Читать книгу Сжигая мосты - Юлия Александровна Гатальская - Страница 12

Я сидела на диване в гостиной и всеми силами боролась с подступающими к горлу рыданиями. Через минуту раздался звук захлопывающейся двери и частый топот детских ножек. Катя проводила отца и подошла ко мне, заглядывая в моё лицо. Дочь хмурилась и явно была чем-то расстроена, но то, что она произнесла, было для меня полной неожиданностью:

– Мама, почему папа тебя больше не целует, и вы постоянно кричите друг на друга? Папа больше не любит тебя?

Я почувствовала, как сжалось моё измученное сердце в предвкушении неизбежного разговора. Нельзя сказать, что я совсем не ждала подобного вопроса, просто я не ждала его так скоро. Мне на самом деле было страшно рассказывать дочери правду, я боялась её реакции. А вдруг она возненавидит меня за то, что я решила развестись? Но я понимала, что врать или ждать больше нельзя, пришло время посветить Катю во всё происходящее. Я мысленно прокляла Власова за то, что он спихнул всё на мои плечи, и попыталась собраться с мыслями, чтобы как можно мягче объясниться с дочерью.

– Детка, папа не целует меня, потому что он больше не хочет этого делать. У взрослых иногда случается так, что они перестают любить друг друга и начинают жить в разных домах.

Я видела, как недоверие и страх вселяются в душу моего трёхлетнего ребёнка, все её чувства отражались на её маленьком личике.

– Значит, папа больше не любит нас? – в голосе малышки слышались нотки паники.

– Нет, детка, папа не любит только меня, тебя он по-прежнему очень сильно любит. Просто теперь нам с папой не уютно жить вместе в одном доме, поэтому мы с тобой будем жить с дедушкой, а папа останется в Санкт-Петербурге.

– Но я хочу жить в Санкт-Петербурге, я хочу домой, я хочу к папе! Почему вы не можете помириться и больше не кричать?

Казалось, отчаяние захлестнуло меня с головой. Я одновременно боролась со злостью на Марка и с жалостью к своей дочери. Честно признаться, я понятия не имела, как объяснить такие сложные вещи, как развод и измена, трёхлетнему ребёнку. Паника накатывала на меня, когда я наблюдала за реакцией дочери. Слёзы текли по её щекам, и она готова была уже начать биться в истерике.

– Катюша, зайчик мой, мы не можем вернуться к папе. Папа слишком занят на работе, он почти не бывает дома и он не будет рад видеть меня. Папа будет иногда забирать тебя к себе на выходные или приезжать в сюда в Бор, он любит тебя и вы будете часто видеться…

– Но я хочу, чтобы всё было как раньше! – перебила меня дочь и я поняла, что истерики не миновать. Я и сама была на грани нервного срыва и меня всю трясло. Я сдерживалась из последних сил, чтобы не обругать Марка при дочери всеми мыслимыми и немыслимыми бранными словами, чтобы не выплеснуть на неё всю ту злость и ненависть, которую я сейчас к нему испытывала. Именно он был виновен в том, что моя маленькая дочь страдает и переживает ужасные моменты распада семьи. Слёзы сами собой покатились из глаз, оставляя солёные дорожки на моих щеках, и когда я вновь смогла заговорить, мой голос дрожал.

– Малышка, всё уже не будет как раньше. Я понимаю, что ты хочешь, чтобы мы жили все вместе и любили друг друга, я бы и сама этого хотела, но так случилось, что мама с папой не могут больше жить вместе. Это совсем не означает, что мы не любим тебя, ты самое дорогое, что есть в нашей жизни.

Я попыталась обнять рыдающую дочь, но она вырвалась из моих рук и бросилась наверх в свою комнату, оставив меня с тяжёлым сердцем. Я какое-то время просидела внизу, ожидая, когда Катя немного успокоиться, затем прошла на кухню, выпила стакан воды, взяла себя в руки и поднялась к ней.

Дочь лежала на кровати и громко всхлипывала, моё же сердце разрывалось от жалости к ней. Я осторожно легла рядом и обняла её. Катя посмотрела на меня заплаканными глазами, но не оттолкнула.

– Котёнок, я очень сильно люблю тебя и мне жаль, что так вышло.

– Это папа во всём виноват! Из-за его работы ты не хочешь с ним жить!

