Читать книгу Тёмное трио - Яна Демидович - Страница 2

Крест знал, что произойдёт сегодня вечером, и что приключится ночью.

Знал с самого. Долбаного. Начала.

Сперва донёсся визг тормозов, а стоило выглянуть из окна, притаиться за модной занавеской – и вуаля! Увидел чётко, ясно, как на ладони – что обычно румяное, поддельно благодушное лицо его врага приобрело меловую бледность.

Так в темноте Богом забытого склепа светлеет погребальная маска. А под ней – костлявая жуть. Ничего человеческого.

Дверь открылась, закрылась. Отзвучало внизу эхо тяжёлой поступи.

Крест ждал. Цеплялся за ткань занавески. На нижней, давно прокушенной губе его набухала кровавая капля.

Скоро случится побег, предвестие бури.

И он случился.

Вот в предвечерние сумерки нырнул первый слуга. Затем второй, третий… Точно крысы с тонущего корабля: шмыг, шмыг, шмыг.

Крест знал, что это – дрянные мысли. Что всё это – его приказ. Но не мог не представлять, что, оставшись они здесь, всё могло бы быть по-другому. Совсем-совсем по-другому. И…

Дом стих. До чего же хочется заорать!

Нельзя.

Нужно сидеть тихой-тихой мышкой.

«Нет. Крысой, – тут же поправил внутренний голос. – Потому что ты – крыса, Кристиан. Натуральная. Трусливая. Ничтожная… Крыса!»

Шаги на лестнице, еле слышный хруст костяшек.

И безмолвие – как в сердце бури.

«Крыса, – причмокивая от удовольствия, шепчет голос. – Которая не может защити…»

Вскрик.

Мимолётный, едва слышный. Но, безусловно, реальный. Краткий, будто жертве тут же заткнули рот.

Впрочем, почему «будто»?

Знакомый циничный голос вновь ожил в голове. Крест ненавидел его с той же тёмной страстью, что и рыжего изверга. Но заткнуть не мог. Никогда это ему не удавалось.

Крест сполз на пол, вцепился пальцами в волосы.

Закрыть уши, врубить музыку?

Нет. Сидеть. Слушать. Страдать.

Как она, там, в паре десятков метров. В другой комнате.

Она, запретившая себя защищать.

«И тебе это на руку, на руку, на руку…»

– Нет!

Крест дёрнул рукой и впечатался ладонью в железную ножку кровати.

Ещё раз, ещё! До сине-багрового синяка! До боли!

Наказать себя.

Наказать. Наказать. Наказать.

Сотню раз, снова и снова.

Чтобы перед глазами – алые вспышки, чтобы заныла от боли рука. Та, что лет через десять станет такой же, как у него: матёрой, с рыжими волосками. Той, что сейчас тянет чёрные пряди, выдирает их с корнем, пуская завитушками на паркет…

Крик. Придушенный. Усталый.

Ночью он будет слышен опять. Краткий, как жизнь бабочки, вечный, как тьма в злодейской душе.

Крест поднялся и медленно, словно в горячке, дошёл до рабочего стола. Рухнул на стул, достал и разблокировал планшет.

Всему есть какой-то предел. Даже боли.

И мозг, измученный тревогами, гневом и самобичеванием, подсказывал верный путь. Дорогу к призрачному, но всё же спокойствию, оазису, где он был творцом, а не сыном палача. Месту, где всё было так, как только ему хочется.

Идея была готова, персы – тоже. Сценарий – давно написан в голове.

Рука ныла. Морщась, Крест небрежно накидал раскадровку первой страницы, затем – разворота и, наконец, взялся рисовать.

На первой же панели, раздутый от самодовольства, появился Краснобород.

Перед ним, цифровым, ненастоящим, страха у Креста не было. Зато команда его пиратов трепетала от взгляда капитана, как «Весёлый Роджер» на ветру.

Бессмертный, неумолимый, капитан Краснобород раз за разом возвращался из жаркого ада, вновь и вновь пытаясь захватить мир – конечно же, неудачно. Ведь на всякого злодея найдётся герой. И тогда Краснобород сдохнет. Опять. Снова.

Но сдохнет цифровая копия. А мама…

Крест зажмурился и закусил губу. На планшет упала горячая капля.

Кап.

Веки поднялись. Крест вздохнул, увидев алую амёбу на стекле. И продолжил рисовать.

***

На утро губа распухла и покрылась тёмной корочкой. Стоя у зеркала в личной ванной, Крест потыкал в неё пальцем, словно трёхлетка в дохлого червя. Пошевелил рукой, ладонь которой украшала огромная гематома, и скривился.

Придётся по новой врать про драку. Что получил на орехи, но и сам от души накостылял недругам.

