Читать книгу Элис - Юлия Безбородова - Страница 4
Глава 3
ОглавлениеНа следующий день Элис проснулась раньше мужа. Небо только окрашивалось в рассветные тона. Робкие солнечные лучи прорезали нависшие облака и озарили лужайку на заднем дворе. В памяти невольно всплыло лицо господина Р., его льдистые глаза, вокруг которых, когда он улыбался, залегали морщинки. Губы Элис растянулись в мечтательной улыбке, и это была ее первая искренняя улыбка за долгое время. Когда столько времени живешь во тьме, радуешься даже слабому лучику света.
Элис накинула халат поверх ночной рубашки и спустилась на первый этаж. Напевая себе под нос, она вошла в кухню и открыла старенький холодильник, имевший привычку гудеть на весь первый этаж. Внутри она нашла пачку яиц и бутылку молока: можно было сделать омлет – Альберт как раз собирался худеть, – но в то утро Элис не хотела идти на поводу у мужа. Встав на цыпочки, чтобы дотянуться до верхней полки шкафа, она достала пачку муки, решив приготовить вафли.
Ловко орудуя венчиком, Элис вновь унеслась мыслями к господину Р., представляя, что это ему она готовит завтрак и это его руки сомкнулись на ее талии. Она почувствовала, как его губы оставили жаркий поцелуй на ее шее, а ладони плавно скользнули к холмикам грудей и беспрепятственно задрали ей ночнушку…
– Доброе утро, милая. Что у нас на завтрак?
Элис заставила себя вернуться в реальность и повернулась к Альберту. Она быстро чмокнула мужа в губы, но одного раза ему было недостаточно. Альберт настаивал на троекратном поцелуе и сразу после пробуждения, и когда Элис провожала его на работу и встречала дома, и когда они ложились спать.
– Доброе утро, сокровище. Я готовлю вафли.
– Опять углеводы… – недовольно пробурчал Альберт. – Элис, я же хотел похудеть.
«Тогда перестань объедаться на ночь, пить пиво и займись наконец спортом», – парировала про себя Элис, но вслух жаловаться не стала. Вместо этого она картинно закатила глаза, пользуясь тем, что стоит спиной к мужу.
– От одной вафли хуже не будет, – примирительно сказала Элис.
Альберт не стал спорить и налил себе кофе. Сев за стол, он нацепил на нос очки и с важным видом развернул газету. Элис достала из шкафа вафельницу и залила ее тестом, стараясь не обращать внимания на то, с каким оглушительным треском Альберт переворачивал страницы, слюнявя указательный палец. Ей казалось, что он нарочно делал это так громко, чтобы она ненароком не забыла, что он сидит рядом и ждет завтрак.
– Какие у тебя сегодня планы? – как бы невзначай спросил у нее Альберт.
Он всегда интересовался, как она собирается провести день, будто с самого утра Элис уже в точности знала, что съест на ланч и где окажется в середине дня. Как и все южане, она была спонтанной и легкой на подъем. Элис часто меняла свою точку зрения, но одно она знала наверняка: Альберт пытался сделать из нее предсказуемого бесчувственного робота – такого же, как и он сам.
– Пока не знаю, дорогой, – отозвалась Элис, выкладывая на тарелку подрумянившуюся вафлю. Она вновь залила вафельницу тестом и закрыла крышку. – А у тебя какие планы? Придешь сегодня на ланч?
– Нет, сегодня не получится. У меня встреча с Феликсом, и нужно будет кое-что доделать.
Элис на секунду обернулась, попытавшись изобразить на лице досаду. Утонувший в газете Альберт не обратил на нее внимания. Он снова с треском перевернул страницу, отчего Элис невольно поморщилась. «Он точно делает это нарочно», – с раздражением подумала она.
