Читать книгу Технология миражей - Юлия Александровна Фомина - Страница 6

Ночь оказалась короткой. Ника пропустила рассвет. Костер давно прогорел и рассыпался в темную кучку пепла. Ветер шершавым языком песка постепенно зализывал рукотворную кляксу на чистой желтой поверхности. Она очнулась от какой-то возни и бормотания. Прежде всего ей пришлось долго отплевываться – мелкий назойливый песок набился везде, где только мог. В песке была вся одежда и волосы, даже, на зубах он скрипел.

Кое-как отряхнувшись, Ника поднялась на ноги. В лучах утреннего солнца она увидела Художника, неторопливо обшаривающего валуны.

– Эдгар, – окликнула его Ника. – Что Вы ищете?

Художник, бросив свое занятие, приблизился к ней. Поправив очки, он, скорчил недовольную гримасу:

– Как Вы считаете, где мы находимся?

Ника глупо хихикнула:

– Ну, по-видимому, в Вашей картине.

Художник, пожевав губами, вынужденно кивнул:

– Допустим, я с Вами соглашусь. Пейзаж похож. Однако как Вы представляете себе такое перемещение… в картину?!

Ника взяла взъерошенного Эдгара за обе руки и с силой усадила его рядом с собой на песок. Разговор предстоял долгий…

Рассказывать пришлось с самого начала – с той злополучной встречи с линялой цыганкой, ужасной туманной ночи, когда произошла авария и том, как ее, правдами и неправдами, завербовали в Контору. Художник оказался не слишком терпеливым слушателем. Ника прекрасно понимала, что, осмыслить многое из ее рассказа, а уж тем более принять, скептику было не под силу. Художник, даже не скрывал того факта, что он ей не верит. Он частенько прерывал ее повествование язвительными репликами, вроде: «По-Вашему, так все вокруг можно объяснить цыганской порчей, шпионскими играми и магнитными бурями», или: «Ааа, хорошее что-то вкололи, раз так «штырило». И все в таком же духе. Однако Ника была настойчива. Она поведала ему об удивительных существах, которые оказывались сущностями, или, если угодно – душой, обычных с виду людей. В ответ Эдгар только издевательски хихикал. Кстати, эта часть истории его особенно позабавила. Настолько, что он даже со смехом поинтересовался, а человек ли он? Ника вполне серьезно кивнула ему, не прерывая своего рассказа. Когда же девушка дошла до повествования о том, что ученые весьма успешно пытались ее одурачить декорациями – исчадиями нанотехнологий, Эдгар внезапно посерьезнел. Он, будто ужаленный, вскочил на ноги и закричал:

– Вот! Наконец-то! А то, уже битый час морочите мне голову нелепыми россказнями! Нанотехнологии – это то, о чем я твержу Вам уже второй день! Изобретатель этих Ваших «нанодекораций» – мой хороший друг Кирилл Сергеев. Именно он создавал эту технологию для военных, но, в какой-то момент, его проект провалился. Скорее всего, и финансирование было прекращено. Теперь он, вероятно, пытается найти им применение в коммерческом сегменте. То, что Вы рассказываете, очень похоже на технологию Сергеева: преломление света, уплотненный наночастицами воздух, воздействие ультразвука на зоны мозга, отвечающие за тактильные восприятия… Я не ученый, объяснить точнее не могу. Но более чем уверен, что это он нас так дурачит! В любом случае, где-то здесь должна быть «кнопка отмены» – она задумывалась на случай аварийного выключения голограммы изнутри. Это может быть какой-то выступ или шероховатость… Что-то небольшое, хорошо замаскированное под местность, но механически действующее именно, как кнопка. Это ее я искал, ощупывая буквально все, до чего мог дотянуться. Попутно я успел измерить шагами площадку, доступную для досягаемости. Сто пятьдесят на сто пятьдесят шагов, то есть некое квадратное пространство. По мере приближения к границам, начинает действовать сопротивление – движения затрудняет трава или песок. О чем это говорит? Задумайтесь! Сам факт того, что возможность передвижения ограничена неким периметром, относительно центра – места нашего первоначального появления – говорит о том, что мы находимся в замкнутом пространстве. Рельеф местности можно в расчет не брать. Вероятнее всего – это просто иллюзия. Пол ровный, а картинка, получаемая нашими зрительными нервами, корректируется, например, ультразвуковым воздействием на наш мозг. На нас производится некое воздействие для того, чтобы мы, с одной стороны, ощущали огромное пространство, но вместе с тем не могли физически преодолеть расстояние так, чтобы не удариться лбом о стену. Кстати, есть еще один способ, – вспомнил вдруг он, – мы же здесь появились?

