Читать книгу Солнечный луч. Фаворитка - Юлия Цыпленкова - Страница 5

Теплые губы коснулись моей щеки, скользнули вниз, задев уголок рта, проложили дорожку по шее и остановились на плече, после проделали обратный путь, и я улыбнулась, не открыв глаз.

– Доброе утро, любовь моя, – шепнул мне на ухо Ивер.

Я перевернулась с бока на спину, и теперь он коснулся моих губ легким поцелуем. До моего обоняния донесся аромат цветов, принесенных государем. Я открыла глаза и встретилась с его улыбкой.

– До чего же ты хороша, – сказал он, разглядывая меня. – Обожаю встречать твое пробуждение, лучик.

Он переложил букет с постели мне на грудь, и я подтянула его к лицу, вдохнула запах и поглядела на своего венценосного любовника поверх цветочных головок.

– Как странно, – произнесла я чуть хрипло со сна, – день рождения у тебя, а подарок получила я.

– Цветы – это не подарок, это подношение красоте, признание и преклонение перед ней, – назидательно ответил король. – А подарок – это вот, – и он поднял на уровень моих глаз бархатный футляр.

Я села, отложила цветы и приняла футляр, но сразу не открыла, а подняла на монарха удивленно-вопросительный взгляд. Он ответил таким же, и смысл такого ответа был понятен. Он дарил мне драгоценности, и часто. Впрочем, не только драгоценности. Государь исправно баловал меня, и я также исправно принимала его дары с благодарной улыбкой. Впрочем, он знал, что новая брошь или диадема порадуют мой взор, конечно, но особой надобности я в них не видела. И платья, которые мне шили по его заказу, я надевала редко, предпочитая наряды, которые продумывала и заказывала портным сама. А Ив редко настаивал, чтобы я надевала то, что придумал он, его вполне устраивало то, как я выгляжу.

Однажды мы даже поругались, когда я в шутку назвала его мальчиком, который любит наряжать кукол. Но иной аналогии у меня не было. И эта шутка обидела Его Величество.

– Разве я не могу заботиться о своей женщине? – сухо вопросил он.

– Но, дорогой, ты же знаешь, что мне по душе иные платья, зачем же ты рядишь меня в тяжелые ткани и обвешиваешь драгоценностями? – ответила я с улыбкой, уже видя, что он разозлился. – Мне приятно твое внимание, но большая часть твоих подарков лежит…

– Можешь продать, а вырученные деньги использовать на свои надобности, – резко прервал он меня.

– Если так ты помогаешь мне в средствах, то дал бы просто денег, я бы не отказалась, и порадовалась несравнимо больше, – с ноткой раздражения ответила я.

– Нет уж! – едко воскликнул государь. – Хочу посмотреть, как ты будешь бегать по ломбардам и ювелирным лавкам, стараясь продать мои подарки.

– Зачем же бегать? – язвительно усмехнулась я. – Я попросту устрою аукцион и выручу за них в несколько раз больше их настоящей стоимости. Стоит только объявить, что их покупал сам король, и у меня их с руками оторвут.

– А может, стоит хоть иногда быть просто женщиной?! – неожиданно рявкнул он. – Самой заурядной глупышкой, которая верещит при виде дорогого подарка и надевает его, чтобы покрасоваться в новых серьгах. Ты ведь не пробовала, вдруг найдешь в этом занятии некую прелесть, и тогда мои подарки станут вызывать у тебя искреннюю радость. Попробуй, Шанриз!

Я смерила его задумчивым взглядом. После поднялась с дивана, на котором сидела, и покинула гостиную. А когда вернулась, на мне было одно из платьев, подаренных монархом. А еще изумительный гарнитур с изумрудами. Подвеска на ожерелье спускалась к груди и кокетливо посверкивала у самой ложбинки, открытой глубоким декольте. Платье открывало и плечи, уже обретшие женственную округлость. Верная Тальма подобрала мне волосы так, чтобы подчеркнуть эту часть моего тела, но оставила огненно-рыжую волну струиться по спине.

Приблизившись к королю, наблюдавшему за мной, я присела в глубоком реверансе, продемонстрировав ему всю прелесть моего наряда, искушающе улыбнулась, как делала каждая дама, желавшая заполучить его благосклонность, а после… после направилась к выходу.

– Куда? – вопросил король.

– Красоваться, – коротко ответила я и покинула наши покои.

Пока я шла по коридору, навстречу мне попался Дренг. Он направлялся к королю, но я остановила его и улыбнулась:

– Доброго вечера, ваше сиятельство.

– О… – он окинул меня пристальным взглядом, – ваше сиятельство, у нас какое-то торжество, а я упустил его из виду? Вы обворожительны. Хотя вы всегда прелестны, но сегодня как-то по-особенному сверкаете.

Я рассмеялась и изящно взмахнула рукой, совсем как учила меня матушка. После присела в реверансе и посмотрела кокетливым взглядом искоса.

– Ну что вы, ваше сиятельство, – произнесла я, – разве же я чем-то изумила вас? Обычный повседневный наряд. Но мне приятно слышать от вас комплимент.

– Довольно! – прогрохотал король. Он стремительно приблизился и накинул мне на плечи свой сюртук, а затем рявкнул Дренгу: – Не ослепни!

