Читать книгу Расхристанные рассказы - Яков Михайлович Сычиков - Страница 3

Дядя Сеня Бляхман ни с кем не здоровался. Только с папой и старшей сестрой. Потому что они были юристами. Остальных в упор не видел. И проходил всегда мимо меня, мамы и другой сестры, ни сказав ни слова и гордо вздернув огромный, как пещера, нос, из ноздрей которого спускались вьющиеся, переходящие в усы, рыжие волосы. Глаза его круглились, как у рыбы, да и сам он в молчании своем, был для нас загадочной пузатой рыбиной, плавающей по своим неведанным законам.

С другими Бляхманами сообщение кое-как было налажено. Виталик, младший сын, учился с моей сестрой в одном классе. И когда меня не с кем было оставить и она тащила меня с собой в школу, то я, рисуя за партой чертиков и поросят, имел возможность наблюдать его придурковатое поведение, которым он, в отличии от остальных Бляхманов, отличался. Помню, как учительница вышла из класса и Виталик, приподняв парту и изображая ярость, заорал что-то дурным голосом, а одноклассники только посмотрели на него с привычным недоумением.

Не то чтобы Бляхманов не любили, но мало кто их понимал. Они не одевались в новое и яркое. Сколько я помню, всегда ходили в чем-то выцветше-облезлом и бесформенном. Одни и те же брюки, юбки, пальто, сумки и очки. Один Виталик любил носить что поновее и немного пестрил на фоне сородичей.

Чем питались Бляхманы, тоже было неясно, но запах шел от них всегда неприятный, как будто они постоянно жарили картошку на сале с луком и все ею пропахли.

У другой нашей соседке, тети Лили, к которой я ходил иногда в гости, был ремонт по последней моде: дутыми кирпичиками обклеены стены в коридоре, проход в зал преграждал стильный занавес из подвешенных разноцветных палочек разной длины, которые приятно позванивали и похрустывали, когда сквозь них проходили. В зале стоял импортный цветной телевизор с видеомагнитофоном, а на стене висела огромная полка с коллекционными моделями автомобилей, у которых открывались все дверки и снимались шины. Машинки принадлежали сыну тети Лили Эдику.

Бывало, меня оставляли с дочерью тети Лили Мариной, которая со своей жгучей внешностью могла бы сыграть цыганку Кармен. Цыганка Марина включала мне видеокассету с диснеевскими мультиками, которые показывали по телевизору раз в неделю с повтором на следующий день. Используя при этом дистанционный пульт, что было для меня почти чудом. И в мягком кожаном кресле я предавался развращающей роскоши, то и дело отвлекаясь от «Микки Мауса» и любуясь массивной полкой с игрушками, мечтая к ним притронуться.

И ничего такого, конечно, не было у Бляхманов. Как-то раз, когда Бляхманы всей семьей надолго уехали, оставив ключи нашей общей соседке (той самой тете Лили), она, судача о том о сем, водила нас с мамой в бляхманскую квартиру посмотреть, как у них грязно и сколько тараканов попряталось по кастрюлям. Я выглядывал из-за маминой юбки и считал их. Пальцев мне не хватало. По цвету они напоминали хозяев: выцветше-рыжие. Так, сообща, источник вредных насекомых был найден (хотя и так все догадывались), и еще одна вина легла на махровые плечи Бляхманов.

Также было установлено, что все в квартире заставлено не работающими телевизорами, уже раскуроченными, с отдельно лежащими кинескопами и мотающимися кишками проводков, и теми, что еще только ждали очереди пойти на запчасти. Повсюду пылились магнитофоны и прочая раздолбанная техника. Дядя Сеня зарабатывал на жизнь починкой старого барахла. Он таскал с помоек выброшенные телевизоры, разбирал их и, с помощью замены деталей, ремонтировал те, что приносили ему клиенты.

Непонятно для чего Дядя Сеня собирал еще и доски. Весь наш узенький коридорчик был вдвое сужен за счет складируемых в нем досок и досочек, кусочков пенопласта, оргстекла и стекловолокна. Хлам этот занимал всю бляхманскую половину коридора, а сами Бляхманы заходили и выходили в квартиру по нашей.

Наверно, дядя Сеня с концами замуровался бы в квартире, как религиозный фанатик, и замуровал бы и нас заодно, но отец пригрозил ему пожарниками, если он притащит в коридор хоть еще одну деревяшку. И так отношения наши окончательно разладились. Мы продолжали жить по соседству с Бляхманами сугубо молча, и специфический, но привычный для нас чесночно-сырный дух казался теперь ядовитым.

И хоть сами Бляхманы (не считая говорливого Виталика) ни разу не переступали порог нашего дома, я бывал у них дважды: в их отсутствие, когда считал тараканов, и еще один раз. Это был редкий случай перемирия в нашей необъявленной войне. Помнится, дядя Сеня даже говорил мне человеческие слова, мол, садись сюда, хочешь этого, возьми того.

