Читать книгу Лихо. Медь и мёд - Яна Лехчина - Страница 5

Юрген знал: тот, кто назвал Чернолесье так, никогда здесь не был. Только слышал страшные сказки о колдуне и его учениках, обитающих в сердце чащи. Их лес был величественен и дремуч и раскрывался тысячами оттенков. Чернолесье могло быть тёмно-лиловым, как сливовая ночная тень, а поутру разлетаться пестротой зелени – глубинно-изумрудной, травяной и мшистой. На закате верхушки деревьев становились красными, как кораллы, привезённые Хранко из путешествий, или золотыми, будто растёкшийся церковный воск. Осенью их лес пылал жёлто-алыми кострами, чтобы, сгорев, обратиться в зимнее серебро. А то скажешь – Чернолесье, – и кажется, что Дикий двор окружают лишь тьма да голые ветви, похожие на костлявые руки.

Никто из учеников Йовара не знал и не любил Чернолесье так, как Юрген. Он никогда надолго не покидал эти места, а вот Хранко, когда был помладше, по велению Йовара отправился смотреть мир и набираться разума вне Дикого двора. Юргена же Йовар пока не отсылал, говорил: всему своё время.

Юрген не сомневался, что мир удивителен, но не рвался за пределы Борожского господарства. Пока ему хватало величавого покоя Чернолесья и северной красоты скал, омываемых морем льёттов. Хватало деревушек и городков, в которые ученики Йовара выбирались время от времени, уюта их праздников, тепла их огней. Что бы ни случилось дальше, думал он, его сердце всегда будет принадлежать этому радушному холодному краю, полному позабытого волшебства. Поэтому Юрген жил свою мирную жизнь, творил колдовство, искал тайные тропы и молча смотрел, как люди, которыми он дорожил, покидали его дом.

Он задумчиво потёр костяшки пальцев.

Тем временем Сава разбежался и издал протяжное «ух», затрезвонившее между берёз. Он запрыгнул на исполинский – такой ширины, что и трём взрослым мужчинам не обхватить, – дубовый пень.

– Эй, – свистнул Юрген, – прояви хоть каплю уважения. Это друг всех новых учеников.

Сава потоптался с сомнением. Пень под ним давно раскололся и порос лишайником – теперь он высился на поляне, как голова древнего бородатого идола, наполовину ушедшего в землю.

– Новеньким нравится перекидываться через него, – объяснил Юрген. – У многих впервые получается именно здесь.

Сава спрыгнул.

– А где впервые получилось у тебя?

– Если б я знал. – Он со смешком опёрся о ствол. – Может, через какой-то порог в тереме Йовара. Знаешь, забавная вышла история… Мне тогда было года три, я случайно перекувыркнулся в щенка и не понимал, как вернуться обратно. Я рычал и метался, и ко мне сбежались все, кто был рядом, – но от страху я не различал никого, кроме Ратмилы.

Юрген вздохнул, прикрыв глаза.

– Ратмила была чудесной молодой женщиной, – поделился он, будто Саву заботили люди из его прошлого. – Она попала к Йовару, сбежав от мужа, который её бил. И она очень обо мне заботилась – можно сказать, она заменила мне мать.

– А в кого она превращалась? – Сава сосредоточенно топтал траву у пня.

Юрген приподнял брови. Надо же, младших и вправду больше ничего не заботило! Хотя глупо было бы ожидать другого.

– Ни в кого. Когда она пришла, ей было двадцать с лишним, и она так и не сумела перекинуться. Говорят, чародей, не умеющий обращаться, ничегошеньки не смыслит в колдовстве, но Ратмила научилась простым вещам. – Сава нахмурился и открыл было рот, но Юрген поспешно добавил: – Сейчас с ней всё хорошо. Она ушла от нас, потому что познакомилась с добрым человеком и решила связать с ним жизнь.

Поняв, что ничего волнительного и страшного в этой истории не было, Сава продолжил шаркать по траве.

– Она помогла тебе обратиться?

– Нет, она пыталась успокоить меня, но безуспешно. Потом позвали Йовара – и я испугался ещё сильнее, когда услышал его шаги собачьим ухом. Грохот, будто ко мне подошла гора и попыталась ухватить меня здоровенными ручищами. Поэтому я благоразумно забился под кровать, но выскользнул, когда меня попытался достать Валда – предугадывая твой вопрос: этот парень превращался в ужа.

Юрген скрестил руки на груди и заулыбался. Было приятно вспоминать эту суету – как за ним, маленьким и ошалевшим, носился весь Дикий двор.

Сава склонил голову вбок.

– А что потом?

Ветер играл в кронах. Юрген прижимался спиной к берёзе, блаженно щурясь на солнце.

– А потом я выскочил во двор и промчался мимо Чеслава, возвращавшегося в терем.

– Чеслав, – усердно вспоминал Сава, – это чародей-волк?

– …он-то и поймал меня у ворот. Отнёс назад, в комнаты, чтобы я не вырвался в лес. Но мне тогда расхотелось от него сбегать – я только скулил и тыкался носом в его ладони. Чеслав успокоил меня и объяснил, как обратиться.

«Юрген», – говорил тогда Чеслав степенно-мягко, очень глубоким для юноши голосом. Казалось, что для него не было ничего естественнее, чем успокаивать маленького перекидыша. Чеслав повторял его имя, пока до Юргена не дошёл смысл слов и он не поднял щенячью морду и не затих. «Юр-ген». Чеслав исчез из его жизни так давно, что от него почти ничего не осталось. Но Юрген в пёсьем обличье до мелочей запомнил своё первое превращение – и даже от голоса Чеслава остались тени звука.

В груди потянуло холодком. Юрген хмыкнул и досадливо почесал шею.

Да, Чеслав страшно обрадовался его превращению. Говорил с гордостью: Юрген превратился в собаку, и значит, теперь он по-настоящему его младший брат. Брат. А Юрген старался не вспоминать его последние… сколько прошло? Лет пятнадцать? И продолжал бы в том же духе, если бы не ушла Ольжана, которую он любил как старшую сестру. Тут-то и понял: с ним это уже случалось. Он уже знал, каково это – терять человека, которого считал своей семьёй. Это оказалось неожиданнее и больнее, чем отпустить ребят, никогда не собиравшихся оставаться при Йоваре дольше, чем требовала их клятва, – всех, даже Ратмилу.

Чеслав пришёл сюда, когда ему было четырнадцать. Из-за этого Йовар отказался его принимать – переросток, заявил он, никакого толка не выйдет. Он выгнал Чеслава, не предложив никакой другой работы, и сейчас Юргену казалось, что Йовар заупрямился неспроста. Почуял – быть беде. Но Чеслав был настойчив. Он ночевал под Йоваровым забором, и никакая сила – ни ветер, поднятый в лесу, ни зловещие огоньки хищных глаз – не могла заставить его уйти. Ратмила рассказывала, что он был согласен на всё, лишь бы Йовар принял его к себе – мести пол в тереме, готовить еду. А сам-то, должно быть, понимал, что кто-кто, а вот чародей из него получится удивительный.

