Читать книгу Тёмное трио - Яна Демидович - Страница 7

…Она побурела свёклой, с ненавистью зыркнула на него и, вырвав из рук, растерзала рисунок в клочья.

– Скотина… как посмел!

– Ладочка, ласточка, ну чего ты бузишь, – промурлыкал Жорж, пытаясь обнять девушку.

Увернулась, размахнулась. Влепила пощёчину и чуть не разбила его пенсне.

– Не ходи за мной. Отстань от меня! Или сгною!..

– Ладочка…

– Совсем придурок?!

Кипя от злости, светловолосая Лада присунулась к самому лицу Жоржа и выдавила, чеканя слова, всем известную фразочку:

– Я. Не лягу. Под. Стилягу! Понял, скотина?

Жорж не смутился. Улыбнулся пошире и проказливо подмигнул:

– Много теряешь, Ладочка.

Потом развернулся и, усмехаясь, пошёл прочь вихляющей походкой. Как по Броду. В спину ему неслись проклятья.

Напевая джазовый мотивчик, Жорж шёл по своим делам и купался во всеобщем внимании. Подмигивал скромницам, нагло улыбался парням. Чудом избегал драки.

А уж когда впереди показался магазин с широкой витриной…

Жорж встал у стекла и залюбовался на свою персону. На голове – укладка «воронье гнездо».

«Не всем же с «коками» ходить?»

На шее – галстук с обезьянкой.

«Хелло, мордатая!»

Узкие, в обтяг, брюки.

«Ни снять, ни надеть в одиночку. Всегда развлекуха!»

Туфли на «манке», с толстенной подошвой.

«Ух, сколько на них потратил!..»

Усики-«мерзавчики», точно у кота, и главная фишка – пенсне. То самое, что дальний предок свистнул у местного аристократа.

«Любимые…»

На зрение Жорж никогда не жаловался: было оно, как у орла. А пенсне для пущей важности носил – и красоты, конечно. Каждое утро любовно доставал его из чехольчика, брал новые цветные линзы (барыга знакомый снабжал), полировал тряпочкой и вставлял: то зелёные, то синие, то жёлтые, словно канарейка…

И всякий раз его стёклышки творили чудеса: настроение создавали. От этого рисовались лучшие картины; мир выглядел по-иному, и то, что видели глаза, – переносила на холст рука.

А иногда такое переносила!

Жорж был студентом, учился в худучилище. Жил в общаге, сбежав из деревни, от предков своих. Они его не понимали. Да никто из деревенских не понимал. Ведь Жоржу – в то время Гоше – хотелось успеха, блеска! Масштабной работы! Творить хотелось – так, как видит он, а не кто-то там!

Теперь вот учился: рисовал стенгазеты, плакаты с пропагандой. Но это была халтура. Так, без души.

С душой он рисовал другое: шаржи всякие, новые прикиды на старых персонах…

Любящий следовать моде, Жорж легко влился в ряды стиляг. То, что быть в их среде опасно, лишь будоражило ему кровь, развлекало и отвлекало. А вскоре стало и в творчестве помогать.

Жорж приноровился рисовать знакомых в стиляжных образах: вахтёршу, тётю Тосю, нарисовал – общага две недели потом хихикала, придурка одного из комсомола, что с пеной у рта ему угрожал.

И Ладочку. Разумеется, Ладочку.

Скромную тихоню, которая вертела от него нос. Разозлённая, она становилась чудо как хороша. А уж в платье с декольте, с пышной юбкой и при полном макияже была просто конфеткой.

На рисунке, правда, сегодняшнем. Из-за которого Жоржу и прилетела пощёчина.

Вспомнив, Жорж снова заухмылялся. Ничего, и не такие бастионы брали. Так что Ладка ещё не дохлый номер. Так, выпендривается, цену себе набивает.

«Добьюсь», – твёрдо подумал Жорж.

Не доходя до общаги, он нырнул в переулок. Вывернул чудо-пиджак на другую сторону – скучную, цвета мокрого асфальта, сунул в карман снятый галстук и пенсне, пригладил причесон. И бодро пошёл на улицу.

Единственным, что сейчас портило его вид, были брюки, да туфли.

«Ничего. Тётя Тося простит».

Тётя Тося действительно простила. Да только попался навстречу хрен из комсомола: мгновенно вцепился в него и устроил выволочку. Жорж еле вырваться сумел, отделавшись очередным предупреждением.

Перед входом в комнату он прислушался. Вроде тихо. Открыл дверь.

И правда. Соседа, Генки, ещё нет. Красота! Вся комната пока его, личная!

Жорж переоделся в домашнее, а после – залез под кровать, вытащил из тайника за кирпичами металлическую коробку, где хранил особые рисунки. Уселся за стул, к окну. Прищурил один глаз, после – другой. Улыбнулся и начал творить.

Здорово у него это получалось, мастерски.

«Сам себя не похвалишь – никто не похвалит», – с усмешкой подумал Жорж.

И действительно. Те, кто учился и учил здесь, вряд ли стали бы его хвалить за такие художества. Ведь Гошу, Жоржа, все знали, как балагура и весельчака. С улыбкой до ушей и физиономией, что сияла от чувства превосходства и счастья, любителя шаржей и разных подколов.