Он, конечно, обрадуется. Но вот мама…

В дверь постучали.

– Можно, – буркнул Крест.

Скрип, шорох подола – служанка. В специальной, сшитой на заказ, униформе: точь-в-точь, как в фильмах и книгах про викторианскую Англию. Даже с чепчиком на волосах.

– Кристиан Кириллович, у меня распоряжение…

«…позвать вас к завтраку, бла-бла-бла… Сколько раз твердил, не говорить моё отчество!»

Это было бесполезно. Служанка попугайчиком заучила когда-то сказанное.

«Шаг вправо, шаг влево – расстрел».

И продолжала тыкать носом в его якобы благородное происхождение.

«Кристиан Краснобородов, золотой сыночек бизнесмена из ТОП-а. Из жо…»

Деликатное покашливание прервало мысль.

Крест мысленно вздохнул. Отработанным движением завязал удавку-галстук – на всех посиделках с отцом требовалось выглядеть первоклассно – и вышел в коридор.

Да только сразу остановился, бросив взгляд на дверь дальней комнаты.

Душу скрутила тоска.

«Милая, как ты там?»

– Кристиан Кирилло…

– Да иду я, иду! – немедленно огрызнулся Крест – и вдруг умолк от нежданного укола страха. И презрения.

Да. Именно так. Презрения.

К себе.

«Неужели начинается? Неужели, и я таким буду?»

Замычав, как от боли, Крест пошёл к лестнице. Голос внутри опять расшалился. Стал науськивать – подло, гаденько так: «Щипни эту дуру, щипни с вывертом!  Повтори, как тебя звать! Пусть поймёт, кто в доме хозяин!»

Крест отмахнулся, постаравшись переключить ход мыслей. Ковровая дорожка мягко пружинила под ногами – будто по траве идёшь. В саду, что любила мама.

Крест сжал зубы крепче.

Он побежал бы к ней! Ластился бы, как бездомный щенок! Прибежал бы к ней первым делом!

Но первым делом всегда оставался отец.

Отец. Гадкое, хуже матерного, слово.

Но ничего, ничего. Как там говорят хитрые бизнесмены? С утра пораньше нужно съесть лягушку, то есть сделать самое трудное и противное дело. А там уж всё пойдёт как по маслу…

Крест спустился в холл и почти лоб в лоб столкнулся с тощим человечком, что спешил навстречу.

– Кристиан Кириллович!

«Адольф Гитлерович!» – мгновенно окрысился внутренний голос.

– Здрасьте, – холодно приветствовал Крест.

Врачишка подобострастно улыбнулся, залебезил сладким голоском. Мол, как вы повзрослели, возмужали и тэ пэ…

Чернявый, низенький, он до ужаса напоминал фюрера своими усами щёточкой. Имея степень доктора наук и массу всевозможных наград, врач этот издавна был домашним лекарем семьи Краснобородовых. Именно он и его команда чинили сломанную игрушку-жену после всех её бед. И, разумеется, держали язык за зубами. Ведь платили им отменно.

«Сволочь. Продажная шкура», – с тяжёлой яростью подумал Крест. Поставил мысленную пометку: «Ввести нового перса. Ввести – и прибить». И, надменно кивнув, быстрым шагом двинулся дальше.

Казалось, из столовой тянуло серой. Смрадный тяжкий запах драл ноздри, точно стальные крюки.

Крест вдохнул и выдохнул.

Нервы. Глюки. Враньё.

Улыбку пошире, взгляд ангелочка.

«Вперёд, Крест».

– Доброе утро, папа!

Белозубый ответный оскал. И осечка:

– Доб…

Похоже, с улыбкой вышел перебор: кожа натянулась так, что багровая корка лопнула. Губу защипало, потекла кровь.

– Кристиан! Что за…

– Всё о'кей, пап. Чуток зацепили, подрался вчера. Ерунда, царапка.

– Ерунда?

– Угу. Я всех побил.

Отец, привставший было со стула, медленно опустился обратно. В нордической синеве его глаз промелькнула гордость.

Ещё бы. Единственный сын. Любимчик.

Наследник.

…Что боится и ненавидит его. Всеми фибрами души.

Обманщик. Притворщик.

Крест сел по правую руку от отца. Служанка тут же принесла завтрак: яичница с беконом, фасоль в томатном соусе, жареные шампиньоны и сосиски, треугольные тосты – полный комплект. Всё, что входило в понятие «традиционный английский завтрак». Белки для настоящего мужчины. Чтобы он был сильным, крепким.

Стоит ли говорить, что Креста от этой еды воротило?

Набивая такими завтраками желудок, он с трудом досиживал до конца «беседы» и бежал к себе – скорей вытошнить всё в унитаз.

