Читать книгу Договорная семья для мэра - Яна Невинная - Страница 3

– Ясно, – цежу сквозь зубы, раздраженная тем, что весь город судачит о том, что мы не только бедные, но еще и вытряхивает все наши скелеты из семейного шкафа.

– Да ладно, не куксись, – улыбается Лера, демонстрируя белизну зубов. – Так чем я могу тебе помочь? – спрашивает виноватым голоском.

– Оплати за меня адвоката, а, Лер? – говорю с вызовом, прищурив глаза.

Подружка переводит взгляд с дороги на меня, смотрит с недоумением.

Но я вижу внутри глаз злорадство. Будто ее радует, что теперь я… Боже, а мы ведь сейчас на разных социальных ступенях. Вот и вылезло гнилое нутро богатой папиной дочки. Неужели и я была такая?..

– И бабушке лечение, – продолжаю ерничать, улыбаясь с горечью на душе. – Для тебя это пшик, а нам существенно поможет. Запишешь себе в графу «Благотворительность». Богатые же жертвуют бедным?

Замечаю, что она мнется и кусает накрашенную нюдовым блеском губу, и прерываю ее терзание:

– Лер, да забей, мне ничего не надо. Я сама со всем разберусь.

Произношу эту фразу и сама себе не верю, но она снова оттуда, из моего прошлого, где я считала зазорным у кого-то что-то просить, это скорее у меня просили.

– Мир? – спрашивает она неуверенно, немного по-детски оттопыривая мизинец, будто я сейчас возьму его и начну мириться, как маленькие девочки.

– А мы разве ругались? – пожимаю плечами и вижу, что мы достигли нужного места. – Останови, пожалуйста, здесь, я выйду.

За поворотом раскинулся район, куда Шарипова отправилась бы, если бы только приняла участие в новомодном квесте, да и то взяла бы свою охрану. Она не спрашивает, живу ли я в этом месте, всё и так понятно. Просто смотрит на меня, будто не знает, как попрощаться так, чтобы не остаться в контрах.

Зачем? Неужели мы будем дружить? Мы теперь из разных миров.

– Слушай, а чего ты не обратишься к Стасу Болотову, он же по тебе сохнет, всё спрашивает, когда ты на учебу вернешься. Юный химик, – смеется, давая понять, что выбранная специальность так и не была ею понята. Не то что ее менеджмент и международные отношения.

Но я хотела занять достойное место на предприятии отца, а теперь и образование не нужно, да и платить за него нечем, и отца нет, и предприятие его кем-то другим управляется.

– Стас… – морщусь, вспоминая, как поставила парня в черный список, ведь я все-таки замуж вышла, а он донимал. – Нет, не буду я к нему обращаться.

– Гордячка, – заключает Лера, и мы снова молчим. Берусь за ручку двери, понимая, что всё уже сказано и добавить нечего.

– Ну-у-у, на адвоката денег у меня нет, но… – вдруг тянет она и достает из кармана купюры.

Я смотрю на протянутые деньги как на нечто ядовитое.

Ведь это у меня раньше просили. Я с таким же видом протягивала купюры, словно это обычные бумажки, которыми можно подтереться в туалете.

Теперь я имею возможность изучить всю палитру ощущений, тех людей, которых я облагодетельствовала когда-то.

И надо сказать, ощущения далеки от приятных. Но я не имею права показывать излишнюю гордость. На кону судьба Сашки, так что придется наступить себе на горло.

Горечь собирается во рту, на душе тяжесть, а руки уже сами по себе протягиваются, чтобы взять купюры.

– Адвоката могу посоветовать. Мой хороший знакомый, – произносит Лера, и мне кажется, что она не такая и плохая. Ну всё, сейчас кинусь ей на шею и буду плакать, потому что она единственная из всех проявила ко мне доброту за последнее время.

– А ты уже выяснила, кто отец Сашки? Ну, настоящий? – с азартом в глазах любопытствует Лера, и мне кажется, будто она выкупила этот секрет деньгами.

