Читать книгу В наших сердцах - Юэда Снеж - Страница 4

Дверцы автобуса со скрипом раскрываются, и я наконец вырываюсь из душного плена. Как только ноги касаются обледенелого асфальта, шалый ветер, подхватив горсть свежего снега, бросает его мне в лицо. Чтобы я взбодрился. Но я только сильнее кутаюсь в куртку и, как низкие, тёмные тучи, что медленно ползут по небу, ползу по дороге вглубь квартала. Настроение под стать погоде: стылое и хмурое. Вчерашний день не выходит из мыслей, и я гноблю себя с каждой минутой всё сильнее.

Вчерашний день, да… Восьмое марта…

Я думал, он будет самым чудесным днём. Он должен был таким стать. Мы должны были встретиться с Кирой не в студии по делу, а просто так в кафе, думал, посидим, поговорим, потом пойдём гулять, зайдём в кинотеатр. Я приготовил отличный, как мне казалось, подарок. Ещё задолго до этого интересовался у Иля, что можно подарить девушке. Я тогда не знал, что он гей, но Иль всё равно подсказал беспроигрышный вариант: цветы и коробка конфет. И я разорился на шикарнейший букет из красных роз и белых лилий и огромную коробку шоколадных конфет с ликёром. С этим букетом и конфетами я сидел в кафе, радостно ожидая Киру и предвкушая замечательный вечер. А когда Кира пришла, опоздав на час, выяснилось, что от лилий у неё начинает дико болеть голова, а шоколад она не ест вовсе, у неё на него аллергия. Лилии я срочно вынул из букета и подарил девочке-официантке, но голова у Киры уже разболелась, поэтому в кафе мы посидели недолго, а пошли гулять, надеясь, что свежий воздух поможет избавиться от мигрени. Но он не помог, становилось только хуже. В итоге я посадил Киру на такси, и она уехала. А я абсолютно убитый пошёл на квартиру.

И сейчас такой же убитый я плетусь к дому Иля. Именно на сегодня мы договаривались о нашей фотосессии. Не знаю, что я смогу наснимать с таким настроем, но снимать нужно. Иль не виноват в моих косяках, он не виноват, что я придурок и всё испортил. Мы договорились и нужно взять себя в руки. Нужно. Как бы только это сделать?

Останавливаюсь, разглядывая нужный дом – золотистую многоэтажку в окружении таких же золотистых сестричек. И вроде похожи дома друг на друга, но чем-то неуловимо отличаются, какими-то элементами внешнего декора, отделкой. В общем, сразу видно, что не типичные коробки, а элитная застройка.

Значит, и Иль тоже непростой товарищ.

Встряхиваю головой и набираю на домофоне номер. Иль отвечает моментально, так что я уже через пару секунд поднимаюсь по лестнице светлого, чистого подъезда. Никогда таких подъездов ещё не видел. Уж с кошмаром в доме, где у меня квартира, точно не сравнить.

Третий этаж, а вот и нужная дверь. Но позвонить не успеваю – Иль распахивает её, лучась улыбкой и пропуская меня внутрь.

Немного странно видеть его без костюма и яркого парика. Оказывается, у него тёмные волосы, как у меня. А ещё он жилистый, и обычная домашняя одежда ему идёт ничуть не меньше, чем косплейные наряды.

Ну всё, кажется, включился внутренний фотограф. Это добрый знак.

– Привет-привет! – отвечает на мои приветствия Иль и, едва дождавшись, когда сниму верхнюю одежду, тянет меня за собой. – Вот моя обитель!

Я оказываюсь в… мастерской. Вернее, наверное, это должно было быть залом, гигантским таким залищем, но ничего привычного, кроме аккуратного зелёного диванчика, небольшого стола с компом да шкафа тут нет. Центральное место в комнате занимает гигантский стол с двумя машинками и разложенной белой тканью, на которой лежит тетрадь, длиннющая линейка и ещё какие-то инструменты. На стене красуется широкое ростовое зеркало, а рядом стеллаж из белого дерева, заставленный коробками, книгами и журналами. А у окна, на фоне кремовых штор, стоит манекен в белоснежном сверкающем платье принцессы.