Йовар подивился такому упорству и уступил.

– Целый го-од, – тем временем стонал Сава, блуждая вокруг пня. – Мне учиться целый год, прежде чем я обернусь!

– В лучшем случае, – великодушно заметил Юрген. – Да ладно, шучу я. Ты ведь смышлёный малый, за год легко управишься.

Сава подбоченился и с вызовом посмотрел на пень.

– Может, и раньше превращусь. Бывало же такое, а? Да наверняка бывало!

Усмехнувшись, Юрген подобрал отломанную ветку.

– Как раз с Чеславом и было. Он обратился через несколько месяцев. Случай из ряда вон и для ребёнка, не то что для подростка.

Сава поджал губы и протянул:

– Наверное, главный колдун им очень гордился.

Как Юрген ни старался его успокоить, Сава заранее побаивался Йовара и раздумывал, чем бы мог ему угодить.

– Да нет. – Юрген кольнул воздух веткой, как мечом. Её конец смотрел на Саву. – Сам я этого не помню, но мне говорили, что Йовар не слишком жаловал Чеслава.

Почки на ветке раскрылись. Из них показались зелёные ростки – они тянулись всё выше и выше, распускались молодыми листьями. Сава смотрел на колдовство настороженно-угрюмо.

– Что-то мне кажется, – заявил он обеспокоенно, – главный колдун никого, кроме тебя, не любит.

Юрген махнул позеленевшей веткой.

– Йовар – суровый человек, – признал он. – Особенно на вид. Но сердце у него доброе. Ольжана была уверена, что Йовар её не выносит, но я думаю, что он и к ней прикипел душой. Он заботится о своих учениках и дорожит нами, как родными. Только вот с Чеславом… не вышло.

Не вышло. Слишком простое обозначение для того, что закончилось у погоста на границе Йоваровых владений.

Сава потянулся за веткой, на которой начали распускаться белые цветы. Взял её у Юргена, с любопытством повертел в руках. Это было не первое крохотное колдовство, которое при нём творил Юрген, да и наверняка не последнее.

– А что…

Его отвлёк треск в кустах.

Юрген умел отличать мороки от яви, а живое – от умершего, даже если оно старалось казаться живым. Йовар научил его, как читать ход звёзд, как не попадаться в ловушки тумана и болотных огней и как понимать, где – смертный, а где – лишь чудище, влезшее в человеческую кожу. И только заслышав хруст ветвей, Юрген уже знал: то, что шло к ним с Савой, человеком не было.

Он прыгнул вперёд, заслоняя мальчишку собой. Был бы псом – оскалился бы, предупредительно зарычал.

Но потом он прислушался и узнал хрусткий перекатывающийся шаг.

Юрген расслабленно выпрямился.

– Как всегда. – Голос насмешливый и поскрипывающий, словно несмазанная дверь. – Не успеешь подойти, уже готов броситься.

– Не сердись, Букарица, – попросил Юрген извиняющимся тоном. – Ты чего, решила прогуляться?

Через кусты пробиралось существо, похожее на женщину – дородную и низенькую, как бочонок. Лицо Букарицы мало чем отличалось от лица обыкновенной борожской крестьянки средних лет, так что поначалу Сава, наверное, и не догадался, кто перед ним.

– А что б и не прогуляться, – заворчала Букарица, выходя на полянку. – Сидишь в подполе целыми днями, то готовишь, то ткёшь, как рабыня. Замучили совсем, сил уже нет.

Букарица никогда не выглядела замученной. Напротив, она была румяна и черноброва – с широким приплюснутым носом и тонкогубым ртом, который красила ягодным соком. Лохматые чёрные косы она убирала под расшитую красную косынку, завязанную сзади. Одета была хорошо – в платье, сшитое по её меркам.

Выпутываясь из колючих ветвей, Букарица чуть приподняла понёву и потрясла одной из показавшихся козлиных ножек.

Лицо Савы вытянулось.

– О, – протянула Букарица с любопытством, – новенький?

Она подплыла ближе, замерла напротив Савы. Ростом они были одинакового, так что разглядывай – не хочу.

– Рыжий, – причмокнула Букарица. – Это зря. У нас Ольжана полгода как сбежала, и Йовар с тех пор рыжих недолюбливает. Вон даже Грыня недавно за слабые чары чуть в озеро не скинул…

– Хватит, – сказал Юрген мягко. – Сава, это Букарица.

– Здешняя кухарка и прислужница.

– Не прибедняйся. – Юрген закатил глаза. – Это наша домоправительница. Она живёт в подвале терема и верховодит целым выводком шишимор. Ты знаешь, кто такие шишиморы? Они у вас есть?.. А, ну если увидишь где-то на подворье крохотную сморщенную старушку – значит, шишимора бежит по своим делам. В обычных домах они только пакостничают, но у Йовара смирно ведут хозяйство.

Букарица продолжала рассматривать Саву.

– Тайные мои Люди, – всплеснула она ручками, – худой-то какой!..

– Предупрежу сразу, – сказал Юрген строго. – Шишимор обижать нельзя. Букарицу – тем более. Мы все её очень любим и ценим.

– Да. – Букарица перестала причитать и игриво упёрла руки в боки. – Меня тут любят. Видишь, что подарили мне мои мальчики? – Она поддела монисто на груди. – Это Юрген привёз из Боровича. А это, – погладила косынку, – Хранко из-под самого Стоегоста. Это – и многое другое.

Сава всё больше смотрел не на цацки и тряпки, а на копытца, выглядывающие из-под пол юбок.

– Ясно, – выдавил он.

Букарица шагнула к Юргену, взяла его за руку и похлопала по тыльной стороне кисти.

– Что ж ты в терем не бежишь? Хозяин вернулся.

Брови Юргена поползли вверх.

– Так я не знал. Слышала что-нибудь новое?

– Да нет, мирно осмотрел владения, и всё. – Букарица отступила на шаг. – Иди, иди, а то Хранко ему сразу на уши присел. Нехорошо, что он там, а ты тут.

Юрген кивнул и обхватил пальцами рукоять ножа. Глянул на Саву через плечо.

– Ну что, – он вздохнул, – идём знакомиться с Йоваром.

Сава тревожно облизнул губы.

– Идём-идём. – Лезвие вышло из ножен с лёгким шорохом. – Помнишь дорогу до терема? Что, наперегонки?

С мгновение Сава раздумывал, стоит ли вестись на такое предложение. А когда Юрген воткнул в землю нож, сорвался с места и понёсся ко двору, вспарывая воздух локтями.

– Заблудится ещё, – проворчала Букарица. – Иди лови мальчонку.

Юрген улыбнулся, перекручиваясь, – и улыбка расплылась до пёсьего оскала. На месте подхваченного ножа чернела шерсть.

Воздух наполнился звуками иной глубины и тона. В носу защекотало от запахов, недоступных человеческому нюху. Лапы упруго оттолкнулись от земли.

