Читать книгу Непридуманная сказка - Яна Перепечина - Страница 5

Александра и Ангелина

В тот день выпал первый в жизни Шпикачки снег, и, наконец, в темноте её стало хорошо видно. Потому что на жухлой траве тёмно-рыжее маленькое тельце, к тому же невероятно шустро передвигающееся на коротких лапках, было совершенно незаметно.

Ангелина вынесла таксюшку на руках и аккуратно опустила её на нечищеную дорожку. Шпикачка встала на нежный, легчайший, только что выпавший на землю снег и замерла. На её длинной любопытной мордочке отчётливо читалось безграничное изумление. Она ткнулась в белое холодное покрывало чёрным носом и пошла вперёд, отфыркиваясь и чавкая. За ней в неглубоком ещё снегу оставались не отпечатки лап, а ровная канавка, будто кто-то рыл в снегу траншею.

Шпики, ошалевшая от восторга, кидалась из стороны в сторону, канавка неотступно тянулась следом. И вскоре на белом нетронутом поле появился целый лабиринт, нарисованный тёплым щенячьим пузиком.

Мимо, топая и смешно выбрасывая в разные стороны лапы, проскакал нескладный щенок дворняжки, похожий на овчарку. Тоже радовался первому в его жизни снегу. Ангелина не удержалась и протянула руку, чтобы погладить: с появлением в их с Вадимом жизни Шпикачки она вдруг обнаружила в себе горячую любовь к собакам. Щенок, промчавшийся было мимо, почувствовав ласковую руку, скользнувшую по его спине, резко сменил направление и подлетел к Ангелине.

– Хороший, какой хороший… – Ангелина заглянула под живот щенку и поправилась. – Ах, да ты тоже барышня! И как же тебя зовут, прелестное дитя?

– Прелестное дитя зовут Келли. Или просто Килькой, – весело ответил сзади девичий голос.

Ангелина обернулась и поздоровалась с подошедшей девушкой. Вот так, тёмным осенним вечером, мягко ступая по свежему снегу, и вошла неожиданно в её жизнь верная подруга Александра Катунина. А в жизнь Александры ворвался Ангел со сложным характером и неуёмной тягой оказывать помощь всем нуждающимся.

Через месяц такого вот совместного гуляния Александра с удивлением заметила, что с нетерпением ждёт вечера, чтобы снова встретить смешную кудряво-лохматую темноволосую девицу, с которой было так легко болтать обо всём на свете. И уже не было и речи о том, чтобы на прогулку с Келли выходили мама или муж Саши Захар. Александра каждый день торопилась с работы домой, спешно переодевалась и почти бежала на встречу с подругой.

Удивительно быстро прошла зима, начался март. Девушки уже знали друг о друге всё, ну, или почти всё. Но тем не менее восьмого марта в квартире Ангелины раздался совершенно неожиданный звонок. Вадим был на работе. Поздравления иссякли ещё около обеда, и больше Ангелина никого не ждала. Но телефон, видимо, об этом не знал и надрывался изо всех сил. Ангелина, ворча, сползла с тёплого дивана, где она проверяла тетради в компании кота и Шпикачки, и с протяжным стоном сняла трубку.

– Подожди, – перебила Ангелина, – а он что, правда Захар?! Вот это имечко дали родители! Я думала, что это производное от фамилии Захаров, а ты его шутя так называешь.

– Да нормальное имя, не придирайся, – нервно хмыкнула Александра. – Правда фамилия у него… Нет, не скажу, а то ты смеяться будешь…

– Не буду! Говори, какая у него фамилия? Я уже от любопытства изнемогаю.

– Ладно! Не буду интригу затягивать! Харитон!

– Что Харитон? Кто Харитон? Какой такой Харитон? – Ангелина, конечно, всё поняла, но продолжала паясничать, стараясь хоть немного отвлечь Сашу от её неприятностей, даже демонстративно оглянулась в поисках неизвестного мужчины.

– «Какой-такой павлин-мавлин?» – горько усмехнулась Саша. – Харитон – это фамилия такая. И перестань озираться. Привыкай.

– Не может быть! Захар Харитон? Или Харитон Захар? А имя точно Захар? Или совсем наоборот? М-да, как говорит наш добрый приятель Серёга Ясенев, чудны дела Твои, Господи… Я считала, что ты Катунина. Ты тоже Харитон или оставила девичью?

