Читать книгу Человек в шляпе в стране Ксанад - Ярослав Бабкин - Страница 3

– Честно говоря, – он пододвинул мне тарелку, – я уж и не думал, что вы очнётесь. Вас довольно таки сильно приложило головой. И это не считая прочих травм. Не удивительно, что у вас амнезия.

– Я крепкий… – суп был вкусный и сытный, к тому же боль немного отступила, – значит, это вы меня подобрали, доктор Попов?

– Нет. Мой ассистент Зильбер. Очень талантливый молодой человек. Прекрасный эпидемиолог. Они с выездной группой возвращались с западной противочумной станции, когда проводник заметил вас в том овраге возле брошенного посёлка. Считайте, что вам сильно повезло. Следующий выезд только через месяц, а места здесь глухие. Посёлок у Чистого Ручья старатели уже лет десять как забросили – золота не стало, да и слава у тех мест дурная. Сейчас там мало кого встретишь. Разве кто из кочевых джунгар бы вас подобрал. Но и они нечасто там проходят. Так что вашу с Зильбером встречу, смело можете отмечать как второй день рождения. Даже записать в календарь. Это было два дня назад, во вторник.

– Был вторник? – не слишком уверенно поинтересовался я.

– Определённо это был вторник. А какое сегодня число вы помните?

– М-м-м… десятое?

– Шестнадцатое. Но ничего. Сотрясение мозга почти всегда сопровождается подобными синдромами.

– Вы меня страшно обрадовали, доктор.

Врач усмехнулся. Потом поправил пенсне и спросил.

– Вы воевали?

– Почему вы спрашиваете?

– Я врач. И немного разбираюсь в шрамах.

– А может это был несчастный случай на охоте?

– Осколочный? С гаубицей охотились?

– Ваша взяла. Было дело. Много лет назад. Валахия и Курдистан.

– Что ж. Это Вы помните. Уже хорошо. У вас были контузии?

– Пару раз. Небольшие. Ещё газами травило.

– Ясно. Русский язык вы там выучили?

– А… – только тут до меня дошло, что вся беседа велась на русском, – ммм… почти. То есть потом. Когда… в общем можете считать, что да.

– Плен? Нет, вы можете не говорить. Просто чем больше вы помните, тем лучше. Способность говорить на иностранном языке также указывает на вполне удовлетворительное состояние вашего мозга.

– Я понимаю. Да, в той войне нам повезло меньше чем вам. Но дело прошлое.

Он понимающе кивнул. Я поднял взгляд от тарелки с супом.

– А вы, доктор? Вы воевали?

Попов задумчиво снял и протёр салфеткой пенсне.

– Мы все воевали. Это была большая война. К счастью она уже закончилась.

Он вернул пенсне на переносицу, и пододвинул мне вазочку.

– Хотите мармелада? В этих местах его практически невозможно достать. Посылка от коллег из Петербурга.

– Обожаю сладкое, – я стал намазывать мармелад на кусочек хлеба, – когда вы меня нашли, я был совсем плох?

– Если быть откровенным – да. Вы бредили. Даже не представляю, кто мог подобное с вами сделать и почему…

– Бредил? Я что-то говорил? Особенное? Что могло бы подсказать как я сюда попал?

– Чего вы только не говорили. Многого я вообще не понял. В целом симптоматика для сотрясения мозга была не очень обычная, я бы даже сказал немного странная, да и травмы на первый взгляд выглядели не такими уж тяжелыми, но, увы, медицина пока ещё не полностью сведуща в тонкостях устройства человеческого разума. А бред. Ну вряд ли из этого бреда можно установить какие-то определённые детали… кхм… да. Вряд ли. Нет. Ничего такого вы не говорили. Обычный бред.

Его взгляд на мгновение скользнул в сторону. Я проследил за ним. На комоде, в аляповатой металлической раме, стояла черно-белая парадная фотография. Восточного типа благообразный мужчина в богатом мундире с орденами и лентой восседал на стуле в кругу семьи. Молоденькая девушка справа – видимо его дочь. Женщина у левого плеча… женщина… это лицо…

– Имя, звание, часть.

– Ядрушек, Карел, десятник, 2-я рота 12-го Богемско-баварского полка…

– Направо, следующий.

– Лефлер, Ганс, рядовой, 3-я рота, 28-й Штирийский…

– Направо, следующий.

– Палфалви, Дьёрдь, гонвед, 5-я рота 134-го полка…

– Направо, следующий.

– Бронн, Танкред, взводный унтер, 3-я ударная рота, 7-й штурмовой батальон…

Урядник-писарь отрывает взгляд от бумаги.

– Штурмовой? Налево…

Спиной чувствую его взгляд.

– … следующий.