Со слов Ольжаны Юрген знал, как тяжело бывает дышать, если лёгкие сжимаются до размеров крохотной птичьей грудки, и как сложно освоиться в пространстве, когда глядишь на мир чужими глазами. Чем старше впервые обратившийся перекидыш, тем мучительнее и дольше он свыкается со своей новой формой. А может, говорил Йовар, не свыкнуться никогда.

Юрген знал, что ему просто повезло. Носить шкуру пса для него было не сложнее, чем любимую удобную рубаху. Животные, в которых перекидывались опытные колдуны, часто были сильнее своих обыкновенных собратьев – а Юрген в теле собаки был быстр.

Ветви качнулись рядом, смазываясь до зелёно-чёрных полос. Юрген перепрыгнул через бурелом, проскочил между малиновых кустов. Вильнул с правого бока Савы, направляя мальчишку по нужному следу, – конечно, две его ноги никак не смогли бы перегнать четыре Юргеновых, но Юргену хотелось, чтобы он думал иначе.

Бывало, Йовар хвастался, что ни у одного чародея Драга Ложи нет ученика, который смог бы обогнать Юргена в оборотничьем теле. Юрген только отмахивался – едва ли это так. У госпожи Кажимеры и господина Грацека на службе столько хищных птиц, куда ему с ними тягаться?

Сава бежал через лес так, что пятки сверкали, – охоч до побед, значит. Он сворачивал с тропы и пробирался через заросли, сокращая путь, а Юрген краешком разума разводил ветки, чтобы те не выстегали Саве глаза. Но Сава всё равно умудрился расцарапаться, скатиться кубарем в овраг и выбраться оттуда с грозным рыком, весь облепленный прошлогодним репьём.

Что ж, отметил Юрген. По крайней мере, он уже позабыл о том, как боялся Йовара.

Когда они выскочили на лесистый холм, открылся вид на терем. Юрген приостановился – а Сава радостно побежал под горку.

Жалко, что пёсьи губы не умели улыбаться – Юрген некстати вспомнил, что свой дом Йовар ласково называл «теремком».

Такой уж был Йовар. Если он говорил, что в Тинистой реке завелась змейка, значит, там поселился огромный ящер, приплывший с северного залива, и – нет, Якоб, послушай, Якоб, там наверняка тварь длиной с сосну, давай ты не будешь нырять к ней спьяну… Зато сколько потом удовольствия – вылавливать с Хранко окосевшего Якоба, отмахиваться от рассерженного речного змея и возвращаться домой облитым холодной водой. А там – Ольжана, которая очень вовремя забывала, как высекать молнии и нагонять тучи. Поэтому Йовар, ворча, разбирал ей буквы из гримуаров и ругался как проклятый, когда она – совершенно случайно, разумеется, – взбивала тучи прямо в тереме. Йовар оказывался занят ровно до того мгновения, пока Бойя, задыхающаяся от смеха, не напаивала Якоба одним из своих сонных зелий и не укладывала его спать – а то за пробу, снятую с деревенской браги, Йовар снял бы с него шкуру.

Эх, были времена.

Юрген потрусил вниз за Савой, бросая взгляды на двор. Да, их дом был чудо как хорош – чёрный четырёхъярусный терем с треугольными крышами и кружевом наличников. Ни дать ни взять – дворец. Величественные деревянные хоромы, соединённые с башенкой-смотрильней, над которой часто кружили болтливые вороны Хранко. Их терем был обнесён частоколом с двумя прорезями для ворот – Сава побежал к главным, но, разглядев что-то, резко остановился.

На столбики по обе стороны от ворот были насажены человеческие черепа. Ученики Йовара давно к ним привыкли. Они знали, что некогда это были лихие люди, а Йовар оставил их черепа в назидание случайным путникам. Сава успел узнать о судьбах нынешних Йоваровых украшений, но сейчас глядел на них как впервые.

Юрген прыгнул к нему и ударился оземь. Сава выдавил, стараясь отдышаться:

– Глаза!.. Что с их глазами?

Пустые глазницы черепов светились туманным жёлто-оранжевым огнём.

– Ну дело к вечеру, – просто ответил Юрген. – Когда Йовар дома, черепа горят сами по себе. А в его отсутствие мы ленимся их зажигать, вот ты и не застал.

Казалось, от вида светящихся черепов Сава растерял весь боевой дух.

– Может… – Он неуверенно поскрёб грязную щёку. – Сегодня главный колдун отдохнёт, а я с ним завтра поговорю?

– Не выдумывай. – Юрген вытащил репей из волос Савы. – Давай-ка отряхивайся. Идём, тут рядом бочка с водой… да, вот. Умывайся.

Сава принялся медленно вытирать лицо и шею. Он глядел в бочку с такой тоской, будто хотел там утопиться. Как Юрген его ни поторапливал, в терем они зашли, только когда начало смеркаться.

За окнами главной трапезной мерцали лиловые сумерки. Шишиморы волокли к подполу пустые тарелки. Йовар сидел во главе стола – вполоборота к выходу. Хранко наклонялся к нему с разговором, а Якоб сидел рядом, облокотившись о столешницу. Он со скучающим видом перекатывал напиток в чарке.

Остальные уже разошлись. Жаль, что не было Бойи, подумал Юрген: её присутствие бы успокоило Саву. И она – не то что Ольжана – не стала бы отчитывать их за мальчишеские догонялки и наспех облагороженный Савин вид.

Заметив их, Хранко сощурил глаз. Но говорить не закончил, пока Йовар не поднял руку.

– Хватит. – Голос у него был низкий и густой. – Потом обсудим.

Сава попятился на полшага.

Перед Йоваром робели лесные душегубы и головорезы с большака, что уж говорить о ребёнке? Юрген не знал, сколько учителю было лет, но догадывался, что немало, – как и остальным чародеям Драга Ложи, основанной полвека назад. Но для великих колдунов время текло так, как им хотелось. Йовар, конечно, не выглядел юношей, но ни в войлоке его бороды, ни в спутанных волосах ещё не серебрилась седина. Всё в его движениях сквозило такой медвежьей мощью, что никто бы не назвал его стариком.

Юрген подумал, что для Савы это хорошо – встретить Йовара, когда он мирно сидит за столом. Ольжана рассказывала, что ночью, когда она пришла в этом терем за своим братом, Йовар явился ей сначала в обличье медведя, а только потом превратился в крупного чернобородого мужчину – и если бы не обращение, она бы приняла его за разбойника, а не колдуна. Обычно Йовар жалел своих будущих учеников и не выходил к ним медведем, но Ольжана сразу ему не понравилась. Он следил за ней, когда она ещё только искала путь к его дому, и решил, что благоразумнее оставить её младенца-брата, а не связываться с купеческой девкой.

Йовар медленно огладил бороду.

– Добрый вечер. – Юрген вежливо поклонился. – Йовар, это Сава, он…

– Без тебя разберусь. – На Саву он глянул мельком, зато с Юргена глаз не сводил. – Где тебя носило? Ты, видно, даже не торопился.

Если Йовар возвращался после долгого отсутствия, его надлежало встретить – хотя бы появиться в тот день на ужине. Такие уж у них были порядки.