– Не поверишь, я тоже Харитон.

– С ума сойти, – сердито махнула рукой Ангелина. – Слушай, а у тебя фотографии его есть? А то ж я его так никогда и не видела. Человек-невидимка просто…

– Только в компе.

– Включай!

– Зачем? – вяло удивилась Саша.

– Хочу плюнуть ему в морду! Тебе компьютер очень жалко? А то ведь я весь заплюю!

– Мне ничего уже не жалко.

– Это ты брось! Ты своему Харитону, который Захар, и так уже всё отдала… Ну, кто тебя учил так расставаться? Ты что, мужчина? Дачу оставила, машину тоже, ничего из мебели и техники не взяла. Ну, и по мелочи… Даже подарки на свадьбу и то все огрёб! А как же совместно нажитое имущество? Ты ведь не сожительница какая, ты – жена! Официальная!

– Уже почти нет…

– Тьфу ты! Бессребреницу!.. А-а… – Ангелина махнула рукой и пригорюнилась. – Да что я тебя ругаю? Сама бы так сделала. Только знаешь что? Надо с него хотя бы машину затребовать. Ну, как ты без неё?

– Ничего я от него не хочу! Я в эту машину даже сесть не смогу, всё напоминает о…

– Не плакать! – рявкнула Ангелина, но тут же лицо её дрогнуло, и она тоже заревела, зло вытирая слёзы. – Сань! Ляксандра! Ну, что ж ты у меня дурочка-то такая? Ты ж лучше всех! Он ещё локти кусать будет! А старая машина нам и не нужна. Ну, зачем нормальному человеку, тем более девушке, в Москве «Субурбан»? Тоже мне, техасский лимузин. Это ж сарай какой-то, а не средство передвижения! Овин! Амбар! Ангар! Эллинг! Или что там ещё… Затребуй с него что-нибудь маленькое, женское… Ну, джипик какой-нибудь. В качестве отступного. Мало, конечно, но с паршивой овцы хоть шерсти клок.

– А ты? – всхлипнула Александра.

– Что я?

– А ты бы с Вадима… ну, если, не дай Бог… тоже бы… отступное?

– Обобрала бы как липку!

– Да что ж ты врёшь-то, Ангел?! Ну, хоть передо мной-то стервой не прикидывайся! А то я не знаю, что ты дома белая и пушистая!

– Я?… – Ангелина вдруг сдулась и кивнула обречённо. – Да… Люблю я его, Сань. Вот как последняя дура люблю! И тебя очень хорошо понимаю…

– Да я знаю… Ты прости меня… И даже не думай, а что бы там, если… Вадим тебя тоже любит. Да ещё как. А Захар меня ни дня не люби-и-и-ил… А я-то! Я-то его!.. – И она снова заплакала, ещё тоскливее и безнадёжнее.

Захар появился в её жизни некстати. Она как раз готовилась к защите диплома и меньше всего на свете искала романтических отношений. Но вышло так, как вышло. Пришёл, увидел, победил – это как раз про начало их отношений. Александра никак не ожидала от себя такой бури эмоций. И вот на тебе!

Она ни тогда, ни потом не могла понять, зачем вдруг ему сдалась. Ну, для чего? Это она шла за него замуж, изнемогая от любви. Но он? Неужели из-за денег? Александра уже тогда работала в крупном банке, зарабатывала очень хорошо, а он всё никак не мог устроиться после дефолта. Была у него своя фирмочка, да развалилась в сентябре безумного девяносто восьмого. И после этого у Захара встать на ноги никак не получалось. Всё, за что он хватался, было либо совершенно бесперспективным, либо явно незаконным. Удивительно, что он к историческому дню их встречи не попался и не сел надолго.

Александра с присущим ей энтузиазмом взялась за мужа. Вернее, тогда ещё за… нет, не жениха – речи о свадьбе не шло. За бойфренда… Ну, да… Наверное, за этого самого бойфренда. Глупое слово, но «приятель» или «друг» в данной ситуации звучат ещё глупее. А уж «любовник» – и подавно.

