Читать книгу За гвоздями в Европу - Ярослав Полуэктов - Страница 9

Хроники эти – роман ли написаны на основе реальных событий в основном «по—горячему», что является художественно—эротической параллелью с живописью акварелью «по—сырому».

– Читатель, ты работал когда—нибудь по—сырому? Не довелось? Думаешь, мазня все это? Ну и дурень, прости меня господи. Считай, что бабу не имал.

Так довольно непедагогично в отношении искусства любви, но, зато с глубочайшим знанием изящного акварельного ремесла, объясняет нам сей новоявленный повар—производитель романов—солянок с частями—чтивами и главами—ингредиентами.

Слабое сердце настоящей дамы, знающей акварель, читая это, конечно же, екнуло в трусишки, а всамоделишная и хитрая доярка только ухмыльнулась.

– Надо же, удивил. Доярки каждый день работают по—сырому. Правда, не с акварелью, а с молоком, и ворочают не кистями, а сиськами, и не своими, а коровьими. Может поэтому и не ждет её хахаль и не гладит утюгом в ожидании её своих семейных труселей; и не любит он её по—художественному, а караулит другую, ненамазанную или намазанную, бесстрашную, с наступлением темноты, да за колхозными амбарами.

– А колхозы—то, у нас в стране есть? – спрашивают по—московски наивные городские дамы.

– Если есть по—прежнему дважды орденоносные хозяйства Ильича, если есть памятники Ленину—Сталину, если есть одноименные исторические центральные улицы по одной главной в каждом миллионнике, не считая переулков, то и колхоз должен быть где—то рядом, – отвечают им умные доярки.

– Маньяшка, слышь, где у нас наш Ильич вчера—то посклизнулся, что пришел весь в говне? А где у нас дерьмопровод, что окольным путем и потайным образом от экологов и санэпидслужбы ведет точно в Баламут—реку? Конечно же, не на гумне, а на скотном дворе, что за колхозным амбаром.

Самого колхоза, может, в том ещё понимании уж и нет, но запах—то от колхозов в качестве исторического наследства до сих пор в сохране. Выжили и колхозницы. Доярок всвязи с прогрессом и единой классификации технических терминов переименовали в операторов доильных комплексов, свинарей в менеджеров по безотходно—кругооборотному обращению продуктов пиво—свиноводческих хозяйств. Директоров колхозов окрестили владельцами частных сельских предприятий, пьяниц определили в алкогольнозависимые, лентяи стали безработными. Приватизационные чеки для кого—то стали деньгами, для цыган – разменной монетой, а для кого—то – одной спасительной бутылкой водки.

Понятие «советский народ» наконец—то само—собой упразднилось, и все стали просто населением, даже без поясняющей приставки «народо—».

В простолюдинов укороченный и несоветский народ превратится в мгновение ока перед лицом всемирной катаклизмы, объединяющей богатых, малоимущих и нищих в единое голодное целое, а пока он этого не заслужил.

P/S. Ваучер для Туземского Кирьяна Егоровича стал декоративной частью обоев при очередном обновлении интерьера родительской спальни. Обои были выполнены чрезвычайно модные: из старинных газет и цветных иллюстраций журнала «Neckkerman», привезенного из самих объединенных тогда Германий его близкой родственницей, проживающей в германиях в качестве жены сотрудника миссии хороших советских войск при штабе плохого NATO.

***

Особенность упомянутой акварельной техники, – говорит Чен Джу далее, – заключается в том, что восемьдесят процентов такой живописи художник – художница может смело сложить в самый дальний чулан и закрыть его дверцу на ключ. А ключ выбросить от соблазна собственноручной расправы с доказательствами личной бездарности при просветлении сознания, – то бишь после, или во время какой—нибудь попойки.

– Это, читатель, был счет в твою пользу, – деликатно иронизирует Чен Джу, сворачивая дальше на свою подлую сторону. – Не радуйся заранее. Этот только с виду мусор нельзя выбрасывать совсем. Этот якобымусор пригодится гораздо позже для биографов, любящих наблюдать истоки любой творческой личности. А, главное, сохранять надо плоды настоящей бездарности, которая, бывает, граничит с гениальностью.

И то ли вопреки, то ли в абсолютном соответствии с млекопитающими законами, иная, весьма частая, бездарность необъяснимо каким образом добивается признания. Выживает сильнейший (воюющий и зубастый) и терпеливейший (отсидевший опасное время в кустах).

Не так—то легко управиться с растекающейся краской и непослушной бумагой, мгновенно впитывающей в себя цветную жижицу, которая в зависимости от степени мастерства, превратится или в затейливые, но бессмысленные образования, либо сложится в сакральное изображение типа пятен крови, говна, слюней и трудового пота. Отправления эти при особом желании человечества можно выдать за оконченное творение в редкой авторской интерпретации, либо сойдет за исторический артефакт.

Высохшую живопись «по—сырому» невозможно исправить позже: все добавления и накладки сверху выглядят неестественно жестко. Можно довести акварель до гуашевого состояния, когда не только по главному принципу акварели не просвечивает бумага, но даже слои краски шелушатся от толщины и голодные тараканы трескают её наравне с гуашью.

Не знали? Не пробовали такого?

Можно попробовать вытереть неудачные места щетинкой, чтобы потом шлепнуть туда ещё акварели. Испытали? Уразумели? Поняли, что это бесполезно? Зачем тогда терли?

И так далее.

Девчонки, девушки, студентки, если бы вы попробовали написать маслом, гуашью и акварелью хотя бы по паре раз, вместо того, чтобы красить слизями рожи и пудрить растертым мелом носы, то ты вы бы смогли сравнить и понять, что на самом деле сложнее. Однозначно: акварель по сырому многократно сложнее, потому что она не терпит фальши, она требует невероятной скорости, иначе высохнет и наступят кранты. Чистая, правильная акварель не может ждать раздумий хоть высокопарных, хоть схоластических, хоть любых других.

Оставшиеся двадцать процентов нормальных, растекающихся по—правильному акварелей (пошел счет в пользу художника) – это все шедевры.

Уникальность такого произведения даже у посредственного мазилки состоит даже не в его сомнительном мастерстве, – гениальных мастеров акварели во всем мире за все времена можно сосчитать по пальцам, – а в мгновенной фиксации событий – по—иному импровизаций, пропущенных кистью сквозь подраненное ею же сердце. Акварельная живопись по—сырому иного не приемлет. Вот так—то выспренно. Вас уже тошнит от высоты слога? Мало кого не тошнит от высоты. А как же иначе?

Вот что такое живопись по—сырому. Но, поскольку…