Глотаю обиду и снова злюсь, ведь я почти поверила в ее искреннее желание помочь.

– А тебе птичка только половину новостей принесла? – замечаю чуть ехидно.

– Ад, ну не надо язвить, мы же вроде помирились. Смотрю, бедность на тебя не повлияла. Так и осталась адской девочкой.

– Артура Багримова знаешь? – копаясь в памяти, извлекаю оттуда имя отца Саши и отворачиваюсь к стеклу. Не видела смысла его запоминать, но сейчас как-то само пришло на ум. Ему, кстати, подходит…

– Артура? Багримова? – вдруг восклицает подружка.

 Напрягаюсь, потому что подруга чуть ли не крестится.

– Меня удивляет, что ты про него ничего не знаешь.

– Да откуда я про него знаю-то?!

– Ты шутишь? – продолжает она верещать, будто увидела призрака. – Это же… Боже, слушай, мой тебе совет: брось ты это дело. Брата ты не выцарапаешь из его лап! Я в шоке, просто в шоке… Как же твой отец забрал ребенка у самого Багримова?

– В смысле? – спрашиваю с напряжением, ее слова меня пугают. – Я не могу, ты же знаешь, не могу отказаться от борьбы за брата. А что с этим мужиком не так?

– Ну просто поверь, у тебя не получится добиться у него милосердия, он тебя в тюрьму посадит! А вообще странно, ты уверена, что он – отец твоего Сашки? Багримов же подался в гонку за кресло мэра. Я думала, что все эти слухи вокруг него – это происки конкурентов, но теперь… Впрочем, неважно, лучше такого вслух не говорить. У него везде уши.

«Да что они все заладили про тюрьму?» – поражаюсь мысленно, чувствую арктический холод в душе, меня морозит от жутких слов Леры. Даже если Артур Багримов – будущий мэр, мне что, сидеть сложа руки и трястись от страха?

Ведь я не виновата в этом, я вообще была ребенком, когда Сашка родился, вернее, когда мне сказали, что у меня появился брат.

Кого можно было бы посадить, так это отца, но это невозможно, потому что он умер, а мама может пойти разве что за сокрытие преступления. Интересно, сколько за это дают? Вот ни разу не пожалею ее. За всё время ни весточки не подала…

– Думаешь, он может всех подкупить и ничего с ним не поделать? – спрашиваю с болью в сердце. Неужели настолько страшен этот человек?

– Уверена, что так, – кивает она и цокает языком, будто уже хоронит и меня, все мои устремления и цели. – Зверь, а не человек. Не уверена, что у него есть сердце. Если хоть раз с ним столкнешься, поймешь. Я была с отцом на одном рауте, и поверь, хочу это развидеть.

Молчу про то, что уже сталкивалась с этим Багримовым. По спине проходит холодок. Неприятный такой. А щека фантомно начинает болеть. Прикладываю руку к коже на лице, будто она все ещё горит.

– Дело в том, что у него погибли жена и ребенок. Умерла в родах, а затем и малыш. В какой-то захолустной больнице. Темная история. Стой! – восклицает она. – Неужели это тот самый ребенок? Не погиб? Или это другой ребенок? Или твой отец его украл и выдал за своего? Точно-о-о… Какой-то ужас, я в шо-о-о-оке… – продолжает по-дурацки кривиться Лера, как будто откопала доступ к паролям от аккаунтов всех звезд и прочитала всю их личную переписку. Аж трясется вся.

Чертыхаюсь, злясь на Багримова, на отца и этого урода Вадима, который обокрал меня в такой ужасный момент. Да будь у меня хоть доля тех денег, что оставил в наследство отец, я бы запросто поборолась с самим дьяволом, но сейчас ощущаю себя беззащитной в преддверии борьбы с жутким чудовищем, о котором рассказывает Лера.

– Слушай, а твой отец не мог убить его жену? – спрашивает замогильным голосом Лера, хватаясь за горло, пучит глаза и выглядит испуганной.

