Читать книгу Кай - Ян Мир - Страница 5

– Ты издеваешься, Йенс? – в очередной раз не выдерживает Свен.

Я сижу на железном ящике с ржавыми боками недалеко от Аерина. В моих руках точно такой же листок бумаги в крупную клетку, который сейчас сжимает в пальцах бас-гитарист. Хеин, прислушиваясь к разговору, меняет мощность на переносном обогревателе. Раздается щелчок.

Сейчас середина ноября. Остров, на котором расположен наш городок, со всех сторон продувается холодными ветрами.

– Я всего лишь заменил несколько аккордов. – Йенс пожимает плечами и подходит к микрофону, бьет по нему указательным пальцем, проверяя наличие звука.

В этом нет смысла. Микрофон подключен, и Йенс прекрасно это знает. Но сейчас он готов делать что угодно, лишь бы не встречаться взглядом с участниками группы.

– Несколько? Да ты чуть ли не всю песню переделал! – продолжает спорить с ним Свен. – И, между прочим, далеко не в первый раз.

Я пробегаюсь глазами по коряво прописанным аккордам. Часть из них перечеркнута в листе и там же исправлена на новые. Аерин заглядывает через мое плечо в бумажку. Старательно делает умный вид, а затем утыкается обратно в позаимствованную из библиотеки книгу по художественной анатомии человека. Последние три с половиной месяца он усиленно мучает своего учителя живописи разнообразными вопросами насчет форм, теней, построения перспективы. Наставник, удивленный таким внезапным порывом к искусству, с удовольствием рассказывал все нюансы и делал зарисовки в блокноте Аерина, исправляя уже готовые рисунки. Правда, вскоре устал день за днем отвечать на нескончаемый поток вопросов ученика. Пару раз он даже прятался от Аерина или, завидев его на горизонте, резко сворачивал в другую сторону. Но я знал, что все эти жалкие попытки бессмысленны.

– Кай, скажи ему, – отрывает меня от разглядывания книги Свен, тыча пальцем на вокалиста.

Смотрю в серые миндалевидные глаза бас-гитариста. Тот ежится, читая застывший вопрос у меня на лице: «Ты в своем уме?» Сейчас говорить что-то Йенсу означает добровольное желание лечь на асфальт перед медленно надвигающимся на тебя катком. Свен стискивает пальцами гриф гитары, продолжая держать в другой руке полученный листок от вокалиста.

– Хеин? – уже менее уверенно подает голос Свен, обращаясь к барабанщику.

Тот, как обычно, сидит за установкой с закрытыми глазами. Слыша свое имя, вопросительно приподнимает одну бровь, не меняя позы.

– У нас до концерта меньше месяца, – говорит Йенс, поворачиваясь спиной к двери гаража.

На его лице застыло напускное спокойствие.

– Тогда какого фига ты меняешь в пятый раз мелодию? – повышает голос Свен.

Я наблюдаю за этими двумя, пока Аерин, усиленно пыхтя, пытается перерисовать из книги в альбом набросок человека с помощью огрызка карандаша. Чувствую, учителю по живописи завтра придется туго.

– Потому что группа «Северный фьорд» должна сыграть безупречно, – тоном, не терпящим возражения, произносит Йенс.

Ну да, конечно. Прячу ироничную улыбку за листом бумаги. Гитара зажата между коленями. Я, Хеин и Свен – второй состав группы. Первый развалился, когда трое участников покинули остров по разным, не зависящим друг от друга, причинам. Как раз именно они и выступали в пабе у отца Хеина два раза в месяц. Так что тот концерт, о котором постоянно твердит Йенс, у нынешнего состава будет первым.

Не желая смотреть на спор, утыкаюсь взглядом в альбом Аерина и с удивлением замечаю, что есть прогресс. Небольшой, но все же заметный. Пальцы и ребро ладони его правой руки перепачканы грифелем карандаша. Даже на щеке появилось небольшое пятно.

– Ладно. Пора по домам, – прерывает молчание Йенс, натягивая на себя объемную куртку. – Я еще родителям должен помочь.