Обвожу комнату медленным взглядом ещё раз и замечаю ширму, а за ней рейлинг с вешалками, на которых я вижу яркие косплейные костюмы, а также белые пышные платья.

Белые? Это свадебные, что ли?

Снова поворачиваюсь к манекену и разглядываю эту воздушную красоту.

Иль замечает мой взгляд и начинает смеяться.

– Не-не-не! Это я не себе! И это не косплей вообще, – говорит он. – Это свадебное платье. Я их шью. На заказ.

Теперь я смотрю удивлённо на Иля, он улыбается пару секунд, а потом объясняет:

– У меня мама раньше свадебные платья шила. На дому. К ней очень многие обращались, и даже из других городов приезжали. А я с детства ей помогал. Нравилось мне это. Три года назад мама умерла и… как-то так получилось, что стали звонить мне. И вот теперь свадебные платья шью я.

Стою, перевариваю информацию. Вот это поворот! Иль, оказывается, мастер по свадебным платьям, и всему его научила мама, которая…

– П-прости, что напомнил, – тушуюсь я.

– Да всё нормально, – машет он рукой. – Лучше скажи, как тебе моя мастерская?

Я ещё раз осматриваю комнату и теперь замечаю, что она как бы поделена на две зоны: рабочую со столом и, наверное, примерочную с диванчиком и зеркалом.

– Потрясающе, – искренне говорю я.

Иль сияет от гордости. Очень хочется его такого сфотографировать. Но мне неловко начинать. И что я за фотограф такой дурацкий, который снимать стесняется?

– И-и… – тяну я и перехожу сразу к делу: – С чего начнём?

– Может, с чая? – предлагает Иль.

А я с охотой соглашаюсь. Чай однозначно поможет расслабиться и снимет неловкость.

Двигаюсь за Илем на кухню, которая оказывается большой, светлой и удивительно уютной. Иль разливает чай, а я усаживаюсь за стол и думаю, что… Что как-то не похоже, чтобы кто-то ещё тут, кроме Иля, жил. Уж очень тут всё устроено под него. Даже на кухне чувствуется именно его рука, его атмосфера. В чём именно это проявляется, сказать сложно, это что-то неуловимое. Какая-то лёгкая, весёлая небрежность царит во всём.

– Кукисы! – прерывает мои мысли Иль и ставит на стол блюдо с большим явно ручной работы печеньем. – Мои любимые. Рекомендую. Продаются в булочной за углом. Больше нигде таких вкусняцких я не покупал.

Затем он ставит передо мной чашку с дымящимся чаем и садится напротив. Вдыхаю горячий аромат, явно улавливаю клубнику. Аккуратно пробую. Не ошибся – и правда клубника! Затем, следуя примеру Иля, беру печенье и… чуть ли не глаза закрываю от удовольствия. Настолько оно свежее, мягкое, вкусное. А эти кусочки шоколада просто восторг. Слов не хватит, чтобы описать.

Показываю большой палец Илю, тот довольно улыбается, потом улыбка становится хитрой.

– Спрашивай уже, что хотел спросить, – говорит он.

– Э-э… – тяну я, не понимая о чём он.

– Ну наверняка же ты думаешь, откуда у меня такая хата и почему я в ней один живу.

Смущённо кашляю и утыкаюсь в кружку.

Неужели у меня всё на лице написано?

– Да не парься ты, – машет рукой Иль. – Ты не первый, кто задаётся этими вопросами. Квартиру мне папаня отвалил, когда из родительского дома выпинывал. Типа, исполнилось восемнадцать – вот тебе жилплощадь и вали отсюда, сынуля, с глаз моих долой. Ну а что? Он человек уважаемый, дирехтур строительной фирмы! Наследник у него есть – брательник мой старшой. А я чмо какое-то косплейное. Лучше избавиться, чем пытаться исправить это недоразумение.

