Читать книгу Хайди - Йоханна Спири - Страница 8

Во Франкфурте, в доме господина Сеземана, в удобном кресле-каталке сидела, откинувшись на спинку, больная дочка Клара. В этом кресле она проводила все дни, в нём её возили из комнаты в комнату. Сейчас она сидела в так называемой учебной комнате, примыкавшей к просторной столовой. Здесь были расставлены и разложены предметы и приспособления, которые придавали комнате обжитой вид и показывали, что здесь обычно бывают подолгу. Большой красивый книжный шкаф со стеклянными створками подсказывал, откуда комната получила своё название: в этом помещении каждый день проводились уроки с парализованной дочкой.

У Клары было бледное, узкое личико; с него доброжелательно поглядывали голубые глаза, которые в настоящий момент были обращены к большим настенным часам. Часы, казалось, шли сегодня особенно медленно, поскольку Клара, обычно не проявлявшая нетерпения, сказала с заметным раздражением в голосе:

– Ну что, им всё ещё не пора, фройляйн Роттенмайер?

Последняя сидела за небольшим рабочим столом и вышивала. Она сидела с прямой спиной и была укутана в странное одеяние – не то большую пелерину, не то полупальто, – которое придавало её облику торжественный вид, подчёркивавшийся чем-то вроде купола, водворённого на её голову. Фройляйн Роттенмайер уже много лет – с тех пор, как умерла хозяйка, – управляла всем в доме Сеземанов и руководила персоналом.

Господин Сеземан бо́льшую часть времени проводил в разъездах, оставляя весь дом на фройляйн Роттенмайер – правда, с условием, что его дочка будет во всём иметь право голоса и ничто не совершится против её желания.

В то время как наверху Клара уже второй раз с нетерпением пытала фройляйн Роттенмайер, не пора ли уже появиться тем, кого ждали, внизу перед входом в дом остановилась Дета, держа Хайди за руку, и спросила у кучера Иоганна, который только что сошёл с облучка экипажа, не поздновато ли тревожить фройляйн Роттенмайер.

– Это не моё дело, – проворчал кучер, – звоните, к вам спустится Себастиан.

Дета поступила, как ей было сказано, и дверь открыл слуга, облачённый в форменный камзол с большими пуговицами и почти такими же большими глазами на лице.

– Я хотела спросить, не помешаю ли я в такой час фройляйн Роттенмайер? – ещё раз повторила Дета.

– Это не моё дело, – ответил слуга, – звоните ещё раз, к вам выйдет горничная Тинетта. – И без дальнейших объяснений Себастиан скрылся внутри дома.

Дета снова позвонила. Теперь на лестнице показалась горничная Тинетта в ослепительно-белой шляпке на голове и с насмешливой миной на лице.

– В чём дело? – спросила она сверху, не спускаясь по лестнице.

Дета повторила свой вопрос. Горничная Тинетта исчезла, но вскоре появилась снова и крикнула с лестницы:

– Вас ждут!

Теперь Дета поднялась с Хайди по лестнице и, следуя за горничной Тинеттой, вошла в учебную комнату. Тут Дета почтительно остановилась в дверях, на всякий случай не выпуская руку Хайди: мало ли что взбредёт в голову дикому ребёнку в незнакомой обстановке.

Фройляйн Роттенмайер медленно поднялась со своего стула и подошла ближе, чтобы рассмотреть как следует будущую подругу дочери хозяина дома. То, что она увидела, её не особенно удовлетворило. Хайди была одета в простую хлопчатобумажную тужурку, на голове мятая соломенная шляпка. Ребёнок простодушно поглядывал из-под этой шляпки, с нескрываемым удивлением озирая башню на голове дамы.

– Как твоё имя? – спросила фройляйн Роттенмайер после того, как несколько минут испытующе разглядывала ребёнка, тоже не сводившего с неё глаз.

– Хайди, – отчётливо ответила та звонким голосом.

– Как-как? Но это же не христианское имя? Не может быть, чтобы тебя им крестили. Какое имя ты получила при крещении? – продолжала допрашивать фройляйн Роттенмайер.

– Я уже не помню, – ответила Хайди.

– Вот так ответ! – укоризненно заметила дама, покачав головой. – Барышня Дета, ребёнок ограниченный или склонный к насмешкам?

– С вашего позволения и если госпожа разрешит, то я бы лучше сама отвечала за ребёнка, – сказала Дета, незаметно ткнув Хайди в бок за неподобающий ответ. – Но Хайди не ограниченная и не склонная к насмешкам, такое ей и в голову не могло прийти: она говорит то, что думает. Но сегодня девочка впервые очутилась в господском доме и не знает хороших манер, однако она послушная и обучаемая, если госпожа будет к ней снисходительна. Крещена Хайди именем Адельхайд, как и её мать, моя покойная сестра.

– Ну, хорошо, это хотя бы имя, которое можно произнести, – заметила фройляйн Роттенмайер. – Но, барышня Дета, я должна вам сказать, что ребёнок кажется мне слишком маленьким. Я говорила вам, что подруга для фройляйн Клары должна быть того же возраста, чтобы могла успевать за ней на уроках и вообще делить с ней все её занятия. Фройляйн Кларе уже двенадцать полных лет. Сколько лет ребёнку?

– С позволения госпожи, – как всегда, словоохотливо заговорила Дета, – я и сама как-то не уследила и толком не помню, сколько ей лет. Она и впрямь немного помладше, но вряд ли намного, в точности я затрудняюсь сказать, ей что-то около десяти лет или чуть больше, я думаю.

– Мне сейчас восемь, дедушка говорил, – объявила Хайди.

Тётя снова ткнула её в бок, но Хайди не поняла почему и ничуть не смутилась.