В верхней одежде он напоминает круглый шар на тоненьких ножках. И честно, со стороны, наверное, можно было бы посмеяться, если бы не одно но. Нам всем благодаря «богатому» разнообразию дешевой одежды в нынешних магазинах приходится копировать стиль друг друга. Мой пуховик выглядит на мне так же нелепо, как и куртка на Йенсе. Но меня это не смущает, потому что из-за его объемности и толщины я практически не чувствую прикосновения людей. Вот такая вот своеобразная броня. Правда, раскрывать этот секрет другим не тороплюсь.

Застегиваю чехол и вешаю его на плечо. Жду, пока Аерин сложит потертую книгу, альбом и карандаш в рюкзак. Когда все готовы, прощаемся с Хеином и выходим из гаража его родителей на улицу. Снег скрипит под нашими высокими шнурованными ботинками из кирзы, которые различаются между собой только царапинами и потертостями.

– Свен, как у тебя с подошвой? – задает вопрос Йенс, накидывая на голову капюшон.

– Нормально, а что?

Они говорят обычным будничным голосом, позабыв про свой совсем недавний спор.

– Да мои начали разваливаться. Вроде бы недавно купили и вот, – говорит, приподнимая левую ногу.

Втроем смотрим на его обувь. Подошва сбоку слегка отклеивается.

– Да, – первым говорит Свен. – Фигово. Значит, и моим осталось недолго.

Пока они обсуждают предстоящие траты, в моей голове возникает неожиданная мысль. Расстегивая куртку и подставляя оголенное горло резким порывам ветра, вытаскиваю из внутреннего кармана плеер с треснутым экраном. Аерин внимательно наблюдает за моими движениями, закусив нижнюю губу и пытаясь прочитать мою идею. Я глазами показываю ему на Йенса. Аерин, сразу понимая, что именно я хочу сделать, тянет вокалиста за рукав куртки в мою сторону. Йенс поворачивается и, замечая в моих руках плеер, слегка приоткрывает рот от удивления. Еще бы.

– Твой? – хриплым голосом интересуется.

Пожимаю плечами. Аерин, стоя рядом со мной в ярко-зеленом пальто чуть выше колен, отвечает на вопрос вместо меня. Впрочем, как и всегда.

– Тетин. Был. Теперь вот Кая.

– У твоей тети много денег?

Губы против моей воли расплываются в иронической улыбке. Ну, конечно, если бы у моей тети были бы деньги, я бы не выглядел точно так же, как и все остальные. Йенс, понимая, что сморозил глупость, указательным пальцем смущенно почесывает кончик носа.

– Возьми на время послушать, – безразлично говорю.

Вокалист протягивает руку с открытой ладонью, помня о том, как сильно я боюсь прикосновений. Бросаю плеер ему на ладонь и застегиваю куртку, спасаясь от холода. Йенс непонимающе смотрит на меня. Убираю руки в карманы пуховика и быстрым шагом направляюсь домой. Аерин что-то втолковывает вокалисту, затем бросается следом за мной. В молчании мы доходим до разветвления дороги.

* * *

Уже подходя к дому, я почувствовал неладное. Во всех комнатах горел свет. Казалось, в вечерней темноте яркие глазницы окон с голодной жадностью вглядывались в самую душу, заставляя кожу покрыться мурашками.

Дыхание перехватило от страха. Я дернулся вперед, вбежал по ступенькам крыльца и рванул на себя дверь. Перед взором предстал коридор, заваленный всяким хламом. На тумбочке валялась пустая пластиковая банка из-под таблеток. Белые пилюли рассыпались по полу. Переступая через деревяшки и мусор, продвигаюсь в глубь дома, стаскивая заледеневшими пальцами вязаную шапку с головы. От нехорошего предчувствия ломит затылок. Шумно сглатываю и неожиданно для самого себя замираю, прекрасно понимая, чего ожидать дальше. Все это уже происходило. В бессилии разжимаю пальцы, и шапка падает к моим ногам.

– Милый, ты дома? – мелодичный голос тети нарушает тишину дома.

Сердце пропускает удар.

Два раза в год тетя отказывается принимать свое лекарство, позволяя биполярному расстройству прогрессировать.

Напрягаюсь, вслушиваясь в интонации ее голоса. Излишне доброжелательный тон, тянущиеся гласные. Она не принимала таблетки три дня.

– Милый? – вновь раздается ее голос.

Не двигаюсь с места.

– Я решила затеять перестановку.

