Читать книгу Любимый город может спать спокойно. Рассказы - Юлиан Коробков - Страница 15

– Ну, что молчишь, как на поминках? Скажи, хоть что-нибудь. – сказал Рамазан.

– Я домой хочу.

– Я тоже. Я дома не был 15 лет. Хотел проездом приехать, да хоть издали на свой дом глянуть… А как хочется войти в свою комнату и вдохнуть тот запах детства. Вот оно как вышло. Пошёл погулять вечерком часа на три и до сих пор гуляю уже 15 лет.

– Так поезжай. Насильно тебя никто же здесь не держит.

– Да лучше я сдохну здесь, в чужом городе, как бомж под забором, чем буду подыхать на руках у родной матери, видя её слёзы. – заявил Рамазан и встал из-за стола. Он направился к телевизору.

«Неужели сейчас опять что-то покажет.» – подумала Эльвира. Но Рамазан и не собирался включать телевизор. Он открыл дверцу тумбы и извлёк оттуда гитару. Эльвира успела заметить на дверце полочку, где стояли медицинские баночки с таблетками и капсулами. Одну баночку он даже прихватил с собой.

– Витамины какие-нибудь пьёшь? – спросил он её.

– Нет. – ответила она и отрицательно покачала головой.

– А я пью. – сказал Рамазан, повесил гитару на плечо, открыл крышку, вытряхнул на ладонь капсулу и забросил в рот. Поставив баночку на стол, он запил капсулу остывшим чаем из чей-то кружки. – Ты, веришь, что БАДы полезны?

– Не знаю.

– Это химия или натуральный продукт?

– Я не знаю. Никогда не интересовалась.

– Понятно. – сказал Рамазан и сел напротив, обняв гитару и пробежав пальцами по струнам. – Вот я смотрю на тебя и завидую. Тебе всего 20 лет, у тебя вся жизнь впереди. А я своё 20-летие справлял на зоне. Да и не было никакого дня рождения. Начальник отряда на словах поздравил, а вечером открытку от матери получил. Вот и всё веселье.

Он заиграл на гитаре и запел зоновскую песню. Эльвира была его единственным слушателе:

Он ладонью прижал струны на гитаре. Наступила тишина. Сейчас она ещё больше стала его бояться. Она молча смотрела на него. Его взгляд был задумчивый, навеянный воспоминаниями былой молодости

– Как я себя тогда ненавидел. – проговорил тихо он. – Я вены себе вскрывал, башкой об стены в кровь, даже псине в пасть бросился. Она мне артерию сонную прокусила. Не сдох. Вылечили. Три дня на снотворных держали, психоз снимали, а потом депресняк лечили. Ходил словно зомби, как контуженный. И чтоб башню не сносило, научился играть на гитаре по книжкам. И всё из-за сникерсов, будь они неладны!

Алкоголь уже давно ударил в голову и тянуло просто поговорить по душам. Девушка пила чай не спеша, слушая его пьяный монолог. За ней, как назло, никто не шёл.

– Нам было по 17 лет. Дури больше, чем мозгов. И этот азарт: откроется замок или нет? А оно взялось и сошлось! Ключ повернулся, замок расстегнулся… Ты этого не застала. Киоски железные стояли вблизи остановок. Работали круглосуточно. Тогда только появился американский шоколад: Сникерс, Баунти, Твикс, Марс. Жвачки были «Турбо – спорт» с вкладышами гоночных машинок. Все парни у нас в классе их собирали, обменивались, если попадали одинаковые… В тот вечер он почему-то стоял закрыт. Моросил мелкий дождь. Выходной день, на улице никого. У Сани связка ключей была. Все ключи, что находил на улице, подбирал. Вот одним из тех ключей мы замочек тот и открыли. Этот батончик Сникерс я мог позволить себе купить раз в неделю на сэкономленные деньги от школьных обедов. А тут целые коробки этого шоколада. Сначала просто сидели ели, кока-колой запивали, а потом по карманам давай тырить в брюки, в куртку, прихватили горсть жвачек. Мы из киоска вышли, а по дороге патруль ДПС. Мы бежать, они за нами. Ночь провели в изоляторе. Завели дело о взятии с поличным. Матери пришли только утром, но домой нас не отпустили, будто мы воры-рецидивисты какие-то… А потом суд и по полной катушке – пять лет, от звонка до звонка. В то время пятёрку давали за угон автомобиля, но не за десять шоколадок. Адвокат настаивал на условном, но видать мы следователю не понравились… Хозяин киоска был грузин Джанелидзе. Имя уже не помню, а вот фамилия за время суда врезалась крепко в память. Хороший инструктаж он от следователя получил, «пел» так, что люди в зале прослезились, что мы его разорить хотели, троих детей его без куска хлеба оставили, сюда же приплёл о ненависти русских к ним, что чурками дразним. Судья нас только спросил: «Вину свою признаёте?» А мы что? На добрых, русских сказках выросли, честность с молоком матери впитали. Нас спросили, мы ответили. Я как приговор услышал, на мать глянул, а у неё слёзы в глазах стоят и губы дрожат. У меня у самого сердце словно выстрелом пробило. Казалось, что всё происходит не со мной, будто сон это. Я ж никуда из дома на долго не уезжал. Даже в пионерские лагеря не ездил. Один раз отвезли, через три дня забрали. Выл так, что вожатые родителям на работу позвонили и те приехали за мной. А здесь разлука не на месяц, и даже не на два. Наручники на запястья нам ещё в зале суда застегнули. Когда уводили то отец кричал, что не сын я ему, что знать меня не хочет. Думал, это нервы, что с горяча не скажешь. А потом письмо от матери получил. Видать он заставил написать. И вот она вся правда! А не случись этого и не знал бы ничего… Мать с мальчиком цыганом дружила. Он пришёл к ним в класс посредине учебного года. Она у меня отличницей была, да ещё староста класса. Вот шефство над ним и взяла. С начало просто общение, потом дружить начали, а там и чувство в старших класса вспыхнули, а потом и любовь. В таборе как прознали, так всё табу! Не положено. Против его воли в 16 лет обручили с девушкой своей национальности, а потом и цыганскую свадьбу сыграли, по их закону и обряду. А они тайком встречаться стали. Потом она мной забеременела. А отец, что вырастил меня, тоже знал мою мать. Их дома напротив стояли. В одно дворе росли, только старше он её был лет на шесть. Сам как месяц развёлся и к родителям переехал. Знал, что своих детей иметь не сможет, а тут мать мою в положении увидел. Узнал, что мужа нет и давай свататься, мол у ребёнка отец будет, вроде как полная семья, мужское плечо рядом. Ну мать и согласилась. Долго он не знал, что в моих жила течёт цыганская кровь. Настоящий мой отец приходил к роддому. Мать ему меня через стекло показала и после этого он с женой уехали из города. Так цыганский совет решил. Поговаривают, что у него пять дочерей, а он всё о сыне мечтает. – Рамазан замолчал. Тишина повисла в воздухе. Он налил в свою рюмку вино и ещё один бокал для Эльвиры. – Давай выпьем, чтоб всё у нас получилось. – он подошёл к ней и протянул ей бокал. – И за наше знакомство. – предложил он и своим бокалом слегка задел её бокал.

