Читать книгу Возраст осени - Юлия Артюхович (Верба) - Страница 3

                          …Там,

      За морщинами прожитых лет,

Память скрывает осколочный след —

    Жизни военной уродливый шрам

                            Там.

                         Там,

   Где войны заколдованный круг,

Там по полям воют ветры разлук

    И превращаются люди в золу

                         Там.

                           Там

       По развалинам бродит беда,

 Хлеб и тротил в изголовье креста,

Там пусто мыслям и тесно мечтам

                           Там.

Все было, как было – в другом измерении жизни,

Изломанной долгой, жестокой и странной войной.

Цена миллиметров, которыми снайпер ошибся,

Для многих была непомерно высокой ценой.

Мы жизнь измеряли буханками жесткого хлеба,

Глотками воды под бомбежкой, в крови и огне,

Кусочком бездонного синего мирного неба,

Иконно сияющим в грязном подвальном окне.

Мы жизнь измеряли румянцем рассвета над дымом

Любимого города, вскоре разбитого в прах,

Разрушенным домом – ведь каждому необходимо

Хранить его в памяти. Или хотя бы в мечтах.

Все было, как было. Потом в килограммах тротила

Измерили тяжесть и степень беды и вины,

И в тех миллиграммах,

                             которых чуть-чуть не хватило,

Чтоб кто-то из нас никогда не вернулся с войны.

Под дождем затих

Утренний перрон.

Около пяти

Опустел вагон.

Ежится вокзал

В перекрестье пуль.

Отведу глаза:

Впереди патруль.

Комендантский час —

Ровно до шести.

Мы здесь взаперти.

Раньше не уйти —

Комендантский час.

Фас!

Кто тут засланный?

Руки за спину!

Ну!

Утро. Ровно пять.

Остается час.

Надо переждать.

Бог не выдаст нас!

Беззащитно-гол

Полутемный зал.

Автоматный ствол —

Отведу глаза…

Вот они стоят:

Равнодушный взгляд,

Лица – как броня.

Только не меня!

Только не меня!

Только не меня!

Утро. Скоро шесть.

Нет пути назад.

Новую мишень

Ищет автомат.

Приглушенный свет.

А в руке дрожит

Проездной билет —

Мой билет на жизнь.

Комендантский час —

Ровно до шести.

Мы здесь взаперти.

Раньше не уйти —

Комендантский час.

Фас!

Кто тут засланный?

Руки за спину!

Ну!

А они стоят:

Равнодушный взгляд,

Лица – как броня.

Только не меня!

Только не меня!

Только не меня!

Утро. Ровно шесть.

Вышли за порог.

Ну спасибо, Бог!

Верю, что ты есть!

Со своими и чужими

Рядом жили и дружили,

И не знали, что за дверью

Притаилась хищным зверем

Непонятная война.

Где тут ваши, где тут наши?

Все в одной кровавой каше:

И солдаты, и бандиты —

Все распяты и убиты.

Непонятная война…

Как вы их ни назовете —

Не простите, не поймете.

Победителей не судят…

Победителей не будет!

Непонятная война…

Летние сады,

Вялые ромашки,

Кислые плоды,

Минные растяжки.

Нити серебра

В минной пуповине —

Росчерки пера

В смертной паутине.

Прячется в траве

Тонкий отблеск света —

Пламенный привет

Фронтового лета.

Нити серебра

Тянутся по веткам.

Взрослая игра.

Русская рулетка.

Словно платье, пропахшее дымом потерь,

Сброшу памяти груз, где занозой война.

И навечно замкну опаленную дверь

В мертвый город, в котором была рождена.

Ангел мой

С перебитыми крыльями,

Мы дорогами пыльными

Шли с тобой от беды.

Ангел мой,

Пусть поля изобильные

За крестами могильными

Скроют наши следы!

Злую силу всегда нелегко побороть,

И любить нелегко среди слез и огня.

Но зачем-то в войну всемогущий Господь

Сохранил нас и спас: и тебя, и меня.

Ангел мой

С перебитыми крыльями,

За штормами и штилями

В мирном море плыви!

Ангел мой,

Мы с тобой будем сильными,

Доброй воли посыльными

В светлом мире любви!