Крест считал себя вегетарианцем, как мама. Вот только ему свои предпочтения приходилось скрывать: пользуясь интернет-магазинами, втихаря заказывать себе желанную еду и прятать её в комнате, в мини-холодильнике.

Крест вонзил вилку в сосиску, полосатую от гриля. Укусил, прожевал. Проглотил. Отец же – румяный, как Санта-Клаус, – уписывал недожаренный бифштекс. Кровь, сочась из мяса, застывала в уголках его рта и холёной, модной бороде – шедевре местного барбер-шопа.

«Краснобород, Кровавобород… Классно развлёкся ночью, да?»

Крест представил, как вонзает вилку в отцовскую ладонь. С размаху, так, чтоб до упора. Услышал крик демонической зверюги, наконец-то ощутившей боль…

Глаз дёрнуло нервным тиком.

Крест проглотил больше нужного и закашлялся, поперхнувшись. Лапища отца немедленно застучала по его спине, а в глазах зажглось беспокойство.

– Всё, хватит, па… Всё – кха-кха – пучком…

– В порядке? Уверен? Хорошо.

Отец утёр губы салфеткой и вонзил взгляд в лицо Креста. Опять посмотрел на его раненую губу и нахмурился.

«Сейчас будет пытать про драку».

За молчаливым завтраком всегда следовал допрос: как дела в школе, как отношения с одноклассниками, какие планы на будущее… А не хочешь ли ты съездить ко мне на работу? К делу приобщиться, что да как? Вновь глянуть на семейный бизнес, м?

Особый интерес для отца представляла школа. Почти каждая беседа начиналась с неё. Мол, правильный ли ты сделал выбор, сынок? И каждый раз, твёрдо глядя в синие, как у него самого, глаза, глуша ненависть, Крест отвечал: «Да».

Ведь это была именно его идея: перевестись в обычную гос школу под маминой фамилией, паспорт сменить ради этого. Носить шмотки без фирменного лейбла, не использовать ультрамодные гаджеты. Учиться выживать в непривычных условиях, адаптироваться. Становиться сильнее.

Отец уважал силу. Он был этой самой силой. И Кресту всё же удалось его уговорить.

О своей ненависти к мажорам, что сорили деньгами и поливали грязью всех, кто отличался от них, Крест, конечно же, не упомянул.

Теперь второй год он корчил из себя нищего, хотя был принцем. И ему это нравилось. Так он мог хоть на какое-то время забыть то, кто он есть, и кем порождён…

Отец спрашивал, послушный сын – отвечал. Стараясь не смотреть на рыжую гриву, от которой в комиксе шёл едкий дымок. На тёмную россыпь веснушек на широком, с крупной челюстью, лице.

Крест бы многое отдал, чтобы внешне походить на мать. Однажды даже хотел перекраситься, но вовремя передумал, испугавшись, что так может навредить ей. Ведь Краснобород взбесится. Сто процентов выйдет из себя.

Краснобород, что назвал его дурацким именем «Кристиан».

Уже лет десять, с сознательного возраста, сын звал себя по-другому. Не только из-за оккупантов-веснушек, что, засев на щеках и носу с переносицей, образовывали на его физиономии крест. Нет.

Краснобородов-младший знал: он до конца жизни будет нести свой крест. До последнего вздоха воевать с отцом.

Только вот пока война эта была скрытой. Холодной.

– Что ж, время – деньги, – наконец, сказал отец и бросил взгляд на дорогущие часы, сверкавшие на запястье.

Желудок Креста сделал кульбит. Ещё чуть-чуть – и свободен!

Сегодня было воскресенье. Но это не мешало трудоголику-отцу пахать в своё удовольствие и дома, и на работе. Руководителем он был деспотичным. Подчинённые прыгали перед ним на задних лапках и без всяких бунтов прибегали трудиться по выходным. Крест знал это хорошо.

Но не успел он выйти в холл, не успел сорваться на бег – как грянул звонок в дверь.

Крест невольно обернулся к парадному входу.

«Кого ещё черти принесли?»

И чуть не застонал в голос, когда дворецкий впустил гостя, и в дом, блестя зубами, ступила Паучиха.

– Ки-и-индер! Привет, детка!

Крест мысленно ругнулся. От сюрприза даже тошнота прошла.

«Влип ты. Угодил в паутину, Крестик…»

– Ну-с, киндер, как дела? – бодро осведомилась гостья. Обвела его лицо цепким взглядом и присвистнула. – А с губой у нас что? Из-за девушки подрался?

Миг – и она перед ним. Нависает Пизанской башней, золотятся волосы, точно нимб. А в кошачье-зелёных глазах – насмешка.