– Лера, с ума не сходи, ничего не доказано и не выяснено, – осекаю ее, – мне правда не до твоих фантастических теорий. Ты лучше про Багримова дальше расскажи…

– Да что рассказывать? Это ужасный человек. Таинственная личность, безумно богат, финансовый гений, олигарх, происхождение его состояния неизвестно. Возможно, здесь замешан криминал, ой, ну я не знаю точно. Одержим властью и быстро продвигается в политической карьере, дерзко распихивая по сторонам всех конкурентов. А чем ему еще заниматься, если у него семьи нет? Он ведет максимально закрытый образ жизни с момента их смерти, про него самого мало что кто знает.

Нет семьи… И что же? Теперь он хочет лишить семьи меня?

***

С тяжелым сердцем поднимаюсь по лестнице зашмыганного грязного подъезда, зажимая нос рукой. Так и не привыкла. К бедному неблагополучному району не привыкла. К ужасным условиям в квартире. К отсутствию маломальской помощи и к ответственности за бабушку. К тому, что все отвернулись.

Разве могла я подумать, что близкий круг общения откажется помочь, стоило нам разориться? А всё из-за моей доверчивости. Верила, что Вадим поможет с управлением заводом, который остался от отца, не хотела бросать учебу, планировала уделять больше времени Сашке, который сильно переживал после кончины папы.

Ничего не сбылось. Сашку забрали, Вадим сбежал, а завод стал банкротом, и я, двадцатитрехлетняя пигалица, стояла перед дородными тетками и крупными мужиками с производства и сообщала об их сокращении, чувствуя волну негодования, обращенную в мою сторону. А еще насмешки. Они стояли, смотрели прямо в лицо и смеялись надо мной. Финдиректор сбежал с бухгалтершей, обдурив дочку умершего хозяина завода. Работу потеряли, зато вдоволь позабавились.

Невзгоды на этом не закончились. Вадиму было мало банкротства предприятия, обнуления моих счетов, он, заручившись всеми необходимыми подписями с моей стороны, продал наш дом со всей мебелью! Новые хозяева просто выставили наши вещи на улицу! У меня даже не было возможности их забрать все сразу, что смогла, то и увезла.

И мне пришлось забрать парализованную бабушку из больницы, потому что оплачивать дорогое лечение я больше не могла, и найти дешевое съемное жилье. Уход за ней вытягивал все силы, борьба за брата истощила кошелек. Мы еще держались на средства, вырученные с продажи моей машины, но и эти деньги быстро таяли.

У порога квартиры встречает сердобольная тетка Наина, складывая руки на груди и радуясь моему приходу.

– Адочка, я за бабушкой присмотрела, помыла ее, белье поменяла, накормила, только вот лекарства ждем, – улыбается во весь рот, чернявые волосы заплетены в тугую косу и повязаны косынкой, карие глаза светятся добротой.

Поблагодарить не успеваю, вваливаясь в квартиру, спешу на окрик бабули.

– Адка, где тебя черти носят? Тебя только за смертью посылать.

Помыв руки, бегу за стаканом с водой на кухню, спотыкаясь о ломаную табуретку. Кто ж ее тут поставил? Ах, это же я, всё не привыкну, что прислуги нет, и если что не так в квартире – то это моих рук дело. Пробегая мимо ванной, принюхиваюсь. Пахнет чем-то кислым, но не соображу чем.

– Адочка, у вас белье в машинке залежалось, прокисло, – говорит соседка, а я тру лоб в замешательстве, пытаясь вспомнить, когда же я его туда заложила, а еще мимоходом мысленно отмечая, что не соображу, зачем Наина за мной хвостом ходит.

И взгляд такой жалобный, будто чего-то от меня хочет, а спросить стесняется. Так обычно провинившиеся слуги смотрели.

Денег! Догадка вспыхивает красной лампочкой, а вот я вспыхиваю от злости. Бабушка! Опять эти барские замашки. Говорила же, что не надо нанимать соседку ухаживать за ней. А она, мол, нет, перед чужими ей не стыдно, а вот когда родная внучка о телесных нуждах заботится, это ее смущает. Странная логика – и весьма разорительная.

