Читать книгу Раздвигая границы. Воспоминания дипломата, журналиста, историка в записи и литературной редакции Татьяны Ждановой - Яннис Николопулос - Страница 6

А теперь оставим в покое семейные предания и перейдем к семейной истории. Мой отец, Антониос Николопулос, родился в 1896 году в Аркадии, в вышеупомянутой Каритене, в семье землевладельца и нотариуса Иоанниса Николопулоса. Антониос ходил в начальную школу в Каритене, а среднее образование получил, как и другие местные дети, в соседней деревне Андрицене. Там он окончил гимназию, возникшую на базе известной библиотеки дальнего родственника моего прадеда – Константиноса Николопулоса.

Этот Константинос, носивший псевдоним Агатофрон («тот, кто правильно думает»), был композитором и историком музыки, сыгравшим большую роль в воссоздании византийской музыкальной традиции в период греческого просвещения (XVIII век) и тем самым обозначившим основы преемственности греческой музыкальной культуры как составную часть движения за национальное возрождение Греции. В этом качестве он отмечен в истории новогреческого эллинизма[5].

Агатофрон родился в Смирне, но большую часть жизни провел в Париже, где стал большим эллинистом и, к моменту революции 1830 года, главным библиотекарем французского короля Карла Χ. Всю свою жизнь Константинос собирал книги и в итоге оказался владельцем одной из богатейших классических библиотек в Европе. Свою библиотеку из 4000 томов он и послал незадолго до своей кончины в родную деревню, где плодами его трудов смогли воспользоваться несколько поколений юных каритенцев, в том числе мой отец и почти все мои родственники. От них я слышал не один рассказ о том, как, жалея обувь, дети преодолевали путь между двумя деревнями босиком, закинув связанные между собой ботинки за спину. В Андрицене они жили в сьемных комнатах, посещая свой дом раз в неделю.

Кстати, примерно в то же время, когда Константинос собирал свою замечательную библиотеку, Каритена заняла важное место в греческой истории, став штаб-квартирой Теодороса Колокотрониса, самого выдающегося военного лидера периода греческой революции 1821 года. Всем известен памятник Колокотронису, установленный в центре Афин, перед старым зданием парламента. Однако я с детства помню памятник в Каритене с двумя артиллерийскими орудиями по бокам, располагающийся перед входом в крепость на горе. Сохранился и дом Колокотрониса, недавно отреставрированный государством и ставший музеем. Кстати, сам герой бывал в нашей семье и общался с моими предками. Рассказы об этом передаются моими родственниками из поколения в поколение.

Был у меня и еще один замечательный предок-выходец из Каритены – Василис Николопулос. Василис, живший в XIX веке, был родным братом моего прапрадеда. Он стал известен в Греции, в частности, тем, что был первым выпускником юридического факультета Афинского университета, после учреждения последнего в 1837 году. Василис занимал ответственные посты в государственных учреждениях независимой Греции, в частности, работал министром по делам образования и церкви и избирался депутатом греческого парламента. Его женой была дочь тогдашнего премьер-министра Вулгариса.

Надо сказать, что потомки Василиса Николопулоса, двоюродные братья моего отца Спирос и Димитриос Николопулосы сыграли довольно важную роль в профессиональной карьере и политической жизни моего отца. В значительной степени благодаря этим родственным связям, а также дружбе и совместной работе с кузенами, особенно со Спиросом, мой отец вошел в греческую политическую элиту и занял одно из ключевых мест в партии и близком окружении великого греческого либерального лидера XX века Элефтериоса Венизелоса.

Спирос был литератором и владельцем ежевечерней политической газеты «Этнос» («Нация»). О газете «Этнос» я расскажу чуть ниже. О самом Спиросе добавлю, что он писал повести и пьесы, с успехом исполнявшиеся в нескольких афинских театрах. Димитриос был видным греческим дипломатом. Все должности и места его дипломатической службы мне неизвестны, но я знаю, что одно время Димитриос работал греческим консулом в Аддис-Абебе, а затем был временным поверенным в делах Греции в СССР и возглавлял посольство в Москве. Там он, кстати, и погиб в 1938 году при странных обстоятельствах, якобы совершив самоубийство[6]. Димитриос проявился и как талантливый писатель, оставивший после себя несколько книг[7].