Пробираясь мыслей чащею,

Вспомню вдруг невзначай

Эту синенькую чашечку

И на ней: «мир», «труд», «май».

Из-за чашки братья спорили

За куском пирога,

И словам друг друга вторили:

«Мир», «труд», «май» – по слогам.

А когда фугасной линией

Стену дома снесло,

Оказалась чашка синяя

На полу, под столом.

Разлетелась на две стороны,

Раскололась сама.

И досталось братьям поровну:

Саше – «мир», Мише – «май».

Я на этом месте выжженном

Не была много лет.

Говорят, соседи выжили.

Может – да. Может – нет.

На картинках детства нашего —

Теплый хлеб, сладкий чай.

Не хватает синей чашечки,

Добрых слов: «мир», «труд», «май».

По Земле война бродила,

Хищно скалилась беда.

Мое детство уходило.

Уходило в никуда.

Шума взрывов испугалось,

Ярких всполохов огня,

Под бомбежкой заметалось —

И забыло про меня.

Мое детство потерялось

Между миром и войной,

Заблудилось, растерялось —

И не встретилось со мной.

За окном – война.

За окном – беда.

Улица темна.

Не ходи туда!

Закрывай окно, заряжай ружье.

Не спасет оно, но с оружием – лучше.

Ты смотри, сынок, помни имя свое,

Помни адрес свой – на всякий случай.

Валит едкий дым.

Рушится стена.

Мы с ружьем стоим

На развалинах.

Вот и дома нет, и окна не закрыть.

Заряжай ружье: с оружием – лучше.

Ты теперь, сынок, адрес можешь забыть.

Помни имя свое – на всякий случай.

Стынет липкий страх.

Снайпер метко бьет:

Ствол ружейный – в прах,

Нас с тобою – влет.

Значит, вот какой он – последний час…

Жаль, пропало ружье: с оружием – лучше.

Уходи, сынок, не смотри на нас!

Помни имя свое – на всякий случай.

Я долго не писала о войне:

Слова рвались и в горле застревали.

Хранить молчанье приходилось мне

И прятаться у памяти в подвале,

Где я когда-то, много лет назад,

В толпе больной, от ужаса кричащей,

По капле собирала горький яд

В страданием наполненную чашу.

И этот страшный боевой трофей

Из памяти – обугленной воронки —

Скрывала я от Бога и людей

Под сердцем. Словно мертвого ребенка.

Помню мягкость ковров довоенной поры,

Яркость красок, приятную глазу.

Мы всегда берегли и ценили ковры —

Простодушные дети Кавказа.

Как любили мы теплый уютный покров,

Дорогой атрибут меблировки!

А теперь на войне не осталось ковров —

Лишь ковровые бомбардировки.

Там чадит-догорает бесплодный простор,

Там оглохла судьба и ослепла.

Скоро город накроет последний ковер

Из седого остывшего пепла…

И зимой, и летом

У войны – три краски,

У войны три цвета:

Черный, белый, красный.

Красные пожары

Режут неумело

Черными ножами

Дыры в стенах белых.

Белый пепел светел

В доме закопченном.

Раненые дети —

Красное на черном.

Красные ракеты,

Белый выстрел дальний.

Черные скелеты

Обгоревших зданий.

В зареве рассвета

Город под прицелом.

У войны – три цвета:

Черный, красный, белый.

Мы со смертью играем на вылет

По законам военной поры.

Ночь прошла, и зенитки завыли,

Объявляя начало игры.

                                «Птичка летела,

                                Мне считать велела.

                                Раз, два, три —

                                Начало игры!»

Из игры, будто в детской считалке,

Где гадают: пора – не пора,

Вылетают дома и кварталы.

Вот и нам вылетать со двора…

                                «Опа-опа-опа!

                                Америка, Европа,

                                Индия, Китай.

                                А ну-ка вылетай!»

Мы взлетели, невольные птицы,

Мы парим на взрывной полосе.

Сверху вижу знакомые лица:

Исчезают. Исчезли. Совсем…

                                «Завтра с неба прилетит

                                Синий-синий-синий кит.