– Извини, – сказал Юрген. – Я не со зла.

Хранко рядом слегка трепыхнулся. С наслаждением ждал ссоры или боялся попасть под горячую руку?

– Надеюсь, – процедил Йовар, – ты занимался достаточно важными делами, а не только квохтал, как наседка?

Юрген задумчиво посмотрел на Саву.

– Только квохтал, – признался он. – Это оказалось увлекательно.

Он сокрушённо развёл руками, мол, что тут поделать? Йовар смотрел на него, грозно насупив брови.

– По-твоему, это смешно?

Ну вот, началось.

Якоб опустил чарку со всей осторожностью, на которую был способен, – чтобы не отвлечь резким звуком. И это Якоб-то! Но если Йовар закипал, все старались вести себя тише мыши.

Хотя Юрген знал, что Йовар свирепел так же быстро, как и отходил.

– Может, я даю тебе слишком много воли, Юрген? – Рука Йовара сжалась в кулак. – А? Что скажешь?

Юрген почтительно склонил голову.

– Скажу, что на это твоя воля, мастер, – произнёс он мягко. – Я виноват. Я замешкался, не сразу пришёл к тебе и поздно привёл ребёнка. Извини.

Сава рядом дышал напуганно и шумно, как пойманный в силки зверёк.

Йовар побуравил Юргена взглядом, а потом махнул тяжёлой ладонью.

– Жавора с тобой, – буркнул он. – Совсем распоясался. На, иди садись. Есть будешь, когда я закончу.

– Хорошо, мастер.

– Перестань. – Йовар скривился. – За ёрничество и язык подкоротить могу.

– Я не ёрничаю, – улыбнулся Юрген, устраиваясь под боком у Якоба. – Ты устал?

– Устанешь с тобой собачиться.

Хранко состроил многозначительную, но беззлобную гримасу. Дескать, посмотрите, что делается: Юргену снова всё сходит с рук.

Йовар подался вперёд, грузно облокотился о колено.

– Ну, – сказал он Саве. – Подойди.

Сава стоял ни жив ни мёртв. Из-за чёрной одежды его веснушчатое лицо казалось ещё бледнее. Наскоро вычищенные волосы лохматились, как птичий хохолок, а глаза выглядели бездонными, точно зеленоватые колодцы. Сава посмотрел на Юргена, ища поддержки, и неуверенно шагнул вперёд.

– Ближе, – велел Йовар.

Говорил он в своей манере – неласково, но вполголоса. Человек, который его знал, понял бы, что для Йовара это – невиданное благодушие.

– Рассказывай, кто такой и откуда.

Запинаясь, Сава повторил свой рассказ про злую тётку, покойницу-мать и ушедшего отца. Хранко взирал на всё с отстранённо-мрачным любопытством – он был одних лет с Савой, когда пришёл сюда и так же разговаривал с Йоваром. Наверняка и он дрожал от волнения. Это потом старшие ученики Йовара делали вид, будто никогда не бывали на месте младших.

Выслушав, Йовар принялся объяснять Саве, что у него за служба. Якоб зевнул и полуразлёгся за столом, запустив пятерню в отстриженные каштановые волосы.

– У меня поживее было, – шепнул он Юргену, ухмыляясь.

Эту историю в Диком дворе слышал каждый и не по разу. Обычно Йовар сам встречал своих будущих учеников прямо у порога, но только не Якоба. Якоб, крепкий сирота лет десяти, сам забрался в его избу через окно – искал, чем бы поживиться. Якоба ничуть не смутило, что терем, куда он решил залезть, стоял в самом сердце чащи и был окружён черепами, – когда Йовар нашёл его на кухне, он пил оставленный Букарицей суп. Йовар, по его словам, так опешил от подобного нахальства, что потерял дар речи.

– …обещаешь служить мне восемь лет? – спросил Йовар. – Безропотно, беспрекословно, ни мгновения не раздумывая над приказами, – до тех пор, пока не истечёт срок твоей клятвы или я не изгоню тебя прочь.

Это «изгоню» прозвучало хлёстко, как удар плети.

Когда-то Ольжана думала, что эти слова – лазейка; она вынудит Йовара прогнать её и вернётся домой к семье. Но на памяти Юргена Йовар разорвал клятву только с одним своим учеником – Чеславом. «Ты ведь не хочешь, чтобы я искал тебя так же, как его, Ольжана? На дне реки?»

Не вспоминай, одёрнул себя Юрген. Не сейчас.

Это было не так весело, как вылавливать Якоба, не правда ли?

Йовар развернул ладонь – на ней заплясало мягкое пламя, живое свидетельство чародейской клятвы.

– Да. – Сава облизнул губы. – Обещаю.

Юрген не знал, каково это – заключать с Йоваром договор, так что в своё время расспрашивал остальных. Хранко говорил, что слова согласия ощутимо сходят с языка. Они соскальзывают в воздух плотным невидимым сгустком, обжигают горло и рот, отзываются в костях протяжным звоном.

Ольжана хмыкала, что это похоже на лихорадочный жар и петлю, затягивающуюся на шее.

Сава покачнулся и разрумянился, будто перед пышущей печкой. В ответ Йовар чуть улыбнулся в бороду – так быстро, что это можно было бы принять за наваждение.

– Садись за стол, Сава. – Он поднялся на ноги, высокий и могучий, как дуб. – Сегодня отдыхай, а завтра я начну тебя учить.

Сава мелко закивал. Йовар сделал движение пальцами, и Хранко шагнул следом.

– Идём договорим. – Йовар обернулся, несильно пихнул Юргена в плечо. – Не забудь накормить мальчонку.

Юрген приподнял брови. А что, мол, я могу забыть?

– Ну всё, не кривись, – проворчал по-медвежьи. – Иначе перекосишься.

Едва ли его напоминание имело смысл. Йовар был скор на расправу, но когда он так неуклюже пытался сгладить свои вспышки ярости – поддержать беседу, заговорить о другом, – то казался Юргену совсем родным.

Когда они с Хранко ушли, Сава плюхнулся на скамью и прижал ладони к пылающим щекам.

– Ну что, – гоготнул Якоб, вновь взбалтывая чарку. – Хочешь не хочешь, а теперь ты часть Дикого двора.

* * *

Беда.

Юрген понял это, ещё не успев проснуться.

Он лежал в своей постели и смотрел в черноту. За окном была глухая ночь: пахло весенней свежестью, и голые ветки едва слышно скреблись в ставни. Тишь да гладь – но на грудь Юргена давила тяжесть, и внутри у него было тоскливо и пусто, точно стряслось нечто непоправимое.

Растерянный, он пытался разобраться с тем, что чувствует, – и тут его лоб прострелило жаром.

Что-то творилось с их двором и лесом. Юрген наспех оделся и вышел из комнаты. Спросонья он плохо понимал, что делает, – в голове ухала горячая боль, а сердце сжималось, будто в огромном когтистом кулаке.

– Якоб! – Он застучал кулаком по двери напротив. – Просыпайся!