– Пьянчини, Джузеппе, 9-й кавалерийский Неаполитанский… лейтенант…

– Налево, след…

– Бронн! Господин Бронн! Вам плохо?

– М-м-м… – где я, что происходит?

– Вы едва не потеряли сознание. Я подумал, что…

– Нет. Всё в порядке. Просто… просто воспоминания.

– Вы что-то вспомнили?

– Нет. Ничего существенного. Дела давно минувшие.

– Возможно это последствие удара. Сцепление воспоминаний… По-видимому, не стоило давать вам вставать с постели так рано. Вам нужно прилечь. Думаю, ещё пара дней постельного режима, и всё будет нормально. Вот так, осторожно, поднимаемся со стула. Голова не кружится?

– Ещё как кружится.

– Это нормально. Главное соблюдать покой и избегать каких-либо резких движений, особенно головой. Что там, Катя?

На пороге миловидная девушка чуть восточной внешности в белом фартуке и чепчике.

– К вам господин хуранда.

– Вы разве не видите, я занят…

Девушка попыталась что-то сказать, но на веранду уже вошли несколько человек в основательно запылённых мундирах.

Придерживая меня одной рукой за плечо, доктор Попов второй огладил причёску.

– Чем обязан визиту уважаемого кэшика?

– Небольшая проверка, доктор. Я смотрю, вы его уже нашли.

– Это вы обо мне? – я попытался сфокусироваться на лице главного.

– Именно.

Его улыбка мне не понравилась сразу. Точно помню, что это было ещё до того, как он влепил мне кулаком в челюсть…

Падая, я успел расслышать пронзительный визг медсестры и возмущённый крик доктора.

– Как вы смеете…

– Поднимите его, – распорядился главный, и добавил уже доктору, – прошу прощения за стул. Кажется, он его сломал, когда падал…

Двое в мундирах привели меня в вертикальное положение напротив офицера. Тот внимательно осматривал затянутый в перчатку кулак. На его лайковой поверхности блестели алые капельки. Я попытался оценить, на месте ли ещё мои зубы.

– Извините, полковник Чон… – начал доктор.

– Хуранда Чон, – мягко поправил его офицер.

– …да-да, я именно это и хотел сказать, но несмотря на вашу должность, вы всё равно не имеете ни малейшего права врываться на мой пост и избивать моих больных!

– Только если эти больные не являются государственными преступниками, доктор.

– Но…

Полковник развернулся ко мне, и я понял, что сейчас я опять что-нибудь сломаю. И мне чудовищно повезёт, если это будет только мебель.

– Где она?! Что ты с ней сделал?

– К-кто?

Это определённо был неверный ответ с моей стороны…

– Поднимите его, – брезгливо сказал полковник.

– Он ничего не помнит, – покачал головой доктор, – у него амнезия… потеря памяти.

– Я в курсе, что означает слово «амнезия», – поморщился Чон, – и поверьте, располагаю огромным опытом её практического лечения. Вы даже не представляете, сколько людей моими стараниями исцелились от отсутствия воспоминаний о том, что они сделали…

– Катя, выйдите отсюда, срочно, – неожиданно резко прикрикнул доктор на всхлипывающую медсестру, и вполголоса добавил, – вам незачем это видеть.

Полковник снова посмотрел на меня. Его тёмно-карие раскосые глаза чуть сощурились.

– Я повторяю свой вопрос. Где она?

– Б-боюсь, что м-мне п-придётся повторить свой ответ… кто?

– А он ещё и издевается…

Мир расплылся и зазвенел.

– …вам сотый раз говорю, у него амнезия. Ещё пара ударов по голове и вам придётся иметь дело со слабоумным!

– Доктор, не мешайте мне делать мою работу…

– Стойте! Кажется, он приходит в себя. Прошу вас, господин полковник, будьте благоразумны.

– Вы даже не поверите, до какой степени я сейчас благоразумен и сдержан, доктор. Поднимите его!

– Господин Бронн, если вы что-то помните, лучше скажите ему сейчас. Поверьте, он не остановится.

– Н… не помню. Ничего не помню…

– Не отпирайся! Что ты с ней сделал?

– С… с кем, чёрт побери? Если… умм… если вы уж так твёрдо решили окончательно выбить из меня мозги, я могу хотя бы уз-знать за что?

– С ней! – Чон выкинул руку в сторону стоявшей на комоде фотографии, – с принцессой!

– Что-о-о?!! Вы в своём уме?

– Полковник! Нет! Зачем! Ну вот… опять.

– Я выбью из него эту проклятую амнезию, доктор. Прямо здесь. И он всё расскажет. Всё!

– Боюсь, что уже нет, поскольку пока вы выбили ему только челюсть. Его придётся поместить в лазарет хотя бы на пару дней.

