Читать книгу Любимый город может спать спокойно. Рассказы - Юлиан Коробков - Страница 16

Рамазан вошёл в комнату, где собравшиеся завтракали, оживлённо беседовали. Он только что, час с лишним, плавал в бассейне, но успел переодеться и просушить волосы. Он вошёл бесшумно в середине разговора.

– Имея теперь доступ в её комнату, пришёл бы к неё ночью и поимел бы. – предлагал Олег Максу. С этим мужчиной он вместе возился вчера в автомастерской. Некоторые звали его Лежик, а кто-то Ёршик.

Максим улыбнулся. Он посмотрел на парней, собравшихся за одним обеденным столом. Они были разного возраста, разной комплекции, но между ними было и что-то общее, а главное, что его поразило, как они общались друг с другом, с какой-то иронией, но по-доброму.

– Ты, чему парня учишь?! – гаркнул Рамазан и все собравшиеся притихли. Он сел за стол, походу это было его место всегда. – Тебе лет сколько? А мозгов как у подростка. – и тут же обратился к Максу. – Не слушай его. Выбрось эту мысль из головы. Только тронь её. Я потом так трону, пожалеешь, что парнем на свет родился! – и обратился к собравшимся за столом. – Я уже сказал и ещё раз повторяю: девушку никто не трогает.

– Это пока. А потом? – спросил Олег.

– А почему до сих пор завтракаем?! Это мне к десяти, а у вас рабочий график с 8:00! Чаи они сидят тут распивают. Реще жуём! Чтоб через 30 секунд тут ни одного из вас не было! За опоздания с каждого вычту! Совсем распустились.

Все тут же начали заканчивать с завтракам. Запихивая в рот бутерброды, запивая чаям, мужчины стали выходить один за другим из-за стола. Рамазан сидел, опустив голову.

– Ну, что ты с утра начинаешь? – сказал Даня, подойдя к нему, поставив перед ним кружку с горячим чаем. – Если у тебя похмелье, никто в этом не виноват. Что головка «бобо»?

– Мозги конкретно плющит. – ответил Рамазан. – На улице дождь?

– Нет. Ясно. Ни облачка. – ответил Данил.

– Значит дождь будет днём. Не мозги, а барометр какой-то.

– Спасибо, Данюша. – сказал Олег, выходя из-за стола. – Всё было вкусно. Особенно хлеб. – пошутил он.

– Да иди уж, иди. – махнул на него рукой Данил.

– Макс, ты можешь не торопиться. – сказал Рамазан, размешивая ложкой сахар в кружке. – Я сейчас в город еду, мы тебя подбросим до автомастерской. Лёха, в машине бензин есть?

– Так вчера полный бак заправляли. – ответил водитель.

– Так иди заводи.

– Так не зима же, прогревать не надо. Ключик повернул и через минуту можно ехать.

– Иди, я сказал! Дай с человеком поговорить.

Лёха вышел из-за стола. За ним засобирался и Стас.

– Ты заедь сегодня в налоговую. Бланки возьми. – дал ему поручение Рамазан.

– Так ещё успеется. До мая далеко. – возмутился Стас.

– Чтоб как в том году, да? Всю ночь сидеть с калькулятором и циферки в клеточки рисовать. По-человечески налоговую декларацию заполнить можно хоть раз или надо всё в последний момент делать? Аль может до декабря оставим? Чтоб потом сразу за весь год. Эйнштейна во мне увидел?

– Хорошо. Сегодня съезжу. – сказал Стас и вышел из комнаты.

– На обед что готовить? – спросил Рамазана Данил.

– Башка болит. – простонал Рамазан, прикрыв рукой глаза от яркого света.

– Ясно. Думай сам называется. Таблетки не забудь свои выпить. – сказал Данил и пошёл к себе на кухню.

– Ну я тогда тоже пойду. – проговорил молодой парнишка, так как за столом остался он и Макс, который не спеша поедал печенье.

– Богдан, – тормознул Рамазан его, – ты неделю назад обещал стены оклеить. А может у меня со зрением худо?

– Так плёнку не могли подобрать! То остаток остался, то расцветка дерьмо. Я сегодня же сделаю.

– Пацан сказал, пацан сделал! Спать не ляжешь, пока всё не доделаешь.

– Ладно, понял. – ответил Богдан, собрав со стола пустые кружки, отнёс их к Дане на кухню, поставив в раковину. Потом вернулся, забрав ещё последние шесть, по три в каждую руку, и тоже их унёс, вышел через Данину дверь и пошёл готовить раствор. Объём работы был большой, мог до вечера и не закончить.

