Читать книгу Чудо заморское. Повесть и рассказы - Ярослава Казакова - Страница 7

Рассказы
Уничтожен

Оглавление

– Рудова! Ты совсем озверела? Что ты сейчас такое сказала в зале суда?

– Я сказала то, что все слышали. Для особо одарённых повторяю ещё раз, в более доходчивых выражениях. Итак, неважно, заберёте вы с Рыльниковой свой иск или нет, я всё равно буду…

– Вяткиной! Фамилия моей жены – Вяткина!

– У так называемой твоей жены может быть любая фамилия, но по сути она Рыльникова – дочь алкоголика, бывший неблагополучный подросток, человек с гнусным прошлым и богатыми криминальными связями. Рыльниковой она родилась, ей же и останется навеки, какой бы лох ни записывал её на свою фамилию.

– Всё сказала? – Голос бывшего мужа, бывшего защитника сборной России по футболу и бывшего уважаемого человека звучал непривычно зло и даже сварливо.

– Боже, в кого ты превратился! – Ираида вскинула изящные кисти рук в притворном изумлении. – Однако это ещё не всё. Она тебя скоро ещё импотентом сделает. Или уже?

Последние слова были произнесены с таким издевательским сочувствием, что Вяткину впервые в жизни захотелось ударить женщину.

– Ты заберёшь свой иск или нет? – Спросил он звенящим от напряжения голосом.

– Нет, конечно. Я уже доказала всем, что измены не было. Рыльникова подставила меня с помощью своего криминального знакомого Сергея Коб…

– Может, хватит? – Выдохнул он устало.

– Хватит мне тогда, когда я ссужу с тебя компенсацию за моральный ущерб, клевету и недостачу по алиментам на девочек. Думал, я буду довольствоваться жалкими объедками со стола Рыльниковой, да ещё и радоваться при этом?

– С моральным ущербом и алиментами более-менее ясно. При чём здесь клевета?!

– Ты назвал меня однажды проституткой. Прилюдно. Помнишь?

– Это было…

– Это была клевета, – произнесла Ираида с нажимом, – и тому есть десятки свидетелей. Однако для доказательства в суде достаточно двух.

– Похоже, материальные дела твои – швах! – Произнёс Вяткин насмешливо. – Куда же ты дела гонорар за ту книжонку, в которой полила помоями меня и всех, кто мне дорог? Воистину, человек делится только тем, что сам имеет.

– Не надо «ля-ля», товарищ святоша! Я делюсь с общественностью не своими, а вашими помоями, в частности, теми, которые Рыльникова вылила на меня с целью занять моё место. А до моего финансового положения ни тебе, ни твоей каракатице дела быть не должно.

– Я готов заплатить тебе. Столько, сколько ты хочешь, у меня нет, но я могу…

– Мне плевать, сколько у тебя там есть и что ты можешь или не можешь. Мне нужно всё. До копейки. Чтобы ты с Рыльниковой пошёл жить на съёмную квартиру. С милой рай и в шалаше, не так ли, Димочка?

– Побойся Бога! У нас четверо детей!

– Надеюсь, ты гонял Рыльникову с её детьми на генетическую экспертизу, как меня с нашими девочками?

– Ты зверь. Нелюдь.

Он смотрел на Ираиду и не понимал, как мог когда-то любить это исчадье ада. Лицо и фигура её, почти не тронутые временем, и тогда, и сейчас поражали правильной, строгой красотой. Только тогда, до всех тех страшных потрясений, глаза её напоминали по цвету июньское небушко, а сейчас явственно отливают расплавленной сталью.

Они сблизились на выпускном вечере Дмитрия, когда им было шестнадцать и семнадцать лет. Ираида училась на класс младше. Молодое, пьянящее чувство захватило их, и на следующий год Ирочка оканчивала школу с пятимесячным сроком беременности и обручальным колечком на пальце. Димочка уже тогда зарабатывал в большом спорте в десятки раз больше своего отца, а его любовь писала стихи и рассказы. Ещё она пела со школьной сцены ангельским, немного звенящим сопрано, и будущее виделось им сплошь в розовых тонах.

– Интересно, – произнесла Ираида почти весело, закидывая ногу на ногу. – Кто же меня сделал нелюдем? Кто разбудил во мне гадкого зверя?

– Я. Это сделал я. Я слишком рано сорвал цветок по имени Ирочка Рудова. Я не захотел выслушать тебя, мою законную жену, когда застал тебя, полуголую в объятьях незнакомца. Я очень виноват перед тобой. Прости. Однако ты тоже должна понять меня и пойти мне навстречу. У меня семья…

– У тебя была семья. У нас с тобой. Рыльникова разбила её и создала на обломках какое-то убожество. И это ты, ты позволил ей сделать это!