Иль говорит всё это весело. Но ситуация невесёлая совсем. Отец от родного сына, считай, отказался. Видеть его не хочет. И подозреваю, что увлечение косплеем тут постольку поскольку. А основная причина в ориентации Иля. Не принял такое его отец, не смог мириться и отослал сына от себя. Хоть жильём обеспечил – и на том, как говорится, спасибо.

Я пытаюсь представить, переложить ситуацию на себя, как бы, например, моя матушка к такому отнеслась, сообщи я ей такую новость. И мне кажется, что она бы поняла. Может быть, не сразу. Может быть, расстроилась. Но поняла бы. И приняла. И уж точно бы не стала прогонять меня, рвать семейные связи.

– Ты что-то погрустнел, я смотрю, – прищуривается Иль и откусывает полпеченюхи, прожёвывает и продолжает: – Не стоит. Вот реально не стоит переживать. Мне так даже лучше. Да, мне попервости капец как самому всё делать было непривычно, не умею и «а-а-а! помогите-спасите!». Но во-первых, я всё же не один. Это папаша от меня отказался, а брат-то нет. Он и деньгами поможет, и просто подскажет что-кого. Например, вот эту кухню он покупал. Тут же голые стены были, когда сюда въехал. Во-вторых, я со всем разобрался, научился и вот вообще не бедствую. И в-третьих, мне реально так лучше. Если бы папаня меня не турнул из дома, я бы сам оттуда сбежал. Как вспомню, так вздрогну. Я ж некондиция, и папашка периодически пытался меня подтесать по своему разумению. А меня, сколько не подтёсывай, всё равно по-своему расту. А отец, если бы задался целью, ломать бы меня начал. И я что-то не уверен, что выдержал бы. В лучшем случае взбрыкнул бы и сбежал. Так что, когда папаня отослал меня куда подальше, он сделал мне этим самый щедрый подарок, – заканчивает Иль, доедая печенье.

М-да, действительно, так оно, может, и лучше для Иля. Да и для отца его тоже. Если бы тот решил не отпускать сына, а продолжил попытки подстроить под себя, то ничем хорошим бы это не закончилось. Конфликт бы только обострился, Иль разругался бы с отцом в хлам и просто сбежал. Возможно, и отец его это понимал, поэтому и отпустил. И не просто так, по типу иди куда хочешь, а квартиру дал.

Смотрю на улыбающееся лицо Иля и понимаю, что несколько неправильно о нём думал, неправильно воспринимал. Вернее, не совсем. Да, он весёлый, жизнерадостный болтун, способный рассмешить даже меня. Но это одна сторона. А сейчас он раскрывается передо мной другой стороной – ранимой, болезненной. И пусть при этом он улыбается, я же понимаю. Я всё понимаю. А ещё я понимаю, что, несмотря на своё балагурство и детскую открытость, Иль, пожалуй, самый взрослый человек из всех знакомых мне сверстников. Ну не знаю я ещё одного такого человека, который в двадцать лет занимался бы своим делом, при этом полностью себя обеспечивая. А Иль же ведь ещё и учится! Как он всё успевает?

После моего вопроса про учёбу, Иль прыскает в кружку.

– Учё-оба-а… – стонет он. – Да-а, моя учёба! Ох… ну я там иногда появляюсь. Зачёты сдать. Все преподы и мастера вслух смеются, типа: «О, праздник – Швец пришёл!». А я реально туда прихожу только зачёты сдавать да на курсы типа компьютерной графики, в которой я не силён. В плане практики они мне ничего нового дать не могут. Вот у меня практика! – машет Иль в сторону своей мастерской. – Дофига её. И она у меня с… э-э… Со скольки я шить-то начал? Не помню. Вот реально не помню. Ну короче, давно она у меня, практика эта. И в своём колледже я потому, что там реально прикольные преподы дают очень интересные курсы, а ещё потому что ну нужна ж мне какая-то корочка. И вообще, что мы всё обо мне да обо мне? – резко обрывает Иль. – Вконец тебя загрузил. И ты совсем не веселеешь. Случилось что-то?

