Читать книгу Город Антонеску. Книга 2 - Яков Верховский - Страница 34

Одесса, апрель 1942 г. 167 дней и ночей под страхом смерти

Пасху 1942-го в Одессе праздновали с размахом.

Это была первая Пасха в «освобожденном от большевиков-безбожников» городе, и все жители Одессы, старые и молодые, с готовностью окунулись в давно забытую или же никогда не испытанную атмосферу «пасхальной радости».

Уже накануне праздника, в Пасхальную ночь, город наполнился торжественным звоном колоколов, и принаряженные одесситы целыми семьями потянулись на Пушкинскую в наскоро отремонтированную Свято-Ильинскую церковь.

Все в эту ночь там было необычно и празднично – и свет разноцветных пасхальных свечей, и запах ладана, и распахнутые Царские врата, и ослепительно белая ряса священника, и сакраментальные слова молитвы: «Христос воскресе из мертвых смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав…»

А после полуночи, когда закончилось богослужение, в бархатной темноте улиц зажглись, замелькали тысячи огоньков – это возвращавшиеся из церкви несли домой в бумажных фонариках Благодатный огонь. Как будто бы тысячи звезд неведомо как спустились с небес на землю и теперь уже здесь, на земле, ведут свой вечный волшебный хоровод.

И люди с фонариками тоже как будто участвуют в этом волшебстве.

Незнакомые, они радостно приветствуют друг друга: «Христос воскрес!» и троекратно, по русскому обычаю, целуются.

Всю эту ночь одесситы провели на улицах – работали все рестораны и все бодеги, и люди, впервые за многие годы, имели возможность полакомиться пасхальными куличами. Пекли куличи и одесские хозяйки, хотя у многих давно уже не было необходимых форм, да и рецепты за годы советской власти были утеряны.

А назавтра, в Светлое Воскресенье, многие поспешили выполнить свой «христианский долг». Лучшим местом для этого был, естественно, сиротский дом. И новоявленные «благотворители», со слезами умиления от «щедрости своей души», гладили «бедных сирот» по завшивленным головам и совали в их голодные рты куски кулича.

Кулич был, наверное, вкусным, и дети ели его с удовольствием.

Только…

Только не можем мы здесь не вспомнить о других детях – о наших друзьях, грязных, оборванных, голодных, которых, как диких зверушек, все еще отлавливают по развалкам.

По отношению к ним никто не пытался выполнить свой «христианский долг» и никто не проявил милосердия.

Но… сегодня Пасха, и в Одессе праздник!

«Одесская газета» вышла в праздничном оформлении со стихами и «пасхальными мыслями», в которых так или иначе вспоминалось и «Иудино племя» – жиды, распявшие «нашего» Иисуса Христа.

Много «пасхальных подарков» получила Одесса.

В Пасхальную ночь даже был отменен комендантский час, и именно это дало возможность почувствовать атмосферу праздника.

Но самым дорогим подарком был приезд великого маршала Иона Антонеску.

Да-да, сам великий маршал рискнул своей драгоценной жизнью…

Правда, это историческое событие произошло только через пять месяцев после «захвата крепости» и только после того, как был наконец пойман «опасный преступник» Молодцов-Бадаев. И только после того, как город был полностью очищен от всех, еще более «опасных преступников» – жидов.

За три дня до Светлого праздника, 2 апреля 1942 года, в 8 часов и 30 минут утра, поезд маршала медленно вплыл в одесский вокзал, выпустил белый пар и остановился у покрытого красным ковром перрона.

В дверях одного из вагонов появился маршал.

И в ту же минуту выстроенный на перроне военный оркестр грянул… и началось «цирковое представление».

И снова, как несколько дней назад при встрече РЕВИЗОРА, в этом «цирке» участвовали «все»: и губернатор Алексяну с огромной свитой, и примарь Пыньтя с хлебом-солью, и офицеры гестапо с черепами на черных фуражках, и уже упомянутый военный оркестр с гимном Великой Румынии…

Так что «цирк» продолжался долго, но наконец он закончился, и вся свора втиснулась в ожидавшие их на привокзальной площади авто и отправилась в Воронцовский дворец, то бишь в резиденцию губернатора Транснистрии.