Знакомых у неё было пруд пруди. И обычно это она помогала всем решать проблемы. А просить для себя всегда стеснялась. Но ради Захара, драгоценного, ненаглядного Захара, она была готова землю носом рыть, лишь бы найти то, что ему нужно…

И ведь нашла! Сначала даже сама не поверила в удачу. Отличное место, сулящее рост и головокружительные перспективы. Он на новом месте как-то сразу освоился, неожиданно проявил свои лучшие деловые качества и быстро пошёл в гору. Саша тогда им очень гордилась. И очень верила в него. Так верила, что даже как-то позабыла, что это благодаря ей Захар стал тем, кем стал. Она вообще легко делала добро и моментально забывала об этом, никогда не рассчитывая на благодарность. А уж от Захара и вовсе не ждала ничего, а радовалась тому, что он воспрял, встал на ноги и почувствовал себя… хорошо почувствовал, в общем. Настолько, что вскоре и вовсе стал ощущать себя хозяином жизни. Только влюблённая Саша этого долго не замечала… И куда только её глаза смотрели?

Осенью двухтысячного года, Саше тогда было двадцать восемь, они всё-таки поженились. Подготовку к свадьбе взяла на себя Александра. Захар милостиво соглашался с её идеями и предложениями. Или не соглашался. И тогда она придумывала что-то новое, не веря собственному счастью: Захар, её любимый, обожаемый Захар сидит рядом и обсуждает с ней их предстоящую свадьбу.

Торжество вышло весёлым и настолько идеальным, насколько это вообще было возможно. Восторженной влюблённой Александре тогда показалось, что вот оно счастье. Молодые муж и жена, успешные, здоровые, дружные. Ну, и пусть он её не любит (себе Саша старалась не лгать)! Но полюбит, непременно! Не сможет не полюбить, она же так старается… Сейчас вот чуть-чуть на ноги встанут и родят детей, не меньше двоих! А лучше – больше. Теперь-то они могут себе позволить. И Захар обязательно будет самым лучшим отцом, обожающим своих детей. А ей он будет благодарен за них и вот тогда-то уж точно полюбит. В общем, она обольщалась ровным счётом так же, как и миллионы других влюблённых женщин.

Ударил он её в первый раз, когда напился на дне рождения у друга. И сделал это не на пике эмоций, не в пылу ссоры (хотя и это, конечно, не оправдание), а так расчётливо, так холодно, что позднее, вспоминая, Александра только удивлялась. Просто позвал её в ванную комнату, подальше от чужих глаз. Она пошла, думая, что мужу нужна какая-то помощь, закрыла дверь, обернулась к нему с вопросительной улыбкой и вдруг отлетела, отброшенная сильнейшим ударом в живот. Отлетела неудачно, оступилась в огромном помещении, упала и ударилась головой о дверь.

Раньше Александра всегда считала, что звёздочки или птички, порхающие вокруг голов пострадавших мультяшных героев, не более чем шутливое преувеличение. Оказалось – нет. От удара в глазах потемнело, замелькали… нет, не звёздочки и не птички, конечно, но белые пятнышки, такие частые, что на мгновение показалось, что ещё немного – и они застят всё, а она, Саша, утонет в молочной белизне.

Александра негромко вскрикнула и беспомощно стала отползать в угол. Подвернувшаяся рука не удержала, подогнулась. И Саша нелепо и жалко завалилась на бок. Захар сделал шаг вперёд. Ей тогда показалось, что это какое-то затмение, ошибка, а вот сейчас он пришёл в себя и хочет помочь ей встать. Она даже чуть приподнялась ему навстречу. Но муж ударил её снова. Теперь уже ногой, обутой в дорогой замшевый ботинок, её подарок. Ударил не в полную силу, но всё равно больно и очень обидно. А потом снова и снова. Ещё и ещё.

Она хрипло вскрикивала и, ничего не говоря, пыталась всё же отползти, закрыться руками. Когда Александра сжалась и умудрилась прикрыть живот, Захар стал пинать её в спину и ниже. Жёсткие носы ботинок причиняли сильную боль. Но она даже закричать не могла: за дверью был полон дом людей, а тут она, жалкая, избитая. Стыдно, невыносимо стыдно! А тот, кого она с гордостью и любовью называла тёплым словом «муж», бил и бил её, не давая опомниться и зло, невозможно зло, тихо говорил:

– Что? Хорошо тебе, тварь?! Ты на меня глазами своими не зыркай! Молчишь? Молчи, гадина, молчи! А то за столом разговорилась. Нравится тебе быть умнее собственного мужа? Нравится, что все только на тебя и смотрят? Думаешь, я это прощу?