До Хранко не докричаться – они с Бойей в башне. Йовар наверняка у себя, внизу, но всё ли с ним в порядке?..

Дверь с грохотом отворилась. Якоб – полуголый, взъерошенный со сна – смотрел так, будто жаждал дать Юргену затрещину.

– Ты чё, – спросил он, – совсем умом двинулся? Ты чё орёшь?

Юрген задохнулся от накатившей боли.

– Не знаю, – выдавил он. – Ты… ничего… не чувствуешь?

– Злость чувствую. Ты на какой ляд меня разбудил, пёс шелудивый?!

Юрген согнулся пополам, прижимая ладонь к груди.

– …надо было заводить нормальную собаку, а то вместо неё ты у нас на любой шорох вскакиваешь… – Рука Якоба потрепала его за плечо. – Эй, Юрген? Ты чего? Эй?

В глазах потемнело. В ушах зашелестел ночной лес: здесь чужие, шептал лес, чужие… Звон монист, звон браслетов, звон-звон-звон… Звук не отсюда, отдающий в костях мерным гулом.

– В лесу кто-то колдует, – выдохнул Юрген. – Чародеи из чужого двора.

Волна боли схлынула так же быстро, как и накатила. Юрген глубоко дышал, придерживаясь за рёбра; а отдышавшись, осторожно выпрямился.

Якоб глядел на него с сомнением.

– Да ну?

Из дальних комнат выглянули младшие. Юрген различил растрёпанную макушку Савы, но дальше рассматривать не стал. Шикнул только – идите спать, мол, всё в порядке.

Якобу же он велел идти вниз.

– Да чтоб тебя… – Якоб потёр сонные глаза. – Юрген, я не понимаю.

Он не ответил. Не дожидаясь Якоба, перемахнул через перила и спустился по лестнице – на первом ярусе было темно и тихо. Юрген прислушался, надеясь различить хоть что-то; осторожно наступил на пятку, перекатился на носок – половицы отозвались лёгким скрипом.

Хруп! Ступеньки надсадно затрещали.

Юрген обернулся и выразительно посмотрел в очертания фигуры на лестнице.

– Ты это, – полюбопытствовал Якоб, – крадёшься, что ли?

– Видно, уже нет.

– А смысл? – Якоб на ходу накинул рубаху. – А-а нечистый, хоть глаз выколи… Хорошо тебе со своими пёсьими глазами, да?

Видел Юрген действительно неплохо. Он различил, как Якоб стиснул кулак и к нему из окна потянулась ниточка лунного света. Якоб разжал пальцы, вывернул ладонь, и на ней заплясал серебряный огонёк.

Свет полыхнул так ярко, что Юрген отвернулся.

Тут же ему показалось: что-то шевельнулось в углу. Какое-то животное, не различимое в темноте.

– Чарна? – предположил он.

Из темноты шмыгнула чёрная кошка. Прыгнула к лестнице, ударилась об пол – и вывернулась девушкой.

– И тебе не спится? – хмыкнул Якоб.

Чарна ничего не ответила. Она вообще была не из разговорчивых – вот и сейчас, кутаясь в накидку из шерсти, только мрачно посмотрела исподлобья.

Чарне было восемнадцать – на год меньше, чем Якобу. Она прожила у Йовара целых семь лет, а Юргену казалось, что он совсем её не знает. Вид у неё с детства был ведьминский – нависшие веки и чёрные волосы до пояса, которые она носила распущенными, видно, только чтобы прятать лицо за густыми прядями. Бойя тоже выглядела как колдунья из сказок, но совсем другая – ласковая и насмешливая, хотя могла творить чары намного более зловещие, чем Чарна. Бойя называла её неприветливой скорбной девочкой и думала, что ей ещё учиться и учиться – хотя Йовар считал Чарну куда способнее Ольжаны.

Хотя он всех считал куда способнее Ольжаны.

Ссутулившись, Чарна скользнула по Юргену быстрым взглядом.

– Если ты ищешь Йовара, он пошёл будить Хранко и его воронов. – Теперь она старательно на него не смотрела. – Больше ничего не знаю. Просто я не спала, ворожила на кухне. И… вот так.

Юрген кивнул.

– Спасибо.

В свете лунного пламени ему показалось, что Чарна покраснела.

Он и осмыслить всё не успел, как Якоб хмыкнул:

– Не к тебе пошёл, а к Хранко. Может, стоило спать спокойно, а?..

– Глупости не говори. – Бросил через плечо: – Идём.

Двор был залит лунным светом – и светом огней, пылающих в глазницах черепов. Юрген спрыгнул с крыльца. Приглушённо ругаясь, Якоб пошёл следом.

Йовара встретили у ворот. Выглядел он так грозно, что Юрген не сомневался: если поймает чародея, который нарушил покой его леса, то тут же убьёт. Хранко стоял рядом. Один ворон сидел на его плече, второй – на согнутом предплечье другой руки.

Юрген открыл было рот, но боль в груди развернулась, расправила лепестки-лезвия. Он снова задохнулся, согнувшись в три погибели.

– Что, – произнёс Йовар угрюмо, – тоже чувствуешь?

Юрген слабо качнул головой.

– Чувствует – что? – Голос Хранко звучал надменно и недоверчиво. – Какой ты у нас нежный оказался, Юрген.

На плечо ему опустилась тяжёлая рука Йовара – и вмиг боль отступила, дышать стало легче. Юрген распрямился и понял, что ни Якоб, ни Хранко не испытывали ни толики того, что испытывал он. Но чему удивляться? В жизни Юргена никогда не существовало иного дома, кроме Чернолесья. Едва ли другой ученик Йовара мог чувствовать эти земли лучше, чем он.

– Кто-то решил, что может колдовать в моих владениях. – Йовар скрежетнул зубами. – Этот кто-то совсем потерял страх.

Вороны взмыли в воздух, и Хранко жестом указал им направление к лесу.

Йовар хмуро смотрел им вслед, стискивая пальцы на ремне. На поясе у него висел серп, через который он перекидывался – и который носил так, будто совсем не боялся порезаться.

– В лес вошли на юге, у Пограничных Столпов, – произнёс Йовар. – Но сейчас колдуют не дальше Лысого Холма.

– Как они идут так быстро? – поразился Юрген.

Хранко посмеялся.

– Думаю, они уже встретили то, что поубавило их пыл. Едва ли они подберутся к нам ближе.

– Они? – переспросил Якоб. – К нам пожаловал не один чародей?

– Двое. – Йовар сплюнул. – Довольно болтать. Юрген, бери Якоба, подойдёте к Лысому Холму с севера. Если найдёте этих колдунов раньше, чем я или Хранко, приведите их в терем. Живыми.

Якоб подошёл к воротам и осторожно – как мог – снял со столба один из черепов.

– Ночь на дворе, – пояснил он удивлённому Хранко. – Темно.

– Какой ты наблюдательный. – Хранко усмехнулся. – Что ж, ты прав. Всё лучше, чем тратить силы на огонь…

– А может, – рявкнул Йовар, – вы перестанете трепаться?

