Читать книгу Святы и прокляты - Юлия Андреева - Страница 4

Ночь. Только цикады звенят так громко, что, право, подкрадется какой-нибудь душегуб – шагов не расслышишь.

В свете факела молодой человек пытается содрать кинжалом дерн: дерг-дерг – крепко держится корнями сорная трава подорожник да осока; не желает отдавать своего цеплючий репей. Юноша втыкает клинок раз и другой, рубит, режет, пытается отодрать кусок пахнущего свежей землей дерна. Это тебе не на огороде копаться, не рыхленные-перерыхлённые грядки окучивать, не с виноградником возиться! Кинжал ударяется о камень, врезается в корень давно сгнившего дерева. Парень плюет на руки, продолжает. Когда удается очистить от дерна крошечный пятачок, в дело идет лопата.

– Слишком глубокой ямы не копай. Широкая тоже без надобности. Два локтя – и будет! – наставляет его отец. – Ты мне еще спасибо скажешь, когда дела пойдут.

– Ага, пойдут! Верно матушка говорит: дойдет слух до нашего сеньора – все кости переломает, руки точно крадунам бессовестным отрубит. И будет прав.

– Есть ему дело до нашего поста, как же! Встречаем прохожих, проезжих, расспрашиваем не шпион ли, не еретик, получаем денежку – и нам хорошо, и городская казна не в обиде.

Вместе они поднимают с земли приготовленный заранее постовой столб и аккуратно помещают его в ямку.

– Посуди сам. Вот где мы должны стоять? На дороге Красной, на въезде в Салерно. Дабы блюсти интересы нашего сеньора, получая подорожную мзду. Но Красная большая, и кто помнит, где конкретно должен размещаться наш пост? Скажешь, сеньор Салерно помнит? Епископ знает? Вот и я о том же…

Другое дело, если мы немножко сместим этот пост в сторонку, так чтобы захватить Торфяную дорогу, ведущую в Амальфи, где нынче ярмарка… То есть мы чуть-чуть сдвинемся в сторону от Красной, и уже завтра будем собирать въездную подать за посещение ярмарки. Знаешь, сколько народу проедет по этой дороге? А я тебе наперед скажу: не мало.

Наш сеньор, долгие лета ему и его деткам, ждет от нас въездной пошлины. И он ее получит. А тот, что в Амальфи, все равно приберет к рукам пошлину с основной дороги. С Торфяной же мы и сами не побрезгуем. Ихнее ушехлопство нашим богатством обернется. Забыли, поди, что в Амальфи ведут две дороги, и по Торфяной пойдут купцы, отторговавшие свое и забравшие товар на рыбной ярмарке Неаполя. За ярмарочные дни мы сумеем заработать мамке на корову, а то и лошадь купить! До утра нужно управиться и на пост заступить… Грехи наши тяжкие, – он крестится. – Дерном землю прикроешь, будто давно стоит. В базарный день каждая минута на счету, не до препирательств.

Да не трясись ты так, образина! Думаешь, я первый раз границу двигаю? Эх, молодо-зелено… Слышь: ты что, сеньора Амальфи пожалел? Чего его жалеть-то? Не наш это сеньор. Твое дело на посту стоять, да интересы Салерно блюсти. А об Амальфи – пусть его стражники пекутся… Хватит уже здесь. Глянь лучше, глазки молоденькие, что там впереди? Не могу разобрать. Там вот, откуда свет?..

* * *

Сквозь щелку в исповедальне ясно видно плечо отца Грегори и кусок накидки сеньоры фон Уршперг. Мог бы и ближе подойди, старый черт! Впрочем, береженого бог бережет: напугал дурака, так тот теперь и не знает, каким боком встать к схрону таинственного незнакомца, дабы не заработать удар ножом. Лиц не видно, зато все слышно – лучше не придумаешь, даже извечное церковное эхо не мешает.

– Если вы не вывезете детей из города, их убьют, и никто уже не сможет этому помешать. Они последние в роду, и сеньор Малабранка это дело не оставит, посулите вы ему хоть мешок золота. Никто не щадит кровников. Уезжайте, и как можно быстрее, сударыня.

– Куда мне ехать? – надтреснутый старушечий голос напоминает орлиный клекот. – Пусть режут, стреляют. Я свое отжила. Но внуки? Сердце кровью обливается.