– Что же ты прикажешь делать мне теперь? – Вскинулся Вяткин. – У нас с ней четверо больных детей. Меня не берут на работу ни в один приличный европейский клуб, во многом благодаря твоим стараниям, между прочим, – Ираида усмехнулась сардонически. Дмитрий вынужден околачиваться за границей после того, как его мальчики сожгли зимний лагерь отдыха в Подмосковье. Должно быть, мамкины гены проявились. – Ты хочешь, чтобы я бросил Наталью с детьми и вернулся к тебе? С личной жизнью, я слышал, у тебя не клеится…

– Зачем мне жалкий обломок того, настоящего Дмитрия Вяткина? Я в отличие от твоей, так сказать, Натальи обломков с объедками не собираю.

– Это не важно. Ты заберёшь свой иск, если мы заберём свой?

– Нет, конечно. Срок давности по преступлению Рыльниковой ещё не истёк. Она ответит по закону за организацию нападения на меня.

– Её там не было, – устало возразил Вяткин. – Ты ничего не докажешь.

– Как ты можешь покрывать преступницу, да ещё и жить с ней на одной жилплощади, и женой её называть? Она тебе мозги отшибла что ли?

– Мы с ней венчаны. Ты забыла?

– Точно отшибла, – вздохнула Ираида, напряжённо глядя на свои наручные часы мужского образца. – Скоро конец перерыва. Пора в зал.

– Я взял её девочкой, – ляпнул вдруг Дмитрий.

– А меня ты взял мальчиком, можно подумать, – парировала Ираида насмешливо. – Там Вишневская приехала. Сейчас она расскажет, всем, как твоя жирная стриптизёрка ходила перед вашей первой случкой швы себе накладывать, и много о чём другом расскажет, например, как та пыталась её ограбить однажды. И не только об этом!

– Швы? Какие швы? Куда? – Растерялся Дмитрий.

На него было жалко смотреть, но Ираиде, похоже, плевать на это.

– Сейчас нам всем расскажут, куда, а, главное, зачем, лох ты венчанный.

– Постой… Вишневская? Илона? Она не даст показаний против нас!

– Она даст показания против Рыльниковой. Знаешь, почему?

– Ты ей заплатила! – Жахнул Вяткин. – Вот, на что ты тратишь свои гонорары! Ты им всем платишь! Ты! Одержимая местью, злобная, безголовая сука!

– Кому-то плачу, – легко согласилась Ираида. – Тому алкашу, например, бывшему прихвостню Рыльниковой, пнувшему меня во время нападения в живот. Он не только себя – мать родную оговорит за бутылку. А мне даже оговоры не нужны. Только правда. Вишневской не нужны мои несчастные деньги. Она дама состоятельная, ещё и замуж за миллионера недавно вышла. Она расскажет всё, что ей известно, потому что ей жаль тебя, дурака. Не может она смотреть, как ты называешь из года в год женой какое-то гнусное отребье.

– А ты? Кого ты называешь мужем? Такая злобная тварь не нужна никому, даже бомжу последнему! Ты…

– Вас ждёт в коридоре какой-то мужчина, Ираида Ильинична, – сообщила секретарь суда, заглядывая в переговорную. – Уже почти полчаса, – уточнила она, вскидывая вверх крошечный указательный пальчик.

Она смотрела на Ираиду Рудову с неподдельным восхищением, и внимательный наблюдатель смог бы заметить, что Полиночка перекрасилась во время процесса из рыжего в пепельный оттенок русого, точь-в-точь, как у Ираиды. Ещё полосатую блузку прикупила, не иначе, как насмотревшись на полосатые наряды скандально известной писательницы.

– Как он выглядит? – Поинтересовалась Ираида, перелистывая свой ежедневник и не находя в нём ни малейшего намёка на приглашённого мужчину-свидетеля.

На вторую половину дня вызваны только бывшая прима Большого театра Илона Вишневская и преподаватель народного танца Марина Лужина, их с Рыльниковой соученица по хореографическому училищу. И та, и другая согласились рассказать о том, какой образ жизни вела достопочтенная десятипудовая мадам Натали на последних курсах училища, а заодно об её криминальных похождениях.

– Высокий темноглазый шатен. Волосы волнистые. Плечи очень широкие. Ни одной правильной черты лица, но при этом потрясающе кра… – Сдавленный вскрик Ираиды прервал добросовестное описание юной барышни, и она умолкла, заморгав смущённо.

– Зовите его скорее сюда! – Выпалила Ираида. – В коридоре ни одной скамейки! Ему нельзя стоять так долго!