Он воткнул серп у своих ступней.

– Берите что хотите и вперёд, в лес.

Хранко молча снял другой череп – держал он его бережно, за затылок, боясь проломить хрупкие лицевые кости. Йовар же переметнулся через серп. Юргену казалось, что он даже не кувыркался, просто перешагивал через границу и выступал медведем. Сейчас Йовар стоял на задних лапах – чёрный, лохматый, ростом с двух взрослых мужчин. Он тяжело опустился и посмотрел на учеников суровыми тёмными глазами.

Хлоп – Хранко обернулся вместе с черепом. У Якоба это вышло не так ловко, но череп не выпал.

Йовар дёрнул медвежьим носом. А ты чего стоишь, мол?

Юрген вздохнул.

– Сам будь осторожнее, ладно? – попросил он. – Не руби сгоряча.

И тоже вонзил нож в землю.

Ночной лес шелестел приветливо. Только незваные чародеи, должно быть, шарахались в ужасе, встретившись со слугами Йовара: духами и нечистью, принимавшими форму то кряжистых деревьев, то желтоглазых хищников. Этих чародеев Юрген совсем не боялся – кто бы там ни был, им не совладать с Чернолесьем и его тропами; если Йовар захочет, они никогда не найдут дорогу к его терему.

Юргена пугало другое. Для Йовара не было ничего проще, чем раздавить чужаков – утопить в лесном болоте или отдать на съедение пущевикам… Но не выйдет ли ему эта расправа боком?

Двадцать пять лет назад чародеи Драга Ложи запретили Йовару выходить за пределы его владений – за то, что он слишком грозно обходился с жителями соседних деревень. Йовар не скрывал, что сейчас стал куда смирнее, чем был тогда. Он не чинил чужакам зла, если те вели себя достойно и не пытались зайти слишком далеко в его лес, – пусть охотятся и собирают ягоды, от него не убудет. Но раньше… Йовар не считал, что наказание Драга Ложи справедливо, однако Юрген догадывался, что дела он творил недобрые, и сам это признавал.

Юрген тут же вспомнил об отце Ольжаны. Купец нарушил негласный договор местных жителей с Йоваром – надеясь объехать преграду на дороге, он свернул в лес и, заплутав, заехал слишком далеко. Йовар мог остановить его и вывести обратно к большаку, но ничего не сделал – слишком уж хотел обрести нового ученика. «Купец сделал выбор, – сказал Йовар однажды. – Я преградил ему путь, но он мог дождаться помощи на большаке, если бы не был так отчаян и нетерпелив. А за выбор нужно платить».

Какова же цена, которую Йовар запросит с незнакомых чародеев?..

Якоб в обличье вепря бежал рядом. Он был мощен и неповоротлив, но мог разогнаться так, что ненамного отставал от Юргена. Вместе они пересекали полянки, ручьи и колючие заросли. Небо летело над ними – поначалу синее, усыпанное звёздами, а потом – начавшее розоветь, точно один бок подпалили. Но колдуны нырнули под сень деревьев, ветки которых сплетались плотным куполом. Сюда не просачивался никакой свет – ни серебряных звёзд, ни бледного рассвета.

Юрген остановился у бурелома, принюхался.

Лошади?

Он обернулся человеком. Перелез через одно поваленное дерево, замер под вторым. Якоб превратился следом и, подобрав крупную палку, насадил на неё череп.

– Что? – спросил он возле уха.

Вдалеке мелькнул лошадиный бок цвета топлёного молока. Один, второй… Из темноты выступили две лошадки с золотыми гривами и медными копытами. Не дыша, Юрген пролез дальше под деревьями, надеясь рассмотреть получше.

Якоб держал череп над его плечом. Юрген сощурился. После того как Йовар дотронулся до него, боль от чужого колдовства стала неразличима. Только зрение мутилось, как если бы голова шла кругом.

Но разве он увидел недостаточно? Золотые гривы, медные копыта – совсем как из потрёпанной книжки о чародеях Драга Ложи, которую они с Хранко в детстве читали перед сном.

– Это кони госпожи Кажимеры, – выдохнул Юрген. – Если их заклясть, за один шаг они преодолеют несколько десятков вёрст.

Череп над его плечом шевельнулся.

– Ты врёшь, да? – спросил Якоб с надеждой.

– Если бы.

Седоков не было. Юрген выбрался из бурелома и плавно обошёл коней.

– Не трогай их, – предупредил он Якоба.

Кони были послушные, нестреноженные, они стояли там, где их оставили всадники. Со скуки били копытами и откидывали назад морды. Шерсть их лоснилась, под шёлковой кожей перекатывались мышцы. Грива лежала на шеях и сверкала, будто золотая пряжа.

Якоб обиженно фыркнул.

– Я не дурак, Юрген. – Он опёрся о палку с черепом, как на посох. – Куда дальше?

Юрген пожал плечами. Чтобы выследить чужаков, ему пришлось перекинуться в собаку ещё раз – и тогда он расслышал новые звуки.

Колдуны обнаружились недалеко от места, где оставили своих коней, в яме, на дне которой много лет назад было озеро. Держал их там исполинский палочник-буреломник – страж леса, сложенный из веток и коротких древесных стволов; прорези его глаз сверкали зеленоватым светом, а изломанные руки прижимали к земле незваных гостей, и те, как ни старались, не могли выбраться из его хватки.

Но вскоре Юрген понял: они не очень-то старались. Может быть, поняли, что лучше спокойно дождаться здешних хозяев?..

Обернувшись человеком, он присел у края ямы.

– Доброй ночи. Чем обязаны?

Якоб оказался красноречивее. Воткнул палку в землю и присвистнул:

– Ба-а, Юрген. Я думал, мы с тобой ищем чародеев. А тут – чародейки.

Юрген попросил палочника отойти, и тот, недовольно скрипя, приподнял руки. Девушки тут же вскочили. Якоб приблизил череп к яме, чтобы они с Юргеном могли хорошенько их рассмотреть.

Первая девушка была крепкой и статной, ростом с Якоба. Черты лица её были хищными, птичьими – хотя, подумал Юрген, это неуместное сравнение; госпожа Кажимера принимала в свой двор только девушек, превращающихся в птиц. Йовар считал это самодурством – ни один колдун не может предсказать или изменить свою оборотничью форму, так зачем обращать на неё внимание?.. Первая чародейка особенно напоминала птицу. Нос у неё был крупный и горбатый, слишком широкий для её узкого лица – но при этом она показалась Юргену красавицей. Желтоглазая, с длинной золотой косой, она была одета в коричневый кафтан с золотым шитьём и тёмные порты. Лет ей было, может быть, как Хранко – двадцать пять. Её спутнице – около двадцати.

Юрген глянул на вторую чародейку и тотчас отвернулся, будто обжёгся.

Он знал многих красивых девушек, но эта чародейка была красива особенно – смущающей, роковой красотой, от которой перехватывало дыхание. Её тёмно-каштановые, почти чёрные волосы змеились косами, в которых Юрген разглядел вплетённые золотые колокольчики. По слухам, чародейки Звенящего двора всегда носили с собой бренчащие вещицы – так им было легче подстроиться под ритм чужих мыслей.