– Я уже пытался говорить с доном Малабранка, безуспешно. Он явится: сегодня, завтра или через неделю, но непременно придет со своими головорезами. Он хочет, чтобы город выдал ему детей летописца, или весь Амальфи будет вырезан. Если вы не спрячете их прямо сейчас, Совет старейшин выдаст ребят по первому требованию Себастьяно Малабранки. Ему не придется даже брать город в осаду: ремонт стены и так обошелся казне в кругленькую сумму, не говоря о воротах! Я вам не враг.

– Я знаю, святой отец! Но есть еще Лучиано – мой родной племянник, сын моей двоюродной сестры, мы ждем его со дня на день. Он должен забрать ребят и увезти туда, где их не найдут. Я уже просила вас отправить Анну в монастырь капуцинок, но вы…

– Смеетесь, право? Выйдите из храма и посмотрите! Вон он монастырь. Думаете, слуги сеньора Малабранки поленятся подняться к Божьему дому по одной из каменных лестниц? Бесполезно прятать Анну так близко, ее все равно выдадут – и тогда… Что же Лучиано?

– Лучиано из Риволи должен забрать детей. Я не вру. Если в город заявится Себастьяно Малабранка, вы могли бы укрыть их по крайней мере до прихода Лучиано. Если вы сделаете, как я прошу, Господь не оставит вас, я же… – Она зашептала на ухо священнику: – У Лучиано будет знак, кусок зеленой парчи, такой не купишь на нашем рынке. Я слепа, но вы-то знаете, что такое парча.

– Будь по-вашему, – священник вздыхает. – Я спрячу детей в храме, и да защитят их мощи святого Андрея. Но не моя вина, если люди сеньора Малабранки обнаружат их здесь.

Стуча по каменному полу клюкой, старуха покинула храм. Рудольфио дождался, когда ее шаги стихнут и выбрался из своего убежища.

– Я сделал все, как вы приказали, сеньор, – руки священника заметно дрожали. – Вы пришли за этими детьми. Назовитесь Лучиано из Риволи и заберите их, ради всего святого. Не сегодня завтра Себастьяно Малабранка все равно ворвется в город и не оставит здесь камня на камне.

– Мне нужна зеленая тряпка. – Незнакомец покрутил головой и, приметив что-то, устремился к алтарю.

– Это праздничный покров Девы Марии. Вы ведь не собираетесь грабить церковь? – запротестовал было священник.

– Старуха на ощупь отличит парчу от любого другого материала, – ловко перепрыгнув через крошечную загородку, незнакомец аккуратно снял кусок материи с головы Непорочной Девы. – Как раз зеленая парча. Точно специально! – Он усмехнулся. – Уверен, у матери нашего Бога найдутся и другие наряды. – Отсалютовав священнику и не оборачиваясь больше, нехристь выскользнул из церкви.

* * *

Жилище сеньоров фон Уршперг Рудольфио приметил сразу же, как приехал в Амальфи. Добротный, с флюгером в виде трубача, весь поросший зеленым плющом, дом был словно втиснут в скалу, составляя с ней одно целое.

Справа и слева от него, на крышах соседних домов, располагались цветущие сады. Широкие кадки с водой размещались в специально выдолбленных в скальной породе углублениях. Между домами умелые жители вырубили ступеньки и небольшие площадки, где играли дети, вальяжно разгуливали толстые рыжие и белые куры, грелись на солнце дворовые собаки.

Теперь же, когда Рудольфио получил имя, которым должен был представиться, а также опознавательный знак, дело уже не казалось ему таким заковыристым, как вначале. Одно плохо – граф Гонсало Манупелло, прозванный за созданную им собственную сеть шпионов Спрутом, потребовал доставить в Амальфи летописца Бурхарда Уршпергского[1], а тот уже неделю, по милости скорого на расправу кровника, гнил в церковной земле. Так что Рудольфио не оставалось ничего иного, как с риском доставить заказчику хотя бы детей погибшего.

Дожидаясь вечера, Рудольфио отправился в ближайший трактир, где поужинал и выпил пару кружек кислого вина, а с наступлением сумерек он уже стучался у ворот знакомого дома.

В окошечко над дверью на него глянули бесцветные старческие глаза под белыми кустистыми бровями.

– Мое имя Лучиано из Ривали. Доложите сеньоре фон Уршперг! – заявил Рудольфио, и тут же старая массивная дверь распахнулась перед ним, даже не скрипнув.

