Читать книгу Рожденная ночью - Яна Александровна Малова - Страница 8

– Ты меня любишь? – спросил Костя Ирину? Если да, то почему бросаешь? – Они сидят на лавочке в любимом парке около института. Ирина только что написала заявление об отчислении ее из института.

– Причем здесь это! Я же говорю, что не могу продолжать так жить, это не для меня.

– Ты не ответила на мой первый вопрос. – Небольшая пауза и Костя уже собирается встать и уйти.

– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь. Ты сам понимаешь, что такое любовь? Я, например, люблю собак, люблю лето, мороженое, в конце концов! Я стараюсь любить людей, и мне это удается. Да, именно, потому, что это высшее творение на нашей планете. Я не понимаю, как можно оборвать лепестки у цветка, не то чтобы оскорбить, унизить или нанести физический вред человеку.

– А я тебя не понимаю, причем здесь это?

– Вот видишь, – не позволяя договорить Косте, вскрикивает Ирина. – О любви столько написано, сказано, в ее честь слагались великие произведения, создавались непревзойденные памятники, однако же, именно так называемая любовь становилась, и сейчас остается причиной раздоров, войн, смертей. Что это за чувство? Это точно не любовь. Увлечение, привязанность, хобби, боязнь одиночества – все, что угодно, но не любовь.

– Почему же ты говоришь, что любишь людей?

– Потому что это действительно так, а то о чем ты спрашивал меня, давно потеряло всякий смысл. Это странное чувство, которое отдельные люди испытывают друг к другу… Ему уже давно нужно придумать новое название. Со времен сотворения мира меняется климат в разных частях планеты, вырастают, изменяются или полностью стираются с карт населенные пункты, появляются новые профессии, ученые совершают открытия, а чувства у человека какими были, такими и остаются.

– Пусть так, но тогда почему мы не можем вместе работать? У нас ведь есть общая цель, благая цель, достигнув которой, мы сможем, как раз-таки, повлиять на чувства людей.

– Ты прав, конечно, но я не смогу ставить эксперименты на людях. Это ужасно.

– Так ведь участие в опытах добровольное, тем более мы сможем избавить мир от ненужных людей. Вспомни эту пьяную компанию, которая в угаре убила себе подобного…

– Именно это не дает мне покоя, как выделить нужных или ненужных людей. Ведь человек – не внешнее, а внутреннее состояние божьего творения. Не каждое прямоходящее существо, наделенное речью, головой, двумя руками и ногами достойно называться человеком. Вокруг большое количество тех, чьи мысли, слова, поступки и идейные соображения никоим образом не ассоциируются с понятием Человек, достойный уважения и любви. Такие оборотни отлично маскируются и приживаются в обществе, в то время как человек, чья внешность несколько отличается от принятых стандартов, будет ловить на себе множество подозрительных и даже порой брезгливых взглядов. К сожалению, каким бы развитым не был человек разумный, душу другого увидеть сразу ему не дано. И ты видел, что происходит со мной, я никогда не смогу спокойно смотреть на человеческие страдания и муки.

Именно эта сцена стояла сейчас перед глазами Ирины Степановны. Она и подумать не могла, что этот разговор, точнее рассказ, окажется таким испытанием для нее. Вся жизнь тогда еще молодой девушки за считанные дни не просто изменилась, она фактически оборвалась, ведь нужно было заново привыкать к собственному мироощущению и отношению к окружающей действительности. Ирина решила, что сказанного будет достаточно для того, чтобы ни Алла, ни Юра не решились на участие в этом бесчеловечном эксперименте. Собравшись с силами, она вернулась к ребятам, допивающим чай. По одному их взгляду Ирина Степановна поняла, что разговор продолжится, и ей придется рассказать, что же происходило дальше.

– Мам, ты в порядке? – спросила Алла, вставая с дивана. Юра быстро убрал телефон и превратился в одно большое ухо, готовое и способное уловить даже малейший шорох.

– Да, все хорошо, спасибо. Налей мне, пожалуйста, чаю. – Ирина Степановна села за стол прямо напротив окна. Солнечные лучи уже не так навязчиво рвались в комнату, поэтому шторы не загораживали вид из окна. На тонкой ветке сидело несколько взъерошенных воробьев, которые, пригревшись, чирикали так громко, что голоса их были слышны даже сквозь закрытое окно. Улыбнувшись, Ирина Степановна принялась пить чай. Алле и Юре сразу стало легче, так как атмосфера немного разрядилась. Выждав немного, они все-таки решились продолжить беседу. Юра не хотел начинать с того места, на котором рассказ Ирины Степановны прервался, ведь кое-какие навыки в психологии у него уже имелись. Он чувствовал, что рассказать человек о себе может гораздо больше, если не спрашивать его об этом. Поэтому он и решил вернуться к началу разговора, суть которого скрывалась, по мнению будущего дипломированного психолога, именно здесь.

– Так вы сразу же после этого инцидента ушли из института?

