Читать книгу Ветер из Ига - Юлия Андреева - Страница 4

Замыкающие кавалькаду четверо рядовых самураев, десятник Юкио и сотник Кадзума тихо переговаривались между собой.

– Виданное ли дело, чтобы взять замок, вырезать всех в деревне и уйти без добычи, всего-то полудохлая узница, что по дороге от истощения зачахнет, да соплячка, – повернувшись к друзьям, со злобой выдавил самурай Ядро.

– К тому же это и не наша добыча, а даймё с сыном, – поддакнул ему Юкио. – Что скажешь, сотник, – обратился он к что-то обдумывающему начальнику по фамилии Кадзума, – может, завтра с утреца добраться до этого места да и поискать, чего там под полами припрятано? Синоби – они ведь бедняками никогда не были.

– Вам же было велено обо всем забыть, – пожал плечами Кадзума.

– Но, Кадзума-сан, разве ж мы трепаться собираемся, мы по-тихому сделаем свое дело, все равно добро в замке теперь пропадет. Не мы, так другие все растащат, а нам какая от этого польза? Сражались, кровь лили, а в результате ничего.

– По этой дороге все равно не проехать будет, завтра тут еще охотники, пожалуй, будут топтаться, приметно больно. – Кадзума огляделся.

– А и не надо по этой, есть же другая дорога, знаю я эту дорогу, правда, там ведьмак-травник местный живет. Крестьяне его со страху в лес прогнали, а теперь – у кого какая беда случится – по одному ходят, о милости просят. Говорят, людей пропавших ищет, зубы заговаривает, бабам во время родов помогает, – он вздохнул, – правда, и порчу злую наслать может. За что платят, то и исполняет, жить-то надо.

– Колдун, говоришь, ведьмак? – Кадзума задумался. С одной стороны, выходило, что ведьмак – существо опасное и лучше его не трогать, с другой – мало ли бед в провинции происходит, и если поймать насылающего напасти на крестьян колдуна, скорее всего, за этот подвиг даймё щедро вознаградит героев.

– Настоящий ведьмак, в прошлом годе случилось, помните, странное дело, над деревней Ицугару туча прошла с градом и, почитай, весь урожай побила. А над соседней ничего, обошлось. А ведь обе деревни всего ручьем и разделены. Да и ручьишко-то, тьфу, цапля вброд перейдет, хвостика не подмочит. Думали, гадали, а потом припомнили, что вдова кузнеца из Айщихара поссорилась за неделю до этого с женой рыбака оттого, что та, мол, рыбу ей негодную подсунула и чуть было не отравила. За дело такое вдова обещала отомстить и, должно быть, отомстила, потому как видели ее позже недалече от домика ведьмака с узлом. Туда шла с узлом, а обратно без. Веселая такая, говорят, песни распевала. А через неделю как раз град и случился.

– Вот, значит, как, – сотник почесал затылок. – Из-за бабьих козней, выходит, хозяйское добро страдает. Непорядок.

– А я слышал о том граде по-другому, – дернул сотника за рукав Юкио, – слышал я, будто бы два крестьянина этих деревень поссорились из-за девицы, которую потом сотник Агира-сан, которого вызвали замирение производить, себе забрал, чтобы крестьянам больше не ссориться между собой. А они все равно к колдуну бегали и отомстить просили.

– Почему же не сотнику отомстили? – Невольно заулыбался Кадзума, представив, как большие градины сыплются на неказистого, с большими отвислыми усами и крошечным личиком Агира, а тот от них хоронится под большим щитом. Умора… Кадзума никогда не любил Агира, считая его повышение до должности командующего целой сотней несправедливым. Потому как не было у выскочки Агиры ни стольких удачных походов, как у Кадзумы, ни стольких женщин. Сидел век вечный с одной-единственной, не самой красивой бабенкой, всю жизнь при складах или при ставке, нормального боя не нюхал, кровью ни разу, даже чтобы просто узнать, что это такое, не умывался. Да, скорее всего, у Агиры и ноги, что у бабы, без единого шрама, и тело белое и мягкое, словно и не самурай. Ноги без шрамов, нет, пожалуй, это он, Кадзума, хватил, потому как если у мужчины нет ни одной боевой отметины на бедрах, хороший доктор за пару монет ему какие угодно вырежет: и от ножа, и от копья, и даже по касательной от меча, только заживает дольше.

– Да сотнику разве ж можно мстить? – прервал поток мыслей Кадзумы Юкио. – За своего сотника самураи и зарубить могут, если что. Крестьяне друг с дружкой наперво поссорились, а затем колдун порчу наложил.

– Почему тогда только на одну деревню наложил? – проявил интерес молодой Кару.

– За что заплатили, то и сделал. Что он, дурак, лишнее перерабатывать.

Сотник задумался. По всему выходило, что если удастся связать ведьмака да по-тихому привести его к даймё и все его деяния перед Токугава-но Дзатаки выложить, вряд ли тот станет слишком долго валандаться со злодеем, а, скорее всего, велит провести скорое дознание, а то и зарубят колдуна под горячую руку. Туда ему и дорога.

Смельчакам, провернувшим же такое важное дело, он, без сомнения, выскажет благодарность, а то и повысит.

Кадзума довольно улыбнулся, предвкушая торжественный прием у даймё. Хотя, если Дзатаки и откажется отблагодарить своих верных самураев, всегда останутся собранные в опустошенном замке вещи. Оружие, драгоценности, даже посуда и одежда. Все пригодится в хозяйстве или будет отдано в лавки торговцам и с честью пропито.

Выходило, что при любом раскладе они оставались при барышах.

Что же до риска, Кадзума, конечно, не мог не верить в могущество горных отшельников, способных летать по воздуху или обращаться в разных зверей и птиц, но только где эти великие и ужасные ямабуси?[10] Когда даже грозные синоби отравились, как котята, и еле ползали во время их появления.

Тем более он никак не мог поверить в то, что где-то рядом, буквально под боком, может поселиться действительно серьезный колдун. Ну травник, ну деревенский полудурок, которого выперли из собственной деревни за то, что он девок молодых портил или имел обыкновение разгуливать по улицам нагишом. Таких случаев на памяти сотника было сколько хочешь.

Кого-то считали ведьмаком за то, что тот имел отвратительную особенность не снимать в домах свои грязные сандалии. Кому-то доставалось за то, что он жарил при односельчанах вонючее мясо и поклонялся Христу, третий был нечист на руку, четвертый купил на рынке у китайца связку чеснока и, сдуру наевшись его, провонял всю деревню… Бывали случаи, когда разорившиеся крестьяне уходили целыми семьями в горы разбойничать, или какой-нибудь окончательно свихнувшийся ронин решался оставить мир и поселиться в одиноком шалаше посреди чистого поля или высоко в горах. Да мало ли за что еще могли выгнать из деревни. И если всех этих бедолаг затем называть колдунами и трястись от одного упоминания о них, тогда следует вообще сидеть дома и не высовываться.

Но разве это удел уважающих себя самураев?