В дверь застучали, и хозяин дома встревоженно спросил:

– Эй, Харитоны! Вы там как? Всё в порядке?

– Да, Денис, в полном, – совершенно спокойно, с милой улыбкой глядя на себя в огромное зеркало, ответил Харитон, и Александра не поверила своим глазам и ушам. – Скоро выйдем.

У неё перед глазами всё ещё часто, суетливо мелькали белые точки, а потрясённое тело нестерпимо ныло. Но она потихоньку встала, опершись об итальянский унитаз. Захар с интересом исследователя смотрел на неё, сев в стоявшее в ванной плетёное кресло. Подумалось: будто интересную бабочку изучает. Хотя нет, конечно. Какую бабочку? Муху, жалкую муху. Измученную и изувеченную, но всё ещё шевелящую лапками и пытающуюся куда-то ползти, спасаться.

Встав, наконец, Александра дрожащими руками открыла кран и стала умываться. Тщательно наложенный макияж потёк. Она молча, сосредоточенно стирала тени, тушь, помаду. Словно это могло что-то изменить. Сзади подошёл муж, и она вздрогнула всем телом, ожидая нового удара. Но он крепко взял её за плечи, повернул к себе и принялся поправлять на ней одежду, пригладил растрепавшиеся волосы и, сняв с полотенцесушителя беленькое, мягкое, вкусно пахнущее махровое полотенце, стал аккуратно вытирать ей лицо. Потом, оглядел её с ног до головы, взял за руку и вывел из ванной. Она безвольно пошла за ним. Потрясение её было столь велико, что даже сопротивляться сил не осталось.

Навстречу им попался хозяин. Он игриво посмотрел на них и многозначительно пропел:

– Шалуны! Уединились. Всё бы этим молодожёнам ото всех сбежать! У меня комната гостевая наверху готова, не хотите туда пойти?

– Нет! – ожила вдруг заледеневшая Александра.

– Ну, как хотите, – пожал плечами удивлённый её реакцией Денис. – Моё дело предложить.

По пути домой Александра сидела, вжавшись в сиденье, и неотрывно смотрела в окно, ничего, впрочем, за ним не видя. Её никто и никогда не бил. Ни родители в детстве, ни другие дети в садике или школе. А тут вдруг… Ни за что… И не кто-нибудь, а собственный муж, самый родной, самый близкий. В голове стучало только одно: уйти, срочно, сейчас же, пока жива, пока совсем не изувечена, ни физически, ни морально…

… Но она никуда не ушла почему-то. То ли от безволия, то ли всё-таки от любви. Хотя, какая уж тут любовь…

Он ушёл сам. Через год с небольшим того, что и семейной жизнью-то назвать невозможно. Всё это время он в полном соответствии с законами жанра пил, изменял, не считая нужным ничего скрывать, пропадал в кабаках с друзьями и люто ненавидел её, Александру. Правда, бить больше не бил, потому что, когда попробовал сделать это снова, Саша схватила первое, что попалось под руку (это оказалась тяжёлая каменная статуэтка) и выдохнула ему в лицо: «Только попробуй!»

Захар посмотрел на неё долгим тяжёлым взглядом, но руку опустил и отошёл. Семьи, о которой так мечтала Саша, не стало. Но в соседней комнате жила мама, и Захар с Сашей, по какой-то необъяснимой негласной договорённости старательно делали перед ней вид, что всё хорошо, на деле живя в состоянии холодной войны.

Случались, правда, и относительно мирные периоды. В один из таких редких моментов Захар спросил у неё:

– Ты что, меня приворожила, что ли?

– Что я, совсем с ума сошла? – ответила она, пожав плечами. – С чего ты взял?

– Ну, посуди сама. Любить я тебя не люблю. Правда, уважаю. Девка ты умная и сильная. Непонятно только, с какого перепугу со мной живёшь… Значит, любить не люблю. – Он загнул мизинец, украшенный золотой печаткой.

Александра терпеть не могла никаких украшений у мужчин, кроме тех, что и украшениями-то не являлись: крестика да обручального кольца. Захар ни то, ни другое не носил, а вот печатку уважал. Она с отвращением посмотрела на его красный палец с рыжеватыми волосками и в который раз внутренне содрогнулась. И ведь любви-то уже, пожалуй, не осталось. А вот – поди ж ты! – живёт с человеком чужим и нелюбимым уже. Смотрит на него каждый день, сама себе удивляется, но ведь живёт! И самой-то себе не объяснишь, в чём дело, а уж другим и подавно.