Старик в сыромятных сапогах с обрезанными голенищами, одетый в коричневое домашнее сюрко и кожаную безрукавку, поспешно закрыл за гостем дверь. Кланяясь и точно старый пес заглядывая в глаза, он побежал показывать дорогу.

В большом душном и темном зале, окна которого были закрыты ставнями, на полу под ногами шуршал высохший камыш. Посреди зала на здоровенном неудобном кресле восседала похожая на орлицу носатая старуха в черной кружевной мантилье поверх шелкового головного платка и в черном до пола шерстяном платье. Из-под подола торчали узкие носы старомодных башмаков.

Перед ней на крошечных табуретах сидело двое детей – отрок лет двенадцати и девочка лет девяти, с распущенными по плечам светлыми волосами. При виде незнакомца они вскочили, причем мальчик обнажил меч.

Рудольфио широко улыбнулся юному защитнику, эффектным жестом выхватив из-за пазухи зеленую парчу, и взмахнув ею в воздухе, точно тореадор плащом, накинул трофей на плечи девочке. Та ойкнула, мальчик что-то шепнул бабушке, и старуха, опираясь на руку внука, медленно поднялась навстречу гостю:

– Лучиано! Мы уже думали, что ты не придешь!

Опомнившаяся девочка, криво поклонившись новоявленному «родственнику», метнулась в сторону бабушки, и та дрожащими руками ощупала ткань, всего несколько часов назад покрывавшую Деву Марию.

– Парча. Никакого сомнения, парча.

– Зеленая парча, бабушка, – помогла ей внучка.

– Та самая. Мой покойный муж привез эту парчу из земли неверных. Половину рулона мы подарили на свадьбу моей сестре и еще половину преподнесли по куску в три разных храма. Храм Андрея Первозванного и храм при монастыре капуцинок – эти в нашем городе. А так же в Неаполе… Удачно, что Жанна сохранила этот кусок. Его невозможно спутать ни с чем иным… Подойди ко мне, племянник, дай мне обнять тебя напоследок.

Рудольфио приблизился к старухе, склонившись к самой ее груди, но та и не подумала его обнять, как бы это сделала любая другая. Вместо этого сеньора осторожно коснулась чувствительными пальцами лица гостя и быстро ощупала его, точно лепила посмертную маску.

– Да, мои пальцы никогда не обманывали меня. Ты сын моей сестры Катарины. Ты пошел в нашу породу, в этом нет никакого сомнения. Лучиано, ты спасешь детей?

Он поспешно кивнул, поцеловав руку, нежелающую отпускать его, а затем, сообразив, что старуха просто не может видеть его, уточнил:

– Я бы хотел, чтобы детей собрали немедленно. Через пару часов, когда начнет темнеть, мы выйдем из дома и постараемся покинуть город незамеченными.

– Будет так, как ты скажешь, – старуха понимающе кивнула. – В отличие от глупого кровника сын моей сестры понимает, что значит королевская кровь. Слуги приготовят вам с собой еду и теплые плащи.

– Зачем нам теплые плащи, бабушка? Ведь лето, – не поняла девочка.

– Возможно, несколько ночей, сеньорита, нам безопаснее будет спать на земле, – уточнил фальшивый Лучиано. – Себастьяно Малабранка узнает, что я забрал вас из Амальфи и будет искать на постоялых дворах.

– Твоя правда. – Сеньора фон Уршперг одобрительно кивнула.

– Отец учил меня владеть мечом! – вспыхнул мальчик.

– Уверен, это знание пригодится нам во время путешествия, – улыбнулся Рудольфио. – Во всяком случае, я учту, что от тебя может быть польза.

– Лучиано! Все, что требуется сделать, это отвести детей в спокойное место. Лучше всего в Россано, где живут родственники их матери. Там позаботятся о них. Если не получится, делай так, как сочтешь нужным. Пусть возьмут другие имена, попросите защиты в каком-нибудь монастыре. Они могут работать переписчиками священных книг. Мой сын, царствие ему небесное, успел научить их не просто грамоте: под диктовку Константин и Анна способны писать так быстро, что говорящему обычно не приходится повторять.

– Я все понял. Мы теряем время. Пусть слуги соберут детей в дорогу.

– Да благословит тебя Бог Лучиано. Константин, Анна, слышали, что вам сказано? Собирайтесь…