Эдгар встал и проследовал в центр песчаной площадки – примерно на то место, на котором они впервые поняли, где очутились. Ника, проследив за ним взглядом, согласно кивнула. Художник сосредоточенно посмотрел на подушечку своего указательного пальца и начал осторожно двигаться, выписывая странные кругообразные дорожки на песке. В какой-то момент он сбился и начал заново. Потом – еще… Он чертил подошвами армейских ботинок какой-то узор, напоминающий лабиринт, попутно сверяя начертанные на песке линии с чем-то на его пальце. Но что-то шло не так, как он ожидал. Ника терпеливо наблюдала за его странными действиями, стараясь ничем не отвлекать.

Наконец, он выдохся. Прекратив свое занятие, он вернулся на прежнее место и плюхнулся обратно на песок. Несколько минут он молча наблюдал за тем, как ветер старательно заравнивает оставленные им следы. Вскоре линии на песке сгладились, а потом и вовсе исчезли. Не объясняя своих действий, он продолжил разговор так, будто и не прерывался вовсе:

– Даже взять мои картины – это первый прототип Сергеевских технологий. Я сейчас Вам продемонстрирую!

Он потянулся к небольшому песчаному холмику – занесенному песком рюкзаку. Нетерпеливо отряхнув его, открыл и выудил планшет. Из другого кармана Художник извлек один из цветных кубиков компактно свернутого полотна картины. Рюкзак застегнул и закинул за спину, чтобы тот опять не засыпало вездесущим песком. Затем торжественно водрузил кубик к подножью ближайшего валуна. Включил девайс. Нажал на экране какие-то кнопки, приводящие кубик в движение. Тот ожил, разворачиваясь в плоское полотно, без единого следа сгиба и превратился в картину.

Ника обошла Художника, всматриваясь в странный зеленый мир, некогда украшавший выставочную стену. В очередной раз, девушка поразилась той непередаваемой реалистичности изображения, на которую был способен только истинный гений.

Исполинские стволы деревьев уходили вниз, в зеленый мрак невидимой земной тверди. Неведомый мир утопал в зелени. Небо украшала гигантская сфера незнакомой планеты. Стволы не имели ветвей, а глянцевые листья, прилепленные прямо к стволу, располагались по спирали, будто ступени в небо. Они были большими, как площадки и на вид казались твердыми. У самых оснований листьев и по всей поверхности ствола, то там, то тут взбухали крупные капли зеленого древесного сока. Вокруг деревьев чувствовался необычайный простор. Казалось, воздух был чист и свеж, до звонкости. Мир казался девственно новым – нигде не наблюдалось даже намека на цивилизацию.

– Очень красиво, – искренне похвалила картину Ника.

Художник согласно кивнул и встал рядом с девушкой, задумчиво рассматривая свое творение. Ника приблизилась к полотну так, что ей стали видны мельчайшие детали. Она видела шероховатость коры, мелкие ростки на стволе, блеснувшую, почти невидимую паутинку.

Ника искала… Наконец, заметила, будто слабый ветерок пошевелил пушистый нарост на стволе дерева. Тогда она, не глядя, нащупала руку ничего не подозревающего Художника. И только он успел удивленно взглянуть на нее, как девушка мягко, будто ныряя без единого всплеска в воду, доверилась чудной зелени картины.

Художник от неожиданности охнул. Они стояли на самом краю зеленой площадки листа и изумленно рассматривали мир, в котором очутились. Картины перед ними больше не было. Мир с руинами тоже пропал.

