Читать книгу Шепот теней. Пробуждение дракона. Книга 1 - Ян-Филипп Зендкер - Страница 11

Ночью городской шум превращается в шепот. В воде красно-синими змейками мелькают отражения неоновой рекламы. Одинокая шхуна или буксир пересекает акваторию порта. Волны устало бьются в гранитные стены набережной. До утра этот участок моря словно замыкается в себе, превращаясь в озеро. Постепенно гаснут белые огни в окнах офисных башен, как будто кто-то задувает одну за другой свечи. Даже уличное движение замирает. Пара часов после полуночи – вот весь отдых, который может позволить себе город.

Пол стоял у пирса, от которого отходили паромы на острова, и размышлял, что ему делать дальше. На последний паром он опоздал. Нечего и думать о том, что он сможет найти лодочника, который согласился бы доставить его на Ламму ночью. Между тем переночевать в этом городе Полу было не у кого. В нерешительности он присел на спускавшиеся к воде мраморные ступени. Ему удалось немного вздремнуть в поезде, и теперь он чувствовал себя отдохнувшим, хотя и не вполне здоровым. Теплый ветерок ласкал лицо. Он дышал не бензином, а морем и сладковато-пряным запахом тропиков. В том чувствовалась жизнь. Пол задумался над тем, что именно так придало ему бодрости. Впечатления последних часов? Ужин в компании Дэвида и Мэй, которых он всегда так рад видеть? А может, это судьба Майкла Оуэна так заботила его, а он не решался в этом себе признаться? Или на него подействовал Шэньчжэнь – с его запахами, музыкой, лицами, – так непохожий на Гонконг? Разбередил воспоминания, те самые, которые Пол считал так глубоко погребенными, что и двух жизней мало, чтобы до них добраться?

Китай! Другая сторона земного шара. Лучшая. Более справедливая.

Восьмилетним мальчиком он впервые прочитал книжку о маленькой принцессе Ли Си и ее отце, правителе могущественного королевства Мандала. Ли Си была первой девочкой, в которую влюбился Пол. В ее стране жил призрачный великан и росли чудесные деревья и цветы самых невероятных форм красок и при этом прозрачные. Растения из стекла! И еще там текли реки, над которыми раскачивались подвесные фарфоровые мосты. Многие из них были с крышами, украшенными тысячами серебряных колокольчиков, которые сверкали в лучах рассветного солнца и звенели при малейшем дуновении ветра. В столице королевства, городе Пине, улицы кишели фокусниками и акробатами, чесальщиками волос и чистильщиками ушей, а также столетними резчиками по слоновой кости, даже на старости лет не оставившими своего ремесла. Маленький Пол мечтал о путешествии в далекую Мандалу, но отец объяснил ему, что такой страны не существует. Есть другая страна – Китай, которая тоже лежит по ту сторону земного шара и окружена неприступной стеной. В ней еще есть Запретный город, в котором когда-то жили ее короли.

И тогда Пол стал мечтать о Китае. Эту страну населял низкорослый народ, поэтому там не могло быть мальчишек на голову выше Пола, а значит, никто не осмелился бы, выплюнув на его глазах жвачку, заставить его проглотить ее. В Китае никого бы не волновало, что отец у него еврей, а мать немка. В Китае родители никогда не ссорятся, а среди детей очень легко найти настоящего друга. Вообще люди там дружелюбнее, честнее и умнее, чем в любой другой стране мира. Иначе как бы они изобрели порох, компас и писчую бумагу?

Китай! Уже одно слово действовало на него магическим образом. С каким благоговением рассматривал Пол китайские иероглифы, водил пальцем по причудливо изгибающимся линиям, старательно перерисовывал себе в тетрадь. Что же это за народ, который вместо обыкновенных букв использует такие сложные рисунки? В чьем языке слово меняет значение в зависимости от высоты голоса, которым оно произнесено? По выходным, когда его одноклассники играли в бейсбол, Пол уезжал в Чайна-таун и подолгу бродил там. Он ловил обрывки китайских фраз, стараясь воспроизвести их про себя и угадать значение – так сильно очаровывал его этот язык.

Позже Пол дни напролет просиживал в публичной библиотеке неподалеку от Томпкинс-сквер-парка. Там, в обществе почтенных стариков и старушек, которые зимой громко кашляли и сморкались в огромные, как наволочки, платки, он изучал труды Марко Поло, Конфуция, Лао-цзы и Мао. Мальчик мало что понимал из прочитанного, но верил: эти книги помогут ему попасть в Китай, а значит, все остальное не важно.