В глубине души Элис знала, что Альберт любит ее – своей, понятной только ему любовью, не имеющей ничего общего с тем жгучим необузданным чувством, о котором она грезила с детства и которое ей довелось испытать с Жуаном. Для нее любовь была не тихой гаванью, а сумасшедшим штормом, сносящим все на своем пути. Она мечтала о мужчине, который не сможет прожить без нее ни дня, будет сходить с ума от одной мысли, что может потерять ее, будет до изнеможения заниматься с ней любовью, изо дня в день доказывая ей, что она самая желанная женщина в его жизни. С Альбертом же Элис ощущала себя невидимкой. Он часто говорил ей, что любит ее, но в его устах даже самые искренние и проникновенные слова теряли свой первозданный смысл и казались вымученными, словно Альберт заучил их.
– Если у тебя нет на сегодня дел, почему бы тебе не привести в порядок ванные комнаты? Ты давно в них не убиралась, – сказал Альберт, не отрываясь от газеты.
Элис почувствовала, как внутри нее все вскипает. Альберт любил пускать пыль в глаза, доказывая всем вокруг, что у него, как он любил говорить, противно растягивая слова, водятся деньжата, и он любит их тратить. На самом деле Альберт был ужасным скрягой и считал каждую копейку. Сколько Элис его ни уговаривала, сколько ни пыталась убедить его, что ей трудно в одиночку наводить порядок в доме, он так и не согласился нанять домработницу. Альберт считал, что содержать дом в чистоте – ее обязанность, не говоря уже о том, что ей все равно больше нечем заняться, кроме как натирать пол и скрести кафель в ванных.
Элис почувствовала, как полукружия ногтей до боли впились в кожу. Она едва сдержалась, чтобы не запульнуть в лицо Альберту горячей вафлей, но в последний момент что-то ее остановило. Она сделала глубокий вдох, выключила вафельницу и с громким стуком поставила на стол тарелку с вафлями. Они лежали друг на друге, сложенные аккуратной стопкой, по которой медленно стекал густой карамельный сироп.
Почувствовав сладкий запах выпечки, Альберт, наконец, отложил газету и с удивлением обнаружил перед собой Элис – словно это не она суетилась перед ним на тесной кухне последние полчаса.
– Какая ты у меня хозяюшка, – довольно сказал Альберт, накладывая себе в тарелку сразу две вафли.
Элис поморщилась. Она ненавидела, когда Альберт называл ее хозяюшкой – одним этим словом он обесценивал все ее амбиции и еще не забытую мечту стать танцовщицей. Она молча села напротив мужа, подцепила вилкой вафлю и обмакнула ее в сладкий сироп. Положила в рот кусочек и, монотонно жуя, уставилась куда-то в сторону.
– Ты сегодня не в духе? – поинтересовался Альберт.
И снова этот обеспокоенный тон! Как будто он в силах ее развеселить, и это не его вина, что у Элис испортилось настроение. Альберт ел медленно, лениво ковыряя вилкой кусочки вафли, словно назло ей.
– Со мной все в порядке, – тихо отозвалась Элис.
В обычный день он свел бы ее с ума, пытаясь выяснить, что случилось и почему она не улыбается, но в то утро Альберт слегка опаздывал, и у него не было времени, чтобы ее допрашивать. Покончив с завтраком, он быстро собрался и замер у двери в ожидании сэндвича на ланч и поцелуя на прощание. Получив и то и другое, удовлетворенный Альберт торопливо вышел из дома. Когда дверь за ним захлопнулась, Элис с облегчением прислонилась к стене, приговаривая себе под нос: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу…»
Она не заметила, как по щекам заструились горячие слезы обиды. Элис с горечью оплакивала жизнерадостную девчонку, которой она когда-то была, и женщину, которой стала. Сплетничая и хихикая вместе с подружками на чердаке заброшенного дома, куда они часто забирались после школы, пока его не снесли, Элис бы ни за что не поверила, что через двадцать лет превратится в скучающую, несчастную женщину, безропотно наблюдающую за тем, как ее жизнь медленно проходит мимо.
