Читать книгу Записки на поверхности. Рассказы и миниатюры - Ярослава Казакова - Страница 18

Я зашла в тупик и не видела выхода. В юности и ранней молодости казалось, будто всё идёт как-то не по-настоящему. Настоящая жизнь начнётся когда-нибудь потом, того гляди. Сейчас главное – продержаться, перекантоваться, перетерпеть. Хотелось счастья. Хотелось, чтобы было интересно. Чтобы легко и радостно.

Теперь передо мной тупик. Ненавистная бумажная работа, не приносящая ни пользы, ни удовлетворения, ни мало-мальски приличного материального вознаграждения. Я получаю второе высшее образование, о котором мечтала когда-то давно, но сочла его в своё время бесперспективным. Правильно сочла. Уже сейчас, на втором году обучения ясно, что работать по специальности мне не светит.

Рядом до икоты опротивевший человек. Ребёнок, цель жизни которого, кажется, побить все существующие рекорды по нытью и недовольству абсолютно всем. Если меня не станет, у моей дочери появится хотя бы реальный, а не надуманный повод для бесконечного нытья.

Мысли о смерти периодически одолевают меня с пяти лет. Кажется, без меня этот мир ничего не потеряет, только выиграет. Я всегда лишняя. Всегда и везде. То, что я хочу, всегда недоступно либо под запретом. То, что доступно, причиняет больше огорчений, чем радости. Зачем оно мне?!

Жить не хочется. Лечь бы и умереть, но нет, ничего не получится, я пыталась. Нет, не покончить с собой, а просто лечь, закрыть глаза и умереть. Я против самоубийства. Жизнь дана нам зачем-то. Я вижу её как бутон некого цветка: он не раскроется и не выпустит свой аромат, пока не пройдёт положенные стадии развития. Убить себя – всё равно, что раскрыть бутон пальцами. Цветка не будет. Не будет пользы и радости, с ним связанных.

Я сижу в комнате дочери. Никого нет дома. За окнами обычная ноябрьская пасмурная серость. Это конец. Край. Тупик.

На фоне голубовато-серых, низких туч появляется Око. Оно выглядит нечеловечески уставшим. Собственно говоря, оно и не принадлежит человеку, так что ничего удивительного.

– Что ты хочешь узнать? Я отвечу на любой твой вопрос, – голос исходит не от Ока. Он повсюду, но это нисколько не пугает меня.

– Что такое смерть? – Спрашиваю я, как ни в чём не бывало.

Око в окне сменяется разноцветной, вертящейся воронкой, постепенно перекрывшей всё. «Выход!» – Понимаю я и ныряю отсюда, из надоевшего тупика, туда, в медленно крутящуюся, переливающуюся разными цветами и оттенками воронку.

На той стороне люди. У меня не отложилось, в каких они существовали декорациях: комната, кабинет, лаборатория… Кажется, ни в каких. Просто люди на голубовато-белом фоне. Женщин больше, чем мужчин. Так, вот она, смерть. Иной мир. Та сторона.

– Ну, вот, я здесь, – сообщаю я тем, кто меня встретил, словно и так не понятно.

Среди них ни одного знакомого, и уж тем более родного лица, но, кажется, они рады мне. Лица излучают сдержанное дружелюбие. На губах женщин добрые полуулыбки. Обитатели той стороны не красавцы и не уроды – самые обычные люди, каких мы встречаем на улице каждый день.

– Ну, здравствуй, – говорит невысокая, полная женщина с круглым лицом и короткой стрижкой.

Кажется, она среди них главная. Я делаю книксен, окидывая взглядом всю компанию, и слышу нестройный добрый смех. Возникает ощущение, что я их всех знаю, но не помню.

– Какой был во всём этом смысл? – Спрашиваю я, имея в виду свою бездарно проползшую жизнь.

Не пролетевшую, а именно проползшую, словно больная, на всю голову контуженная черепаха. Здоровые черепахи гоняются так, что не уследишь. У многих знакомых эти как бы медлительные существа сбегали на прогулке. Моя жизнь никуда не сбегала. Она тянулась клейким, противным сиропом, только изредка превращаясь во что-то по-настоящему вкусное. Я не сожалею, что она закончилась в тридцать шесть. Туда ей и дорога.

В ответ на мой вопрос люди начинают переглядываться, загадочно улыбаясь. Им, видите ли, смешно.

– Ты сбилась с дороги, – сообщает мне то, что я и сама знаю, симпатичный высокий брюнет в очках. – Забыла, как правильно.

– А как правильно? – Спрашиваю я оторопело.

– Правильно живёт твоя дочь. Бери пример с неё, – говорит полненькая. Я в недоумении. Что угодно ожидала услышать, только не это. Я что, должна постоянно ныть, как она? Что же в этом правильного? – Она рисует, – напомнила моя собеседница. – Получает впечатления и фиксирует их в своих рисунках. Смысл в этом. Другого нет.

– Но я не рисую!

– Ты пишешь стихи, – в полных, белых руках появляется моя старая тетрадь, куда я записывала в студенческие годы свои как бы стихотворные позоры-кошмары. – Узнаёшь? – Ещё бы не узнать! Я готова провалиться со стыда, а в руках пухлого ангела, в чём у меня уже нет никаких сомнений, появляется другая тетрадь. Я начала записывать в неё стихи шесть лет назад. Три года назад бросила. Они все гадкие: о несчастной любви, одиночестве, крушении надежд. На кой чёрт они сдались?

– Теперь это не имеет никакого значения. Я уже здесь, – умничаю я.

– Тебе рано сюда насовсем, – говорит невысокий, коренастый блондин средних лет, и его слова подхватывают все женщины, кроме одной. Полненькая молчит. Высокий брюнет в очках только кивает согласно.

– Иди обратно. Ты ещё не все свои стихи написала, – неожиданно произносит полненькая.

Снова перед глазами завертелась воронка. Я не испытывала ни боли, ни сожаления, просто летела куда-то среди приглушённых оттенков жёлтого, красного, голубого. Помню небольшие вкрапления чёрного и серого. Полёт был странным и недолгим.

Я очнулась на своём диване. Рядом заходится храпом муж, а за окнами глубокая ночь. На часах три. Я вижу это, но не могу пошевелиться. Люди не птицы всё же, и полёты не проходят для нас даром, даже если они происходят только во сне.

После было много разного. Моя первая книга вышла через десять лет. Это сборник рассказов о жизни в том загадочном месте, где мне привиделось Око. Район построен на месте снесённого кладбища, и там случается всякое. Люди многое рассказывают.

Первый мой стихотворный сборник увидел свет ровно через одиннадцать лет после того странного путешествия на ту сторону. В нём не только грустные, отчаянные стихи. Он содержит стихи обо всём на свете. Я назвала свой сборник стихов одним словом: «Впечатления».