Перестановка может длиться неделю, если не заставить тетю проглотить эти долбаные таблетки. А еще она, отмахиваясь от моей гаптофобии, считая, что эту болезнь, потакая моей детской прихоти, навязали мне врачи, будет постоянно дотрагиваться до меня. А потом, возможно к утру, находясь в сильном возбуждении, не сможет уснуть и постарается вместе со мной в очередной раз смотаться подальше с нашего маленького островка. Вплавь. Игнорируя ледяные волны и расстояние до другого города.

«Милый, тут недалеко», – проносятся в голове воспоминания прошлого декабря. В ту ночь снег только-только прекратил валить белыми крупными хлопьями. Тетя стоит по колено в море и машет мне, приглашая присоединиться. Ее каштановые волосы, обычно собранные на голове в тугой пучок, растрепаны. Черная юбка промокла. Белая тонкая кофта с короткими рукавами заляпана грязью и пылью. Из-за приступа тетя не чувствует холода, но я вижу, как посинели ее губы. Она через силу улыбается мне, показывая, что все хорошо, что не о чем беспокоиться. Осторожно шагаю по обледеневшему берегу и слышу треск тонкого льда под своей подошвой. Собственный пульс шумом отзывается в ушах. Необходимо уговорить тетю вернуться домой. Силюсь что-то сказать, но слова теряются в груди. Тетя подскакивает ко мне, наклоняется вперед, хватает за запястье. Ледяные тонкие пальцы с неженской силой вцепляются, оставляя после себя красные отметины на бледной коже. Не замечая моих панических всхлипов, изредка прерывающихся стонами боли, тетя тянет за собой вперед, в глубины моря, позволяя его волнам набрасываться на меня.

– Кай? – слышится из дальней комнаты.

Мое имя, произнесенное вслух тетей, отрезвляет. Крепко сжимаю зубы, отпуская собственное запястье. Тут же хватаюсь за лямку чехла на плече, делаю глубокий вдох, считаю до трех и вырываюсь за дверь, прочь, в бушующую зиму.

* * *

Путь до дома Аерина теряется в расплывчатых воспоминаниях. Не могу даже точно сказать, почему решил направиться именно сюда. Только оказавшись возле двери с занесенным кулаком, в нерешительности замираю. Мысли путаются в голове, не желая выстраиваться в логически осмысленные фразы.

Дверь неожиданно открывается. Бабушка Аерина с заплетенными волосами в косу и в шерстяном клетчатом платье смотрит на меня долгим, внимательным взглядом.

– Ну? – наконец произносит. – Заходи. И так уже минут десять стоишь.

Она отходит, пропуская меня внутрь. Теплота дома окутывает приятным коконом, позволяя крови, застывшей от холода, быстрее побежать по венам. Опускаю чехол с гитарой, прислоняя к стене. Медленно, покрасневшими пальцами, расстегиваю молнию и стаскиваю с себя куртку. Вешаю на свободный крючок, между другой верхней одеждой.

– Иди спать. В комнате Аерина уже постелено, – произносит Мария, пододвигая ногой домашние тапочки.

Переобуваюсь и послушно направляюсь в сторону лестницы, опустив взгляд. В груди что-то ноет, и мне хочется завыть в унисон, но вместо этого сдерживаюсь, кусая нижнюю губу.

Так же, в молчании, поднимаюсь по лестнице, слушая скрип ступеней под своими ногами. В темном коридоре, ориентируясь по памяти, нахожу комнату. Делаю глубокий вдох и медленно, волнуясь, открываю дверь. Пройдя вперед, закрываю за собой. Раздеваюсь, бесшумно бросая вещи на пол. Ложусь под одеяло. Сворачиваюсь, прижимая колени к груди. Горькие слезы текут из глаз, заставляя подушку пропитываться влагой. Пытаюсь проглотить ком в горле, но кажется, что от этих никчемных усилий он только становится больше. Защита, которую я столько лет упорно строил между своим внутренним и внешним – реальным миром, дала трещину. От жгучего стыда горят щеки. Обнимаю себя за плечи, стараясь унять нервную дрожь.

– Спокойной ночи, Кай, – тихо произносит Аерин.

Его голос неожиданно успокаивает, позволяя расслабиться. Я закрываю глаза, ощущая прикосновение влажных ресниц к нижнему веку, и проваливаюсь в беспокойный сон.