За столом остались сидеть Макс и Рамазан. Рамазан попросил, чтоб он достал ему таблетки. Максим показал на стол, где стояла раскрытая баночка с капсулами, Рамазан отрицательно покачал головой и показал рукой на тумбу. Он принёс ему его таблетки взятые с полочки. Рамазан выпил одну, запив её чаем. К еде он не притрагивался. Он показал Максу на стул, рядом с собой.

– Я много чего в жизни видел. – начал свою речь Рамазан, посмотрев на парня. – И хочу сказать тебе одно – зло возвращается! Да, ты можешь войти к ней в комнату, да у тебя хватит сил её уложить, зажать. Ты испытаешь удовольствие на две-три минуты. А после на душе будет так противно, будто ты дохлую кошку съел. Я думаю эти три минуты того не стоят. – Максим жестикулировал руками, что не собирается этого делать. Рамазан продолжал. – Мне довелось в жизни пообщаться с одним человеком. Он не был физически сильным, он не был мачо, но в нём было что-то, за что его уважали. Если бы я умел красиво писать, я написал бы про него книжку. Мы встретились с ним в лагере. Не в пионерском. Его все звали Пахан. Когда он входил, все замолкали. От него шла какая-то сила. Его даже менты уважали. Матёрые убийцы перед ним пасовали. Он мог свободно перемещаться по территории, независимо от распорядка дня. Мне до него не было никакого дела. Он сидел уже много лет, а за что срок мотал я не знаю… Может пришёл в милицию и рассказал про то, как сбили человека, а может ещё за что. У меня уже было несколько попыток расстаться с жизнью и в этот раз у меня созрел план: броситься утром вовремя зарядке в сторону, прямо овчарке в пасть, когда конвой будет проходить. Псы там натасканные. Своего не упустят. Хватка железная. Она мне в шею и вцепилась. Повезло, что драть не стала, мотать головой из стороны в сторону. Кусок бы вырвала, и всё, мне хана. Сдох бы от кровотечения, а так только артерию сонную на шее прокусила. Первого кого я в медсанчасти увидел был Пахан. Он видел мою истерику, как я не давал рану перевязывать, как орал, чтоб все шли на х@й, что сдохнуть хочу, как снотворное мне вкололи, как меня на три часа вырубило. Он сидел на стуле и смотрел на меня. Я помню этот взгляд. В минуты, когда мне бывает плохо, я всегда вспоминаю эти глаза. Мне не передать тебе их словами, их просто надо было видеть. Он посмотрел на меня и говорит: «Придёт время, ты за свою жизнь биться ещё будешь.» Сказал, встал и пошёл. Я орал ему вслед, что мне жизнь не нужна, пусть себе её заберёт, лишь бы мне помог сдохнуть. Я матерился, рвал простыни, что к кровати меня привязывали, пока на депрессанты меня не посадили… А ведь он был прав. Если бы ты, Макс, только знал, как я жить хочу… Он не был пророком, ясновидящем или хиромантом, он просто знал жизнь, законы вселенной, что всё возвращается на круги своя и зло, сделанное тобой, к тебе же и вернётся. И то, что ты сейчас ненавидишь, потом будешь любить, то что ты сейчас не ценишь, потом бесценным будет… Он приходил ко мне в палату каждый день. Я думал, что он приходит со мной поговорить, ободрить, поддержать. А потом выяснилось, что он сам здесь постоянный клиент. У него со здоровьем совсем худо было. Его в своё время хирурги по частям собрали, как конструктор. Но он нигде, никому, никогда не жаловался. Он мне рассказал свою историю. Есть в этой истории вымысел или это чистая правда, я не знаю. – Рамазан посмотрел на мальчишку, тот внимательно слушал его, аж затаив дыхание. – Он был мотогонщиком. Участвовал в соревновании и не справился с управлением, вылетел с трассы. Сломал всё, что можно сломать, порвал связки, разрыв селезёнки и множественные ушибы внутренних органов. Операцию 8 часов делали. Ему было тогда 26. Единственный ребёнок у родителей. Он впал в кому и врачи не могли ничего сделать. И увидел он себя снова подростком. Всё как тогда, в детстве. Он и трое его лучших друзей, берут у дядьки запорожец покататься. Он рассказывает: нам по 17 лет. Жили в деревне. На выходные из города на запорожце у одного из друзей приехал родной дядя. Транспорта в деревне никакого, ну мы по сельской дороге, аж пыль столбом, частенько гоняли. Автобус из города приходил два раза в день: рано утром и вечером. Если когда трактор встретится, так нам за азарт было его обогнать. По 160 выжимали на спидометре. И в тот день было, как обычно. Уже темнелось и мы к деревне