И Спирос, и Димитриос, тяготевшие к Венизелосу и находившиеся в самой гуще событий того времени, тесно общались и очень хорошо дружили с моим отцом.

Обращает на себя внимание склонность обоих моих родственников к литературному творчеству. Надо сказать, что в нашей семье писатели не такая уж большая редкость. Помимо Спироса и Димитриоса, писательский талант обнаружился также у племянника Спироса Костаса Кириазиса – автора многочисленных исторических романов. Обилие литераторов в нашей семье и тот факт, что, кроме моих родственников, никто из известных мне каритенцев по писательской стезе не пошел, наводит меня на мысль о нашем влахском происхождении.

Влахи представляли собой остатки латиноязычных чиновников и солдат Западной Римской империи, которые осели в более или менее изолированном положении в горах Византии и поэтому не эллинизировались, когда после VI века н. э. остальное население Византийской империи перешло на греческий язык. Они всегда стремились к образованию и культуре и легко воспринимали европейские языки, возникшие на основе латыни.

Однако так далеко в семейную историю не заглянешь. Что же касается семьи моего отца Антониоса, то в ней, кроме него самого, было еще десять детей. Пятеро старших – Элени, Константинос, Христос, Николаос и Спирос были рождены в первом браке моего деда Иоанниса Николопулоса. Его жена Эфросини Мадзурани рано умерла, и дедушка женился во второй раз, как было сказано выше, на Элени Леонардос, дочери свирепого Туркандониса. От этого союза родились Василис и Стаматина, умершие в младенчестве, а также мой отец Антониос, дочь Фотини (Фотула) и еще два сына – Йоргос и Гераклис. Все выжившие дети окончили гимназию в Андрицене, но их дальнейшая жизнь сложилась по-разному.

Элени вышла замуж за начинающего юриста Теодороса Каридиса и принесла ему в приданое нотариальную контору своего отца в Каритене. Эту контору они с мужем держали потом всю жизнь. У Элени и Теодороса было пятеро детей, и все они, кроме погибшего в 1940 году на войне в Албании Василиса, со временем перебрались в Афины. Христос получил экономическое образование и много лет работал генеральным директором крупнейшей в Греции шоколадной мануфактуры Павлидиса.

Все остальные дети, за исключением моего отца, пошли по пути, давно проторенному сотнями тысяч греков – они эмигрировали. Толчком к этому послужили разразившиеся в начале XX века эпидемии дакоса и филлоксеры, заболеваний, поразивших, соответственно, оливы и виноградники в Италии, Греции и Северной Африке. Эти эпидемии имели трагические последствия не только для сельского хозяйства, но и для всей экономики Греции, учитывая вызванный ими резкий спад экономической активности. В результате тысячи греков, и не только крестьян, были вынуждены отправиться в Новый Свет в поисках лучшей жизни.

Первым, около 1900 года, уехал в США мой дядя Константинос Николопулос, который обосновался в Нью-Йорке, в Бруклине, где занимался коммерцией и делами местной греческой общины. О нем я еще буду писать, потому что не раз встречался с ним в годы моей жизни в Америке. Примерно тогда же уехали за границу еще два сводных брата моего отца – Николаос (Никос) и Спирос. Никос поехал учиться во Францию, где вскоре умер от туберкулеза, а Спирос некоторое время работал в Кот-д’Ивуаре в торговом бизнесе магната Тангалакиса (дальнего родственника и уроженца Каритены) и тоже умер молодым от неизвестной тропической болезни.

Младшая сестра отца Фотула вышла замуж за Костаса Матцикаса и вместе с мужем также эмигрировала. Точно не помню, где в США жили Матцикасы – то ли в Нью-Йорке, как Константинос, то ли в одном из небольших городков Новой Англии. В эмиграции они родили четверых детей (еще один ребенок родился у них позже в Греции). К 1912 году в США оказались уже и Йоргос с Гераклисом. Йоргос уехал из Греции один в возрасте 13 лет, сев на корабль в Патрасе. Он жил в Чикаго и работал полицейским, а позднее занимал пост шерифа в городе Гэри в штате Индиана. От этого периода у него осталась шерифская звезда, долго производившая впечатление на всех юных членов семьи. Что касается Гераклиса, то он уезжал очень молодым и, вероятнее всего, как другие греки-иммигранты, работал официантом в каком-нибудь чикагском ресторане.