Много лет спустя Пол понял, как мало общего имели эти фантазии с реальностью, но прощание со страной детства оказалось на удивление безболезненным. Китайская действительность восьмидесятых годов – времени, когда страна осторожно открывала границы, знакомясь с остальным миром, – была настолько захватывающей, что необходимость в фантазиях сразу пропала. С рождением Джастина интерес Пола несколько поутих, а после объявления диагноза угас совсем. Предложения Дэвида вместе посетить Пекин или Шанхай решительно отклонялись. Китай больше не был ему нужен. Так ли? Еще несколько часов назад он с уверенностью повторил бы эту фразу, но теперь…

Пол выбирал отель, до которого легче всего мог бы добраться пешком. Поразмыслив, направился в сторону отеля «Мандарин ориентал».

Гудел кондиционер, глухо бормотал холодильник. Не сразу донеслось до Пола истошное верещание мобильника, который, похоже, заливался уже целую вечность.

Пол открыл глаза, пытаясь нащупать перед собой москитную сетку. Лишь через пару минут он вспомнил, где он находится. Мобильник смолк, чтобы спустя секунду заверещать снова.

Увидев на дисплее незнакомый номер, Пол сразу вспомнил об Оуэнах и отклонил вызов. Сейчас ему ни с кем не хотелось разговаривать. И меньше всего с Оуэнами.

Часы показывали 7:15. Боль раскаленной иглой вонзилась в мозг, отозвавшись во всем теле, как будто он вчера перепил. Разве он заходил в бар отеля? Пол не помнил. Он перевернулся на другой бок, натянул одеяло до подбородка и уснул снова.

Проснувшись во второй раз, он почувствовал себя еще хуже. Боль в голове прошла, но что-то будто сдавливало ему грудь. Он постарался расслабиться, но воздуха не хватало. Было жарко, хотя работал кондиционер, и Пол всю ночь мерз под тонким одеялом. Полу было страшно, он боялся разговора с Элизабет Оуэн. Боялся новых впечатлений. Голосов. Запахов. Людей. И он чувствовал, лежа в чужой постели, как этот страх растет с каждой минутой.

Пол встал и позвонил Кристине. Ее голос действовал на него успокаивающе. Да, она может выкроить для него минутку. Что за вопрос? Кристина предложила встретиться через час, пообедать вместе.

До Ваньчая Пол решил доехать на метро и направился к станции на Стэтью-сквер. Но чем глубже он спускался под землю, тем тревожнее становилось на душе. Когда в толпе на платформе кто-то толкнул его локтем в спину, Пол не выдержал и поспешил обратно, на улицу. В трамвае, в первом ряду второго этажа, нашлось свободное место у окна. Пол сел. Прохладный ветерок тут же осушил мокрое от пота лицо.

Лестничная клетка сто сорок второго дома по Джонсон-роуд оказалась еще теснее, чем офис туристического бюро «Уорлд уайд трэвел», и гораздо грязнее, чем Пол мог вообразить со слов Кристины. В бюро две сотрудницы в наушниках, перекрикивая друг друга и глухо гудящий кондиционер, договаривались с клиентами. На столах громоздились кипы бумаг. Стены украшали выцветшие календари авиакомпании «Катай-Пасифик», с видами Таиланда, Шри-Ланки, Вьетнама и японских пагод. В помещении не было даже окон, и Пол удивился, как Кристина выдерживает день в этой тесноте и сутолоке. Она пригласила его присесть, но единственный в кабинете стул оказался занят газетами и брошюрами. Кристина рассмеялась, и все страхи Пола испарились, как приведения при первом крике петуха.

Она предложила ресторан «Димсам» неподалеку от бюро и так ловко лавировала в потоке уличной толпы, что Пол едва за ней поспевал.

Зал был огромным, как стадион, и таким же шумным. Все места оказались заняты. Стоило какому-нибудь столику освободиться, как к нему устремлялась толпа, будто в нем было что-то особенное. После коротких переговоров с официантом они проследовали за ним мимо огромных аквариумов в дальнюю часть зала, где обнаружилось несколько столиков на двоих. Пока Кристина делала заказ, отмечая блюда крестиками в меню, Пол рассказывал ей о поездке в Шэньчжэнь и телефонном звонке, который разбудил его сегодня утром.