– Прошу прощения, – проворковала я, снова бросив на графа кокетливый взгляд. – Я вынуждена вас покинуть. Государь, – я протянула ему сюртук, – благодарю, но мне не холодно. К тому же он скрывает мой наряд, опасаюсь, его так мало кто разглядит. Позвольте откланяться.

– В покои, – отчеканил Ив. – Живо. Дренг, пошел прочь.

Его сиятельство не стал упорствовать, только вновь посмотрел на меня и сказал учтиво:

– Ваше сиятельство, зачем вы носите ваши скромные одеяния? Они совершенно скрывают ту неизъяснимую прелесть, какую открывает это платье. Признаться, я сражен. Одевайтесь так, и восторженные взгляды…

– Пошел вон! – гаркнул король.

Олив развернулся и поспешил исполнить приказ государя, но его лукавый взгляд я все-таки перехватила – граф верно понял происходящее. Умница Дренг…

– Ты с ним кокетничала, – обвиняюще отчеканил монарх, теперь переключившись на меня.

– Но разве же не этого ожидал от меня мой король? – удивилась я. – Я всего лишь пыталась угодить вам. Надела платье и драгоценности и отправилась красоваться, да и вела себя, как самая обычная глупышка. Не вижу повода для новых обвинений. Я просто стала женщиной, как вы и желали. Что же вам не нравится, государь? – и, обойдя его, направилась обратно к покоям.

Ив последовал за мной. Когда за нами закрылась дверь, я обернулась и посмотрела ему в глаза:

– А теперь скажи мне, для чего ты даришь мне платья, в которых я не могу выйти из покоев? Для того, чтобы я надевала их только для тебя? Тогда кто ты, если не тот самый мальчик, который обожает наряжать кукол? – государь ответил мне взглядом исподлобья. – Для моей деятельности и разъездов по городу мне удобней моя одежда. Я бываю у коммерсантов, навещаю стройку, наношу визиты чиновникам. Тебе не понравится, если я будут приезжать к ним в таком виде, – я указала на платье. – По дворцу я тем более не могу в нем ходить, иначе тебя задушит ревность. И не говори, что это не так. Мне встретился только Дренг, который не упустит случая распустить язык, чтобы повеселиться, и ты уже злишься. И когда же мне носить их? Вечерами, когда мы собираем наше маленькое общество? Надевать на себя эти доспехи и мучиться тогда, когда хочется отдохнуть? У меня для вечеров есть более удобные наряды. И, между прочим, – я не удержалась от иронии, – святейший выразил свое одобрение скромности, какую переняли от меня придворные дамы. Впрочем, – так и не дождавшись хоть какого-то ответа, я отошла от монарха, – если я уже не кажусь тебе женщиной…

Король наконец отмер. Он подошел ко мне и взял за руки:

– Что за глупости? Я видел и вижу в тебе женщину, что доказываю тебе почти еженощно, и не только нощно, – усмехнулся Ив.

– Тогда что же? Соскучился по пустышкам?

– Я просто хочу, чтобы ты была рядом, как любая женщина со своим мужчиной…

– Сидела в покоях, пока ты занят служением Камерату? – уточнила я. – И так изо дня в день?

– У тебя весь дворец, – заметил монарх. – Можешь затеять отделку гостиных или же почитать, посплетничать с дамами, в конце концов, постоять на коленях перед своим Аферистом. Да мало ли занятий для женщины?!

– Если бы я желала заниматься именно этим, то уже несколько лет была бы замужем, – сухо ответила я и направилась к гардеробной, чтобы сменить наряд. – И роль комнатной собачки мне не по душе.

– Мне всегда нравилось, что ты не такая, как все, – услышала я, пока переодевалась. – Ты знаешь, я не против того, чтобы ты продолжала свое дело, у вас с дядюшкой недурно получается. Но не обязательно же самой ездить по ведомствам. Есть граф Доло и его сыновья, они с этим справятся, уж поверь мне, душа моя. А я хочу увидеть тебя в любой момент, когда мне этого захочется, а не выслушивать, что ее сиятельство еще не вернулась.

– Если я буду довольствоваться тем, что делают граф с сыновьями, то в чем же смысл всех моих устремлений? – спросила я, появившись на пороге гостиной. – Я ратую за право женщины быть самостоятельной, но сама, как и все дамы, положусь на мужчин и буду заниматься пустословием, пока они воплощают мои фантазии? Нет, Ив, это будет лицемерием. А тебе лицемеров хватает и без меня, кажется, ты ценил мою прямоту и честность. Или…

– Ценил и ценю, – прервал меня государь. Он подошел ко мне, накрыл талию ладонями и произнес: – Признаю, что погорячился. Я больше не буду изобретать для тебя наряды, а поступлю, как все мужчины, просто приглашу портного и оплачу его работу, а фасон ты придумаешь сама. Мир?

– Мир, – согласилась я. С тех пор он более тщательно подбирал подарки, больше исходя из моих вкусов, а не навязывал свои.

А сегодня и вовсе был день его рождения, и я приготовила подарок, однако первой получила подношение. Ив кивнул мне на коробочку, предлагая открыть, и я послушно подняла крышку футляра.