Неизвестно, как сложились бы в Америке судьбы всех моих родственников, но через пятнадцать-двадцать лет там разразилась Великая депрессия, и Николопулосам и Матцикасам пришлось вернуться в Грецию, где жизнь на тот момент была все-таки легче, чем на американской земле. Все они, кроме Константиноса, оставшегося в Нью-Йорке, приехали в первой половине 1930-х годов и осели в Афинах. Матцикасы привезли некоторое количество заработанных в эмиграции денег и купили дом в симпатичном афинском районе Патиссия.

Йоргосу после работы в полиции было трудно найти занятие по профессии, и он держал мини-магазин – периптеро, где ему помогали дети и юные племянники. Его семья жила в старинном пригороде Петралоне в старом двухэтажном доме, приобретенном Йоргосом на деньги от приданого его жены Пенелопы. (Пенелопа была красивой дочерью вышеупомянутого Тангалакиса, брак которой с выписанным для этой цели из США в 1935 году Йоргосом был устроен ближайшими родственниками, в том числе моим отцом.) У Йоргоса родились дочь и два сына, один из которых, врач по специальности, впоследствии стал начальником главного военно-морского госпиталя и дослужился до звания адмирала греческих ВМС. Гераклис получил юридическое образование. И он сам, и многие другие родственники в начале 1930-х годов работали в издательском комплексе моего отца Антониоса, к которому я и хочу сейчас перейти в моем рассказе.

Добавлю только, что родным отца пришлось по-настоящему нелегко, потому что в Греции все их намечающиеся успехи и дальнейшие жизненные планы опрокинула Вторая мировая война. В 1945 году, уже после окончания войны, четверо из пятерых детей Фотулы вернулись в США. Сама Фотула к этому времени уже умерла, а Йоргос и Гераклис были в слишком преклонном возрасте, чтобы еще раз начать все сначала. Несколько позже для продолжения образования в Америку поехал и единственный сын Христоса Иоаннис, ставший там электроинженером и работавший в известных фирмах Вестингауз и Саноко.

Но вернемся к жизненному пути моего отца Антониоса. Завершив учебу в Андрицене, он уехал в столицу, где, как и его отец до него, с успехом окончил юридический факультет Афинского университета. В отличие от моего деда, отец не пошел по юридической линии и стал профессиональным журналистом. Он работал главным редактором ежевечерней газеты «Этнос» – вышеупомянутого семейного издания, которым владел кузен отца Спирос[8].

Газета «Этнос», основанная Спиросом Николопулосом в 1913 году, была первой газетой, которая поддерживала политическую карьеру Элефтериоса Венизелоса с того момента, когда будущий «великий грек» приехал с Крита в Афины. В начале 1930-х годов Венизелос приступил к созданию широкой либеральной политической платформы и стремился взять под свое крыло всех социалистов, за исключением коммунистов, в которых он видел опасных конкурентов в борьбе за власть. Для этого ему нужна была газета нового типа, не отягощенная бременем политической грызни предыдущего десятилетия.

Учитывая, что основное влияние на политику в Греции оказывали тогда не вечерние, а утренние газеты, Венизелос учредил новое политическое издание и выбрал моего отца, которого очень любил как журналиста, в качестве главного редактора. Так в 1932 году появилась на свет ежедневная утренняя либеральная газета «Неос Космос» («Новый мир»), а спустя два года – еще несколько других газет и журналов, во главе которых встал мой отец и которые стали своего рода «рупором» для партии Венизелоса.

Учрежденные либеральной партией издания объединились в издательский концерн «Та Граммата» («Беллетристика»), где отец занял пост председателя правления. Эта группа изданий выпускала и распространяла книги и периодику, в частности, экономическую газету «Эргасия» («Труд», выходила в 1930–1960-х годах), где, как и в газете «Неос Космос», часто печатались статьи и комментарии отца, а также заметки и статьи самых видных представителей греческой интеллигенции – т. н. «поколения 30-х годов».