– И чего ты от меня хочешь? – Теперь голос Кристины звучал строго, почти раздраженно. – Совета?

– Может быть, – вздохнул Пол.

– На твоем месте я объяснила бы этим людям, что, к моему величайшему сожалению, ничем не могу им помочь. Об остальном пусть позаботится полиция или американское посольство в Пекине. Я бы отстранилась от всего этого.

Кристина сжала губы. Возможно, последняя реплика прозвучала резче, чем ей хотелось. Но притворяться Кристина не умела, и за это Пол был ей благодарен. Он знал, что она не доверяет континентальным китайцам. Неудивительно после всего того, что выпало на долю ее семьи. Слишком хорошо она помнила грохот сапог на лестнице, жалобный скрип деревянных ступенек, треск разлетевшейся в щепы двери и ужас на лице отца. Он выпрыгнул в окно перед самым их носом. Несчастный случай – так писали об этом позже. Несчастный случай. Они повторяют это вот уже сорок лет. Как же им после этого верить? Будь у нее такая возможность, Кристина уехала бы в Австралию или Америку еще до 1997 года. Она не жаждала воссоединения с семьей, которая не пожелала эмигрировать в Гонконг в 1967 году, чтобы спустя тридцать лет снова подпасть под юрисдикцию Пекина.

Давняя история, да, конечно. И нынешнее правительство имеет с тем мало общего. Кристина слишком часто спорила об этом со своими подругами, чтобы не знать всех их аргументов. Тем не менее. Все та же партия стоит у кормила власти. И она не созналась в своих преступлениях, не извинилась за них перед народом. И пока портрет Мао Цзедуна висит над воротами Запретного города, пока его набальзамированное тело лежит в мавзолее на площади Небесного Спокойствия и тысячи людей выстраиваются в очередь, чтобы почтить память этого убийцы, нет и не может быть доверия Коммунистической партии Китая. Только после того, как мавзолей исчезнет с площади, и на его месте появится памятник жертвам коммунистического террора, и председатель партии встанет перед ним на колени, чтобы попросить прощения за ошибки и заблуждения китайских коммунистов, за миллионы разрушенных семей и загубленных жизней, только после этого Кристина попробует изменить свое отношение к пекинскому правительству. Но даже и в этом случае она ничего не может обещать.

Но до того как это произойдет, ноги Кристины не будет ни в одной мандаринской школе[5], которых так много открылось в последнее время в Гонконге. Она не продаст ни одного тура в Китай и сама туда не поедет. Однажды она уже пыталась. Села на поезд до Шэньчжэня. Но по мере приближения поезда к границе Народной Республики ее сердце наполнил необъяснимый страх. В ушах звучали голоса родителей, бабушки с дедушкой. Она долго боролась с собой, но в конце концов все-таки вернулась. Потому что тени прошлого преследовали ее по пятам, и шепот их не смолкал.

Пол молчал. Он уже жалел, что обратился за помощью к Кристине.

– Мне жаль, – уже мягче добавила она. – Ты, наверное, хотел услышать от меня совсем другое. Моя позиция – это позиция эгоистки, и…

В этот момент два официанта поставили на стол бамбуковое блюдо с пельменями, а у Пола зазвонил мобильный.

– Привет, Пол, – сказал Дэвид. – Ну что, успел вчера на последний паром?

– Нет, пришлось заночевать в отеле.

– Мне жаль…

– Ничего страшного. Это был «Мандарин ориентал», он совсем рядом с пирсом.

– Ты вообще где? Что там за звуки? Ты нанялся кухонным рабочим в какой-нибудь ресторан?

– Мы с Кристиной в Ваньчае, едим димсам в ресторане.

– Тогда буду краток. Ты уже говорил с Оуэнами?

– Нет.

– Понимаю, беседа предстоит не из приятных. – Голос Дэвида звучал виновато, но комиссар полиции всегда комиссар полиции. – Видишь ли… мне важно узнать как можно скорее, был ли наш покойник Майклом Оуэном. Даже если уже сегодня выяснится, что он умер от разрыва сердца. Если это убийство, то время работает на преступника, понимаешь?

– Конечно, – прошептал Пол.

– Что ты сказал? Прости…

– Я сказал, что прекрасно тебя понимаю, – повысил голос Пол.