Антонеску пробыл в Одессе только несколько часов, видимо, этот опасный город все еще пугал «храброго солдата».

Уже в 14:10 после роскошного обеда в гостинице «Бристоль» он отбыл в Симферополь. Говорят, торопился в Крым, где в те жаркие дни сражалась его «доблестная армия».

Но центр города он все-таки осмотрел, заглянул в городской муниципалитет на Думской площади, бросил взгляд на разрушенный порт и к 11 часам прибыл в Оперный театр, где специально для него в неурочное время была представлена все та же «Царская невеста», которой несколько дней назад «наслаждался» группенфюрер Штуккардт.

«Красная Собака» в нашем Оперном театре!

Нет, это, как говорят у нас в Одессе, «надо было видеть»!

Огромный, совершенно пустой зал, все люстры зажжены, и в сверкающей золотом Царской ложе едва заметен маленький и даже какой-то жалкий зеленоватый и лысоватый человечек – великий маршал Ион Антонеску.

Говорят, что опера Антонеску понравилась, и он даже якобы несколько раз хлопнул в ладоши, но до конца все-таки не досидел. Опера длинная, более трех часов, а Антонеску спешил – его ожидало еще одно ни с чем не сравнимое «зрелище».

Как рассказывал нам отец Валентины, проведший много месяцев в тюрьме «Куртя-Марцилэ», Антонеску во время первого своего визита в Одессу посетил это чудовищное заведение и имел «удовольствие» лицезреть заключенного там «опасного преступника» Молодцова-Бадаева. Правда, в эти минуты «преступник» был прочно закован в кандалы и окружен кольцом полицейских.

Меры безопасности, принятые для сохранения жизни Антонеску в Одессе, не ограничивались присутствием огромного числа полицейских.

Прежде всего, приезд маршала тщательно скрывался.

Так, одесситы узнали об этом «историческом событии» только 5 апреля, когда вышел праздничный номер «Одесской газеты» и в нем совершенно сенсационное сообщение о «пребывании в Одессе руководителя Румынского государства, маршала Иона Антонеску».

И можно только представить, какое впечатление произвела эта сенсация на Привоз, сколько было разговоров, предположений и даже надежд.

Вот теперь-то все у нас пойдет по-другому!

Вот теперь-то у нас начнется настоящая жизнь!

В чем должна она заключаться, эта «настоящая жизнь», не уточнялось.

Но, видимо, в ней, «по-любому», должно было быть еще больше жратвы, больше бабла, бодег и комиссионных магазинов…

Ох уж эти комиссионные магазины, переполненные награбленным еврейским добром, они могут служить позорным символом «Города Антонеску». В том самом праздничном номере «Одесской газеты», который вышел 5 апреля, в рубрике «Обо всем» некто под псевдонимом «Скорпион» поместил юмореску, посвященную как раз комиссионным магазинам:

«Еще немного, и кажется, что всякий уважающий себя одессит обзаведется комиссионным магазином. И вот тогда пойдет торговля!

У одного в комиссионном будет кофейная чашка, у другого блюдце, у третьего – ложечка и т. д. В одном магазине – левая штанина брюк, в другом – правая…»

Все это было бы, наверное, смешно, если бы не было так ужасно.

Если бы не было еще одним мерзким свидетельством трагедии, постигшей евреев Одессы.

В эти пасхальные дни комиссионные магазины были полны, как никогда.

Кто-то, действительно, искал кофейную чашечку, недостающую к его недавно «приобретенному» китайскому сервизу, кто-то, несмотря на грядущее лето, спешил купить для своей любовницы каракулевую шубу, а кто-то, наоборот, желал продать ненужную ему вазу, не зная, что это редкий, привезенный в прошлом веке из Дрездена экземпляр и что ему нет цены.