Утыкаюсь в кружку.

Иль каким-то образом почувствовал моё настроение, и почувствовал верно. Только не готов я вот так всё выкладывать. И не потому, что не доверяю Илю или боюсь чего-то. Я просто не умею. Не умею рассказывать о себе, о своей жизни и тем более о своих переживаниях. Но ответить что-то нужно, и я молча киваю.

– Вчера что-то не заладилось? – осторожно спрашивает Иль.

Я опять киваю. И как он всё понимает?

– Вы поругались?

– Нет, – наконец, выжимаю из себя. – Просто… я…

Выдыхаю и рассказываю, как было. Рассказ даётся мне с трудом, слова не идут, стопорятся, застревают в горле. Но я всё равно выдавливаю их, произношу, говорю. И чем больше говорю, тем легче получается. В конце концов я понимаю, что всё рассказал, и замолкаю, не зная, что делать дальше. Снова прячусь за кружку, на Иля не смотрю. Мне неловко.

– Ну да, понимаю, – слышу, наконец, его сочувствующий голос. – Фиговенько как-то вышло. Но ты-то почему себя виноватым считаешь?

Удивляюсь так, что аж глаза на Иля поднимаю.

– В смысле, почему считаю себя виноватым? – не понимаю. – А кто же ещё?

Несколько долгих секунд Иль просто смотрит на меня, потом вздыхает и говорит:

– Ну давай разбираться. Ты приготовил шикарный подарок. Так?

Киваю.

– Ты знал про её аллергию на шоколад?

Качаю головой.

– А про то, что запах лилий мигрень вызывает, знал?

Опять качаю головой.

– Так, раз ты ничего этого не знал, почему себя во всём винишь? – разводит Иль руками.

– Э-эм… ну а… как?

– А вот так! Ты не телепат, чтобы читать её мысли и медицинскую карту, а у Киры есть язык, чтобы говорить о таких важных вещах. Когда люди встречаются или просто общаются, то они, обычно, рассказывают друг другу такие вот мелочи про себя: что нравится, что не нравится, чем увлекается, есть ли аллергии. Потому что, ну блин! Люди очень часто дарят друг другу шоколад, просто потому что он вкусный и почти всем нравится. Ну или, даже если не нравится, то они его хотя бы могут есть. Редко кому шоколад не нравится до отвращения, вообще ни разу таких людей не встречал. Да и люди с аллергией на шоколад тоже не часто попадаются. И эти вот люди должны, вообще-то, предупреждать об этом, говорить словами через рот!

Иль говорит так пылко и воодушевлённо, что один его голос заставляет как бы очнуться, встрепенуться, сбросить с себя уныние, которое, кажется, намертво въелось в душу и сопротивляется.

– Но вечер-то всё равно испорчен, – бурчу я и снова прячусь за кружку.

– Ну да, испорчен. Только ты в этом не виноват, – снова с жаром начинает Иль. – Ну и думать по типу: «Вот вечер сложился неудачно, всем плохо, такое бывает, но в следующий раз будет лучше» совсем не то же самое что: «А-а! Я такой идиот, я всё испортил, один я во всём виноват!».

Непроизвольно улыбаюсь. Иль очень точно подметил, именно так я и думаю. Вот умеет же он такое ловить и нужные слова находить. Вроде бы немного разговаривали, а ощущаю себя гораздо лучше, спокойнее как-то. Будто бы всё это время я сидел в душной комнате, задыхался от пыли собственных мыслей. Но вот пришёл он и распахнул окно. И сразу стало свежо и даже просторно. И лёгкие с удовольствием впитывают чистый воздух, наполняются им, а пыль, размётанная ветром, лежит теперь по углам. Взять бы веник в руки и вымести весь мусор прочь.