– Можешь попросить официантов, чтобы не стучали так тарелками? И почему китайцы непременно должны так кричать за обедом? Не понимаю ни единого твоего слова…

Было ли это действительно так или Дэвид таким образом пытался донести до Пола, как важно ему, чтобы он как можно скорее перезвонил Оуэнам?

– Я понял, – как мог громко ответил Пол. – Я должен переговорить с Оуэнами.

– Вот теперь слышу. Правильное решение.

– Можно я сначала поем?

– Чем быстрее, тем лучше. Ты, случайно, не знаешь, была ли у Майкла Оуэна квартира в Гонконге?

– Не знаю, но думаю, да.

– Ее нужно осмотреть. Можешь уговорить его мать дать тебе ключи?

– Как ты себе это представляешь?

– У нее ведь должны быть ключи от квартиры сына. Придумай что-нибудь.

– И что я должен там искать?

– Улики. Они, конечно, там есть, если он действительно убит. Нам нужно знать, зачем ему понадобилось в Шэньчжэнь на эти два дня, была ли у него договоренность о встрече, кто его знакомые в Шэньчжэне. В любом случае Майкл Оуэн пропал. Что, если он бросился с моста Цинма и оставил в квартире предсмертную записку?

– А как же гонконгская полиция? По-моему, это они должны обыскать его квартиру?

– Они непременно сделают это, но нам нужно их опередить. Позже я все тебе объясню. У тебя есть телефон Мэй?

– Да.

– Можешь перезвонить на ее номер, как только что-нибудь узнаешь?

– Это еще зачем? – удивился Пол.

– Объясню в свое время. Так что?

– Да.

– Приятного аппетита.

Пол выключил телефон и сунул его в карман куртки. С каким удовольствием он бы утопил его в кисло-сладком супе, что стоял перед ним на столе! Он не собирался звонить Оуэнам ни сейчас, ни позже, не желал знать, чей ребенок этот убитый молодой иностранец. Зачем ему брать на себя чужое горе? Пол хотел закончить обед в компании Кристины, сделать нужные покупки и благополучно вернуться на Ламму. Там его дом, его растения, там стоят резиновые сапоги Джастина. Самое разумное сейчас навсегда забыть Майкла Оуэна и его несчастных родителей.

От рассвета до заката и снова до рассвета…

Пол пригубил чай, вытащил из бумажного конверта палочки для еды и подцепил ими пельмень с овощами. Вкусно! В конце концов, что ему до этих Оуэнов? Он обмакнул пропаренную креветку в красный соус чили. Восхитительно! Какое ему дело до убитого в Шэньчжэне? Роллы из рисовой муки оказались несколько переварены, да и теста многовато. Жаль. Зато жасминовый чай в самый раз – крепкий и не горький. Кристина права: от всего этого лучше держаться подальше. Пусть разбираются сами. Только один звонок…

Кристина молча смотрела на него. Она сидела прямо, как свеча, и почти не прикасалась к пище.

– Ты не голодна?

Это прозвучало до смешного глупо. Ведь она слышала, что он говорил Дэвиду.

– Нет, – чуть слышно ответила Кристина.

– Ты, конечно, поняла, чего от меня хочет этот человек. Но это дело полиции.

– Ты действительно так считаешь? – (Пол кивнул.) – Ты обещаешь мне?

– Обещаю.

Кристина взяла жареный китайский пирожок со свининой. Нигде их не готовят лучше, чем в этом ресторане.

Пол долго бродил по переулкам Ваньчая в поисках места, где мог бы без помех переговорить с Оуэнами. Напрасно. Уличный шум – эта сплошная мешанина из грохота пневматических молотов и строительных машин, воя автобусов и автомобилей, людских голосов – настигал его в любом укромном уголке, в самых глубоких подвалах и за самыми крепкими дверями. Он вспомнил об отеле «Гранд-Хаятт», с его огромным холлом, в дальнем уголке которого он, пожалуй, нашел бы то, что искал.

Пол пересек Локхарт-роуд и Глостер-роуд. Мимо гостиницы для иммигрантов и Ваньчай-Тауэр дорога вывела его прямиком к отелю.

– Мистер Лейбовиц? – торопливо переспросила Элизабет Оуэн. – Я несколько раз пыталась вам дозвониться. Где вы?

– Простите… мой телефон…

Но Элизабет не ждала от него никаких объяснений.

– Вы уже говорили со своим знакомым из Шэньчжэня?

– Нет. – Пол не думал, что эта ложь дастся ему так тяжело.