Одесса празднует Пасху…

Но до Дерибасовки, где после бегства из развалки на Софиевской пряталась Ролли с родителями, вся эта праздничная суета не достигает.

Тетки, Арнаутова и Федоренко, в церковь так и не собрались – далековато, да, вроде бы, и ни к чему. А вот куличи печь как раз хотели, но формочек подходящих у них не было, и тетка Арнаутова, не стесняясь Ролли, ругала себя матом, что вот она, «старая б…», наслушалась большевистской «брехни» и все свои шикарные… еще царского времени!.. формочки выбросила на помойку.

Один кулич она все-таки испекла, использовав для этого старую закопченную кастрюлю. Но получился он, надо сказать, непрезентабельный – распластанный какой-то и подгоревший.

Кулич поставили остывать на веранде, и Ролли, по ее словам, «видела его своими собственными глазами» и он был «очень-очень похож на… тетку Федоренко».

А вот на Колкотовой Балке, где скрывался Янкале с мамой и бабушкой, куличи вышли на славу. И вообще, здесь, в Транснистрии, в этом 1942-м, праздник Пасхи был каким-то особенным.

Впервые за много лет в Пасхальную ночь зазвонили колокола тираспольской церкви, в которой «при Советах» хранились овощи. Теперь церковь привели в порядок, покрасили, побелили и нового настоятеля назначили – уездного протоирея отца Веспасиана Балаховского.

И к этой, возродившейся из праха, церкви в Великую Субботу потянулись жители всех окрестных сел. Мужики в свежевыстиранных рубахах и бабы, тоже принаряженные, с беленькими узелками, в которых бережно хранились приготовленные для освящения крашеные яйца и кулич.

Церковь не могла вместить всех собравшихся, и опоздавшие расположились за оградой, возле подвод. Но и здесь слышны были песнопения и сохранялась удивительная атмосфера Пасхальной ночи.

Люди возбуждены.

Многие по случаю праздника с утра пьяны, и у всех на устах чудесное воскресение Иисуса Христа и предшествовавшая этому воскресению мученическая смерть его на Голгофе. Не без того, что и виновники этой смерти – «Иудино племя» – упоминались.

Нет-нет, еврейским погромом не пахло, просто, наверное, потому, что евреев там не было.

Да и откуда, скажите на милость, им взяться?

Но, глядя на эту возбужденную толпу, становится понятно, почему большинство еврейских погромов происходило на Пасху, и, если бы здесь неведомо как появился еврей или кто-нибудь просто похожий на еврея, его тут же, наверное, разорвали бы на куски.

Несколько переполненных подвод прикатили сюда и из Колкотовой Балки.

Мужики протиснулись в церковь, а бабы и дети остались в окружавшей ее толпе. Среди них и Нина Шесточенко с семьей и… Фаничка с Янкале.

Бабушку Слуву, сославшись на ее нездоровье, им удалось оставить в селе. Для Слувы, верующей еврейки, эта ночная поездка в православную церковь была бы, наверное, особенно мучительной.

Ну, а у Фанички выбора не было. Чтобы не вызвать подозрений, она вынуждена была поехать и взять с собой Янкале. В церковь они, естественно, протискиваться не стали, а присоединились к группке стоящих в сторонке женщин, и мать строго предупредила Янкале внимательно следить за тем, что делают и говорят окружающие.

В эти дни они уже не жили у Шесточенков.

Столь долгое пребывание целой чужой семьи в их небольшой хате выглядело подозрительно. Легенда о поисках мужа Фанички, попавшего якобы в плен где-то в этих краях, уже никого не могла обмануть, и по селу пошли какие-то смутные разговоры.

Все это было очень опасно.

Тем более что именно в это время по всей Транснистрии румыны начали вылавливать евреев, «просочившихся», по их словам, из Одессы.

Эта, выходящая из ряда вон по своей жестокости, акция была результатом рапорта, полученного губернатором Алексяну в конце января от генерала Дискулеску, ответственного за связь между 4-й румынской армией и гражданской властью Транснистрии.

