
– Простите, а на каком основании?
– На каком? Именем революции! Понял?
– Не совсем. Имущество можно отнять у человека за серьезные преступления и только по решению суда. Иначе это квалифицируется как грабеж.
– Ну, ты поговори еще, буржуй недорезанный, – начал закипать один из вошедших.
– Насчет буржуя вы тоже заблуждаетесь. Всю жизнь я тружусь, защищая людей в суде.
– Хватит болтать! Освобождайте помещение!
– Я продолжаю настаивать, что это грабеж и виновные должны быть привлечены к ответственности. Так что вам еще, может быть, потребуется моя помощь.
– А тебе, контра, уже ничего не потребуется.
Раздалось несколько выстрелов.
– Позвольте, – раздался дрожащий голос жены адвоката, – если имущество вы можете отбирать, как вы говорите, именем революции, то кто дам вам право распоряжаться чужими жизнями?
– Та же революция!
Послышалось еще несколько выстрелов. На какое-то время наступила тишина. Потом один из чекистов тихо спросил:
– А жену-то зачем?
– Так проще. Никаких наследников, и никто жаловаться не пойдет. … Давай-ка поройся в ящиках. Они ведь неплохо жили, так что драгоценности наверняка есть, да и еще что-нибудь интересное.
Петро тронул лошадь и потихоньку отъехал от дома.