Под эгидой «Та Граммата» выходили еще женский журнал, книжное обозрение и спортивная газета, а также популярные серии греческой и мировой классики, издававшиеся в целях просвещения греческого населения. Кроме того, концерн торговал бумагой и другой продукцией, необходимой для издательской деятельности.

Политическим советником всего этого предприятия Венизелос назначил близкого к себе перспективного либерального политика и будущего премьер-министра Греции Георгиоса Папандреу, который, таким образом, на долгие годы вошел в жизнь нашей семьи.

О судьбе политической газеты я скажу позже. Пока лишь подчерк ну, что мой отец Антониос Николопулос был одним из самых блестящих и влиятельных журналистов своего поколения, оставившим по себе добрую профессиональную и человеческую славу. Однако эта слава дорого стоила отцу, с точки зрения интересов семейного бизнеса и личного благосостояния. Уйдя из «Этноса» в «Неос Космос» и «Та Граммата», он потерял право на участие в наследстве Спироса Николопулоса, рано умершего бездетным, и не смог стать владельцем газеты, в итоге доставшейся молодым племянникам кузена.

Я точно не знаю, из каких средств финансировалась весьма масштабная издательская деятельность моего отца. Общая финансовая поддержка политической партии Венизелоса и его важнейших инициатив в значительной степени исходила от крупнейших греческих предпринимателей – судовладельцев, текстильных и зерновых королей, видных коммерсантов. В основном это были представители международной греческой диаспоры, поддержавшие в Первой мировой войне Великобританию и Антанту, в то время как в Греции правила королевская династия с датскими, германскими и русскими корнями.

Если более широко посмотреть на роль и место этих людей не только как благодетелей либеральных греческих СМИ, но и как важной самостоятельной силы в греческой истории XX века, думаю, можно сказать, что именно эти люди финансировали становление и развитие современной Греции, в первую очередь ее промышленности, банковского сектора и морского флота. Между двумя мировыми войнами основные инвестиции в страну шли от греков из Лондона.

Сам Венизелос был тесно связан с кругом людей диаспоры не только политически, но и лично, через свой брак с Еленой Скилицци, происходившей из богатой семьи лондонских греков. Именно пробританская позиция Венизелоса, толкнувшего в свое время Грецию на участие в Первой мировой войне вопреки нейтралистской позиции короля Константина I, с одной стороны, привела к т. н. «национальной схизме» (буквальному расколу страны на две части в этот период), а с другой – создала условия для развития «особых отношений» между Грецией и Великобританией в 1920–1930-х годах и активного вмешательства британцев в греческие дела во время и после Второй мировой войны.

Замечу мимоходом, что в здании на проспекте королевы Софии в Афинах, где когда-то находилась личная резиденция греческого лидера, в наши дни располагается посольство Великобритании.

В международную диаспору уходит своими корнями и моя семья со стороны матери. Моя мать Роза, урожденная Протекдикос, родилась в 1900 году в Афинах, но происходила из банковских и коммерческих кругов греческой диаспоры в Триесте – главном торговом порту Австро-Венгерской империи, своего рода средиземноморской Одессе. Ее предки по отцовской линии, выходцы с греческих островов, были моряками, капитанами парусных кораблей и благополучными триестинскими банкирами. Одним из таких моряков-капитанов был дед моей мамы Константинос, уроженец острова Кеа. Его жена Нина Коломбо родилась в Генуе и была итальянкой-католичкой из рода Колумбов.

Сын Константиноса и Нины, мамин отец Эммануил Протекдикос, был видным коммерсантом и, кстати сказать, масоном тридцать третьего философского градуса. Его положение как греческого масона хорошо показывает сохранившаяся у меня фотография членов масонской ложи Афин, с дедом Эммануилом в самом центре живописного собрания. А propos замечу, что свою старшую дочь и сестру моей матери Нину дед также выдал замуж за мастера-масона по фамилии Сеферлис. От дяди Сеферлиса у меня остался маленький крестик, привезенный им из очередной поездки в Иерусалим. (Как вообще все масоны и особенно мастера масонских лож, он с трепетом относился к этому городу и часто посещал места, где находятся с вященные для «вольных каменщиков» каменоломни царя Соломона, заложившего на их основе древний иерусалимский Храм.)