ИЗ РАПОРТА ГЕНЕРАЛА ДИСКУЛЕСКУ

После публикации Приказа № 35 многие жиды, в страхе перед отправкой в гетто, бежали из Одессы и с помощью украинских крестьян, перевозивших их в своих повозках, просочились в села Транснистрии…

Прошу Вас дать приказ жандармерии тщательно прочесать села и выловить всех сбежавших из Одессы жидов.

Следует относиться к этим жидам, как к шпионам… и обращаться с ними соответственно… [Одесский архив, п. 2241—1-4486, с. 96, Перевод наш. – Авт.]

Слова «обращаться соответственно» в данном случае означали расстрел…

Жандармы начали прочесывать села.

Прошли они и через Колкотовую Балку, и только Богу одному известно, почему обошли стороной хату Шесточенко. Случайно ли это получилось, или сельский примарь, зная наверняка, где скрывается еврейская семья и не желая смертоубийства, провел жандармов окольным путем.

Облава продолжалась долго и закончилась, фактически, ничем – евреев в селе не нашли.

О том, что пережила за время облавы Фаничка и что пережили Янкале и бабушка Слува, мы говорить не будем.

Скажем только, что Нина Шесточенко, как видно, наконец уразумела, что играет с огнем, что жандармы могут вернуться и обнаружить в их доме скрывающихся евреев, и приняла решение найти для своих «дорогих гостей» другое пристанище.

За мизерную плату она наняла для них комнатушку в доме, где проживала одинокая старуха по имени Сидоровна. В тот же день они и переехали, то есть, на самом деле, перешли. Вещей никаких у них не было, и Нина – добрая душа, снабдила их какой-никакой посудой и постельными принадлежностями.

Так начался для них новый, не менее опасный, период жизни в «подполье».

Здесь, у Сидоровны, им приходилось опасаться и самой, излишне любопытной, Сидоровны, и забегавших к ней частенько не менее любопытных соседок, и возможного визита жандармов. Но главной опасностью были, как ни странно, местные мальчишки.

С наступлением весны уже невозможно было держать Янкале в доме.

Чтобы не вызывать подозрений, он должен был не отличаться от местных мальчишек – бегать босым вместе с ними на речку Гапчучка, воровать морковку на чужих огородах, ловить певчих птиц и, вообще, заниматься обычными делами не посещающих школу беспризорников.

Как с этим всем мог справиться Янкале?

Воспитанный мамой и бабушкой, одесский ребенок, бывший ученик музыкальной школы Столярского?

Как мог найти он общий язык с мальчишками, не зная их местного языка?

Как мог он скрыть от их любопытных глаз свое еврейство?

Тем более что эти мальчишки, умудренные «опытом» войны, уже хорошо знают, кто такие «жиды», и даже, наверное, сами видели, как в первые дни оккупации здесь на Колкотовой Балке, на берегу той самой Гапчучки, расстреливали пригнанных из Тирасполя евреев.

Но выхода не было. Чтобы остаться в живых, им, всем троим, и Янкале в особенности, нужно было, как разведчикам-нелегалам, «вживаться» в роль, «внедряться» в местную жизнь, с той только разницей, что разведчиков-нелегалов обычно готовят к этой нелегкой миссии, обеспечивают «легендой», явками, деньгами. С той только разницей, что за разведчиками-нелегалами обычно следят их «кураторы» и, в случае опасности, помогают скрыться.

У них, как мы знаем, не было ничего – ни знаний, ни опыта, ни «легенды».

Все, что им оставалось – это положиться на Господа Бога и жить в постоянном, не оставляющем ни на минуту страхе.

Этот страх и заставил Фаничку отправиться вместе с Янкале в Тирасполь и провести всю эту Пасхальную ночь у ограды церкви в гуще пьяной толпы, способной в своем религиозном экстазе растерзать любого, похожего на еврея человека, виновного, с их точки зрения, в распятии их Иисуса Христа.