– Ты психологом никогда не хотел стать? – спрашиваю я, чтобы скрыть свою неловкость, и беру ещё одно печенье.

– Психологом? – переспрашивает Иль, усмехнувшись. – Не-е… Я так, кустарю понемножку. То заказчицу гружёную разгружу, то косплееров замороженных растормошу.

– Замороженных? Это в каком смысле?

– Стеснительных, зажатых, неуверенных, – поясняет Иль.

А я удивляюсь, вспоминая всех этих ярких, невероятных людей. Стеснительность? Неуверенность? Зажатость? Да где? Чтобы надеть костюм и выйти в нём, нужна недюжинная смелость. Как же эти люди могут быть неуверенными в себе?

– Чтобы надеть костюм, много смелости не нужно, – будто бы читает мои мысли Иль и говорит полную противоположность. – Тут даже наоборот. Костюм срабатывает, как маска. Типа, это уже не я, а персонаж. Но чтобы играть персонажа, нужна внутренняя свобода. А очень часто именно её и нет. И маска остаётся маской, не прирастает к лицу. Понимаешь, о чём я?

Медленно киваю, кажется, начиная немного понимать, о чём говорит Иль. Я просто представляю, как я, стеснительный и зажатый, надеваю костюм в надежде, что он поможет избавиться от комплексов, но… он не помогает. Костюм остаётся просто яркой тряпкой. Он не делает из меня актёра. Если я сам не играю, то костюм просто висит на мне, как на манекене.

– Сделать уберсложный костюм гораздо проще, чем отыграть самого простого героя, – говорит Иль. – Поэтому многие предпочитают дефиле в замороченных костюмах и не идут в сцен-косплей. Они предпочитают демонстрировать костюм, просто замирать в нужных позах, получать таким образом внимание. И тут отражается только одна сторона косплея – costum. А игра, play, отсутствует. И чем дальше, тем эта тенденция очевиднее, – вздыхает Иль и усмехается. – Блин, ворчу, как старый дед. Но мне реально обидно за сцен-косплей, он загибается! На некоторых фестивалях его уже даже из программы хотят убрать. На нашем местном, например. А ведь именно с него начинался фестиваль. Вообще косплей в нашем городе начинался именно с него – со сцен-косплея!

– Загибается? – удивляюсь я.

Мне сложно в это поверить, ведь было столько выступлений. Хотя… сценок вспоминается не так уж и много. И самая яркая как раз сценка Иля.

– Ага, – разводит руками тот. – Мало кто хочет заморачиваться. Это ж, боже мой, сборы, репетиции, это же напрягаться нужно, играть чего-то… Кому это надо? Только такому психу, как я.

Иль жуёт печенье, а мне вспоминаются слова Киры, которая наотрез отказывалась участвовать в сценках, говорила, что впредь ни ногой туда, что там ничего весёлого, одна нервотрёпка, что участвовать в дефиле гораздо лучше, оно даёт больше удовольствия и побед.

Неужели Иль прав, и Кира из тех косплееров, кому игра в тягость, кто хочет только демонстрировать костюмы? И с победами как-то не совсем понятно. Чтобы получать удовольствие от косплея, нужно обязательно побеждать? А Илю тоже нужны победы?