– Боги, какая прелесть, – не удержалась я, глядя на гарнитур, выполненный без привычной вычурности, зачастую сопровождавшей подарки государя. – Ив, он прекрасен, – искренне произнесла я и улыбнулась, подняв взгляд на короля.

– Угодил? – спросил он, явно довольный произведенным эффектом.

– Да, – кивнула я, затем подалась к нему, обняла за шею и прижалась к губам.

Руки государя на миг сомкнулись на моем теле, а после он отстранился и встал с постели.

– Госпожа графиня, вы меня волнуете, а потому я оставляю вас, дабы не послать всё в пасть псам Аденфора. У меня еще немало дел, а ты сегодня не вздумай сбегать из дворца, – велел монарх с фальшивой строгостью.

– Сегодня я только с тобой, мой милый, – заверила я.

– И это лучший подарок, – улыбнулся Ив.

– Но не единственный, – хмыкнула я, глядя ему вслед. Он услышал, обернулся и подмигнул:

– Надеюсь на это, душа моя.

Я снова посмотрела на гарнитур, по изяществу и тонкости работы казавшийся невесомым, закрыла крышку футляра и упала обратно на подушку. Улыбка сама собой скользнула мне на губы, а после я и вовсе рассмеялась, ощущая необычайную легкость, даже что-то похожее на счастье. Не знаю, как назвать то, что я чувствовала к моему любовнику, но явно не равнодушие.

Мы жили с ним бок о бок уже три года с небольшим. Сегодня ему исполнялось тридцать четыре года, а меньше чем через месяц наступал мой двадцать первый день рождения. За это время я чувствовала к королю разное: влюбленность, разочарование, расчет, настороженность, обиду до неприятия, которое постепенно развеялось, и отношения стали уравновешенными и приятными. Особенно после того, как мы сошлись на том, что он ослабит удила и доверится моему благоразумию, которое я доказала уже тысячу раз. Потом пришла привычка, а следом появилась и теплота.

Ив был моим первым и единственным мужчиной не только в том, что касается плотской связи. Когда-то он пробудил во мне чувства, и пусть после своими руками притушил разгоравшееся пламя, но с тех пор никто другой не сумел тронуть моего сердца. Да я и не смотрела на мужчин, как на предмет интереса и вожделения. У меня уже был тот, с кем я делила не только ложе, но и жизнь. Мы были как супруги, но без клятв, принесенных в храме, и без пут брака, которые лишили бы меня даже той небольшой свободы, какая у меня оставалась.

Что я чувствовала к своему любовнику? Наверное, это чувство нельзя было назвать любовью в том смысле, какой ей обычно придавали. Но мы сроднились. Мы стали столь близки, что я воспринимала государя как часть себя. А еще появилось доверие. Он оставался мне верен все эти годы, и я видела это. Сердце монарха принадлежало мне и только мне, а я принадлежала ему целиком и полностью. Мы ссорились и мирились, весело проводили время вместе, вели беседы на серьезные темы и обсуждали то, во что женщине не полагалось совать нос. Ив доверял моим суждениям, а я искала у него совета и поддержки там, где мы с дядюшкой не могли найти решения. А еще была страсть.

О да, она была! Не сразу, но с тех пор, как я научилась чувствовать и понимать, чего желаю и что могу дать моему любовнику, интерес к этой части нашей жизни проявился и стал ярким дополнением в нашем союзе.

– Разве мне нужен кто-то, когда рядом пылает неистовый пожар? – как-то сказал Ив, пресыщенный жаркой ночью.

Вот и я не видела потребности в ком-то еще, а потому мое существование было посвящено известной вам цели и королю Камерата, а всё остальное было лишь дополнением или необходимостью вроде той же светской жизни. И сегодня было всё вместе разом: государь, светское событие и мое внимание мужчине, которого я по праву считала своим. Признаться, теперь мне было сложней представить, что однажды придется разделить его еще и с законной женой… Но не стоит об этом, тем более и претенденток по-прежнему не было.

Нет, были, конечно. Атленг время от времени заговаривал об очередной принцессе или герцогине, была даже княжна из далекого и маленького горного княжества Монт. Ну и оставались непристроенные девицы из Мэйта. Герцогу понравилось идея со всплывшим родством, пусть и столь дальним, что от него остались лишь воспоминания в летописях. Кантору, кстати, тоже. И пусть там поводили носом, покривились, пофыркали, но брак с «сестрицей» все-таки одобрили.

А как не одобрить, если он нес всю упущенную выгоду? Впрочем, и Камерат выиграл от этого союза немало, значительно больше Мэйта. Однако отец будущей принцессы Канторийской нисколько не расстроился. Во-первых, ему подготовка свадьбы, как и само торжество, ничего не стоила, потому что все расходы взял на себя Камерат. А во-вторых, как я уже сказала, он обрадовался перспективам, которые открыло их «родство» с Ивером.

Ну а в-третьих, у герцога осталось еще две дочери, которых пока никуда не пристроили. Младшая решила свою судьбу сама. Она влюбилась в аристократа, находившегося на борту корабля, на который напали пираты, и капитану пришлось встать на ремонт в порту Мэйта. Герцогу рассказали эту историю, и он пригласил аристократа во дворец, где его и увидела младшая герцогиня. Рассказы заезжего дворянина были красочны, ореол романтического героя пылал так ярко, что девица не устояла.