Чёрные брови девушки изгибались ровными дугами. Глаза её были бездонно-карими, губы – маленькими и багряными, точно раскрашенными вишнёвым соком. До чего она, должно быть, опасна, подумал Юрген и нахмурился. Куда опаснее, чем её напарница, одетая подобно воительнице, в то время как эта чародейка носила укороченный кафтан и длинную юбку. Юргена не обманывали ни её привлекательность, ни молодость.

Да что говорить – с обеими нужно держать ухо востро.

Первая чародейка вытерла грязь со щеки.

– Меня зовут Уршула, – сказала она так спокойно, словно мгновение назад не была придавлена лесным чудищем. – А это – панна Аделяйда.

– Ляйда. – Голос второй девушки был насмешливым, бархатным. – Для вас, мальчики, просто панна Ляйда.

Ещё бы. По ней сразу было видно, что она с юга Вольных господарств, где в знатных родах не было господ и госпож, только паны и пани.

Рот Уршулы слегка дёрнулся.

– Мы чародейки Звенящего двора, – продолжила она ровно. – И мы здесь, чтобы передать вашему мастеру весть от нашей госпожи.

– А почему вы приехали к нашему мастеру ночью, как воры? – полюбопытствовал Якоб. – Да ещё принялись колдовать в его землях.

– Мы путешествуем на волшебных конях, и нам сложно рассчитать их шаг. – Уршула подняла взгляд на Якоба. – Простите за ночное вторжение. Это случайность.

В тоне – ни тени угодничества или неловкости.

– Эта случайность могла вам дорого обойтись. – Юрген подал Уршуле руку. Якоб последовал его примеру и помог панне Ляйде выбраться из ямы. – Наш мастер не жалует гостей, хозяйничающих в его землях.

Панна Ляйда усмехнулась.

– Я слышала, ваш мастер в целом гостей не жалует.

Юрген притворился, что не услышал. Он представил себя и Якоба, после чего сказал, что отведут чародеек в терем – но лучше бы им отправиться в своих оборотничьих телах, а не на спинах волшебных коней.

– Мы их не украдём, не бойтесь.

Уршула глянула на него с сомнением, но процедила:

– Я не боюсь.

Юрген нарочно замешкался, когда все превращались: ему захотелось посмотреть, через что будут перекидываться ученицы госпожи Кажимеры. Ольжана часто перебрасывалась через свой платок, но Юрген не увидел у Уршулы и Ляйды ничего, что могло бы сойти за границу при превращении. Оказалось, это им и не нужно: они перевернулись через собственные длинные косы. Уршула – в орлицу, Ляйда – в ласточку.

Тогда Юрген убедился: госпожа Кажимера послала к ним не простых учениц. Она отправила лучших. Сильнейшие из чародеев не могли перебрасываться через часть себя, одна лишь госпожа Кажимера славилась умением перекидываться через свой волос. Значит, и учениц она учила тому же.

Когда они добрались до терема, уже рассвело. Небо было серо-розовым, хмурым – Юрген любил разную погоду, но внезапно и ему стало так неуютно, что захотелось поскорее укрыться в домашнем тепле. Якоб повесил у ворот потухший череп – чародейки глядели на него без особого удивления, точно всегда знали, что у Йовара на дворе полным-полно человеческих останков. Да и что им кости, если они знали куда более жестокие чары?

Некогда госпожа Кажимера уговорила Драга Ложу пленить Йовара в его же владениях. Йовар редко рассказывал ученикам о госпоже Кажимере, но если уж и рассказывал, то злился: не ведьме, перекраивающий чужой разум, упрекать его в изуверстве.

На заборе сидел ворон и смотрел на чародеев умным чёрным глазом. Один из колов пустовал без черепа – значит, Хранко ещё не вернулся. Юрген положил руку на крыло птицы, передавая весть: «Нашли. Возвращайся». Много лет назад Хранко научил их связываться с ним через воронов. Всех их: Бойю, Ольжану, Якоба, Чарну… Чтобы они, где бы ни находились, всегда смогли рассказать о себе Дикому двору.

Юрген почувствовал на себе долгий взгляд панны Ляйды. Полуобернулся, удивлённо приподнял брови.

Она рассматривала его не таясь.

– Ах, Урыська, – мурлыкнула она. – Какая же красота пропадает в этой чаще.

Якоб подавился смешком, но Юрген снова сделал вид – на этот раз с раздражением, – что не услышал.

Уршула закатила глаза.

– Идём быстрее, – велела она Ляйде. – Ваш мастер не дома?

– Нет, конечно. – Юрген отправил ворона в небо. – Он не стал бы отсиживаться, когда по его лесу слоняются чужаки. Скоро вернётся.

Чародейки разглядывали их двор и терем, примечая детали, и Юргену стало тошно от этого – хотелось, чтобы они поскорее убрались к госпоже Кажимере. Да и зачем они пожаловали? Какое у Кажимеры дело к Йовару, если они друг друга на дух не переносят?..

В большой трапезной они встретили Бойю и Чарну. Чарна настороженно взирала на всех из угла, а Бойя, коротко расспросив о случившемся, дёрнула бровью и протянула:

– Ой-й, девочки, полуночные гостьи. Ну что же, присаживайтесь. У нас здесь, конечно, не стоегостские хоромы, но куда деваться.

Вид у неё был донельзя ядовитый – даже панна Ляйда ничего не сказала. Только молча устроилась на скамье, но не на той, где села Уршула.

Бойя положила локоть на столешницу и подпёрла щёку ладонью.

– Как поживает моя подруженька Ольжана? – спросила она. – Вы её там не обижаете?

Юрген не сумел растолковать выражение лица Уршулы, но оно ему не понравилось. Панна Ляйда недобро усмехнулась.

– А ты не знаешь, кумушка? – Она потянулась. – Твой мастер не рассказал тебе об этом?

– Ляйда. – Уршула сжала губы. – Замолчи.

Игривый настрой Бойи как ветром сдуло.

Тоска засвербела в груди Юргена. Только бы дождаться Йовара – при нём можно расспросить то, что ученицы Кажимеры не расскажут сами. Только бы дождаться…

Первым появился Хранко. Скользнул в трапезную чёрной тенью и замер рядом с Бойей. Юргену показалось, что все ученики Йовара разом стали тише и незаметнее шишимор – не до них сейчас было. Грохнула входная дверь. Раздались громоподобные шаги.

Лицо Уршулы не выдавало ни единого чувства, но пальцы тревожно сплелись в замок, звякнул браслет на тонком запястье. Ляйда сидела более раскованно – не по струнке, как её спутница, а опёршись на ладонь. Но перед появлением Йовара подобралась и выпрямилась.

Йовар вошёл и окинул обеих тяжёлым взглядом.

– Кто такие? – проговорил сквозь зубы.