Мамина мама и моя бабушка Вирджиния Мацалор была родом из местных словенцев. Имен ее родителей я не знаю, но слышал, что они, как и сама Вирджиния, которую многие звали «Фурланой», происходили из сельскохозяйственного региона Фурли между Триестом и Венецией, где жило довольно много славян. Известно, что бабушкины братья работали в пароходной компании «Ллойд Триестино», перевозившей пассажиров между Триестом и другими средиземноморскими портами. Насколько я знаю, и другие члены ее семьи работали на кораблях или в порту Триеста.

По-гречески Вирджиния говорила плохо, но по мере сил поддерживала греческий язык в собственной семье в интересах детей. Со своими родственниками бабушка говорила на триестинском диалекте итальянского языка. Об одном из кузенов Вирджинии было известно, что он служил офицером в австро-венгерской армии и во время Первой мировой войны попал в плен к британцам. Последние сохраняли в то время «джентльменское» отношение к военнопленным офицерам, и мой родственник провел годы плена довольно сносно, время от времени даже играя в футбол со своими товарищами по лагерю. Как рассказывали у нас в семье, Англия произвела на него неизгладимое впечатление. Вообще, все мои родные по бабушкиной линии были чистой воды «западниками», так как их культура была западной.

В Грецию бабушка Вирджиния попала в конце 1890-х годов в связи с тем, что ее муж Эммануил был назначен главой триестинской представительской фирмы в Афинах. К сожалению, через десять-пятнадцать лет благополучной жизни мой дедушка заболел и умер, оставив в столице в трудном положении вдову, почти не говорившую по-гречески, и четверых детей. Все это происходило на фоне Первой мировой войны, расчленившей Австро-Венгерскую империю на несколько новых государств, так что возврат домой был для бабушки крайне затруднителен, если вообще возможен.

В результате Вирджиния и большинство ее детей осели в Греции, и только самый старший сын, мой дядя Константин Протеджико, учившийся и начинавший работать в Триесте, остался жить на родине, став там со временем видным банкиром – директором местного Итальянского банка. Старшая дочь Нина, также задержавшаяся вначале в Триесте, после смерти отца добралась до Афин и стала первой помощницей матери в воспитании своих братьев и сестер. Все эти дети семьи Протекдикос родились в Триесте. Моя мама, шестая по счету и самая младшая, – одна из всех родилась в Афинах.

Моя бабушка была католичкой, а дедушка православным греком. По закону о смешанных браках, действовавшему в Триесте в то время, все мальчики, родившиеся от таких браков, «наследовали» вероисповедание своих отцов, а девочки – матерей. Таким образом, сыновьям Вирджинии предстояло стать православными, а дочери должны были воспитываться в католической традиции. Однако, когда моя бабушка осталась одна в Греции с маленькими детьми, она решила всех детей сделать православными, в том числе и девочек. Детей своих бабушка держала в ежовых рукавицах. Сама она при этом до конца жизни оставалась ревностной католичкой.

Все дети прекрасно учились в греческих школах и впоследствии заняли достойные места в греческом обществе. Например, мамин брат Димитриос Протекдикос, которого в семье звали Мимисом, стал одним из директоров коммерческого банка «Этники трапеза» («Национальный банк»), и по сей день являющегося одним из крупнейших банков Греции. Он был женат, но детей не оставил. Другой брат, Никос, стал директором коммерческого Ионического банка в Афинах. У него был один сын Теодорос (Дори), воевавший во время Второй мировой войны в Северной Африке и ставший впоследствии успешным коммерсантом в области купли-продажи кораблей.

О моем дяде Константине Протеджико и тете Нине Сеферли я уже упоминал чуть выше. Добавлю лишь, что у дяди был один сын, который умер в возрасте восемнадцати лет от пневмонии после высокогорного похода по Альпам. Нина и Сеферлис имели трех дочерей, работавших в Афинах банковскими служащими. Одна из них – Вирджиния, названная в честь своей бабушки, вышла замуж за Мицоса Леонардоса, кузена моего отца и его доверенного лица в «Та Граммата».