Он хотел завершить разговор сразу после того, как произнесет это слово, но почему-то продолжал держать трубку у уха. «Нет, нет…» – в голове словно били барабаны. Все громче и громче. «Нет… Ты – трус…»

– То есть… Разумеется, я говорил с ним, даже несколько раз… А он расспрашивал своих коллег… но о Майкле Оуэне никто из них ничего не слышал…

Не обманывай меня, папа, скажи мне правду…

– Это хорошая новость, не так ли?

Элизабет Оуэн молчала. Пол не слышал ничего, кроме приглушенного шума в трубке, и, не в силах вынести ее молчания, продолжил:

– Уверен, что все прояснится. Ваш сын объявится, не сегодня так завтра. И мой друг из Шэньчжэня обещал перезвонить, как только что-нибудь узнает. Собственно, как он выглядит?

– Кто?

– Ну… ваш сын?

– Высокий. Глаза голубые… Не знаю, как вам описать его…

– Особые приметы?

– Что вы имеете в виду?

– Ну, родинка на лбу или что-нибудь в этом роде…

– Ничего такого.

– Шрам на щеке?

– Нет.

– Швы, царапины, следы травм или болезней?

– Нет.

– Аварий на дорогах… Он никогда не падал с велосипеда?

– Нет.

Пол поднялся с кресла. Ему хотелось двигаться, чтобы дать выход переполнявшей его радости. Он прошелся по холлу, держа телефон у уха.

– Это замечательно.

– Майкл всегда был очень здоровый мальчик.

– Это меня радует… Вы не представляете себе, как это меня радует… Скоро все прояснится, миссис Оуэн…

– Много занимался спортом… – (Дальше Пол ее не слушал.) – Он очень, очень хороший спортсмен. В студенческие годы был капитаном футбольной команды.

Ну, все, пора заканчивать… стоит только нажать кнопку…

– Он получал спортивную стипендию Университета штата Флорида.

Фантастика! Замечательный парень! Пол узнал достаточно. Что же заставляло его слушать ее дальше?

– Миссис Оуэн, я объявлюсь сразу, как только что-нибудь узнаю, о’кей?

– Штата Флорида, – продолжала она. – Вы понимаете, что это значит? Штат Флорида! Там же лучшая футбольная команда в Америке! И тут случилось это глупое недоразумение! После него Майкл больше не мог играть в футбол…

– Что такое? – перебил ее Пол.

– Товарищ по команде неудачно задел его во время тренировки. Он страшно раскаивался, но у Майкла был разрыв связок. Он перенес три операции на колене.

– Где?

– На колене.

– На колене? Каком колене?

– На левом. Почему вы спрашиваете? Алло! Мистер Лейбовиц, вы еще здесь?

Квартира Майкла Оуэна располагалась на тридцать восьмом этаже Харбор-Вью-Корта – типичного жилого строения в гонконгском Мид-левелсе, где неотличимые апартаменты громоздятся, точно сложенные в штабеля коробки из-под обуви. Элизабет Оуэн поджидала в холле. Еще в такси Пол разволновался, так что ладони покрылись холодным потом. Как он посмотрит ей в глаза? Он ничего не сказал ей по телефону и ничего не собирается говорить. Разве это не прямая обязанность американского консула или полиции? Он поехал на Робинсон-роуд, потому что друг попросил его об этой услуге. Пол должен осмотреть эту квартиру, после чего не замедлит отправиться на Ламму ближайшим паромом.

Миссис Оуэн внимательно оглядела Пола с головы до ног и весь путь до квартиры не спускала с него глаз. Как будто искала некий скрытый смысл в каждом его жесте. Она знала, что Пол лжет. Иначе зачем ему было отводить глаза в сторону, когда они стояли рядом в лифте, или задумчиво разглядывать собственные ботинки? А может, Элизабет просто нервничала? Что, собственно, Пол собирался искать в квартире ее Майкла? Муж побывал там совсем недавно и ничего подозрительного не обнаружил. Что же такое он мог проглядеть? Дневник? Отметку в календаре? Предсмертную записку?

Руки Элизабет Оуэн дрожали. Отперев дверь, она кивком пригласила Пола войти первым.

– Эй, есть здесь кто-нибудь?

Ответа не последовало. Приглушенно, словно через нос, гудел кондиционер. В прихожей висели куртка и костюм, под ними стояла пара ботинок. Неприятно прохладный воздух пах не то освежителем, не то каким-то моющим средством.