– Что, всего восемь лет?! – воскликнула фройляйн Роттенмайер с заметным возмущением. – На четыре года младше! Что нам это даст? И чему же ты училась? По каким книгам ты занималась?

– Ни по каким, – ответила Хайди.

– Как? Что? А как же ты научилась читать? – допытывалась дама.

– Я не умею читать, и Петер тоже не умеет, – поведала Хайди.

– Боже милостивый! Ты не умеешь читать? Ты в самом деле не умеешь читать? – в ужасе восклицала фройляйн Роттенмайер, не в силах поверить в такое. – Как это возможно – не уметь читать?! А чему же ты училась?

– Ничему, – простодушно ответила Хайди.

– Барышня Дета, – строго сказала фройляйн Роттенмайер спустя несколько минут, в течение которых она пыталась овладеть своими чувствами, – всё не так, как мы договаривались. Как вы могли привести ко мне это существо?

Но Дету не так просто было запугать. Она ответила со всей решимостью:

– С позволения госпожи, ребёнок именно такой, какого вы, по моему мнению, хотели. Госпожа описывала мне, каким он должен быть: совершенно особенным и не таким, как все. Вот я и взяла малышку, потому что старшие у нас уже не такие необычные, и я думала, эта как раз подойдёт к вашему описанию. Но мне сейчас уже нужно идти, меня ждут мои хозяева. Но скоро я снова приду, когда хозяева меня отпустят, и тогда посмотрим, что и как.

Сделав книксен, Дета выскользнула за дверь и быстрыми шагами сбежала по лестнице. Фройляйн Роттенмайер мгновение стояла не шевелясь, затем бросилась ей вдогонку, – должно быть, она вспомнила, что ей надо ещё многое обсудить с Детой в случае, если ребёнок останется здесь, а он и впрямь остался, и, как поняла фройляйн, Дета и не собиралась забирать его с собой.

Хайди так и стояла на том же месте у двери, где её оставили. До сих пор Клара молча взирала на всё происходящее из своего кресла. Теперь она махнула Хайди рукой:

– Иди сюда!

Хайди подошла к креслу-каталке.

– Тебе как больше нравится, чтоб тебя звали: Хайди или Адельхайд? – спросила Клара.

– Меня зовут только Хайди, а больше никак, – ответила Хайди.

– Так я и буду тебя звать, – сказала Клара, – мне нравится, имя тебе подходит, хоть я его и не слышала никогда. Я и детей никогда не видела таких, как ты. У тебя всегда такие волосы – короткие и курчавые?

– Да, других не было, – ответила Хайди.

– Ты довольна, что приехала во Франкфурт? – расспрашивала Клара.

– Нет, но завтра я уже опять вернусь домой и привезу бабушке белых булочек! – заявила Хайди.

– Какая ты забавная! – воскликнула Клара. – Тебя же специально привезли во Франкфурт, чтобы ты осталась у меня и брала со мной вместе уроки, и увидишь, как будет весело, потому что ты совсем не умеешь читать, это внесло бы в занятия что-то новенькое. А то мне бывает иной раз ужасно скучно, и утро тянется без конца. Видишь ли, каждое утро в десять часов является господин Кандидат – и начинаются уроки, и это длится до двух часов дня, это так долго! Господин Кандидат, бывает, поднесёт книгу прямо к глазам, как будто он вдруг стал совсем близоруким, а на самом деле он там за книгой зевает во весь рот, а фройляйн Роттенмайер тоже время от времени достаёт свой огромный носовой платок и закрывает им всё лицо – так, будто она крайне взволнована тем, что мы читаем; но я-то знаю, что она, прикрывшись платком, ужасно зевает, а мне от этого тоже сильно зевается, но мне приходится с этим бороться, потому что, если я зевну хоть раз, фройляйн Роттенмайер сейчас же притащит рыбий жир и скажет, что я опять слаба, а пить рыбий жир – страшнее этого нет ничего, и уж лучше я подавлю зевок. Но теперь будет гораздо интереснее, ведь я буду слушать, как ты учишься читать.

Хайди с большим сомнением покачала головой, услышав про обучение чтению.

– Нет-нет, Хайди, хочешь не хочешь, тебе придётся научиться читать, все люди должны уметь читать, а господин Кандидат очень хороший, он никогда не сердится, и уж он тебе всё объяснит. Но видишь ли, в чём дело: когда он объясняет, ничего нельзя понять, тогда надо просто ждать и ничего не говорить, не то он начнёт объяснять ещё больше, и тогда понимаешь ещё меньше. Но потом, спустя время, когда ты уже чему-то выучишься и что-то знаешь, тогда становится понятно, что он хотел сказать.

Тут в комнату вернулась фройляйн Роттенмайер. Она так и не смогла вернуть Дету и была этим явно взволнована, ведь, собственно, не сумела ей сказать со всей определённостью, что ребёнок не такой, как договаривались. Теперь она не знала, как всё отменить, и волновалась тем больше оттого, что сама же всё и затеяла. Она побежала из учебной комнаты в столовую напротив, вернулась оттуда, но, тут же развернувшись, опять бросилась в столовую, напустившись там на Себастиана, который в это время задумчиво оглядывал накрытый стол, чтобы проверить, не упустил ли он чего.

– Отложите ваши великие мысли на завтра и сделайте наконец так, чтобы мы ещё сегодня смогли сесть за стол.

С этими словами фройляйн Роттенмайер пронеслась мимо Себастиана и стала звать Тинетту столь малоприветливым тоном, что горничная Тинетта присеменила ещё более мелкими шагами, чем обычно, и предстала перед ней с таким насмешливым лицом, что даже фройляйн Роттенмайер не отважилась на неё накинуться, и от этого волнение распирало её изнутри ещё больше.