– Я тут разворчался, как реальный такой дедок, – смеётся Иль. – Мне просто, как говорится, за державу обидно, за сцен-косплей. Но не подумай: я не осуждаю тех, кто шьёт костюмы, чтобы просто их продемонстрировать. В конце концов, каждый приходит в косплей за чем-то своим. Кому-то достаточно дефилировать в костюмах, получать восхищённые взгляды и внимание. Мне этого мало. Я прихожу на фесты за драйвом и зарядом энергии. Мне скучно просто напялить костюм, пусть даже он будет самым сложным и распрекрасным, и ходить в нём. Я себя при этом чувствую… – Иль тарабанит пальцами, задумавшись на пару секунд. – Во – манекеном! Вон у меня там манекен стоит, – машет он рукой в сторону мастерской. – Вот я себя этим манекеном и чувствую. Болванчиком. А мне хочется заряда, куража, какой-то бури! И для этого сценки подходят как нельзя лучше. Не! Можно и в групповом дефиле и даже в одиночку на сцене отжигать так, что зал на уши встанет. Помнится, пару лет назад я не смог набрать команду для сценки и выступал в одиночном дефиле. Луффи отыгрывал. Мало того, что меня во время выступления волной визга чуть не снесло, так ещё и после вылавливали и спрашивали: не из аниме ли я, часом, выпрыгнул. А костюм там: майка, шорты да шляпа. Всё. Вот просто всё! А драйва было столько, что словами не передать!

Иль рассказывает, жестикулирует, а глаза его буквально светятся. Да он сам весь светится. И я легко могу представить, как он в образе обалдуя Луффи выпрыгивает на сцену и своим зарядом, своей прущей энергией заводит весь зал так, что тот встаёт на уши и обрушивает на Иля колоссальную отдачу. Да, именно так оно и происходит: ты горишь, зажигаешь всех, и они, вспыхивая, дарят тебе свой ответный огонь.

– А у тебя, я смотрю, глаза заблестели, – вдруг говорит Иль и хитро улыбается. – Сам никогда не хотел попробовать кого-нибудь закосплеить?

– Попробовать? Ну-у… – тяну я нерешительно. – Были у меня такие мысли, проскальзывали, но Кира…

Замолкаю. Мне отчего-то неловко.

– Что Кира? – вздёргивает бровью Иль.

– Ну она сказала, что это не так-то просто – подобрать мне персонажа для косплея.

Её слова про серьёзность я почему-то решаю не повторять. Мне кажется, что Илю они не понравятся. Он и от этих глаза к потолку заводит и фыркает.

– Сложно подобрать? – кривится Иль. – Нет ничего проще! Даже чисто по внешке. По росту.

Впервые за наш разговор Иль достаёт телефон и что-то быстро набирает, а потом кладёт телефон на стол, развернув ко мне.

– Вот! Это первое, что приходит в голову в течении пяти секунд.

С экрана на меня смотрит серая морда страшилища с выпученными глазами, ирокезом на голове и чёрными губами, растянутыми в широченной улыбище. Тощее, костлявое страшилище обтянуто в чёрный костюм, кажется, кожаный и какой-то немного рокерско-панковский.

Недоумённо хлопаю на это диво глазами, а Иль сияет от энтузиазма.

– Это Рюук! Бог смерти из «Тетради смерти». Такой харизматичный тип, такой трикстер! Я его сам косплеил на своём первом фесте. Ростом я, конечно, не допрыгивал никогда, но мне было похер на это. А вот у тебя и рост для него подходит.

– А-а… А лицо? – наконец, нахожусь я.

– Вообще не проблема! Самое простое – маска из папье-маше. У меня она уже есть. Она, конечно, не будет двигаться, но можно придумать какой-нибудь шарнирный механизм для челюсти. А можно вообще всё это из силипасты на лице смоделировать. Я, правда, этого ещё никогда не делал. Но где наша не пропадала?

Смотрю на эту вытянутую морду, которая ухмыляется мне с экрана, и чувствую, что – да, тип харизматичный. И потому слабо я могу представить себя в таком вот костюме.

– Ну вот за пять секунд я «подобрал» по внешности персонажа, который у тебя может получиться, – усмехается Иль. – А вообще мы неправильно начали. Вспомни фильм, или мультфильм, или комикс, да что угодно, что тебе понравилось, запомнилось, чем-то запало в душу.

Хмурюсь, припоминая, что в последнее время я ничего и не смотрел толком. Ну на «Звёздные войны» ходил, но как-то не впечатлило. А Иль же говорит про то, что прям зацепило, то, что в душу вошло.