– И что именно интересует здесь вашего друга? – спросила Элизабет. – Что мы должны искать?

– Ничего определенного. Нам нужно просто еще раз все осмотреть. Вдруг отыщется что-нибудь, что поможет нам на него выйти.

– Что же это такое может быть?

– Не знаю, миссис Оуэн. Копия посадочного талона, квитанция из отеля…

Пол раздвинул штору, отделявшую прихожую от гостиной. Перед ним открылось просторное помещение с тщательно отполированным паркетом темного дерева, голыми белыми стенами и окном от пола до потолка. Окно выходило в сторону гавани, но вид заслоняли высотные дома, между которыми сверкала едва заметная полоска моря. Посредине комнаты стояли два черных кожаных кресла и сундук. Напротив него – овальный обеденный стол с четырьмя стульями. И все до последней бумажки лежало на своих местах, будто не далее как сегодня утром здесь прибиралась филиппинская горничная.

Пол заглянул на кухню – там тоже все было чисто: ни остатков еды, ни грязных тарелок в мойке. Маленький полупустой кофейник на деревянной кухонной стойке. По другую сторону тесной прихожей располагалась ванная и еще две комнаты, за одной из которых открылась маленькая темная спальня. Возле аккуратно застеленной кровати стоял комод, на полках лежали тщательно выглаженные мужские сорочки. В последней комнате, в отличие от остальной квартиры, царил беспорядок. На полу высились штабеля книг, кучами лежали газеты. На письменном столе рядом с плоским монитором Пол увидел два мобильных телефона, ежедневник, блокнот, множество стикеров с заметками от руки, записок, писем и целую стопку нераспечатанных конвертов. Под столом стоял большой системный блок.

Как ни всматривался, Пол не замечал ничего подозрительного. Типичное гонконгское жилье молодого человека из Европы или Америки. Такие квартиры снимают иностранные банковские служащие или адвокаты, которые приезжают в Гонконг на заработки. Напрасно старался Пол обнаружить хоть что-нибудь, указывающее на личность обитателя, позволяющее судить о его интересах, увлечениях: фотографии, музыкальные диски, сувениры. Ничего подобного он не видел.

Элизабет Оуэн следовала за ним тенью. Сейчас она стояла у двери и наблюдала за каждым его движением. За все время, пока осматривали квартиру, они не обменялись ни словом, и это молчание час от часу становилось для Пола все более невыносимым. Она знала, что он лжет. Во всяком случае, должна была чувствовать это. Каждое движение Пола, взгляд – всегда мимо нее – так и дышали ложью. Пол видел страх на ее лице и отворачивался, не в силах его вынести.

– Если что-нибудь найдете, мистер Лейбовиц… вы, конечно, мне скажете? – робко спросила она.

Не обманывай меня, папа, скажи мне правду…

Конечно, Джастин, только правду…

Если ты только действительно хочешь ее знать.

Собственно, сколько правды в состоянии вынести человек? Не все ведь такие смелые, как ты, Джастин. Вот что я, по-твоему, должен ответить Элизабет Оуэн? Что ее сын лежит сейчас в подвале полицейского управления с пробитым черепом, это моя правда? Я не знаю, что говорить этой женщине, ты мог бы мне помочь. Я теряю дар речи, слова застревают у меня в глотке. Внутри меня растекается тишина, Джастин. Но это неспокойная, зловещая тишина. Скажи же хоть что-нибудь!

Пол молчал.

– Ответьте мне, мистер Лейбовиц! – Это должно было прозвучать как приказ, но получилась жалостливая просьба. – Ответьте…

На этот раз она почти взвизгнула, голос сорвался. Пол обернулся. Элизабет Оуэн стояла перед ним, вздрагивая, всхлипывая. Он взял ее за руки и прижал к себе, скорее рефлекторно, от растерянности. Элизабет залилась слезами, как это делают люди, которые уже ни на что не надеются и не рассчитывают на утешение.

Пол отвел ее в гостиную, уложил на диван, принес стакан воды и полотенце и сел рядом. Элизабет достала таблетку – вероятно, валиум, – приняла ее, запив водой, и прикрыла глаза. Дождавшись, пока она уснет, Пол снова вышел в комнату с компьютером и оттуда позвонил Дэвиду.

– Майкл перенес три операции на левом колене. Несчастный случай во время тренировки, он занимался футболом.