Уже давно она стала просыпаться по ночам и подолгу лежать, чувствуя себя маленькой одинокой пылинкой в огромном мире. Когда она поняла это впервые, даже села на кровати, тяжело дыша от испытанного ужаса. Одна… Совершенно, безнадёжно одна. Тогда в её жизни ещё не появилась Ангелина, а маме рассказать обо всём было нельзя: расстроится. Да и не хотела она их свадьбы с Захаром, не нравился он ей. Но Александра настояла. Глупая, самонадеянная и наивная. А теперь как к маме пойдёшь? Посыпая голову пеплом? Нет, нет, только не так!

И вот сидела она перед чужим человеком, с которым делила жизнь, и слушала.

– Любить я тебя не люблю, – снова отчётливо произнёс, загибая пальцы, Захар, будто черпая наслаждение в этих жестоких словах. – Физически ты меня не привлекаешь. Детей я от тебя не хочу, – тут он приостановился, улыбнулся желчно, глядя на её окаменевшее лицо, и вновь повторил, сознавая, что бьёт в самое слабое, самое больное её место: – Детей от тебя мне не надо. Мне вообще ничего от тебя не надо. А вот почему-то живу с тобой.

– Наверное, не нашёл ещё к кому уйти. Ты ж без прислуги не можешь.

И тут он заорал:

– Дура! Заткнись! Да что ты понимаешь, идиотка?

– Ты ж пять минут назад говорил, что я девка умная, – зачем-то съязвила Александра, впервые решившись огрызнуться. Сказала и замерла, понимая, что махнула красным полотнищем перед быком.

Но Захар вдруг рассмеялся хрипло:

– Всё-таки ты действительно умная. Прав я был…

Пятого марта Александра пришла с работы измученная и бледная. Захар неожиданно оказался дома. Да ещё и – что уж вовсе случай небывалый – в хорошем настроении. Посмотрев на неё, он неожиданно участливо спросил:

– Что? Всё плохо?

И она, сама того от себя не ожидая, заплакала:

– На работе кошмар. Киселёв вышел на пенсию, и теперь у нас новый управляющий. Нытиков. Ты представляешь, бывают же такие фамилии.

– Ну, с такой фамилией жить нелегко. У него два варианта развития было: или стать человеком, чтобы никто про фамилию не вспоминал, или оскотиниться. Я так понимаю, что тут второй вариант.

Саша усмехнулась невесело и, кивнув, благодарно посмотрела на Захара. Он тоже улыбнулся и тепло шепнул:

– Да бросай ты всё к ляду, Саш! Я тебя прокормлю, пока ты себе чего получше не найдёшь. Вот завтра же и увольняйся.

Она тогда всю ночь не спала, пытаясь понять, что всё-таки происходит в странной её жизни. То Захар был изувером и садистом, то понимающим и чутким человеком, близким и хорошо изучившим её. От этого странного, противоречивого сочетания у неё голова шла кругом, и она совсем не знала, что делать. Но с работы на всякий случай решила не уходить, пока не найдёт что-то взамен.

Восьмого марта Захар подарил ей с самого утра маленький букетик мимозы, а потом уехал куда-то, сказав, что по делам. Вечером вернулся весёлый, довольный. Сел на кухне, ожидая, пока Александра накроет на стол и покормит его. С аппетитом съев полную тарелку ленивых голубцов – стряпню жены он очень любил, – благодушно откинулся на спинку стула, облизал пальцы – от этой его привычки Александру всегда мутило, – поковырял зубочисткой во рту и вдруг сказал:

– Я от тебя ухожу.

Она, моя посуду, даже не сразу поняла, что он сказал, а когда осознала всё-таки, медленно повернулась к нему и смогла спросить только:

– Ты это сейчас решил?

– Да какая разница? – моментально раздражаясь, пожал он плечами.

– Мне интересно, когда ты мне предлагал работу оставить, знал ли ты уже о том, что бросишь меня. Да ещё вот так… в праздник.

Захар промолчал. Александра посмотрела на него внимательно и кивнула, горько скривив, сжав губы, чтобы удержать подступившие слёзы.