Элис охватила новая волна гнева. Повинуясь какому-то внезапному порыву, она стремглав помчалась в ванную и всего за пару минут привела себя в порядок. Подвела брови, накрасила ресницы и обвела губы ярко-алой помадой. Теперь на нее смотрела совсем другая женщина – притягательная и уверенная в себе: та, которая знает себе цену и ни за что не даст себя в обиду. Глядя на себя в зеркало, Элис твердо решила, что снова встретится с господином Р. Сложность была в том, что она ничего о нем не знала, и поэтому у нее было два пути: бесконечно блуждать по городу в надежде, что когда-нибудь они случайно встретятся взглядами, или опять сесть на тот же поезд, отходящий в четверть десятого.
Недолго думая, Элис натянула джинсы и свитер, влезла в сапоги и, прихватив плащ, помчалась на вокзал. Поезд отходил через пять минут, поэтому Элис бежала изо всех сил. По дороге она вспомнила, что забыла запереть дверь и убрать со стола, и хотела было вернуться, но ноги сами понесли ее на перрон.
Когда Элис запрыгнула в вагон, поезд уже тронулся и медленно набирал скорость. Тяжело дыша, она прижалась спиной к стене из прохладного металла. На ее лице замерла радостная улыбка. Успела!
С колотящимся сердцем Элис огляделась по сторонам, уверенная, что он будет ждать ее на том же самом месте у окна. Увидев ее, он широко улыбнется, встанет со своего места и, как в кино, пойдет к ней навстречу, уверенным шагом рассекая узкий коридор между рядами кресел. Но в вагоне было всего три пассажира, и ни один из них даже отдаленно не походил на господина Р.
Не теряя надежды, Элис зашла в следующий вагон, но и здесь ее ждало разочарование. Кроме стареющей дамы в бордовой шляпе и пары хихикающих школьниц, в вагоне никого не было. Элис скачком прошла расстояние до следующей двери и с силой нажала на стальную ручку. Дверь распахнулась перед ней с громким лязгом. Элис вошла в вагон, не обращая внимания на любопытные взгляды пассажиров, среди которых вновь не оказалось мужчины с белоснежными волосами и пронзительным взглядом голубых глаз.
Она не нашла его ни в следующем вагоне, ни в узком коридоре, ни даже в дурно пахнущей уборной. Господина Р. нигде не было. Элис остановилась и перевела дыхание только тогда, когда обошла все вагоны и с горечью убедилась, что в этом поезде его нет.
Когда Элис коснулась ручки последней двери, силы внезапно ее оставили. Глубоко в сердце она давно ждала событие, которое перевернет ее жизнь, и не могла смириться с мыслью, что вчерашняя встреча была случайностью; что господин Р. оказался в том поезде по воле обстоятельств – потому что опаздывал на работу и не хотел торчать в утренней пробке, или потому что с утра у него сломалась машина, и он был вынужден пересесть на поезд. Вариантов было много, но причина, по которой господин Р. не объявился на следующий день, была не так важна – гораздо важнее было то, что с каждой секундой хрупкая, почти невесомая возможность их новой встречи таяла на глазах.
Элис в бессилии рухнула на сиденье и прижалась лицом к стеклу. Ее душили слезы, но она не могла позволить себе разрыдаться на людях.
– С вами все в порядке? – к ней подошла дама в бордовой широкополой шляпе, придававшей ей сходство с ведьмой.
Элис вздрогнула, не сразу поняв, чего от нее хотят. Женщина села напротив нее и протянула салфетку.
– Вот возьмите.
В голосе женщины звучала забота. Не та приторная забота, с которой Альберт пытался залезть ей в голову, а искреннее беспокойство человека, которому не все равно.
Элис взяла протянутую салфетку и попыталась выдавить из себя улыбку.
– Спасибо, – сказала она, промокнув выступившие у нее слезы. – У меня выдался тяжелый день.
Женщина понимающе кивнула, придвинулась чуть ближе и уставилась на Элис долгим, выжидательным взглядом. Запястья дамы обвивали тонкие золотистые браслеты, которые позвякивали с каждым ее движением.
– Думаю, вы сильно страдаете. Что у вас случилось? – спросила она.
Элис горько усмехнулась.