Крест отвёл взгляд. Ох уж эта весёлая вдова…

Звали её Линда. А за глаза – Паучиха. Вряд ли кто из городских дам мог похвастаться столь частым вдовством, как у неё.

Впрочем, после смерти очередного мужа она утешалась довольно быстро: обычно и года не проходило. На горизонте всегда маячил новый кандидат, и пышная свадьба «той самой Линды Дюрер» вскоре вновь освещалась в прессе.

Да, Линда и правда была цепкой. Хваткой, будто паук. А как без этого? Ведь не хухры-мухры, а бизнес-леди. Вечно на крутом «BMW», вечно в костюме, словно мужик. И стрелки на брюках острее лезвия…

По всему городу – закусочные, кафешки, салоны красоты. Всё под её, «дюреровской» маркой. Немудрено, что отец её в деловые партнёры пригласил. К нему она, похоже, и приехала.

Рука на голове прервала мысли. Паучиха легко, ласково провела пальцами по волосам Креста. Но кожу всё равно царапнуло – ногти длиннющие.

– Милашка ты, киндер, – вздохнула Линда. И добавила, проказливо подмигнув: – Вот подрастёшь – женюсь!

Это шуточное обещание (почти угроза) было частым. Крест сперва краснел и пугался. Теперь уж привык и просто делал вид, что не слышал.

«Мужиком твоим? Тьфу! Ни за какие коврижки!» – подумал он, кося на гостью глаза. Несмотря ни на что, к стыду Креста, её внешность приятно волновала.

По слухам, у Линды уже давно был новый хахаль, да только к алтарю она почему-то не спешила его вести. Детей у неё не было, зато мужиков меняла – как перчатки.

– Вы к отцу? – отступив к спасительной лестнице, спросил Крест и удивился ответу:

– Нет. К маме твоей. Мне нужно…

– Не нужно.

Крест дёрнулся: в холл вышел отец.

– Привет, Линда. Жена приболела, не стоит её беспокоить.

Паучиха нахмурилась.

– А что с ней?

– Мигрень, старые болячки. Не бери в голову.

– А врача вызывали? Я могу…

– Не стоит, Линда. Проект не ждёт.

Линда помедлила. Затем пожала плечами, мимолётно улыбнулась Кресту… И ушла вместе с отцом в зал совещаний.

Крест выдохнул воздух сквозь сжатые зубы.

«Мигрень. Значит, мигрень, старые болячки, да?!»

Минута на преодоление лестницы. Мгновение – чтобы без стука ворваться в дверь…

И остановиться.

– Мам, ты как? Как ты, мамуль?..

Она слабо улыбнулась ему с постели. На руке белела свежая повязка.

– Здравствуй…

Крест подошёл, сел. Стиснул кулаки на коленях. Мать ахнула, разглядев его вблизи.

– Кристиан! Милый, что с твоей…

Перебив её, Крест выдавил:

– Что у тебя ещё… кроме руки?

– Кристиан, всё нормально, ты…

Крест застыл – и взорвался:

– Нормально? Нормально?!

Крест подался к матери и, схватив её за руку, задрал рукав ночнушки.

Синяки. Длинное, расплывчатое… багрово-синее пятнище.

Пальцы ослабли, и мать выдернула руку. Проговорила дрожащим голосом:

– Сядь, Кристиан. Успокойся, прошу!

– Я. Его. Убью, – только и сказал Крест, и на лице матери отразился ужас.

– Кристиан! Ты что говоришь?!

– Убью, – повторил Крест.

Комната расплывалась, глаза жгло.

– Сядь, сядь… Ну прошу…

Мать гладила его по волосам, щекам. Шептала тревожно. Что нельзя ему против отца идти. Что он его тогда сам уничтожит. Что всё в порядке, она сама виновата, она любит его…

«Его! Любит! Мазохистка!..»

Крест молчал, слушал. Терпел.

Как она терпела.

Вспоминал, как он, семилетний, впервые увидев, как отец бьёт мать, бросился на её защиту. Как был отшвырнут прочь, как вспыхнула от боли щека. Дальше память шла урывками: больница, трясущийся отец. Миллионы подарков и сластей, Диснейленд, Мальдивы, всевозможные игрушки… И мамин шёпот в ушах: «Не надо, Кристиан, не смей. Мы сами разберёмся…»

Вот и разбирались.

«Бьёт – значит любит? Мазохистка…»

***

…На другой день, завидев в школьном коридоре Тролля, Крест, проходящий мимо, что было силы задел его плечом.

Остановился после взрыва мата. Обернулся.

«Чтоб ты сдох, Краснобород. Чтоб. Ты. Сдох», – это были последние чёткие мысли. А потом…

Крест пропустил летящий в челюсть кулак.