И тут вдруг всплывает в памяти то самое, по чему фанател. Пусть и в детстве, но фанател же.

– «Хранители снов», – говорю я и смотрю на реакцию Иля.

А он аж подпрыгивает и впивается в меня распахнутыми, немножечко ненормальными глазами. Я бы даже сказал глазищами.

– «Хранители снов»? Серьёзно?

– Ну да. А что?

– Ничего, – мотает головой Иль. – Мне тоже этот мульт нравится. А кто из героев тебе ближе всего?

– Да они мне все нравятся, они все симпатичные.

– Не-не-не! «Нравится» – это одно, а я про другое. Кто из них ближе? Кого ты, может быть, понимаешь лучше? Может, уважаешь за что-то? Или сочувствуешь?

Иль с нескрываемым интересом смотрит на меня, а я… Не знаю я, что ответить. Кого я понимаю? Уважаю? Сочувствую?

Впрочем, есть там один герой, которому я, можно сказать, сочувствую. Хотя признаваться в таком странно. Ведь это ненормально – сочувствовать отрицательному герою.

Отвожу взгляд и почти шепчу:

– Кромешник. Я знаю, что это бред…

– Да почему сразу бред? – отчего-то сияет пуще солнца Иль. – Это же здорово!

– Э-э… ну как-то не совсем здорово. Он же плохой.

– А это не имеет значения, – подмигивает Иль. – И вообще, даже интереснее. В плане отыгрыша. И я думаю, что у тебя получится.

– Отыграть Кромешника? – не верю я.

– Конечно! – уверенно заявляет Иль. – И по росту он тебе подходит. Всё зашибись.

Вспоминаю того харизматичного, коварного, какого-то очень магнетического героя, и никак не могу спроецировать его образ на себя. Рост – это единственное, что есть у нас общего, в остальном мы полные противоположности. Но несмотря на это, он чем-то притягивал меня, я ему реально сочувствовал тогда, в детстве. Кажется, даже исправлял сюжет мультика, придумывал другую историю, где он в итоге переходит на светлую сторону, сочинял фанфик. Исключительно в своей голове, но сочинял. И вот сейчас почему-то вспомнил именно его – Кромешника, короля кошмаров, тёмного духа.

Почему? Кто ж на это ответит?

– Но ты считаешь, что у тебя ничего не выйдет? – хитро улыбаясь, спрашивает Иль.

Киваю.

Интересно, как я могу считать обратное? Где я, и где Кромешник?

– И ты никогда даже не пытался представить себя на его месте или примерить его образ на себя?

Примерить? Пытался ли я примерить? Когда сочинял тот свой альтернативный сюжет, то главным героем у меня как раз был он – Кромешник. Я пытался понять его и смотрел как бы его глазами. Значит ли это, что я примерял его образ на себя? Или я сам пытался влезть в его шкуру?

– Вижу, что было, – усмехается Иль. – Именно с этого у меня и начался косплей. Некоторые герои просто притягивают тебя и всё. Они могут быть непохожими на тебя внешне, могут быть непохожи характером, убеждениями. Это всё неважно. Важно только одно – что этот герой тебя чем-то цепляет, притягивает. А значит, его можно найти в себе!

– Найти в себе Кромешника? – поднимаю брови я.

Иль смеётся, а потом встаёт.

– Почему бы и нет? Подумай над этим, – говорит он и машет рукой: – Ну что, отогрелся? Теперь можно и поработать чутка!

Я встаю и иду вслед за Илем в мастерскую, отмечая, что и правда оттаял, отогрелся. Вчерашний провал уже не лежит на мне неподъёмным грузом, не давит, не отравляет настроение. Он как бы отошёл на задний план, стал просто эпизодом из жизни, да – неудачным, но лишь эпизодом. Таких эпизодов у меня тысячи. Вся жизнь из них состоит.