Вторая сестра мамы, Мария, стала женой бизнесмена Вангелиса Заппаса, который происходил из семьи греческой диаспоры в Румынии. Наиболее состоятельные члены этой семьи давно известны в Греции как крупные благотворители. В частности, миллионеру и меценату Евангелосу Заппасу, одному из богатейших европейцев конца XIX века, греки обязаны появлением в центре нашей столицы известной достопримечательности – элегантного выставочного павильона «Заппион», гармонично вписавшегося в зеленый парковый массив вокруг здания греческого парламента на площади Конституции[9].

Кем приходился Евангелису наш родственник Заппас я точно сказать не могу, – по-моему, он происходил из менее состоятельной ветви знаменитой семьи, – но родство определенно было. Вангелис и Мария родили одного сына, который впоследствии заведовал компьютеризацией Национального банка Греции.

У мамы Розы были и другие родственники, сделавшие прекрасные карьеры. В частности, трое из ее кузенов, носившие фамилию Лазаридис и происходившие с острова Кеа (из ветвей, образовавшихся от уже известных читателю предка-пирата и «русской княжны»), также стали известными людьми. Аристидис Лазаридис много лет занимал пост главы государственного Центрального банка Греции (аналога российского Центробанка). Его брат Михалис возглавлял крупный банк в Салониках. Третий брат Иоаннис, был кадровым государственным служащим и работал генеральным директором Министерства внутренних дел Греции. Он, кстати, потом сыграл не последнюю роль в моей жизни.

Наконец, четвертый брат Лазаридис, чье имя я, к сожалению, забыл, много лет возглавлял муниципалитет острова Кеа. Насколько я помню, моя мама и другие Протекдикосы часто ездили в гости и отдыхать на Кеа. Когда я и сам, уже взрослым, впервые приехал на этот живописный остров, мой родственник-мэр настойчиво уговаривал меня купить там участок земли. (Возможно, это имело смысл – за прошедшие годы Кеа превратился в популярное место отдыха афинской интеллигенции.)

Что касается самой моей мамы Розы, то она получила образование в престижном женском институте «Арсакион». Когда маме было двадцать лет, руководство «Арсакиона» послало ее в Египет, чтобы она организовала школу для детей греков-строителей Суэцкого канала в Порт-Саиде[10]. Роза, сама еще тогда молодая девушка, блестяще справилась с этой задачей, проработав на посту директора порт-саидской школы около пяти лет. В Порт-Саид с мамой отправилась и бабушка Вирджиния, которая все эти годы лично держала их дом и освобождала маму от бытовых забот. Надо сказать, что маме хорошо платили, потому что на деньги, заработанные в Египте, она смогла позже купить дом в уже упоминавшейся Патиссии, где с XIX века селились семьи представителей афинского среднего класса. Похоже, мама была первой из девушек семьи Протекдикос, которая как-то связывала свое будущее с полученной профессией и работала в ней, по крайней мере, некоторое время.

Вернувшись в Грецию, Роза Протекдикос преподавала в своей alma mater, «Арсакионе», занималась общественной и благотворительной деятельностью, участвовала в проектах социальной и образовательной помощи бедным слоям населения и женщинам. Она также непрестанно организовывала помощь беженцам, в огромном количестве прибывавшим в Грецию в 1920-х годах из Малой Азии[11].

Именно в это время мама увлеклась журналистикой и начала печатать свои статьи об образовании в газете «Этнос». Там она познакомилась с моим отцом, и в 1930 году мои родители поженились. Мама была правой рукой отца при создании газеты «Неос Космос». Она также работала в руководстве благотворительного фонда, занимавшегося проблемами матери и ребенка, и даже возглавила первый женский журнал «Гинека» («Женщина»), созданный в 1936 году под эгидой «Та Граммата». Однако с появлением детей (я родился 25 марта 1935 года, а моя сестра Элви – 21 мая 1937 года) отец настоял, чтобы мама оставила работу, и стал типичным греческим домашним деспотом. Он старался ограничивать жизнь жены кухней и детьми и всячески отлучал ее от всего, что выходило за рамки патриархальной семейной жизни.