Так откуда он брал столь мрачные идеи?

Как думал сам Жорж, они компенсировали весёлость его натуры. Делали этакое равновесие.

Казалось, с кончика его карандаша, кисти, сочился мрак. Странные, бледные твари возникали на рисунках Жоржа в моменты наибольшего вдохновения.

Жоржу нравилось. Жорж гордился этим. И, конечно, хотел устроить свою выставку мечты.

И чем больше препятствий этому видел – тем больше ему хотелось.

Жорж свято верил в то, что не один, не два, а гораздо больше людей, увидев его творчество, не скажут: «Фи!», а поймут, проникнутся. Взгляды задержат.

Ведь аплодируют же там, на Западе, всяким сюрреалистам?!

Жорж видел фото их картин – стиляги знакомые и фарцовщики тайно приносили, рассказывали. Завидовал он жутко. И новая жуть выплёскивалась на рисунки, картины… Те самые, что тайно рисовались на далёком складе, где отец одного приятеля работал. Именно там, прикрытая от постороннего взгляда, коллекция картин ждала своего звёздного часа, потихоньку пополняясь.

Жорж мечтал, засыпал с улыбкой. И, оптимист, гнал прочь мерзкие мысли: что никто не заценит, что, наоборот, оценят так, что выпрут отовсюду, выкинут с «волчьим билетом». Загребут, в тюрьму посадят, как, по слухам, посадили в одном городе смельчака-импрессиониста.

«Нет. Всё будет хорошо. Просто отлично», – спрятав рисунки, подумал Жорж и лёг на кровать.

Когда-нибудь и в их стране искусство станет другим: калейдоскопически разным, на любой, как говорится, вкус. Чтоб всякое было, а не только эти румяные личности. Одинаковые, на каждом плакате, как близнецы. А чуток по-другому нарисуешь – всё, кранты. Выволочка.

Жорж вздохнул.

Ну а пока будущее не наступило, он должен учиться здесь. Делать «правильные» вещи, чтобы получить корочки, устроиться потом в журнал, газету. И когда-нибудь…

Скрипнула дверь – Генка явился.

– Патлатым привет!

– Салют, глазастый.

Генка и правда был глазаст. На лягушку походил при определённом ракурсе. Жорж один раз его так и нарисовал – как лягушку. Долго потом вместе смеялись…

– Что, погулял уже с чуваками?

– Погулял, – зевнув, ответил Жорж и лениво потянулся.

Генка был из тех, кто стиляг не бил, дружелюбно к ним относился. И вообще добрячок был по жизни… Повезло с соседом.

– Хорошо, – как-то странно, с напрягом, протянул Генка и отвёл взгляд. Затем опять посмотрел на Жоржа и тихонько добавил: – Я тут мимо бригадмильцев прошёл… В общем, они новую облаву готовят: на клуб какой-то, сегодня… Ты бы не ходил вечером на танцы. А, патлатый?

Жорж снова зевнул.

– Да ну тебя. Конечно, пойду. Трусить, что ли, из-за этих?

– Гош…

– Жорж.

– Ну, Жорж…

Генка сел на краешек его кровати. Начал проникновенно:

– Рискуешь ведь. Шкурой и головой.

– Пускай. Весело!

– Друг, слушай… Их много, и все серьёзные. Вас не просто пугать хотят. Бить.

– Всех не перебьют, – беззаботно бросил Жорж. – Не ссы, Генка. Всё нормально будет!

Генка промолчал. Надулся мрачно, как лягушка бычья. А к вечеру опять этот разговор завёл. Даже с ним, вместе, хотел на танцы идти.

Жорж не позволил: мол, тебе уж точно опасно. Улыбнулся на прощанье и, помахав пёстрым галстуком, унёсся танцевать.

***

…Танцы на костях были в самом разгаре. Вихляясь под музыку, вокруг вертелись парочки, а юркие девки подлетали то справа, то слева, упрашивая себя нарисовать.

«В одежде или как?» – ухмылялся Жорж.

Девки хохотали.

Карандаш в пальцах плясал вместо хозяина, в блокноте с каждой минутой оставалось всё меньше чистых листов. Подпирая стенку, Жорж занимался тем, что любил больше всего в жизни, там, где чувствовал себя своим.

Улыбка не сходила с его лица, глаза перебегали с блокнота на толпу – и обратно. Цепляли фигурку, образ, а дальше всё делала рука: взмах, резкая черта, штриховка… Вуаля! Готов портрет или шарж. Или нечто уж совсем фантастическое.

Жорж ликовал. Обзывал себя мерзавцем, сукиным сыном. Как Пушкин почти.

Сквозь сине-зелёные линзы пенсне вечеринка была удивительной. Будто жители водного мира бесились: тритоны да русалки в костюмчиках… снятых с утопленников.

Улыбаясь мрачным фантазиям, Жорж быстренько начеркал рисунок – русалку в платье с декольте. А под пышной юбкой – хвост, с чешуйками, как лезвия. Перевернул лист и уж было хотел взяться за новый образ…

Но приметил новенькую. И новенького.