– С какого фотосета начнём? – спрашиваю я, доставая из сумки фотоаппарат и включая его.

Иль пару секунд хлопает глазами, а потом начинает смеяться.

– Ты реально хочешь ту дурку отснять? – хохочет он.

Я навожу объектив на его лицо и быстро выстраиваю параметры. Хочу успеть заснять, как он смеётся, запечатлеть этот счастливый свет. Это слишком прекрасно, чтобы пропустить момент.

– Можно снимать параллельно. Я всё равно в процессе буду дурью маяться, – отсмеявшись, говорит Иль. – Погоди! Ты уже, что ли, фотаешь?

– Ага, – киваю я, делая ещё несколько кадров. – Не стесняйся.

– Я с ним не знаком! – ржёт Иль, а потом хлопает себя ладонью по лбу. – Блин! Вот же дырявая башка! Совсем забыл сказать. Одной моей заказчице очень нравится косплей, ну чисто посмотреть. И я показывал ей фотки с последнего феста. В том числе и твои. Они ей очень понравились. А потом она сказала, что у них вышли проблемы с фотографом, а свадьба вот уже в эту субботу, и она была бы очень рада, если бы ты согласился. Соглашайся!

– На что? – впадаю я в ступор.

– На съёмку свадьбы в эту субботу, – объясняет сияющий Иль.

– Но… а-а… – тяну я, пытаясь хотя бы просто осмыслить предложение.

Снимать свадьбу? Я? Серьёзно? Да я ни на одной свадьбе даже не был. Я понятия не имею, что там и как. А уж снимать!

Я не смогу!

– Боюсь, я запорю всё, – произношу внезапно осипшим голосом. – Я ж никогда свадьбы не снимал…

– Косплеи ты тоже никогда не снимал, а получилось вон как замечательно. Кристине очень понравилось, что люди на фотографиях выглядят, как живые люди, а не замороженные манекены и не восковые куклы. Пара очень красивая, они тебе понравятся, – убеждает меня Иль и добавляет: – И ещё это, разумеется, не бесплатно. Я знаю, что обычно двадцать-двадцать пять просят, но ты фотограф начинающий, без опыта, поэтому мы с Кристиной сошлись на восемнадцати штуках.

Восемнадцать – эхом звучит в моей голове.

Во-сем-над-цать…

За один день восемнадцать штук? Ладно, не за один день, потом ещё обработка несколько вечеров. Но всё равно – восемнадцать? Серьёзно?

Это же я и за квартиру сразу смогу заплатить, и на жизнь что-то останется, и даже концы с концами сводить не придётся.

Но… это же свадьба. Такая ответственность!

Смотрю в горящие ненормальным огнём глаза Иля.

– Соглашайся! – настаивает он. – Тебя там ещё и накормят, и напоят. Соглашайся!

Сглатываю.

– А когда? В эту субботу? – мямлю я и припоминаю, что как раз в субботу у нас с Кирой намечена фотосессия. – У меня с Кирой… – начинаю я.

Но Иль поднимает сперва глаза к потолку, стоит так несколько секунд, будто бы считает про себя, а затем резко выдыхает и вперивает в меня свои синющие глаза.

– Придётся Кире чуть-чуть подвинуться и освободить день для других людей, которые готовы платить за твой труд реальные деньги. Я думаю, что взрослая девушка способна такое понять, – короткая пауза. – И поддержать. Ну что, я пишу, что ты согласен?

Смотрю на фотоаппарат, на свои руки и медленно выдыхаю.

– Да, – говорю я, отчётливо понимая, что влезаю в какую-то авантюру и обратно пути не будет.

Но я же фотограф. В будущем мне нужно будет много работать с людьми, и чем раньше начну, тем, наверное, лучше. Только получится ли у меня?

Поднимаю глаза и вижу, как совершенно счастливый Иль с энтузиазмом набирает что-то в телефоне.

Вот кто ни секунды во мне не сомневается.