Мой внутренний голос буквально кричал, что во всём и правда виноват Марк, виноват, что нашёл другую женщину, виноват, что разрушил наш брак, виноват, что Катя сейчас страдает. Но вслух я не могла такое сказать, это окончательно разбило бы сердце моему ребёнку.

– Детка, никто не виноват в том, что случилось, – тихо проговорила я, гладя её по спине. – Просто наступил такой момент, когда мама с папой разлюбили друг друга.

Дочка посмотрела на меня недоверчивым взглядом. Она уже не рыдала так сильно, а только всхлипывала. Я поняла, что основная буря позади, и испытала некоторое облегчение. Главный и самый сложный разговор состоялся, теперь я ничего не скрывала от дочери и она знала всю правду, почти всю. Теперь ей нужно только время, чтобы свыкнуться с новыми обстоятельствами, привыкнуть к новым условиям. Я знала, что она переживёт это легче, чем я. Дети всегда быстро забывают боль, они умеют радоваться жизни и находить в ней счастливые моменты, даже если таковые спрятаны под полупрозрачным покрывалом из неприятностей.

Лежа рядом с дочерью, обнимая её и вслушиваясь в её тихие всхлипывания, я думала о том, где найти в себе силы, чтобы пережить весь этот кошмар. Я понимала, что самое неприятное ещё впереди. Мне предстоял развод и всё вытекающие из него последствия: алименты, шушуканье за спиной, вынужденные встречи с Власовым, которого я сейчас ненавидела всей душой из-за его поступка. Он поступил как последний подонок, изменив мне, но всё же это можно было как-то понять, а вот его отношение к дочери, трусость и нежелание признаваться ей и взваливание этой обязанности на мои плечи я понять не могла и ненавидела его за это.

Вскоре моя малышка забылась спокойным сном и её дыхание стало равномерным и тихим. Я вслушивалась в эти звуки и всматривалась в спящее лицо своего ребёнка, ощущая неизмеримую любовь к ней. Она – моё счастье, моя радость, моё настоящее и будущее. Никакая любовь ни к одному мужчине не может сравниться с любовью матери к собственному дитя. Эта любовь безгранична, она вечна и никакие поступки не способны убить её или преуменьшить. Она не живёт три года, как описано в этой дурацкой книге, она живёт столько, сколько живём мы сами. Раньше я не понимала значения выражения «любить до слёз», пока у меня не родилась дочь. Когда я смотрю на неё, вижу её улыбку, её любящий взгляд, направленный на меня, меня переполняют чувства бесконечной нежности. Их настолько много, что все они просто не могут поместиться в моём хрупком теле и иногда вырываются наружу с редкими слезами счастья. Я знала, что именно эта любовь поможет мне справиться с болью, придаст мне сил. С такими мыслями я не заметила, как погрузилась в сон в объятьях самого дорогого мне человечка.

***

На следующий день Катя всё ещё злилась на меня за то, что мы теперь не будем жить с папой, но я знала, что самое страшное уже позади и скоро всё образуется. Я сама почти успокоилась и старалась выглядеть весёлой, чтобы не усугублять ситуацию и не портить и без того плохое настроение дочки, которую всё раздражало, даже новый телефон, подаренный Марком.

Однако, когда вечером раздалась громкая трель моего мобильника и я увидела на дисплее «Власов», всё моё мнимое спокойствие и благодушие тут же улетучилось. Не успела я ещё поднести трубку к уху, как из неё уже раздавались гневные реплики:

– Что, чёрт подери, ты наговорила дочери про меня?

Я опешила от такого заявления, когда Катя успела ему всё рассказать?

– Я сказала ей только то, что мы больше не любим друг друга и будем жить раздельно, я была вынуждена, – процедила я, ощущая растущую волну ярости на него. Куда пропала его вежливость – ни тебе "привет" ни "здрасте".

– Тогда почему она не хочет разговаривать со мной по телефону, обвиняет в том, что я больше её не люблю и называет предателем?

– Я не знаю, – искренне удивилась я. – Но раз уж на то пошло, я предупреждала тебя и просила всё ей рассказать. У тебя был шанс и не один! Ты сам виноват, что так получилось!

– Когда ты успела превратиться в такую стерву? Ты специально настраиваешь дочь против меня! – рычал Марк.