Чародейки поднялись. Уршула рассказала, из какого они двора и что их сюда привело, но Йовар, казалось, едва слушал. Одним резким движением он выдвинул скамью и сел напротив девушек.

– А ваша госпожа, – бросил он с отвращением, – не предупреждала, чтобы не смели колдовать в моём лесу?

Уршула начала говорить про волшебных коней, но Йовар со злостью ухнул кулаком по скамье.

– Про своих коней, – плюнул, – будешь заливать кому-то другому. Думаешь, я колдовство волшебных тварей от человеческого не отличу? Что вы делали?

Уршула помедлила, выровняла дыхание. Затем призналась – когда кони вынесли их ночью в Чернолесье, они с панной Ляйдой зажгли чародейский огонь, чтобы осветить себе путь, и, мол, господин хозяин, они не использовали своё колдовство против стражей его леса или…

– Совсем берегов не видите? – Йовар упёрся рукой в колено и подался вперёд. – Не первый год под Кажимерой ходите, но не понимаете, чем это чревато?

Уршула слегка сузила глаза.

– Есть закон о гостеприимстве, – проговорила она. – Ученик одного чародея Драга Ложи может прийти ко двору другого в любое время дня и ночи, зная, что его не тронут.

– Не говори мне об этих законах, – процедил Йовар. – Я знаю их не хуже твоей госпожи. Нигде не сказано, что ученик одного чародея Драга Ложи смеет колдовать во владениях другого, понимая, в чьих землях находится.

Уршула помолчала и плавно поклонилась.

– Извини нас, – сказала она. – Всё, что мы делали, было не со зла.

Йовар хмыкнул.

– Ладно, – бросил наконец. – Что у тебя?

Уршула шагнула вперёд. Панна Ляйда, сцепив за спиной маленькие руки, легонько закачалась с пятки на носок.

– В Стоегосте, – начала Уршула, взвешивая каждое слово, – появилось чудовище. Оно задрало нескольких стражников и горожан, напало на крестьянский обоз, и неизвестно, скольких людей убило после этого.

– Печально, – проворчал Йовар. – Но мне-то какое дело?

– То, что сейчас называют Сущностью из Стоегоста, раньше было Беривоем, одним из господаревых дружинников. Тебе незнакомо это имя, мастер?

– Я не твой мастер, – ответил он, кривясь. – Нет, я никогда о таком не слышал.

– Что ж… – протянула Уршула. – Сущность из Стоегоста бросается на разных людей, но самую лютую ненависть испытывает к одной из учениц моей госпожи. Такую лютую, что пустилась за ней в бега.

Она внимательно смотрела на Йовара, будто пыталась что-то прочитать по его лицу. Но Йовар только фыркнул:

– Мне нет дела до того, что происходит с ученицами твоей госпожи.

Панна Ляйда издала короткий звук – то ли смешок, то ли кашель.

– Но раньше она была твоей ученицей, господин, – произнесла она медово, с легчайшим оттенком улыбки. – До неё тебе тоже нет дела?

И скользнула вперёд, к Уршуле.

Юрген похолодел. Он встретился взглядом с такой же непонимающей Бойей.

На лицо Йовара легла тень.

– Ольжана, верно? – Ляйда спросила это будто у всех одновременно. – В этом, конечно, есть её вина, но теперь она – главная цель чудовища. Хотя мы все понимаем…

Ляйда зашагала из стороны в сторону.

– Кто бы ни создал Сущность из Стоегоста, – шаг, шаг, поворот, звон колокольчиков в косах, – он сделал это совсем не для того, чтобы уничтожить твою бывшую ученицу, господин. Вернее, не только для этого.

Йовар снова опёрся о колени, расставил локти.

– Что ты имеешь в виду?

– Наша госпожа, – подала голос Уршула, – усмотрела в этом оскорбление себе и угрозу всему своему двору.

Йовар медленно огладил бороду.

– Что ты ещё принесла от неё?

Будто уже знал, чего ждать.

Уршула достала из-за пояса узорное перо сипухи.

– Моя госпожа считает, – произнесла она тоном, похожим на извиняющийся, – что ты приложил руку к созданию чудовища.

Она выпустила перо. Закачавшись в воздухе, оно мягко опустилось на пол и вспыхнуло золотыми искрами.

Когда чары развеялись, Юрген разглядел на полу знак – витиеватые буквы, вписанные в круг из согнутой, переломанной в одном месте стрелы. Это он тоже видел в книге про Драга Ложу – послание, которое другие чародеи отправили Нимхе, главе пятого, ныне уничтоженного двора.

– Что это? – зашипел Якоб ему на ухо. – Что это значит?

Конец, предположил Юрген.

Он поднял глаза на Хранко, белого как молоко.

– Это объявление войны, Якоб, – произнёс Юрген одними губами. – Всем нам.

– Моя госпожа вызывает тебя на суд Драга Ложи, – сказала Уршула, – когда другие чародеи согласятся явиться в Тержвице и на время снять чары, удерживающие тебя в лесу.

Йовар смотрел на знак не моргая. От линий, прожжённых в полу, отлетали частицы, похожие на хлопья золотой золы.

– Вызывает меня одного?

Уршула склонила голову.

– С твоими ближайшими учениками.

Йовар вперил в неё тяжёлый взгляд.

– Скажи Кажимере, что я не имею никакого отношения к этому чудовищу. Мои ученики – тем более.

– Это будут решать в Тержвице, господин, – произнесла Ляйда серьёзно. – Нечего беспокоиться, если на тебе нет вины.

Йовар резко поднялся, и чародейки отступили на пару шагов.

– Скажи ей, – потребовал он у Уршулы, – что я не позволю поступить с моими учениками так, как поступили с учениками Нимхе.

– Господин…

– Я, – прогрохотал Йовар, – не создавал никакое чудовище, и мой двор никогда не повторит судьбу двора Нимхе. Уяснили?! – Он сжал кулаки. – А теперь убирайтесь!

Трапезную тряхнуло так, будто весь терем подпрыгнул. Окна распахнулись. Снаружи поднялся ветер – он завыл и зарычал, как невидимый зверь.

– Вон, – уронил Йовар с ненавистью.

Дважды ему повторять не пришлось. Чародейки обернулись – и вылетели птицами из дома.

Йовар взмахнул рукой, и скамья, на которой он сидел, с оглушительным треском ударилась об стену. Со столов полетели горшочки с сухоцветом. Дверь раскрылась так, что едва не слетела с петель.

– Хватит! – крикнул Юрген. – Йовар, перестань!

Воздух в трапезной закружился – вместе с ветками сухоцвета, пылью, черепками горшочков, частицами чар госпожи Кажимеры. Юрген прыгнул к Йовару и, кое-как изловчившись, ухватил того за плечи.

– Успокойся, – потребовал он.

Йовар посмотрел на него пустым взглядом.

Дзин-нь. Хр-рясть. Разбитые горшочки повалились на пол.

Йовар вполсилы оттолкнул от себя Юргена и покачал головой.

– Ты просто не понимаешь, – проговорил он неживым голосом, – что сейчас начнётся.