Опасливо отойдя от края, Ника огляделась. Позади них высились покрытые мхом неприступные скалы, окружающие деревья с трех сторон. Они оказались посреди ущелья, поросшего этими странными зелеными великанами. Казалось, что они с Художником – соринки, неведомой силой заброшенные на середину листа одного из деревьев.

Эдгар задумчиво осмотрелся. Подошел к краю листа и заглянул в зеленый мрак, пытаясь увидеть что-то внизу. Нижние листья не давали разглядеть, как далеко они находятся от земли. Задрал голову, исследуя глазами крону. Приблизился вплотную к коре дерева. Его ботинки оставляли песчаные следы на глянцевой зеленой поверхности. Он долго всматривался в узоры коры, а Ника услышала его мысли: «Процессорной мощности хватает на рендеринг лишь видимого "пользователем" поля. Если бы "камера" могла поворачиваться или перемещаться, то модели и текстуры подгружались бы для визуализации нового ракурса, а уже ненужные – выгружались бы. Так же дело обстоит с детализацией самих объектов: в удаленные от наблюдателя "камеры" объекты загружаются низкополигональными, а по приближению к зрителю их детализация, как и качество текстур, растет. Это позволяет экономить ресурсы и поддерживать скорость аппаратного рендеринга относительно постоянной…».

Ника ничего не поняла, но, на всякий случай кивнула его мыслям. Тогда, он повернулся к ней и сделал вывод:

– Ну вот, о чем я и говорил. Кирилл только что переключил картинку. Этот негодяй использует мои же картины! Между прочим, – закричал он куда-то в пустоту, – они защищены авторским правом! Кирилл, ты же не имеешь право их использовать! Если, так, с ними, продашь свою программу, я тебя засужу!

Ответом ему была полная тишина, только ветер покачивал гигантский сиреневый шип соседнего дерева, достающий до их площадки, будто космический шатл, застывший в полете. Художник, сбросив рюкзак под ноги и смело ухватился за отросток, чтобы по нему, как по натянутому канату, перебраться на соседнее дерево. Однако шип оказался мягким, будто резиновым. Он неожиданно поддался под руками Эдгара и тот, не разжимая рук, устремился вниз. Ника только и успела, что ухватить Художника за ногу. Невероятным усилием ей удалось втащить его назад, благо парень был худощавого сложения.

– Ух ты! – только и смог выдохнуть Эдгар. – Реалистичность впечатляет. Теперь я точно знаю откуда выделяется адреналин… И как он пахнет… Однако, картина… Куда она делась?

Ника пораженно огляделась вокруг: изображение зеленого мира на плоской пластине с шестигранными порами пропало. Тем временем, Эдгар, как ищейка, почти носом водя по поверхности листа, что-то искал.

– Что Вы ищите, Эдгар? – спросила его Ника, уже догадываясь, каков будет ответ.

– Так ее же! Проклятую кнопку отмены, – ответил Художник, не прерывая своего занятия.

Он обшаривал буквально каждый миллиметр листа и коры дерева настолько, насколько позволял его рост и длина рук. Брезгливо морщился, попадая руками в зеленый студень резко пахнущего полынным запахом древесного сока. Жидкость была вязкой и плохо оттиралась от ладоней. В результате, он умудрился перепачкаться так, что он стал похож на лягушку. Еще дважды Нике приходилось втаскивать увлекшегося Художника назад на зеленую площадку. Когда все было обследовано, он удрученно опустился рядом с девушкой, брезгливо снимая с себя пластами пленку подсохшей жидкости:

– Что дальше? – спросил он, обращаясь то ли к Нике, то ли к себе самому.

Ника пожала плечами. Художник повесил было нос, но его неугомонная натура не давала унынию завладеть им хоть на сколько-нибудь долго. Вскоре в глазах Эдгара зажглась новая мысль. Он вновь поднялся на ноги и вернулся к точке их первоначального появления. Прикинув что-то в уме, он принялся выписывать свои странные круги, как и прежде, глядя на подушечку указательного пальца. Однако, площадка листа была слишком узкой для подобных маневров и он, понимая опасность, прекратил это странное занятие.