– Перестань вести себя как последняя скотина, Власов! – взорвалась я, не в силах больше сдерживать ненависть к нему. – Я не настолько глупа, чтобы причинять боль своей дочери, рассказывая о твоих мерзких похождениях! Ты свалил всю ответственность на меня и ещё смеешь меня в чём-то обвинять!

– Я всё понял! Ты хочешь, чтобы она возненавидела меня? Так ты хочешь наказать меня?! – Марк не слушал меня или не хотел слышать. Это необоснованная клевета стала последней каплей, во мне вдруг что-то щёлкнуло, что-то резко оборвалось и я уже более спокойно произнесла:

– Ты настоящая дрянь, Марк Власов, – это было не обвинение, а простая констатация очевидного факта. – Не нужно судить людей по себе. А знаешь что, можешь мне не верить и думать всё, что хочешь. Я не собираюсь оправдываться, зачем мне это. Я только что поняла, что мне всё равно, что ты думаешь, мне плевать. Не звони сюда больше!

Я бросила трубку. Мне на самом деле было плевать. Я вдруг ясно осознала, что мне действительно всё равно. Марк настолько мерзко вёл себя, был настолько жалок и отвратителен в своих поступках и словах, что я даже злиться на него больше не хотела и не могла, у меня не было сил, я была слишком истощена морально. Я ощущала пустоту и безразличие. Безразличие к этому человеку, которого я когда-то любила. Он в одно мгновение словно перестал иметь для меня хоть какое-то значение. Я попыталась вспомнить его лицо, но не смогла, оно было каким-то расплывчатым, нечётким. Я всё ещё ощущала ноющую боль в сердце, но теперь виновник этой боли был каким-то абстрактным, будто это был не мой муж, а какой-то призрак прошлого. Невероятно, но я ощутила облегчение, все чувства к Марку, которые я когда-то испытывала, а последнее время маскировала злостью и ненавистью, будто бы просто испарились, освобождая мою душу и мой разум. Теперь я по-настоящему поверила, что свободна от зависимости под названием «Марк Власов», что смогу начать жизнь с чистого листа и внутренне улыбнулась.

***

Спустя несколько дней мне позвонил юрист Марка и сообщил, что все бумаги готовы, осталось только приехать в пятницу в Питер и поставить подпись. По этому поводу меня разъедали противоречивые чувства: с одной стороны мне было всё ещё больно осознавать, что жирной точкой моего брака, в котором мы прожили более пяти лет, станет развод, но с другой стороны я ощущала даже некоторую легкость, искренне веря, что это может стать первым шагом к новой жизни и никакие формальности больше не будут меня связывать с Марком Власовым.

Катя уже почти пришла в норму и перестала злиться на меня и на Марка. Она снова ждала его приезда, но он сообщил, что не сможет навестить её в субботу из-за работы, и дочь сильно расстроилась. Когда же я уже хотела просить отца присмотреть за ней в пятницу, чтобы уехать в Санкт-Петербург, Катя сказала, что папа договорился с бабушкой Наташей и дедушкой Витей и что они заберут её к себе на весь день. Надо признать, я была им благодарна, да и Катя обрадовалась перспективе побыть в большом доме Власовых.

Весь процесс не занял и десяти минут. Мы сидели в офисе адвоката Олега Алексеевича и он скорее из вежливости, чем из необходимости ещё раз уточнил, не передумали ли мы разводиться. В унисон мы с Власовым прорычали «Нет!» и торопливым движением руки оставили подписи в нужных местах. Затем я, даже не взглянув на Марка, взяла свой экземпляр свидетельства о разводе и уверенным шагом с гордо поднятой головой направилась к выходу. Только сев в свою машину и отъехав на приличное расстояние, я дала волю слезам. Пусть я уже не испытывала никаких ни положительных, ни отрицательных чувств к теперь уже бывшему мужу, всё-таки он был когда-то родным мне человеком и мы любили друг друга восемь лет, из которых семь прожили в браке. Это прошлое всё-таки связывало нас, его нельзя было просто так стереть ластиком, словно помарку от карандаша на бумаге, к тому же у нас была общая дочь. Мне было грустно, очень грустно и больно. Развод – это унизительная и болезненная процедура.