Об интрижке быстро узнали, и Его Высочество решил вопрос самым выгодным для себя образом – поженил повесу и дочь, а после, утерев скупую отеческую слезу, отправил молодоженов с глаз долой, вручив им сильно урезанное приданое. После вздохнул, потер руки и вспомнил, что еще два чада томятся в отчем доме без женихов. И вот тогда…

– Держи, – Ив сунул мне в руки распечатанное письмо, – твоя выдумка, тебе с ней и разбираться.

Удивленно приподняв брови, я развернула послание и не удержалась от смешка, за что и удостоилась мрачного королевского взгляда. «Дорогой мой кузен…», – так начиналось письмо от Его Высочества. Дальше он рассыпал комплименты и любезности столь щедро, что у меня заломило зубы. Но в общем, если убрать всё словоблудие, оставалась одно – новая попытка всучить дочь и намеки на следующие щедроты от Камерата (как брат брату, разумеется).

– И что ты теперь скажешь, счастье мое? – сурово вопросил монарх.

– У Ришема есть младший брат. Да и в Аритане найдется кому всучить юную герцогиню Мэйтскую, – задумчиво произнесла я. – Почему нет? Ришем твой родственник, и брак с его братом не станет для «кузена» оскорблением.

– Он не достиг брачного возраста, – ответил Ив.

– В будущем году достигнет, – пожала я плечами. – Пока идут переговоры, пока готовится свадьба… Сейчас помолвку, а свадьбу сразу после его дня рождения. Твой зять не откажется, для него это возможность наладить с тобой отношения.

– Остается последняя герцогиня, – напомнил король.

– Аритан, – напоминала я в ответ.

– Хм… – Ив прошелся по кабинету, куда вызвал меня. Он в задумчивости потер подбородок и вдруг широко ухмыльнулся: – Отлично! «Кузен» должен на меня молиться. А так как я устраиваю судьбу его дочерей, то мой долг родственника выполнен. Но эти свадьбы я оплачивать не собираюсь.

– Это забота отца, – усмехнулась я. – Ты и так был щедр.

– Именно! – король поднял вверх указательный палец. – Я столько уже сделал для вновь обретенной родни, что им в пору целовать мне руки. Да я просто сокровище!

– Иногда поблескиваешь, да, – хмыкнула я и была одарена возмущенным взглядом.

Так что государь упорно пренебрегал всякими брачными устремлениями соседей. Атленг грустил, в очередной раз прощаясь с вознаграждением своего «патриотизма».

– А вы ведь обещали, – время от времени укорял меня министр.

– Не могу же я насильно затолкать государя в храм, – отвечала я с не меньшим укором. – Я доношу до него предложения, о которых вы мне говорите, но что я еще могу сделать? Устроить скандал? Разрыдаться? Биться в истерике? Пригрозить самоубийством? Согласитесь, это выглядело бы странно. И к чему жалобы? Мне казалось, мы с вами и без того недурно поладили.

– Ну… спорить было бы дурно с моей стороны, – скромно соглашался Атленг.

Но пока оставим наши деловые отношения с министром иностранных дел, и вернемся к сегодняшнему дню. Он обещал быть насыщенным. День рождения государя отмечал весь Камерат. А про столицу и говорить не приходилось. Люди ждали этот день с радостным предвкушением и воодушевлением. Наряжались и готовились веселиться до самой ночи и часть ее.

Всё должно было начаться выездом короля, чтобы подданные могли лично поздравить его. После он должен был принимать поздравления во дворце, но уже от придворных, послов, сановников и гостей, которые были приглашены на празднество. Кстати, в этом году ожидали и чету герцогов Ришемских. Для их появления был особый повод, который приурочили к сегодняшнему торжеству – представление новорожденного племянника Его Величеству.

Как бы ни складывались взаимоотношения супругов, но ребенок Нибо был нужен, и он у него появился. Супругов рождение первенца не сблизило, но для Камерата это было важным событием. За неимением иных родственников мужского пола и собственного сына у короля, на данный момент младший герцог Ришем становился не только наследником отцовского герцогства, но и королевства. И потому появление младенца ожидали с воодушевлением и чествовать собирались еще на улицах столицы.

– Это временно, – сказал мне Ив, прочитав послание из Ришема. – Но хорошо, что уже есть хотя бы этот ребенок.

– Кто мешает тебе обзавестись своим? – спросила я.

– К сожалению, даже признанный ребенок, рожденный вне брака, не может считаться законным наследником, – ответил король. – А потому пока будем довольствоваться племянником. Я сейчас даже склонен считать глупость Селии полезной. Выдай я ее замуж за канторийца, и даже такого наследника у меня бы не было. Но Ришем – камератец, а это многое меняет. А сам я еще не готов жениться. Потом.

– Иногда ты меня поражаешь, – покачала я головой, но если честно, выдохнула с облегчением.