Поняв, что идеи Художника исчерпаны, Ника молча указала на его рюкзак. Тогда Художник, понятливо кивнув, на ощупь выудил еще один зеленый кубик. Он поставил его на середину площадки так, чтобы разворачиваясь, картина могла опереться на ступеньку следующего листа.

Через несколько секунд, по команде Художника, кубик ожил, разворачиваясь. Перед ними возникла картина с изображением какого-то мрачного болотного пейзажа. В мутной дымке возвышались вершины зеленых насаждений с тонкими стволами и раскидистыми кронами.

«Неприятное место!» – подумала Ника.

Эдгар, видимо, подумал то же самое. Он разумно решил не рисковать и свернул картину обратно в кубик. В том ландшафте им даже некуда будет ступить. А после неприятных зеленых капель нынешнего барахтаться в зловонной болотной жиже и вовсе не хотелось. Порывшись в кармане рюкзака, он выудил другой кубик. Заставил его развернуться.

Теперь их взорам явилась совершенно другая картина: вид из зеленой долины открывался на прекрасный горный пейзаж. Причем эти горы являли собой явно рукотворные лики дев, высеченные прямо в скале. Гигантские статуи были просто великолепны! Они были настолько искусно выточены из камня, что, казалось, девы-великаны заснули и так окаменели. На выступе, изображающем корону статуй, виднелась далекая фигура человека с собакой. Они безмятежно любовались долиной, стоя на краю уступа. На переднем плане расцвел хищный красный цветок, живо напомнивший Нике о тех несуразных розах, ради которых она здесь и очутилась.

Ника указала Художнику на человеческую фигуру:

– А мне казалось, что ты не рисуешь людей.

– Это не то, что ты думаешь, – отмахнулся Эдгар. – Я рисую миры без людей. И так… Хватает… Мы перешли на «ты»? В общем, давай. Так будет проще. Чего церемониться… После такого виража… можно считать, что мы уже друзья… Ты ведь мечтала иметь друга-художника? Все об этом мечтают…

– Ну как же, это точно человек, – уперлась Ника, не обращая внимания на попытку Художника пожать ей руку. Она упрямо тыкала пальцем в изображение. – Вот, и копье у него в руках, смотрите!

– Я не люблю рисовать людей, – повторил он, но под неумолимым взглядом Ники, сдался. – Ну ладно, это я себя нарисовал.

– А собака?

– Ну, – замялся он, – собаки куда лучше людей. Мне никогда не везло с людьми. По большому счету, все мои друзья и подруги оказывались в итоге абьюзерами2. Я долго пытался что-то исправить, но кислотные отношения – это гордиев узел. Рубил с плеча и зарекался начинать новые. Каждый раз… А потом… Ушел в свои миры и больше не чувствовал себя одиноким. Чем больше узнаю людей – тем больше я люблю собак! Но, все же, давай дружить, а? А то… выкаем все время…

Ника засмеялась и согласно кивнула. Они церемонно пожали друг другу руки. Художник тем временем подобрал с поверхности листа какой-то жухлый отросток и сунул его к себе в карман.

– Нужно его изучить на досуге, – пояснил он.

Потоптавшись с минуту вокруг изображения, он крикнул куда-то вверх:

– Ну что, злодей, переключай картинку, – и замер в ожидании.

Прошла минута, другая, но ничего не происходило.

– Наверное, для загрузки требуется некоторое время, – предположил он. – Давай подождем еще немного.

Они ждали еще несколько минут, но ничего не происходило. Тогда Эдгар поправил полотно, закинул рюкзак на плечи и попытался шагнуть прямо в изображение. Картина поддалась, спружинила и чуть не улетела, скользнув на край листа. Художник торопливо догнал ее и водрузил обратно. Спохватившись, схватил Нику за руку, будто боясь оставить ее на «этой стороне» и попытался еще раз шагнуть прямо в картину. Ничего. Холст покачнулся, но устоял. Художник пожал плечами и предложил Нике попробовать повторить его опыт. Ника, уже понимая, что нужно делать, приблизилась к картине, цепко сжав холодную влажную ладонь Художника.