Однако Александр сам уже входил в переговорную. Походка его была уверенной, взгляд весёлым. Едва завидев его, Ираида стиснула на груди руки, рухнула обратно на стул и хрипловато разрыдалась. Улыбка на лице вошедшего сразу же погасла, сменившись выражением крайнего беспокойства. Александр бросился Ираиде в ноги, схватил её за руки и принялся покрывать их поцелуями.

– Любовь моя! Жизнь моя! Цветок мой! – Повторял он исступлённо. – Он совсем вымотал тебя, да? Давай уедем отсюда, Иретта, милая! Ты слишком хрупка, чтобы заниматься этим всем. Брось этот процесс, умоляю тебя!

– Ты ходишь! Сам! Без поддержки! Боже мой, Александр… Доктора говорили, что это невозможно!

Они словно не слышали друг друга: один умолял бросить к чёрту этот выматывающий процесс и уехать с ним, другая рыдала от радости, что любимый ходит без костылей и трости. После того, как Александр несколько месяцев назад прикрыл своим автомобилем машину «Скорой помощи» от несущегося на неё грузовика, доктора давали самые безрадостные прогнозы, но он здесь, с ней, и он ходит. Что может быть важнее?

– Я купил для нас с тобой дом, – говорил Александр, глядя прямо в заплаканные глаза Ираиды. – В нём нет ни одного телевизора, и в каждой комнате часы. Даже в кухне и в прихожей. Прямо, как ты любишь! Уедем, любимая?

– Да, – Ираида решительно отёрла слёзы. – Уедем сегодня же. Мне больше нечего делать в этом несчастном суде.

– Как это тебе нечего делать в суде? – Голос Дмитрия звучал разбито. Он ещё не перестал понимать итальянский язык. Не зря изучал его в престижной школе, а после играл за один из итальянских клубов целых одиннадцать месяцев. – А, как же…

– Да, провались ты вместе со своей Рыльниковой!

– Ты заберёшь иск?

– Да. Как только вы оба заберёте свой.

– Хоть сейчас заберём!

– Так, иди и займись этим, и не морочь голову.

Дмитрия Вяткина не пришлось упрашивать дважды. Он пулей пролетел мимо замеревшей в дверях Полиночки. Та с восторгом наблюдала развернувшуюся перед ней почти киношную сцену, позабыв о свидетелях, документах и прочей судебной скукоте.

– Как ты решился приехать?

– Я прочёл твоё последнее стихотворение и ужаснулся тому, что творится у тебя на душе.

– Я пишу по-русски. Что ты мог понять?

– Валерия перевела мне его по моей просьбе.

– Мои девочки навещали тебя?

– Да, два раза. Мы очень мило провели время. Кристина делала наброски с меня. Им в колледже задали нарисовать человека в разных позах. А Валерия прочла нам с ней интереснейшую лекцию о психологических основах искусства или о чём-то ещё в этом роде. Честно говоря, я не всё понял и многое забыл! – Они оба рассмеялись счастливо. – Думаю, это не так важно. Важнее всего другое, – Александр замолчал, уставившись на Ираиду искристым, ласкающим взглядом и, кажется, запамятовал, о чём говорил только что и, вообще, обо всём на свете.

– Что же для тебя важнее всего? – Спросила Ираида с улыбкой.

– Слушать тиканье часов вместе с тобой, Иретта. Наслаждаться тишиной вдвоём.

– И всё?

– Нет. Ещё хочу, чтобы ты родила мне мальчика с такими же глазами, как у тебя. Или девочку. Или обоих сразу. Я хочу держать тебя за руку всю жизнь.

Ираида припала к тёмно-каштановым кудрям Александра. Она заметила, что он пострижен не так коротко, как всегда. Несколько месяцев назад она сказала ему, что её приводят в восторг его кудри.

Через два дня они неслись вдвоём на мотоцикле по серпантину. Точнее, Ираиде казалось, что они несутся, а Александр ехал медленно и осторожно. Он не мог рисковать любимой женщиной, которую завоёвывал почти три года. Позже они праздновали свою помолвку в компании общих друзей, матери Александра и почти взрослых дочек Ираиды.

– Хорошо, что ты не стала уничтожать Вяткина, как намеревалась вначале, – сказал Александр, улучив минуту. – Это отняло бы у тебя последние силы и оказалось бы в итоге Пирровой победой.

– В этом не было никакой необходимости, – согласилась Ираида.

«Он и так уничтожен, – добавила она про себя. – Уничтожен тем фактом, что война в моей душе окончена».

Чудо заморское. Повесть и рассказы

Подняться наверх