мчались. Мужик на дорогу из леса вышел. То ли грибник, то ли турист, да поздно мы его за разговорами заметили. Всё произошло быстро, мы даже затормозить не успели. Как и тогда, говорит, вижу я себя сидящим на заднем сиденье, рядом друг сидит, ещё двое впереди, музыка в салоне орёт. И на полном ходу, мы сбиваем этого мужчину. Тогда мы промчались дальше, даже не остановились. Естественно в деревне никому ничего не сказали, постарались забыть про это. И сейчас мы сбиваем этого человека, проезжаем 10 метров и машина глохнет. Дальше всё в точь-в-точь, как фильмах ужасах: окровавленный мужчина медленно поднимается с обочины и шатаясь, идёт к нам. На пол лица у него сплошное кровавое месиво, рука оторвана, болтается, держится только на жилах. По одежде течёт кровь. Радио молчит, машина никак не хочется заводится. Мы изнутри запираем все двери. Ужас и страх в глазах. Он начинает ломиться то в одни двери, то в другие. Стучит ладонью по стеклу, оставляя отпечаток кровавой ладони. Где-то подсознательно, он рассказывает, я чувствую, что ему нужен я. И это чувство не покидает меня. Если я сейчас выйду из машины, то мои друзья смогут завести машину и уехать. Но страх сковал тело. Я мог только поворачивать голову, видя, как мужик ломится в разные двери. И вдруг на горизонте появляется смерч. Воронка приближается к нам, поднимая до неба густую непроглядную пыль. Она засасывает в свой круговорот того человека. Я зажмуриваю глаза от страха, сидя в кромешной тьме, и открыв их, он увидел перед собой медсестру в белом халате. – Рамазан помолчал и продолжил рассказывать историю Пахана. – Ни у кого из четырёх парней не сложилась судьба. Есть такое выражение – виновен в соучастии преступления. Сам ты его не совершал, но и попытки с твоей стороны не было, чтоб предотвратить зло. По его рассказам парни в общем и не плохие были. Так что, нет плохих людей, есть только плохие поступки. Все три дня, что он был в коме, мать по церквям ездила, сына у Бога вымаливала. И Он дал ему время, чтоб принести раскаяние в содеянном. Тому парню, что был за рулём автомобиля, руку отрезало тем же летом. Он отцу на пилораме помогал. Рукавом зацепился и по самое плечо. Правая рука. Школу бросил, пристрастился к алкоголю. Весной схоронили, палёная водка попалась. Тот, что рядом с водителем сидел, отслужил два года, вернулся в родную деревню. Как бывает в таких случаях, стол накрыли, сына встретили. Друзья пришли, родственники собрались. Пошли на речку искупаться. Всю жизнь в той реке купались. Спиртного выпили рюмки две. Разбежался он, нырнул и не вынырнул. Крепкий, здоровый парень. Думали, разыгрывает. Спохватились, да поздно. Вытащили его из реки, а он уже всё. То ли судорогой ногу свело, то ли от перепада температуры сердце остановилось, то ль судьба такая. Тот парень, что рядом с Паханом сидел на стройку на практику пришёл. На монтажника последний курс заканчивал. Последний день практики, дипломная работа. Оступился и насмерть. 23 года должно было исполниться. Пахан в 26 должен был разбиться на мотоцикле. Выжил. Один их всех пережил. Да и его век тоже был не долгим. Ему и сорока не было. Вроде как 35 или 36 лет было. Пришёл как-то ко мне в отряд, меня уже из больнички выписали, говорит: «Завтра освобождаюсь.» Ну, попрощались. Пожелал мне терпения. Библию свою подарил. Парням в своём отряде тоже вещички свои раздал, мол, примета плохая собой из зоны что-то забирать. Утром на перекличке его уже не было. Только месяца через три узнали, что умер он, кто-то из охраны проболтался. За оградой на пустыре его похоронили, по ту сторону забора, считай перебрался на волю. Родная деревня его развалилась, отец умер, мать сама у сестры в городе жила. Бальзамировать дорого, вести далеко, да он и сам просил, чтоб здесь оставили. Только не хотел, чтоб по нему переживали, вот и соврал всем про освобождения. Да, ладно, не реви, ты же его не знал. – сказал Рамазан, видя, как слёзы текут по щекам у Макса и он растирает их ладонью. – Оставайся сегодня дома. Девушку разбудишь, завтракать приведёшь. Договорились? – к ним вошёл Антон, а следом влетел Алексей. – Да выхожу я, уже выхожу. – сказал он Лёхе и обратился к Антону. – Ханс где?

– В лаборатории. Со с ранья примчался. «У меня идея! У меня идея!» – орал, даже завтракать не стал.

– Поехали. – сказал Рамазан Лёхе и они ушли.