Так вот, сегодня мы ожидали появление Ришемов с наследником Камерата на руках, а после этого наступал черед празднества, полного магии в прямом и переносном смысле. Однако сначала было выезд, и мне нужно было спешно готовиться к нему. Рядом с монархом я быть не могла, даже королева сопровождала супруга, сидя в карете, которая ехала за торжественным караулом, окружавшим государя, а уж фаворитка тем более. Мое место было среди придворных, которые тащились в хвосте процессии.

Бросив последний взгляд на новые украшения, я откинула одеяло и встала с кровати. После позвонила в колокольчик, призывая Тальму, и направилась в умывальню.

– Ох, госпожа, ну и суета же вокруг, – поделилась со мной служанка.

– Как и каждый год в этот день, – улыбнулась я.

– Это верно, – кивнула она. – Но и наследника же везут. Заждались уж его все. Не король, так хоть его сестрица, только… – она осеклась, но бросила на дверь вороватый взгляд и зашептала: – Что-то опасливо мне, ваше сиятельство. Сейчас государь объявит младшего Ришема наследником, а родня-то у Его Величества поганая, простите Боги, – служанка шлепнула себя по губам, но устремила на меня вопросительный взгляд.

Я поняла, о чем она толкует. Признаться, и меня терзали подозрения, пока я не высказала их монарху.

– Ив, разумно ли это? – спросила я. – Если с тобой что-то случится, то трон достанется твоему племяннику, а регентом при нем будет его отец. Ришем умеет видеть выгоду и стремиться к ней…

– Клятва, лучик, – остановил меня государь. – Клятва верности, приправленная магией, не позволит моему зятю даже задумать дурное.

– Даже магическую клятву можно обойти…

– Не-а, – жизнерадостно осклабился Ивер. – Наш дорогой магистр на славу потрудился над моей защитой. К тому же я и сам в состоянии о себе позаботиться. Я лишил Ришема даже возможности подумать об измене. Он не сможет править от имени сына, имя регента я указал в своем завещании, и оно станет известно только после оглашения, чтобы не искушать еще кого-либо. А вот то, что родители моего племянника лишены права вмешиваться в его воспитание и правление Камератом в случае моей преждевременной смерти, будет оглашено сразу же. Но, – он ласково мне улыбнулся, – мне приятно, что ты за меня волнуешься.

Это меня несколько успокоило, а потому я потрепала Тальму по плечу и заверила:

– Не переживай, они не смогут даже помыслить о подлости, государь об этом позаботился.

– Хвала богам, – ответила женщина, прижав ладонь к груди.

Вскоре, быстро перекусив, я уже была одета и готова к выходу. Государь, где-то пропадавший всё это время, вернулся. Он был одет в мундир, на голове красовался венец, и я, как обычно, когда видела его в этом облачении, залюбовалась королем.

– Душа моя, не смотри на меня так, – усмехнулся Ив. – Если ты не перестанешь ощупывать меня взглядом, опасаюсь, шествие задержится на некоторое время, а огорчать своих подданных я не могу.

Он протянул руку, и я подошла, но не вложила пальцев в раскрытую навстречу ладонь. Вместо этого, накрыв его грудь ладонями, ощутила шероховатость золотого шитья на мундире и, прикусив губу, скользнула взглядом по лицу любовника.

– Обожаю, когда ты надеваешь мундир, – проворковала я. – И корону. Ты становишься такой… заманчивый, – закончила я с искушающей улыбкой. После прижалась к его губам, но быстро отстранилась и устремилась к двери. – Идемте, государь.

– Мерзавка! – возмущенно воскликнул мне вслед Ив. – И как мне теперь сесть на коня?

Обернувшись, я полюбопытствовала:

– Шпага мешает? – и, широко ухмыльнувшись, поспешила покинуть покои.

Уже за дверьми я самодовольно хмыкнула и… охнула, когда меня втянули обратно в покои. Встретившись с хищным взором короля, я напомнила:

– Выезд.

– Сегодня я подданных огорчу, – ответил Ив и рывком притянул меня к себе…

По лестницам мы едва ли не бежали. Король крепко держал меня за руку. Я поглядывала на него, пряча лукавую улыбку, Его Величество хранил на лице непроницаемое выражение, лишь почти в конце пути все-таки хмыкнул и, рывком притянув меня к себе, шепнул:

– Обожаю тебя.

– А я тебя, – ответила я после быстрого поцелуя.

Уже когда мы готовы были выйти в парадные двери, позади послышался призыв одного из гвардейцев, оставшихся на страже покоев. Он нагнал нас и склонил голову:

– Корона, Ваше Величество, вы оставили венец в покоях.

– Проклятье, – выругался Ив, схватил корону и натянул ее на голову. После выдохнул, одернул мундир и подставил мне локоть.

Выходили мы уже степенно, с непроницаемыми лицами. Государь проводил меня до открытой коляски, где мне предстояло ехать, после, поцеловав руку, ожег пронзительным взглядом и направился к пажам, державшим его мантию. Ее накинули на плечи монарха, закрепили, а после, когда он утвердился в седле, расправили по крупу Бурана.

– Отчего задержка? – шепотом спросила меня Айлид.

– Было спешное дело, пришлось прежде его закончить, – прошептала я в ответ.