– Нет, Юр, не сразу, – покачав головой, ответила Ирина Степановна. – Я уже говорила, что консультировалась с психологами? Так вот, сперва, мне нужно было просто придти в себя, восстановиться после пережитого шока от увиденного. Мысли о том, чтобы бросить институт в то время у меня не было, ведь врач необязательно имеет дело с кровью, с переломанными руками и ногами. И, скорее всего, я бы могла продолжать учебу и иметь дело с вывихами, с простудой или, в конце концов, перейти на другой факультет. Но мы же с Костей проходили свидетелями в деле об избиении. И однажды я узнала, что тот парень скончался в больнице. Ничто не исправило разрушительного хода событий – ни наша помощь, ни действия профессиональных докторов. Как же это ужасно понять, что люди, к которым обращены самые последние надежды, не в силах исправить то, что сделали безумные, одурманенные зельем подростки. Как позже выяснилось, они все праздновали какое-то событие в одной компании и допились до такого жуткого состояния, что бессознательно просто убивали того, кто оказался самым слабым. Если бы не дождь… Если бы мы тогда не торопились и не срезали путь домой, и не пошли бы дворами… они бы… жертв было бы намного больше. Но ведь они все оказались собственными жертвами, правда, одному не повезло больше всего. Это уже позже я начала об этом задумываться, а в первые дни после случившегося я постоянно предполагала, что было бы со мной, если бы все сложилось иначе. Мы бы просидели в парке до полуночи, потом по очереди пошли бы провожать друг друга, и я спокойно бы добралась до дома, выпила бы чашку чая, прочитала книгу и уснула. Но смерть так многое меняет.

– То есть, если бы врачи спасли этого парня, вы бы не думали о том, чтобы уйти из профессии?

– Не знаю, скорее всего, это все равно случилось бы, но позже. Страшно подумать, но ведь это к лучшему, что я именно тогда разобралась в себе, прошла, а вернее, не прошла, эту проверку. А могла и доучиться, получить диплом и начать работать. Что было бы со мной, если бы вдруг мне пришлось столкнуться с необходимостью оказывать кому-то помощь? Это же преступление, а я, наверняка, точно также остолбенела бы, как в том дворе над изувеченным телом молодого человека. Именно осознание беспомощности и понимание того, что даже выдающиеся специалисты и мастера в области медицины порой оказываются бессильными в борьбе со смертью, окончательно убедило меня в том, что никакого врача из меня не выйдет.

– А что же с Константином Викторовичем? И вообще, со всеми остальными? – спросила Алла. – Они-то, как видно, продолжили обучение и сейчас практикуют. Юлия Валерьевна тоже с вами училась, кажется?

– Да, мы все были в одной группе, у меня даже есть наша общая фотография. Юлька меня всегда уговаривала не бросать учебу или хотя бы перейти на вечернее или даже заочное отделение. Но представьте себе, что за врач из меня получился бы? Как можно лечить людей, если периодически выучивать билеты, которые потом успешно забываются, не побывав на практике?

– Да уж, это точно. А ведь сейчас очень многие учатся заочно, тогда, как даже выпускники-очники не всегда справляются с обязанностями врача. – Алла поднялась, чтобы включить свет. За окном уже не видно было ни воробьев, ни ветки, на которой они так уютно устроились. – Уже стемнело, неужели мы так долго болтаем?

– Нет, еще не поздно, просто пасмурно стало, тучи-то вон какие собрались. Наверное, опять дождь будет.

– Опять дождь… – Ирина Степановна невольно поморщилась. – Я не люблю дождь, может, обойдет. А вам завтра рано в институт? Я, наверное, слишком затянула свой рассказ.

– Нет, нет, у нас завтра только лекции, – быстро ответил Юра, – готовиться не надо. Ну, так, как же с Бушуевым? Вы ведь вместе начинали этот проект.

– В отличие от меня он еще прочнее удостоверился в своей правоте и с большим рвением стал разрабатывать разнообразные варианты реализации нашей задумки. Но первоначальной целью нашего проекта было создание вещества, помогающего человеку обрести крепкий иммунитет, благодаря которому он смог бы противостоять любым болезням. А с того момента Костя полностью переключился на борьбу с вредными привычками. Он был уверен в том, что от пьянства, курения и наркотиков болезней и смертей больше, чем от известных всем вирусов. В этом, конечно же, есть доля истины, но он уже тогда был полностью поглощен идеей необходимостью проведения опытов на людях. При этом предполагалось, что они будут употреблять алкоголь, курить и принимать другие наркотики. Результаты предсказать не мог, да и сейчас не может, никто. Сколько смертей и искалеченных судеб может принести этот эксперимент.

– Да, мы были на лекции и читали соглашение. Это могло придти в голову только больному. – Алла обратилась к Юрию, – а что Сергей уже подписал его?

– Вроде. Он мне звонил из медицинского центра, кажется, проходил медицинское обследование.

– Какое еще обследование? – Ирина Степановна нахмурилась. – Для чего?

– Ну, там нужно быть абсолютно здоровым, – Алла подошла к окну, чтобы задернуть шторы. – Снег! На улице-то снег идет. – Все тотчас подошли к окну и замерли.

– Вот она ранняя весна, полная неожиданных и не всегда приятных моментов. Этого и следовало ожидать. – Ирина Степановна обняла дочь. – Обещайте мне, что не будете участвовать в этом эксперименте ни в коем случае. Я думаю, что даже обследование проходить у них опасно.

– Конечно, я об этом даже и не думала.

– И я не собираюсь себя калечить, но что же нам делать с Сергеем?

Снег валил крупными хлопьями, которые, опускаясь, вновь взлетали вверх, подхваченные порывом ветра. К стеклу прилипло несколько снежинок, которые, тая, прозрачными слезами оставались замерзать на нем. В темноте сложно было еще что-то разглядеть – ни луны, ни звезд на небе не было видно из-за грузных мрачных туч, которые не собирались расходиться с этого стихийного митинга.