Все потому что я оставался дома один, и Бляхманов очень попросили приютить меня на один вечерок. И они согласились, растроганные. Так мне, по крайней мере, казалось. Но снова отовсюду таращились на меня пучеглазыми кинескопами растерзанные телевизоры со змеившимися потрохами разноцветных диодов и проводов, а вспученный, в грязных пятнах, потолок, обшарпанные обои, битая мебель и сваленные в кучу микросхемы, платы и конденсаторы оставляли на всем интерьере отпечаток застоя и тоски по кочевью.

Из окна Бляхманов я увидел впервые с высоты девятого этажа двор и детскую площадку, вид которых из наших окон был недоступен; а носки мои моментально обросли налипшими на них пылью и волосами. К слову сказать, у Бляхманов была собака. Странная рыжая дворняга с вечно всклокоченной шерстью, напоминавшая кокер-спаниеля – если без ушей. Звали пса Диком, и главная его странность была в том, что никому он по сути не принадлежал, хотя номинальными хозяевами считались Бляхманы.

Они запускали его в дом и подкармливали, но большую часть времени пес проводил на улице как бесхозный. Лазил по помойкам, носился с другими дворнягами и выслеживал у подъезда своих любимчиков. Как только они появлялись, он, кружась от радости, облаивал прохожих, демонстрируя так свою семейную сопричастность. Но в отсутствии Бляхманов Дик довольствовался и соседями, и рядом с нами, идущими домой или из дома, вел себя почти так же радостно: кружился, вилял хвостом и бессовестно задирался ко всем прохожим.

Ходил слух, что Дик подкармливается Бляхманами за то, что спас от других собак дядю Сеню, попавшего им на зуб из-за какой-то вонючей колбасы, которую он нес домой, но, увидев на помойке целехонький «Рубин», полез за ним не откладывая дела на потом.

Уличные собаки были не единственными врагами Дяди Сени. Часто его подкарауливали и начищали у подъезда физиономию до вечерне-небесной синевы недовольные работой клиенты. И даже конкуренты. Так работала в то время сервисная служба жалоб и предложений. И Дик в такие моменты, карауливший у подъезда хозяина, тотчас поднимал дикий лай и носился, как бешеный, тем самым сигнализирую бдительным гражданам об опасности убиения кормильца. Чем его снова и спасал.

Говорили также, что Дика просто притащил в дом глупый Виталик, но, накормленный единожды, пес привязался к Бляхманам и не отставал больше.

Так и продолжало бы семейство Бляхманов из-за нелюдимости и скрытности своей обрастать тайнами и загадками и, глядишь, открылся бы в скором времени невиданный на Руси доселе заговор или обнаружилась в жилище Бляхманов, помимо тараканов, еще и штаб-квартира масонского ордена сионистов. Но – ничего такого не произошло, потому что Бляхманы просто уехали на ПМЖ в Америку. В самое сердце русской эмиграции – город-герой Чикаго (что, конечно, само по себе событие чрезвычайное и на многое указующее), и все их доски и дощечки вернулись-таки к себе на помоечку.

Но – это потом, а сначала наступили девяностые, и пресыщенный народ стал выбрасывать на свалку компьютеры. На смену старым советским «Электроникам» пришли «386-е» и «486-е Айбиэмы». Но скоро и они устарели, и дядя Сеня был потрясен до глубины души, когда на санках увозил с помойки свой первый «386-й», а за тем и «486-й», когда на смену им пришли первые «Пентиумы».

– Компьютеры выбрасывают, вот люди! – отвечал он на вопросительные взгляды прохожих, заставших его за работой.

А потом грянул девяносто восьмой, девальвация ударила по карманам россиян, и старший сын Бляхманов, Илья, куда-то пропал, затем съехали с квартиры и мы, а за нами и сами Бляхманы. И, как выяснилось со слов тети Лили, продолжавшей с нами общение, никуда-то там, а, как сказано уже было, в самые С.Ш.А, где их ждал обжившийся к этому времени с американкой женой незаметный и тихий Илюша.

Как-то после нашего переезда, годков через пять, я приехал на старое родное место поболтать со школьным товарищем и распить с ним на лавчонке во дворе бутылку водки. Пили «Голубой топаз», и небо тоже голубело и вдалеке мерцало сыпью мелких звезд. Кудахтали бабки у подъезда, завечеревшие за разговором. Шла осень, ветер копошился в пожухлой листве. Мы закусывали водку сырыми сосисками. Мысли разбредались по закоулкам сознания, как чужие тараканы в своей голове.

И тут подбежал Дик с мокрой мордой и застрявшей требухой в зубах и замер перед нами. Вернее, перед сосисками. В руках моих была одна, осклизлая, и я кинул ему. Он быстро сожрал ее и снова уставился на нас просящими глазами. «А ты знал Бляхманов?» – хотел я спросить товарища. – «Да нет, вряд ли…» – ответил сам себе и бросил псу еще сосисок, а нам налил по одной.

На годовщине смерти отца сестра вспомнила про Виталика, сказав, что нашла его в «Одноклассниках». Мы влезли всей семьей в интернет, подстегнутые любопытством, и увидели красовавшуюся на страничке младшего Бляхмана одну единственную фотографию. На ней Виталик в твидовом бордовом пиджаке стоял на фоне бесчисленных уходящих в закат грядок чего-то овощного и придурковато улыбался.