– Так просто и не расскажешь.
– Это из-за мужчины? – не унималась дама.
Элис удивленно подняла брови, и женщина, поняв, что ведет себя бестактно, поспешно отпрянула в сторону.
– Простите, это не мое дело… Что бы это ни было, не стоит так убиваться. Вы ведь так красивы и так молоды.
– Уже не так молода, – пробормотала Элис, глядя в окно.
– Какие ваши годы! Это мне в пору жаловаться на возраст. А у вас еще все впереди, – с обнадеживающей улыбкой сказала женщина.
Элис взглянула на нее и попыталась улыбнуться. Даме на вид было около пятидесяти. Ее загорелое лицо покрывала тонкая сетка мелких морщинок, которые разлетались во все стороны, когда она улыбалась. Глядя в ее живые серые глаза, Элис подумала, что этой женщине и самой недавно было слегка за тридцать: она наверняка совершала ошибки, принимала неправильные решения и выбирала не тех мужчин.
Дама словно прочла ее мысли.
– Знали бы вы, через что мне пришлось пройти… Кошмарный развод, несколько выкидышей… У меня так и не получилось родить ребенка, – с грустью в голосе сказала она. – Но я не жалуюсь – такая уж у меня судьба, ничего не поделаешь.
С этими словами женщина виновато улыбнулась и развела руками, отчего золотистые браслеты на ее запястьях мелодично зазвенели.
Элис захотелось ее утешить.
– Мне очень жаль, – сказала она, глядя женщине прямо в глаза. – У меня тоже был выкидыш. Я знаю, как это больно.
Элис солгала – на самом деле выкидыша у нее не было. Но был аборт, который ее вынудил сделать Жуан, когда узнал, что она беременна. Элис долго сопротивлялась, пытаясь уговорить его оставить ребенка, но он ни в какую не хотел ее слушать.
«Какой ребенок, о чем ты говоришь? – повторял Жуан, ходя кругами по комнате. – У нас же нет денег! Не знаю, что ты там себе напридумывала, но я не собираюсь платить алименты и содержать твоего ребенка».
«Нашего ребенка», – хотела поправить Элис, но промолчала. Ее била мелкая дрожь. Она не могла поверить, что человек, которого она так любила, отказался от нее, когда она больше всего в нем нуждалась. Элис знала, что Жуан не хотел детей, и не планировала беременность – это вышло случайно. Увидев на тесте две полоски, она едва не поперхнулась и на секунду даже перестала дышать; ее переполняла смесь отчаяния, страха и непонятно откуда взявшегося счастья. Элис надеялась, что, узнав о ребенке, Жуан и сам обрадуется – в конце концов, какая разница, как они будут жить? Как-нибудь справятся, ведь до сих пор же как-то справлялись. Зато теперь у них будет ребенок.
Но Жуан и слушать ничего не хотел. Подскочил как ужаленный, стоило Элис рассказать ему, что она беременна, и резким, не требующим возражений тоном потребовал сделать аборт – хочет она того или нет. «Это не обсуждается», – процедил Жуан сквозь плотно стиснутые зубы и пулей вылетел из комнаты.
Элис обо всем позаботилась – записалась на прием в ближайшую больницу и взяла на себя все расходы. Процедура заняла не больше десяти минут, но этого оказалось достаточно, чтобы она вышла из палаты другим человеком. Элис не покидало чувство, что она собственными руками убила частичку самой себя, позволив мужчине в маске и холодных резиновых перчатках извлечь из нее кровоточащую, трепещущую жизнь и с равнодушным видом, словно это какой-то ненужный отросток, бросить ее на жестяной поднос.
На следующий день Элис пришла в себя с ноющей болью в теле, трудно поддающейся описанию. Она прижала руки к животу, ощущая в нем непривычную пустоту. На выходе из больницы Элис, не удержавшись на трясущихся ногах, рухнула на пол и в бессилии зарыдала.
– Дайте мне свою руку.