– Государство – прежде всего, – с пониманием кивнула моя подруга, я согласно улыбнулась.

Я удобней устроилась на сиденье и запахнула полы плаща – погода хоть и радовала, но настоящее тепло придет все-таки ближе к моему дню рождения. А пока хоть солнце и пригревало, и свежая зелень радовала глаз, но подхватить насморк из-за прохладного ветерка вовсе не хотелось, пусть в друзьях у меня и был верховный маг.

Государь поднял руку, дав знак к выезду, и первым тронулся с места. Мой кучер не спешил. Нам предстояло ждать, когда отъедут гвардейцы, затем приближенные короля и важные сановники и только после вереницей потянутся кареты придворных. Моя была третьей после более родовитых дворян. Даже мой любимый Тибад не ставил меня на первое место после свиты монарха, и я нисколько этому не огорчалась. Мне было уютно в тени, если можно, конечно, назвать мое положение «в тени».

Наконец, кучер причмокнул, и четверка гнедых, запряженных в мою коляску, где восседала и графиня Энкетт, тронулась с места, а вместе с нами и конные всадники, среди которых находился мой братец – барон Томмил Фристен-Доло. С недавних пор он служил в столице и был вхож во дворец. Все-таки дружба с министром иностранных дел весьма полезна. Атленг вернул его милость в Камерат по моему настоянию. Государь возражать не стал, представитель этой ветви Доло показал себя весьма недурно в посольстве.

Мы с Томмилом, приглядевшись друг к другу, поладили. Мой родственник был немногим старше меня и весьма недурен собой, что отметил Его Величество и выказал желание, чтобы мы не встречались слишком часто и общались при свидетелях. А вскоре и вовсе лично подобрал барону невесту из высокородной семьи с хорошим приданым. И когда Том согласился на помолвку, монарх успокоился, однако прежних требований не отменил. Пожав плечами, я согласилась. В брате я видела брата, да и его милость не воспылал ко мне теми чувствами, о которых думал наш венценосный ревнивец.

Зато его милость быстро и легко сошелся с моим другом – бароном Гардом, а Дренг взял молодого человека под свое покровительство. С этого момента я начала пристально наблюдать за родственником, но быстро успокоилась – гулякой и повесой мой братец не был, а значит, мы с дядюшкой не ошиблись в выборе. Более того, мне нравились суждения Томмила, и если бы не король, мы бы встречались чаще, а так приходилось довольствоваться быстротечными минутами, чтобы обменяться любезностями и перекинуться парой слов.

Но если мы встречались в доме главы рода, то здесь уже можно было вести полноценную беседу, от которой я неизменно получала удовольствие. Да и дядюшка принимал в нашем разговоре живейшее участие. Мы не вели пустой болтовни о погоде, не было сплетен, зато можно было высказаться по важным для меня вопросам. Да и не только. Обсуждению политической ситуации в нашем тесном кругу мое женское начало нисколько не мешало. Мужчины слушали меня с интересом, без скрытой иронии, сарказма или добродушной насмешки. Мы говорили на равных.

Графиня Доло в такие моменты предпочитала сослаться на какое-либо дело и оставить нас одних, потому что принять полноценное участие в споре или же в обсуждениях не могла. Да и по-прежнему считала такие беседы недопустимыми для женщин. Дамам принято было говорить о платьях и духах, пока их мужчины заняты более важными рассуждениями. Но ведь на то они и мужчины! И тетушка непременно оставалась бы с нами, но выходило, что у нее собеседника не было, а сидеть и слушать скучные для нее темы ее сиятельству не нравилось. Потому никто ее не неволил и не призывал остаться рядом.

Вот если в доме присутствовали сыновья графа Доло с женами, то дело принимало иной оборот. И пока сыновья занимали места рядом с нами для участия в разговоре, который часто касался нашего общего дела, то невестки оставались свекрови, и тетушка могла наслаждаться своими гостьями. Впрочем, была графиня подле нас или нет, для меня это мало что меняло. Я давно привыкла не обращать на нее внимания. И пусть ее сиятельство уже перестала глядеть на меня с укором, наконец свыкнувшись с моими «чудачествами», но принять моей точки зрения так и не смогла. Меня это волновало мало, главное, что мой род был со мной и поддерживал мои идеи.

– Доброго дня, сестрица.

Я подняла взгляд на барона Фристена и тепло ему улыбнулась.

– Доброго дня, братец, – приветствовала я его. – Рада, что вы присоединились к процессии.

– Я сопровождаю мою невесту, – ответил Томмил, – но не мог не поздороваться с вами, ваше сиятельство. Вы обворожительны, впрочем, как и всегда.

– Благодарю, ваша милость, – улыбнулась я родственнику.

– Ваше сиятельство, – барон склонил голову, здороваясь с моей подругой: – Прошу простить за некоторую неучтивость. Доброго вам дня, и позвольте выразить свое восхищение.

– О, – Айлид махнула ручкой и зарумянилась от удовольствия. – Пустое, ваша милость. Благодарю.

– Сестрица, – он снова склонил голову и отстал от коляски, чтобы присоединиться к своей невесте и ее семейству.