– Значит, знал. Как же ты так? Зачем ты так со мной? А если бы я потом работу не нашла?… – Она с интересом оглядела его с ног до головы. – На что бы мы с мамой жили? Как-то это… слишком, Захар. Ну, ведь даже в тебе должна быть хоть толика человека…

Он ничего не ответил, встал и вышел из кухни. Вскоре хлопнула входная дверь. А она осталась.

Саша рыдала всё у той же самой мойки, где застали её слова Захара, в компании Ангелины. Рыдала от обиды, громко, навзрыд, как плакала в последний раз лет в шесть, когда на даче у подружки соседские мальчишки стащили её любимого пластмассового пупса да ещё и, напихав внутрь песка, утопили в местном пруду.

– Сань, – страдальчески морщась, спрашивала Ангелина. – Ну, куда ж ты глядела? Что ж ты так? Ты же умница, красавица.

– Я не красавица!

– Ну, пусть не идеальная, Бог с тобой! Но очень, очень симпатичная!

– Ангел! Мне. Никто. Никогда. Не. Говорил. Что. Я. Красивая. Понимаешь?! Папа с мамой не считали нужным, наверное. Другие тоже. Тебя у меня тогда не было! А Захар… он сказал… И я поверила…

– Часто?

– Что часто?

– Часто говорил?

Саша вдруг совсем сдулась:

– Один раз…

– Что-о-о?! Бедная, бедная моя Санька! Всё понятно. Ты – недолюбленный ребёнок.

– Как ты сказала? Недолюбленный? Да нет… Меня любили, вроде бы…

– Точно тебе говорю – недолюбленный, недоласканный. Родители с утра до ночи на работе горбатились, приползали еле живые. Бабушек-дедушек у тебя не было. Приласкать ребёнка некому было. Вот тебе всё время и нужно, чтобы тебя хвалили, говорили, что ты хорошая, умная, красивая, добрая. Ты же и на работе из-за этого пашешь как проклятая и всем помогаешь всегда. Из-за гипертрофированной ответственности и доброго сердца, конечно. Но ещё, чтобы похвалили, увидели твою незаменимость. Ох, Санька, Санька моя. Бедная, хорошая, самая лучшая. Что ж мы раньше-то с тобой не встретились? Я бы тебя хвалила… И почему ты мне про Захара до этого не рассказывала? Ну, про то, что у вас всё плохо?

– Ангел, спасибо тебе. Стыдно мне было рассказывать… А ты во всём права, конечно. Неужели в этом-то всё и дело?

– Точно тебе говорю! В этом. У меня есть ещё одна близкая знакомая, с такими же проблемами. Оля Ясенева. Я про неё тебе рассказывала…[1]

Саша кивнула. Историю Ясеневых она помнила.

– Родители ей в детстве любви не дали, так она из-за этого столько наворотила. Хорошо, они с Серёжей вовремя очухались. Вот и тебе пора в себя прийти. Надо уже себя начинать любить! Самой себя! Не от других эту самую любовь ждать. А просто понять, что ты чудесная, самая лучшая. Слышишь меня?! Я тебе больше киснуть не дам! Ты должна себе внушить, что ты лучше всех!

– Что-то мне это напоминает… «Самую обаятельную и привлекательную», что ли?

Они помолчали, глядя друг на друга, и вдруг захохотали, сначала истерично, на грани слёз, но потом всё веселее и радостнее.

– Будем жить, Санька! Будем жить!

– А теперь «В бой идут одни старики»!

– Ляксандра, не нервируй меня!

– А теперь «Подкидыш»!

– Молилась ли ты на ночь, Александра?

– А теперь «Отелло»!

– Уймись, Катунина!

– Ой, точно! Начну с того, что верну свою родную фамилию! И больше никогда её менять не буду.

– Не зарекайся! Я собираюсь тебя выдать замуж. И теперь удачно! А я просто так никогда и ничего не обещаю. Помяни моё слово! У меня и парень на примете есть. Золото, а не парень! Александром зовут. Он школьный друг моего Валдайцева.*

– Ангел, я тебя прошу! Мне никто не нужен. Совсем никто! Не хочу я замуж, и детей не хочу. Сил моих больше ни на кого нет.

– Так, понятно. Слушать этот бред я больше не намерена, буду действовать. – Ангелина встала, полная решимости помочь подруге.

Но, разумеется, как это часто бывает, всё получилось совсем не так, как планировалось.