Голос женщины заставил ее вздрогнуть. Элис потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что она находится не в стенах парижской больницы, а в вагоне поезда – с растерянным видом сидит напротив женщины, которая чего-то от нее хочет.
– Зачем вам моя рука? – нахмурившись, спросила Элис.
– Не будь такой подозрительной. Доверься мне.
Женщина резко перешла на «ты», но Элис не обратила на это внимания, хотя обычно, когда незнакомые люди нарушали ее границы, это выводило ее из себя. Она послушно вложила свою руку в протянутую ей ладонь и почувствовала, какая сухая у женщины кожа. Незнакомка повернула ее ладонь другой стороной и принялась изучать косые линии на ее коже, водя по ним шершавым пальцем.
– Вижу, что ты несчастлива в браке, – бормотала она, согнувшись над рукой Элис. – Плывешь по течению, и это тебя губит. Муж тебя совсем не знает. Он не подходит тебе.
Элис не могла поверить своим ушам. Откуда женщине, которая впервые ее видит, так много о ней известно? Она говорила с такой уверенностью, словно только что побывала в их с Альбертом спальне и собственными глазами видела, с каким отвращением Элис занимается сексом с мужем. Альберт никогда не использовал слово «секс», считая его грязным, но у Элис не поворачивался язык называть любовью то, что они делали в спальне, закрыв дверь, задернув шторы и выключив свет. В том, как он старательно пыхтел над ней, пытаясь кончить, не было никакой любви.
Элис задумалась, размышляя над тем, что Альберту не хватило бы и тысячи лет, чтобы узнать ее. Они были словно с разных планет: он, скрупулезный, дотошный до мелочей, наивный и простодушный в своей прямоте, и она, мечтательная, ранимая, таившая в себе большую печаль. Альберт был плоским, понятным и ужасно предсказуемым, как камень, а Элис любила сравнивать себя с океаном – бездонным, глубоким, неукротимым, готовым сорваться в один миг и снести все на своем пути. Перед ее глазами вдруг всплыло потрясенное лицо Жуана, просившего ее остановиться, отчего Элис почувствовала подступающую к горлу тошноту и крепко зажмурилась, прогоняя непрошеные воспоминания.
Когда Элис распахнула глаза, она увидела перед собой улыбающееся лицо женщины-гадалки.
– Тебя ждет большая любовь, – воодушевленно сказала она. – Та, о которой ты мечтаешь и которую заслуживаешь.
Губы Элис растянулись в мечтательной улыбке. Она ведь знала, чувствовала, что вчерашняя встреча была не случайной!
– Но ты торопишься. Остановись, любовь сама тебя найдет.
Элис хотела возразить – объяснить, что без ее вмешательства они с господином Р. больше никогда не встретятся, и то чувство, которое зародилось вчера между ними, окажется напрасной, несбывшейся мечтой, но гадалка торопливо перебила ее.
– То, что должно случиться, все равно произойдет, – многозначительно сказала она.
Элис согласно кивнула, хотя про себя решила, что не сможет так просто сдаться. Она была не из тех, кто опускает руки, столкнувшись с первыми трудностями.
– Спасибо вам.
Элис хотела достать кошелек, но вдруг обнаружила, что забыла сумку.
– Простите, но у меня нет денег… – виновато протянула она.
– Все в порядке, – перебила ее гадалка. – Мне не нужны твои деньги. Я просто хотела помочь тебе.
Она встала, поправила шляпу и, зазвенев браслетами, помахала Элис на прощание. В этот момент поезд остановился, резко дернувшись в сторону.
– Удачи, Арасели́, – сказала женщина с многозначительной улыбкой и вышла из поезда.
Элис остолбенела. Она кинулась к выходу, чтобы догнать гадалку, но двери вагона предательски захлопнулись прямо перед ее носом, и Элис со злостью ударила по ним рукой. Поезд тронулся, оставив позади затуманенный перрон, в пелене которого скрылась загадочная женщина. Элис смотрела в окно, тщетно пытаясь унять дрожь в руках.
Она не могла понять, откуда гадалке известно ее настоящее имя.