Читать книгу Мы – другой (сборник) - Юлий Гуголев - Страница 9

Ты знаешь, читатель, мудрец и дебил,

что главную в жизни карьеру

я сделал, когда пионером я был.

Но был я и не пионером.

Еще пионерским вожатым я был

у самого Черного моря

и сам источал соматический пыл,

мне пел Челентано «Amore».

Ракушек не счесть на морском берегу,

но мы узнавали немногих.

Вот я и сейчас отличить не могу

двустворчатых от брюхоногих.

Сокровищ среди черноморского дна, —

кто видел, забудет едва ли, —

особо ценилась ракушка одна,

«гербом» ее все называли.

Я знаю, что «рáкушка» можно сказать,

но мы говорили «ракýшка».

И напоминала она, так сказать,

такое ребристое ушко.

Чуть менее счастлив был тот, кто обрел —

венерок средь и сердцевидок —

ракушку, что мы называли «орел»,

и ныне мне памятен вид их.

Пока пионеры во всю свою прыть,

чужую ракушку, прицелясь,

пытались своею ракушкой покрыть, —

такой пионерский Лас-Вегас, —

вожатый прикидывал, как в вечеру,

конкретнее – после отбоя,

ту деву с косою, совсем как сестру,

увлечь на прогулку с собою.

От комнаты взяв пионерской ключи,

от страсти тупея, как овощ,

ее пригласит он поехать в ночи

на остров любви и сокровищ.

Ведь там, в пионерской – сокровищница:

«гербов» и «орлов» – тыща триста,

во тьме чуть видны очертанья лица

и лозунг про «честь коммуниста».

Такой вот идеологический кич

и вечная память при этом:

прекраснейший Ленин Владимир Ильич

из ракушек там был портретом.

Вожатому пофиг гербы. И орлы

ценимы вожатыми мало.

Но там, в пионерской, стояли столы!

И даже кушетка стояла!

Когда-нибудь вспомню той комнаты пляж,

где море в ракушки играет,

а память из ракушки шепчет «Юляш…»,

а время их перетирает.

Плеча я касаюсь ладонью одной,

другая скользнула по талии…

И Ленин такой молодой,

и юный Октябрь, и так далее.