– Два часа. Этого должно хватить, чтобы вы привели его в транспортабельное состояние. Утром сюда прибудут конвой и транспорт. А на ночь у нас есть камера…

– Вы не имеете права так обращаться с больными, полковник! Я буду жаловаться консулу Саблину. Лично.

– Жалуйтесь. Но не забудьте уточнить, что речь идёт о больном, похитившем наследницу престола. И хорошо, если только похитившем. У вас два часа, доктор. Постарайтесь, чтобы к этому времени он смог говорить. У нас нет времени. Мы должны спасти принцессу.

Врач проводил людей в мундирах взглядом, и покачал головой.

– Катя! Скажите, чтобы готовили процедурную. Срочно. И принесите мне бинтов и чистой воды. И что-нибудь обезболивающее!

Камера – это было сильно сказано. Её роль выполняло пространство под верандой. Метр пыльного воздуха от земли до неструганых перекрытий, несколько столбов и решётка из досок в качестве стены. Если бы не наручники, приковывавшие меня к одному из столбов, возможно отсюда было бы легко сбежать. Правда, для этого я должен был как минимум быть в состоянии бегать.

– Господин Бронн, вы меня слышите?

– А?

– Тсс… говорите шёпотом.

– Это вы, доктор?

– Отлично, вы меня узнали. Это уже хорошо. Не шевелитесь, сейчас я вас отстегну…

– Спасибо, конечно, но почему?

– Не могу же оставить вас в руках этих людей? Они вас просто убьют. Вот, готово. Вы свободны.

– Вы нарушаете закон, доктор.

– Если я позволю им закончить начатое, я нарушу куда большее… ну… клятву Гиппократа, например… Осторожнее, здесь балка, пригнитесь. Вы можете идти?

– Кажется… по крайней мере попробую.

Я выбрался на свежий воздух, глубоко вдохнул, сделал шаг и чуть не упал. Доктор подхватил меня в последний момент.

– Осторожнее. Судя по всему, головокружения у вас не прошли?

– Похоже на то. А где полковник и его люди?

– Лёва… то есть доктор Зильбер развлекает их рассказами о прошлогодней вспышке чумы. Идёмте.

Мы заковыляли в темноту.

– Вы романтик, доктор, – пропыхтел я, – рисковать, спасая невинного человека…

– Ну, во-первых, я особо ничем не рискую. Я российский подданный, и они меня и пальцем тронуть побоятся. Тем более я хорошо знаком с консулом. Ещё по Москве. А во-вторых… – он замялся.

– Что?

– Когда вас подобрали, вы бредили.

– Да, вы уже говорили.

– В том числе вы бредили о принцессе…

– Я?

– Да. Пока я не вколол вам успокоительное, вы говорили почти непрерывно.

– Надеюсь, я ни в чём таком не признавался?

– Вы говорили, что куда-то опоздали, и она погибла. И одновременно, что должны её увезти, чтобы спасти, и что ей что-то угрожает. Называли имена. Принцессы. Её матери. Самого хана. Влиятельных хунтайджи. Ещё каких-то людей, которых я не знаю. Вы бредили, это совершенно точно. Но вы должны быть как-то связаны с принцессой и её исчезновением. И меня это пугает.

– Знали бы вы, доктор, как это меня пугает…

– Вы действительно ничего не помните?

Я покачал головой и тут же пожалел об этом – в глазах замерцали огоньки, а боль сверлом вкрутилась куда-то в позвоночник.

– Это ещё не всё, – вздохнул доктор, – Зильбер говорил, что их внимание привлекли какие-то вспышки. Будто кто-то сигналил зеркальцем. Они пошли на них, и нашли вас.

– Я подавал знаки?

– Боюсь, что вы тогда были не в состоянии этого сделать. Однако кроме вас в том овраге никого не было. Я не знаю, как это объяснить, но, если бы не это, вас бы ни за что не нашли.

– Час от часу не легче. Только мистики нам и не хватало…

– Мы уже пришли. Это Бугуш. Он отвезёт вас. К югу отсюда есть хурул. Монастырь. Ламы вас спрячут на какое-то время. Не думаю, что это полностью решит ваши осложнения, но, по крайней мере, у вас будет время немного привести в порядок голову и, может быть, вы что-то вспомните. А теперь попробуйте забраться на лошадь.

– Спасибо, доктор. Я ваш должник.

Доктор Попов на мгновение замялся, и добавил.

– Мне доводилось встречаться с её высочеством. Год назад, когда она вернулась из Шанхая и у нас была вспышка чумы. Она смелая и умная девушка. Я очень надеюсь, что с ней ничего не случилось, либо вы к этому не причастны. Потому что, если это не так, я буду очень жалеть о том, что сделал сегодня.