«Хо-хо. Свежее мясо?»

Девчонка была не красотка, но вполне себе миленькая. Волосы взбила, навертела, платьице яркое напялила. Нормальная такая чувиха.

А чувак…

Жорж усмехнулся. Ну кто ж так причёску делает, а? Небось кок свой, уже обвислый, сахарной водой закреплял вместо лака, да только сахара пожалел.

«Новичок – вислый кок», – мигом родилась дразнилка.

Однако нарываться Жорж не стал. Чего зелёных гнобить, начинающих? Может, славный пацан, чувак настоящий. Надо просто подойти и помочь адаптироваться. А то чего какие зажатые? Чай тут не жлобы…

Пока Жорж наблюдал и думал, к девчонке подскочил один из чуваков и пригласил на танец. Она помедлила. Согласилась.

«Ну-ка… что ты умеешь?»

А умела она прилично, оказывается. Жорж у стенки аж засмотрелся. До чего гибкая, вёрткая! Движения копирует на раз-два! Почти без ошибок. Прирождённая танцовщица!

Пара чувих встала рядом, у стеночки. Зашушукались.

«Хе. Завидно?»

Несомненно завидно.

Новенькой с партнёром освободили центр зала и встали, приплясывая, в кружок. Начали свистеть одобрительно, аплодировать. Успех! Феерический!

«Так. А что там мальчишка?»

Жорж глянул в сторону, отыскал знакомца за пределами толпы, теперь у другой стенки. Какой-то мрачный он стал. И так бледный, как-то вконец побелел, на часы взгляд странный бросил. Торопится?

«А кто его привёл, интересно?» – вдруг подумал Жорж.

И тут…

Музыка оборвалась. Грохот в дверях: с центра, с чёрного хода.

Отовсюду.

Спустя удар сердца – крик, визг. И то самое слово со всех уст:

– Облава!..

Бригадмильцы, толпа на толпу. В руках – ремни с тяжёлыми бляхами, ножницы. И глаза – лютые. Зверьё.

Жорж обозрел всё в секунду. Успел спрятать пенсне, рукава засучил… И началось.

Мимо, над головами, фугасом пролетела бутылка, что разбила единственную лампочку. Мгновенная темнота, хаос, куча-мала и крик. Все дружно ломанулись к дверям.

А там ждали другие.

– Гады! Жлобьё!

– Бей их! Бей без пощады!

– Сволочи!

– Гниль западная!..

Жорж заехал в челюсть первому, кто попался под руку. Подставился сам и охнул от удара в печень. Рядом валили на землю чувих, резали им волосы под корень: слёзы, сопли, крики…

Свирепея, Жорж пнул второго врага и вдарил в нос его соседу, поднял одну зарёванную девчонку:

– Быстрей, туда беги!

Оглянулся бешено.

Вокруг царила битва. Но кто-то – не девки – уже улепётывал. Кто-то оказался достаточно труслив.

«Слизняки», – в сердцах подумал Жорж.

Краем глаза он увидел движение и едва успел увернуться: ремень прошёлся вскользь, чуть распоров кожу. Бляха чуть не попала в глаз.

«Гнида!»

Жорж кинулся на врага и повалил на землю, матерясь, как сапожник.

Визг, жалобный плач. Гогот вблизи.

Жорж извернулся. Чувиху поймали – ту самую, новенькую.

Спасать надо.

«Беги!»

Бросив жлоба, Жорж пулей понёсся к девчонке. Стукнул одного, пнул другого, врезал по зубам третьему.

Недалеко заорали – заметили. Новые жлобы.

«Пора смываться».

– Дай руку!

Девчонка вцепилась в его ладонь, и они побежали, петляя, как зайцы. Сзади топали, не отставали.

– Я… больше… не мо… – выдохнула девчонка. Но последнее слово перешло в крик.

Хлестнул ремень. Бляха вдарила в левый глаз Жоржа, и мир взорвался.

Жорж рухнул на асфальт, точно в озеро боли.

«Вставай… Вставай, сопливый!..»

Не вышло.

Его били ногами, не давая подняться; чувиха кричала – тоненько, жалко.

«Беги, дура… Ведь они…»

По ногам вжихнуло – ножницы. На раз-два распороли модные брюки. Жорж попытался перекатиться, лягнуть противника и попал во что-то мягкое.

– С-скотина!

И вдруг близко, не в отдалении:

– Бей их, чуваки!

«Свои. Наши», – улыбнулся Жорж сквозь слёзы.

Драка вокруг началась по новой. Кто-то, пыхтя от натуги, попытался поднять его, но не смог. Похоже, та девчонка.

Но вот ещё руки. Тянут, сильно так…

Жорж встал на ноги. Слева, цепляясь за него, стояла давешняя девчонка, справа – бледный пацан. Новенький.

«А ведь я думал, что ты…»

Внезапный свист.

– Милиция!!!

Стиляги бросились врассыпную.

– За мной! – скомандовал Жорж.

Вспомнив про укрытие неподалёку, он погнал туда, пересиливая боль. Двое помедлили…

И побежали следом.