                                Если веришь – ожидай,

                                А не веришь – вылетай!»

Верю: в небе, за серою тучей,

Где серебряных звезд колея,

Ожидает нас город летучий.

Там мы встретимся: мама и я.

                                «Солнце, воздух и вода,

                                Горы, реки, города,

                                Труд, веселье, сладкий сон,

                                А война пусть выйдет вон!»

Не пишите о войне торопливо,

Если память не висит тяжким грузом:

Вы не видели, как в грохоте взрыва

Небо лопается спелым арбузом.

Не пишите о войне – вы не дети,

Чтобы строчками палить вхолостую.

Вам не больно. И никто не ответит

За придуманную байку пустую.

Не пишите, молодые, вам рано

Знать обугленную правду седую.

Пусть напишут те, кто старые раны

Опаленными стихами бинтует.

Неподвластна вам военная лира —

Не по чину, не к лицу, не по росту.

Напишите о любви и о мире.

Это будет справедливо и просто.

Мы у войны внутри.

Не о чем говорить

В день, когда дети легли

В рваную рану земли.

Мы с тобой рядом стоим.

Пламя и дым – на двоих.

В ближней воронке – мои,

В дальней воронке – твои.

А между нами – стена,

Море кровавой тоски.

Не отрекайся, страна!

Куда нам теперь – таким?

Окна выплакали дома,

Уронили двери на снег.

Наугад слепая зима,

Спотыкаясь, шла по войне.

Дымным ветром минных дорог

Разметалась метель-коса.

Мертвый город застыл у ног,

Как невзлетная полоса.

Взвился пламенем шаг…

Я лежу, не дыша.

От меня не спеша

Отлетает душа.

Светлой тенью дрожит,

Над воронкой кружит:

Ищет взорванный дом,

Словно птица – гнездо.

Непредсказуемость войны

Величиною постоянной

Определяет явь и сны

И перечеркивает планы.

Живем сегодня и сейчас,

Где все немедленно и здесь,

И любим, как в последний раз, —

Возможно, так оно и есть.

Война – охотник,

А мы – мишени.

Курок на взводе,

Петля на шее.

Но кто-то в небе

Своим решеньем

Вручил нам жребий —

Любовь мишеней.

Друг другу верим,

Друг другом дышим.

А кто-то сверху

Сценарий пишет.

Одним движеньем

Прервет блаженство

Мужской мишени

С мишенью женской.

Война – в засаде,

Мишени – в клетке,

На маскараде

Марионетки.

Стоим на сцене,

А кто-то снизу

Сценарий сменит

И дернет нитку.

Любовь до смерти,

Как в старой книжке:

До черной метки,

До яркой вспышки,

До мертвой точки…

Любовь мишеней —

Как выстрел точный

На пораженье.

Война порочна и грешна,

Хоть и казаться хочет скромницей.

Война – совсем не «мать родна»

И даже не жена,

А страстная любовница.

Война коварна и страшна,

И с ней не стоит силой меряться.

Война по-своему нежна,

Желанна и нужна

Тому, кто ей доверится.

Война своих покорных слуг,

На пике извращенной моды,

Не раз у смерти на балу

Сажала на иглу

Неистовой свободы.

Не все отравлены войной,

Больными играми и плясками.

Есть те, кто пил ее вино

И не валился с ног

Под пламенными ласками.

Они поймут, что жизнь проста:

Война когда-нибудь кончается.

А дальше – с чистого листа:

С войной не вьют гнезда,

Лишь временно встречаются.

Но тот, кто это скажет вслух,

Кто содрогнется и опомнится,

Получит жаркий поцелуй,

Прощальный поцелуй,

Свинцовый поцелуй

Отвергнутой любовницы.

Дымился светлый рай,

Распятый на ветрах

Поруганной войною воли вольной.

Ступили мы на край —

И потеряли страх.

Уже не больно.

Постыден и постыл,

В кровавой наготе,

Случайный грех, поспешный и невольный.

Остыл девичий стыд,

Распятый на кресте.

Уже не больно.

Оставлены давно

Обиды и долги

На выжженных просторах дикой бойни.

Распятые войной

Вчерашние враги…

Уже не больно.