С одной стороны, мама приняла такую перемену как неизбежность, отошла от профессиональных дел и отдала свою жизнь этой миссии – воспитанию детей, хозяйственным обязанностям и беззаветному служению интересам мужа и семьи.

С другой стороны, таланты и способности в землю не зароешь. Мама всю жизнь много читала на пяти иностранных языках и хорошо писала как журналистка.

И хотя когда-то она вошла в афинскую общественную жизнь дилетанткой, стремившейся реализовать свои представления о социальном благе, в течение жизни у мамы развились хорошее деловое чутье и незаурядные способности к менеджменту. Она стоически держала семью и хозяйство в любых, порой весьма сложных, обстоятельствах, рационально и дальновидно используя имевшиеся в нашем распоряжении материальные и финансовые ресурсы.

Разумеется, родители совершенно по-разному относились к воспитанию детей. Следуя в русле западноевропейской традиции, мама не забывала, что когда-то занималась вопросами защиты прав ребенка. Отец же проявлял себя как классический эллинист и постоянно ссылался на идеи Платона и других древних философов, говоривших о пользе сурового воспитания. При этом он считал, что своим «западническим всепрощением» его супруга портит нас. Мы, дети, страдали от этого разлада в воспитании и в меру своих сил пытались его сгладить.

К слову сказать, уже тогда я начал ощущать некую двойственность восприятия, сохранившуюся во мне, как я думаю, и поныне. С одной стороны, пока я рос и формировался как личность, я настойчиво стремился следовать современной западной культуре, которая казалась мне более цивилизованной, чем греческая. С другой стороны, став взрослым, я часто испытывал чувство утраты, вспоминая, как в детстве бывал счастлив, ощущая блаженный дух и волшебную атмосферу греческой церкви в афинском предместье Психико, где проходили мои ранние годы.

Оценивая под этим углом зрения трудности и испытания, выпавшие на долю нашей семьи в 1930–1940-х годах, надо сказать, что именно мама с ее практическим и рациональным подходом оказалась в итоге нашей спасительницей, уберегла нас от голода в тяжелые времена. Благодаря ее усилиям наша семья не только выжила в войне, но и избежала экономического краха в тяжелые послевоенные годы. На протяжении всей жизни с отцом мама неоднократно помогала ему выходить из трудных ситуаций и кризисов, возникавших из-за его импульсивных и зачастую недальновидных действий.

Будучи профессиональным журналистом и издателем, заложившим фундамент крупного предприятия – группы газет, типографии и издательства, – отец с азартом жонглировал всем этим, принося экономические интересы своей семьи в жертву собственным принципам и политическим убеждениям. Можно сказать, что в жизни он следовал призывам великого греческого писателя Казандзакиса, который внушал своему читателю: «Ты должен любить ответственность и говорить: я один могу спасти землю. А если она не спасается, то это моя вина»[12].

Вот и папа считал, что он в ответе за все.

Так, ведя тщетную борьбу против довоенной диктатуры генерала Метаксаса, протестуя и не желая подчиняться требованиям цензуры, мой отец прекратил в 1936 году издание своей газеты «Неос Космос». Устроенный им по этому поводу демарш был предельно выразительным: в один печальный день газета вышла с броским заголовком о своем закрытии, под которым зияла дыра из сплошных белых полос, оставленных цензором. В то время как остальные греческие газеты продолжали выходить под цензурой и действовали в пределах возможного, отец делал театральные жесты и повторял свое решительное «нет!». А когда пришли немцы, он и вовсе прикрыл деятельность всех своих издательских предприятий, – не только чтобы избежать цензуры, но и чтобы оккупанты не смогли воспользоваться их материальной базой. Результаты этого саботажа были плачевны: немцы все захватили или уничтожили, а уцелевшие остатки отцовского имущества достались его конкурентам.

Что же касается мамы, то она, в принципе поддерживая моральные основания поведения отца, оставалась в большей степени европейкой и старалась мыслить и действовать рационально. Именно это помогло ей спасти кое-что из собственности семьи во время войны и поддерживать нас, пока я и моя сестра подрастали.