– Мурзик, зараза ты серая, – теперь я спотыкаюсь о кота, который крутится под ногами и мешает пройти, мяукает жалобно, как ребенок. И этому что-то от меня надо. Они меня с ума сведут. Может, соседке кота отдать? Так ведь бесценный он, вернее, нет в нем никакой ценности. На помойке найденный, не смогла мимо пройти, когда он там у чаек какие-то отбросы отвоевывал.

Нам скоро самим будет есть нечего, а я котов привечаю и наемным сиделкам плачу. А чем платить, ума не приложу. Делаю вид, что ковыряюсь в кошельке, и смущенно улыбаюсь.

– Ой, всё на лекарства потратила… – закусываю губу, не зная, можно ли предложить что-то из вещей. Прилично ли это?

– Я могу до пенсии, конечно, подождать, – несколько обиженно отвечает Наина, да только я знаю, что почти вся пенсия уйдет на еду, лекарства и оплату квартиры. Я до сих пор не могу смириться, что ее не хватает на самое насущное, просто не понимаю, как мы докатились до такого.

– Ад-а-а, – снова голосит бабушка, на боевой дух которой не повлиял частичный паралич правой стороны тела.

– Сейчас-сейчас! – откликаюсь и иду в свою комнату, где горой навалена одежда и даже не заправлена кровать.

Становится стыдно, и я чуть прикрываю дверь, доставая из шкафа заветную шкатулку. Глажу рифленую, мерцающую золотом крышку и поднимаю ее, любуясь переливающимися драгоценностями. Остатки былой роскоши на черный день. Вот он и настал. Эти сережки папа подарил на совершеннолетие. Тогда во дворе устроили огромный праздник, салют взлетал до небес, а я была влюблена в охранника. Глупая наивная девчонка, которая ничуть не повзрослела с прожитыми годами.

– Держите сережки, – говорю с надрывом, кладя изумрудные капельки в мозолистую руку этой доброй женщины. Она заслужила их больше, чем я.

– Это слишком, они дорогие, – рассматривает серьги и чуть ли не на зубок пробует, – я завтра тогда приду, да и вообще, могу ухаживать за Антониной Тимофеевной, мне несложно.

– Языками чешете по полдня, – ворчит бабуля, когда я вхожу в узкую длинную комнату, погруженную в полумрак, сразу хватаясь за пульт. Бабушка ненавидит рекламу, необходимо нажимать на «беззвучно», иначе всем несдобровать. – Бабка от давления помрет, а вы не заметите, пока лясы точите. Блохастого покормила? – интересуется будто без интереса, а сама уже тянет руку с низкой кровати, чтобы потрепать по холке проходящее мимо животное.

Мурзик мурчит, а бабушка смотрит на меня с укором.

– Не забрала я Сашку пока, – начинаю юлить в ответ на вопросы бабушки, которыми она меня начинает закидывать, едва приняв таблетку.

– А глаза чего прячешь, Ада? Я не слепая. Условия у нас неподходящие, поэтому мальчонку не отдают? Да разве в детдоме лучше ему? Ей-ей, что ж это делается?

– С документами неразбериха, сложно всё, до суда Сашок побудет там. Я его видела, привет тебе передает, – вынужденно вру, не в силах рассказать бабушке правду. Не переживет же. – Кушает хорошо, за двоих.

– Прямо и кушает? И кашу казенную? Ну, если так, я спокойна. Но коли мне врешь, Адка, провалишься под землю.

Всегда меня пугали бабушкины угрозы, что-то ведьмовское проглядывало в ее темных глазах, внимательно наблюдавших за мной.

– Кушает-кушает, – киваю уверенно, а сама на кухню кошусь. – И тебе надо покушать.

А мне – доступ к интернету найти, понять, что за человек Артур Багримов. Как к нему подобраться.