– Любишь знакомиться? – спросила она, сделав глоток вина, потому что отказываться было как-то неудобно.

– Я? Нет. – ответил Рамазан и сел на своё место. – Была бы моя воля, сидел бы в комнате и никуда не ходил. Много лет уж прошло, а страх остался. Вот здесь. – он постучал кулаком себе в грудь. – Говорят душа у человека есть. Так вот страх в душе сидит. Мозгами понимаю, глазами вижу, а душа в комок сжимается и не хочет раскрываться. Боюсь я людей.

– И этих людей, что здесь живут?

– Это волки. Каждый по себе одиночка, а вместе – стая. Разорвут в клочья, а если придётся умереть, то молча, гордо. – он смотрел куда-то вперёд, даже сквозь неё. – Бояться надо того, кто дружбу предлагает. Не знаешь, что от этого человека ожидать: ложь, а может предательство, жестокость или безразличие, а может и вовсе трусость или подлость. Сашке УДО дали за примерное поведение. На полгода раньше меня освободился. Я говорил ему, что домой не вернусь, в Москву поеду. Домой писем я почти не писал, через Санькину мать она узнавала, как мои дела. Через полгода и меня выпихнули. Приехав домой я должен был отметиться у участкового, но я домой не поехал. На вокзале, пока поезда ждал, познакомился с парнем, он предложил рвануть в Питер. Я обменял билет и мы с ним уехали. И узнал я тогда, что жизнь вовсе не мёд и даже не сахар-рафинад. Всё рассказывать нет смысла. Но бежал я из Питера короткими ночными перебежками, прячась от людей и зверей.

– Отпустите меня домой, пожалуйста. – сказала Эльвира. – Я домой хочу.

Только сейчас она заметила, что в дверях стоит повар. Он подошёл к Рамазану. Дотронулся до его плеча. Тот повернул голову в его сторону.

– Пошли спать. – тихо сказал Данил. – Пошли. Я провожу.

Рамазан согласился, кивнув головой. Даня помог ему подняться и они вдвоём направились к дверям. Из этой комнаты они вышли в другую, а потом в коридор. Не прошло и двух минут как к ней вошёл Стас, а с ним Максим.

– Ну пошли, я тебя до твоей комнаты провожу. – сказал Стас. – В бассейн сегодня пойдёшь?

– Пойду. – ответила Эля.

Они вдвоём пошли её провожать до комнаты. Весь путь Стас что-то объяснял мальчишке.

– Чтоб не потеряться считай шаги и помни, если ты вошёл во вторую дверь, то выйдешь через четвёртую или шестую. Чётные совмещены с чётными. Ты не сможешь войти, например, в третью дверь и выйти через четвёртую. И шагов всегда чётное количество. Потом вся ориентация будет как на автопилоте, идёшь и не задумываешься когда и куда повернуть. Да не ссы, не потеряешься! – он обратился к девушке. – Переодевайся мы тебя здесь подождём.

Стас подошёл к двери, подставил ладонь к замку и сделал поворот. Послышался щелчок. Он толкнул дверь от себя. Эльвира вошла в комнату и включила свет, закрывая дверь за собой. Она переоделась в купальник, накинула халат, взяла полотенце и вышла из комнаты. Парни сидели на корточках на противоположной стене и что-то рассматривали в своих руках.

– Попробуй сам закрыть дверь. – сказал Стас парню, и чтоб Эльвира не видела этого, повёл её в сторону бассейна. – Потом догоняй нас.

Пока Эльвира плавала в бассейне, Макс сидел на пластмассовой скамейке и смотрел на неё, охраняя её халат и тапочки с полотенцем. Она всегда этот час плавала одной и его присутствие вызывало дискомфорт поначалу, но потом она просто перестала обращать на него внимания. С его стороны не было ни репликов, ни комментариев. Вытираясь полотенцем, она попыталась завести с ним разговор, спросила, как его зовут, сколько ему лет? Он молча показал ей рукой на дверь и они вышли из бассейна.

Она долго ворочалась в постели, всё никак не могла уснуть. В голову лезли разные мысли. Но больше всего она хотела позвонить деду и сказать, что с ней всё в порядке и всё, что он увидел в квартире – это не правда!