Еще в 1935–1941 годах мама вложила небольшое количество скромных семейных сбережений в почти даровые земельные участки на пустырях уже упомянутого района Психико. Можно только поражаться ее рачительности – мама сумела обратить в выгодную и нвестицию те скудные деньги, которые ей удавалось отложить, экономя на хозяйственных расходах, – и экономической прозорливости. Спустя сорок-пятьдесят лет бывшие пустыри превратились в цветущие сады, где располагаются иностранные посольства и роскошные виллы греческой буржуазии. Сегодня здесь находится самая дорогая земля в Греции.

Забегая вперед, скажу, что в конце 1960-х годов мама организовала на купленных участках строительство трех-четырех жилых домов, где мы получили долю в виде некоторого количества квартир. Эти квартиры вскоре начали приносить нашей семье весьма приличный доход. К этому моменту мы, дети, уже выросли и начали «вершить великие дела» за океаном, – я стал историком и дипломатом, а моя сестра Элви – психотерапевтом и известной коннозаводчицей в штате Индиана. Понимая, что в Греции мы ничего не сможем добиться, не имея под ногами прочной финансовой базы, мама всеми силами старалась сохранить и приумножить в наших интересах столь удачно обретенное богатство.

Мастерски управляя семейной недвижимостью, мама вновь повернула фортуну к нам лицом и предоставила мне и сестре возможность реализовывать свои профессиональные устремления. А мы, будучи уже взрослыми, под влиянием генофонда нашего отца не сумели сохранить достижения этого нового этапа маминой деятельности. Нас увлекали то мечты о завоевании американских ипподромов, то интеллектуальные фантазии о возможностях манипулирования политикой сверхдержав, и в этих наших экзистенциальных экспериментах мы беспечно растратили практически все мамины завоевания.

Во всяком случае, история нашей семьи – хорошая иллюстрация к уже прозвучавшей на этих страницах мысли о внутреннем конфликте между греческой и европейской культурами. Рискну предположить, что этот конфликт нашел свое выражение не только в спорах и разногласиях между близкими мне людьми, но и в зигзагах и коллизиях послевоенной истории моей страны, и явился не последним из факторов, приведших к серьезным проблемам в жизни современной Греции.

Мой папа был индивидуалистом и одиночной звездой. Он мог, как Геракл, совершать подвиги, но в одиночку. А мама обладала даром социальной организации и могла вдохновлять и успешно организовывать коллективную деятельность, налаживать сотрудничество между отдельными людьми и группами.

Папа олицетворял собой тип героя, а мама – тип хорошего политика. Она старалась не высовываться, а координировать. Как журналистку, маму трудно было себе представить пишущей пламенную статью, хотя, когда надо было, она умела это делать. Потому что как носительница европейской культуры мама была рационалистка, а не оппортунистка, т. е. она всегда решала проблемы, полагаясь на разум, и не бросалась немедленно использовать любую открывающуюся возможность. И при этом у нее была глубоко моральная душа.

Мама обладала сильно развитым чувством ответственности, а также умением работать вместе с отцом и быть ему преданным другом и партнером во всех делах. Прекрасно сознавая все недостатки своего мужа, мама тем не менее глубоко уважала его и считала героем. Вдвоем мои родители всегда действовали как одна команда. После смерти отца в 1950 году мама собрала все оставшиеся в доме ресурсы и продолжила издание отцовской газеты «Неос Космос». Под маминым руководством газета выходила еще целых десять лет[13].

Жаль, что женщины маминого поколения не занимались политикой, иначе она могла бы подняться до больших высот и сыграть важную роль в тогдашней политической жизни Греции. Кстати, благодаря маме я всегда с пониманием и уважением относился к участию женщин в профессиональных и общественных делах и имел, в отличие от многих моих соотечественников, более адекватные представления о роли женщин в истории и современном обществе.

Я рад тому, что воспринял от мамы ее убеждение в ценности коллективной деятельности и сотрудничества. Свойственная европейской культуре способность к эффективной коммуникации и координации на уровне обычных людей – это то, чего до сих пор так не хватает греческой общественной культуре. Да, похоже, и близкой к ней и глубоко небезразличной мне общественной культуре России.