– До чего же он… приятный, – шепнула мне ее сиятельство. – И взгляд… ох. Если бы я уже не любила своего супруга, то, наверное, не устояла бы перед вашим родственником. – Она негромко и смущенно рассмеялась. Я улыбнулась и пожала руку графине.

О да, Томмил произвел впечатление на придворных дам, когда впервые появился на балу во дворце. Во-первых, новое лицо, а во-вторых, весьма привлекательное. Барон был светловолос, как и большинство Фристенов, но глаза имел черные, как безлунная ночь. Взгляд был пронзительным, и казалось, что его глаза – это угли, в сердцевине которых еще тлело пламя. Подуй, и оно снова вспыхнет. А если добавить к благородным, по-аристократически утонченным чертам его стать, осанку и прекрасное телосложение, то легко понять, отчего дамы сразу же заинтересовались моим родственником. Он вел себя безукоризненно, был галантен и вежлив, говорил негромко, и тембр голоса Томмила оказался бархатистым и глубоким. И всё это и послужило затаенной ревности монарха.

Нет, Ив принял его милость дружелюбно. Был с ним любезен, уделил внимание и даже приблизил. А как иначе? Это ведь был мой родственник. Но когда мы остались наедине, изрек:

– Он слишком хорош, ты не должна оставаться с ним наедине.

– Это же мой брат, – заметила я с укоризной.

– Даже не двоюродный, – отмахнулся государь. – Вы, конечно, одного рода, но родство ваше не столь близкое, чтобы я остался равнодушен к появлению Томмила Фристена.

Но об этом я уже говорила, а потому вернемся к торжественному выезду. Итак, мы выбрались на городские улицы и неспешно тронулись по ним длинной вереницей. И когда государь достиг храма Сотворения, хвост процессии еще даже не приблизился к дворцовым воротам. Я была ближе к королю, потому слышала крики ликования камератцев, когда Его Величество проезжал мимо них. И цветы, которые были скуплены по всем оранжереям, еще не успели превратиться в бесформенное нечто под колесами экипажей и копытами лошадей.

– Ох, сколько же народа, – заметила Айлид, обводя взглядом улицы. – Мне кажется, в этом году их даже больше, чем было прежде. Глядите, Шанриз, они даже на крышах.

– Вскоре по улицам провезут наследника, – ответила я. – Люди хотят видеть своего возможного будущего короля.

– О, это временная мера, – фыркнула ее сиятельство. – Государь не станет довольствоваться чужим дитя слишком долго. Он молод, полон сил и способен произвести собственного наследника. Уж я-то знаю, что способен, – весомо повторила в полголоса графиня Энкетт, и я повернула к ней голову. – Ох, – она вдруг прикрыла рот кончиками пальцев и стремительно покраснела. – Вот я несносная болтушка… Забудьте о моих словах, дорогая.

– Нет, – вежливо улыбнулась я. – Мне казалось, что о нем я уже знаю всё возможное и невозможное, но ваши слова для меня откровение. И раз вы уже проговорились, то закончите начатое. Итак, у государя есть дети?

– Ох, – повторила Айлид, после склонилась к моему уху и приглушенно заговорила: – Не выдавайте меня, дорогая. Кто я, чтобы говорить о том, о чем молчит сам король.

– Ваше сиятельство, когда я дала повод обвинять меня в болтливости? – спросила я укоризненно. – Говорите смело. Если ребенку больше трех лет, то я спокойно переживу это известие.

– Гораздо больше! – воскликнула графиня и вновь прикрыла рот пальцами. Затем опять склонилась к моему уху и зашептала: – У Его Величества есть три внебрачных ребенка: две дочери и сын. Он не признал ни одного из детей, но позаботился об их будущем. Они были рождены задолго до вашего появления во дворце. Первая девочка и вовсе от горничной. Государь в ту пору был еще наследным принцем. Покойный король выдал девушку замуж, дал за нее хорошее приданое и велел покинуть столицу. Я не могу сказать, где теперь та горничная и ее дочь, они с мужем исполнили повеление.

Второй тоже была девочка, она родилась у фаворитки государя, когда он уже взошел на престол, но еще не женился на своей покойной супруге. Та дама была замужем, ее муж признал королевское дитя как свое. Баронесса не была официальной фавориткой, и их связь оставалась тайной. К тому же барон так же черноволос, как и государь, потому подвоха не заподозрил.

Ну а третьим был сын. Его родила бывшая фрейлина государыни, уже после ее кончины. Эта фрейлина была его официальной фавориткой еще при жизни королевы. Когда Ее Величество скончалась в родах, любовница короля как раз была беременна. Она родила мальчика. Государь не признал и его, хоть и был рад рождению этого ребенка. Он после этого даже разорвал отношения с его матерью и выпроводил из дворца. Впрочем, благополучие своей бывшей любовнице он обеспечил. Конечно же, выдал замуж, пожаловал ее супругу новый титул и земли, а мальчику назначил неофициальное содержание. Так что даже если супруг бывшей фаворитки разорится, с голоду их семейство не умрет. Ее светлость говорила, что сына государь примет во дворце, когда тот достигнет совершеннолетия. Ему будет предоставлена должность, но о том, кто его настоящий отец, юноша никогда не узнает. Что до дочерей, то одна из них простого сословия, хоть и с королевской кровью, а вторая приходится законной дочерью другому мужчине, и это уже его забота выдать ее замуж и дать хорошее приданое. Ну а после рождения третьего ребенка государь более не допускает появления бастардов. И всё это я узнала в пору службы у герцогини, – закончила Айлид.