Она вгляделась в изображение, ловя малейшее движение нарисованных растений. Приблизив взгляд, она поняла, что «мухоловки» на ближнем плане картины выглядят, мягко говоря, не привлекательно, а скорее даже жутко. Да уж, не хотелось бы оказаться прямиком у них в зубастых пастях. Тогда она перевела взгляд на дальний план картины – верх скалы с ликами дев. Одинокая фигурка художника в красной куртке застыла без движения. Ника еще ближе придвинулась к поверхности картины, стараясь не замечать шестигранные поры. Движения не было. Ника покачнулась, моргнула… и, через неуловимый момент, услышала позади них радостное собачье поскуливание. Они оказались на скале. Художник, освободив пальцы из цепкой Никиной ладошки, зачарованно разглядывая страшного добермана, ластившегося к нему, будто к хозяину.

– Привет, – радостно поздоровался с псом Эдгар.

Ника с подозрением уставилась на собаку – вдруг и от него последует человеческая речь? Однако пес совершенно по-собачьи гавкнул и заскулил, требуя немедленной ласки. Эдгар осторожно поднес пальцы к собачьему носу, и пес тут же подставил ему холку – чеши!

– Какая хорошая собачка, – опасливо покосилась на нее Ника. – А твоя фигура на скале исчезла! Мы здесь одни с этим… милым песиком…

– Но ведь я сам здесь, – резонно возразил Художник, трепля собаку по холке. – Как ты это делаешь? Я имею в виду – переключение изображений. У меня так не выходит.

Подумав, он поделился с Никой своей теорией происходящего:

– Проведя этот нехитрый эксперимент, я делаю вывод, что часть одной картины можно перенести в другую. Думаю, что животные тут вполне могут быть как обычные, так и… говорящие. Да хоть коровы летающие! А почему? Да потому, что они, как и все вокруг нас, – цифровые анимированные объекты. Так что я делаю вывод, что дело все же не в тебе. А кот твой британский… Просто адаптивный бот. Они же осмысленно тебе отвечали? Это нормально, так все боты умеют. И то, что ты слышала их речь, а я не слышал – просто глюк. Вероятно, их ультразвуковое воздействие на мозг еще не доработано и действует на людей по-разному. В общем и целом, логично. А, может, и не глюк вовсе, просто воздействие на мозг мужчин и женщин различно. У женщин вообще мозг…

Художник прервался на полуслове, поняв, что мог сейчас ляпнуть что-то не подходящее. Ника, проигнорировав его последние слова, хотела было поспорить с Эдгаром насчет Зайчика, как вдруг они услышали странный механический щелчок. В чудной неземной красоте, среди дикой природы этот звук был так же чужд, как звуки клавесина на боксерском ринге. Затем щелчок раздался во второй раз. Точно им это не послышалось.

Ника с Эдгаром переглянулись и, не сговариваясь, пошли на звук. Собака за ними почему-то не увязалась, оставшись на месте, будто сторожила что-то. Дорога была единственной – по верхушке корон каменных изваяний. С одной стороны дороги был обрыв, с другой – возвышался травянистый холм. Со стороны лик каменных дев спуститься в долину можно было только с помощью альпинистского снаряжения. Раздался третий щелчок, на этот раз – гораздо явственнее и ближе. Четвертый – ближе. Пятый – совсем рядом…

Наконец, друзья обогнули холм и замерли. Короткая площадка за поворотом заканчивалась обрывом, за которым расстилалось бескрайнее море. Край обрыва ограничивали крупные валуны, будто здесь произошел обвал. Однако непонятно было, откуда на покатом холме могли появиться такие большие камни. Что могло так осыпаться?

Море тоже было странным, мертвенно неподвижным, будто застывшая лава. Темные его воды хранили молчание, и только едва заметные блики на воде давали понять, что это не черное зеркало, а самая настоящая вода. Площадка перед ними обрывалась так круто, что к краю было страшно подойти.

Но главным было другое – на краю обрыва, свесив ноги в страшную бездну, сидел обнаженный человек. Он был неестественно худым и изможденным. Устало привалясь спиной к нагретому солнцем валуну, он что-то крутил в руках. Вот он поднял неверную руку, и в лучах заходящего солнца блеснул револьвер.