– Не волнуйтесь, дорогая, я никогда и ни с кем не заговорю о том, что вы мне поведали, – заверила я подругу.

– Я ведь не причинила вам боли? – встревоженно спросила графиня.

– Вовсе нет, – искренне ответила я. – Он был зрелым мужчиной уже тогда, когда я еще носила платья выше щиколотки, потому следствие многочисленных связей всегда допускала и удивлялась, отчего государь не обзавелся хотя бы одним внебрачным ребенком, хотя бы в доказательство собственной состоятельности. Так что страдать по этому поводу не собираюсь. Тем более его старшая дочь уже может быть замужем, а потому наш дорогой монарх уже мог стать дедом или скоро им станет.

Мы обменялись с Айлид ошеломленными взглядами после моих слов и прыснули, спешно прикрывшись веерами. А ведь и верно, если его старшая дочь родилась, когда Иву было лет пятнадцать, то сейчас ей девятнадцать, а значит, она и вправду могла родить внука своему венценосному отцу и вновь быть беременной. Ивер Стренхетт – дед! Мне пришлось себя ущипнуть, чтобы хоть как-то сдержать рвущийся наружу смех.

Меня и вправду не задело известие о наличие детей у моего любовника. С чего бы? Это всё было давно, а потому совершенно меня не касалось. И я даже понимала, почему он и его окружение молчали о бастардах. Они не были признаны, и король не принимал в их жизни никакого участия, разве что мальчику после посчастливится получить место при своем отце, но почитать его он будет сюзереном и не больше.

А дядюшка не говорил о королевских отпрысках, потому что мне эти знания были ни к чему. Что до наших отношений, то не только Ив не заговаривал о детях, но и я не стремилась их иметь. Не сейчас и не вот так – от любовника. Мне только исполнится двадцать один год, и у меня еще немало времени, которое я могу позволить себе тратить не на семейство, а на важное для меня дело, иначе я бы вышла замуж и не начинала всего этого. А потому магистр Элькос сделал нашу связь с государем безопасной с обеих сторон. Мы могли наслаждаться друг другом и не думать о последствиях.

– Вам и вправду безразлично? – спросила меня немного удивленная Айлид. – Мне кажется, узнай я о том, что у его сиятельства есть внебрачные дети, у меня бы случился удар.

– Дорогая, – я ответила ей укоризненным взглядом, – вы с супругом почти ровесники. Разумеется, вас бы хватил удар. Если бы у графа Энкетта были незаконнорожденные дети, то вышло бы, что он прижил их в браке с вами. Наша же разница с государем – тринадцать лет. Ну как меня может удручать то, что он делал, когда я была еще малым дитя? Оставьте, всё это пустое и не имеет никакого значения.

– Хвала богам, – улыбнулась Айлид и вновь сжала мою руку.

Тем временем процессия покинула кварталы, где проживала знать и выехала на торговые улицы. Они были заполнены, кажется, даже больше, чем те, что мы проехали прежде. Люди оседлали даже фонари, не то что крыши. Королю бросали цветы и выкрикивали добрые пожелания. Он отвечал своим подданным легким поклоном и улыбкой, благодаря их. Никогда монарх Камерата не бывал так близок со своим народом, как в день своего рождения.

Свита была просто сопровождением, и не больше. От нас не требовалось ровным счетом ничего, кроме как следовать за государем, иметь приветливые лица, и не больше. Народ смотрел на короля и только на короля. И тем удивительней было неожиданно услышать:

– Ваше сиятельство! Госпожа графиня Тибад! Пусть хранят вас боги!

Этот звонкий голос отчетливо выделился из толпы. Я порывисто обернулась, отыскивая ту, что прокричала мне благословление, и увидела женщину простого сословия, уже немолодую, но крепкую, с первой сединой в волосах. Я учтиво склонила голову, а после улыбнулась, благодаря незнакомку.

– Где? Где ее сиятельство? – послышался еще один голос, тоже женский.

Обладательницу второго голоса я не нашла, но букет, неожиданно прилетевший в коляску, поймала и подняла руку, чтобы показать, что приняла знак внимания.

– Да благословят вас боги, ваше сиятельство! – выкрикнул второй голос.

– Каков скандал, – шепнула мне Айлид. – Государь наверняка будет недоволен, если ему донесут. Хорошо, что он впереди и не слышит.

Я улыбнулась и спрятала лицо в цветах – мне было безумно приятно! Значит, кому-то мои деяния уже помогли, выходит, простой народ видит в них прок. А значит, всё не зря. Не зря! И пусть еще сделано так мало, но я добьюсь большего для них, для этих женщин, которые призвали для меня милость Богов.

– Восхитительно, – наконец произнесла я и легко рассмеялась.

И, умиротворенно вздохнув, я откинулась на спинку сиденья. Теперь от торжественного выезда я получала искреннее удовольствие. Всего два выкрика, но я была по-настоящему счастлива.