Читать книгу Уродина - Юлия Динэра - Страница 3

Уже смеркалось, когда я вернулась домой. Машина Маркуса осталась припаркованной у ворот, это значит, что он собирался уезжать куда-то, и мне это не нравилось. И не потому что папа, уехав в командировку на два дня оставил меня за старшую, а потому что завтра первой парой математика и мой брат обязательно ее проспит.

– А вот и мисс вседозволенность пришла. Где была, уродина? Я из-за тебя не могу из дома выйти.

Он сидел в кресле в гостиной и, сложив руки на груди, смотрел на меня, как хищник на жертву. Его ярко голубые глаза настолько привлекательны и настолько же опасны. Две ледышки. Холодные. Жестокие.

– Маркус! – воскликнул папа, спускаясь с лестницы.

– Пап! Когда ты вернулся? Мы скучали.

– Мы? – Он приобнял меня, и чмокнул в макушку. – По Маркусу так и не скажешь. Почему ты задержалась?

– Велик.

– Снова колеса?

– Одно.

– Четвертый раз за семестр, Анна.

– Прости, пап, я могу ездить на автобусе.

– Дело не в этом, дорогая.. У тебя какие-то проблемы со сверстниками? Со старшей группой? Хочешь пожить в кампусе, может, это пойдет тебе на пользу?

– Нечего ей там делать, – встрял брат.

– Я не с тобой говорю, сын, будь уважителен ко мне и к своей сестре.

Маркус встал и ядовито осмотрел меня с ног до головы. Везде, где проходил его взгляд, я покрывалась морозной корочкой.

– Она не моя сестра.

– Прекрати! Мы не будем это обсуждать снова и снова!

– Тогда прекрати называть её моей сестрой!

– Сядь! У меня разговор к Вам обоим.

Маркус ехидно улыбнулся и опустился обратно в кресло, я присела на диван, в самый дальний угол, съежившись, как котенок под взглядом тигра.

– И что же ты натворила, мисс «я сею добро в этом мире»? – шепнул мне брат. Я могу читать его даже по губам.

– Первое, – заявил отец и посмотрел на меня. Его лицо было серьезным, как будто он очень долго работал над своими документами в офисе и забыл расслабиться. Вообще-то наш отец тот еще весельчак, он в меру строг, но в основном перепадает только Маркусу. Может, поэтому тот меня ненавидит?

– Я заменю очередное колесо твоего велосипеда и, ты отправляешься в кампус налаживать межличностные отношения с коллективом.

Я занервничала, но возразить не смогла, у меня не было ни одного аргумента, чтобы избежать кампуса. Видит Бог, я туда не хочу. Как и видит Маркус.. Не знаю, что на него нашло.

– Это не имеет смысла, отец, мы оба хорошо ладим со всеми в колледже. Правда, Анна?

Звук его голоса сложил буквы моего имени вместе и, мое сердце забилось чаще почему-то. Он так редко произносит мое имя. Почти никогда.

Я неуверенно кивнула, папа окинул нас обоих не доверительным взглядом.

– Сколько раз за семестр прокололи колесо твоей машины, Маркус?

Парень пожал плечами и взъерошил длинными пальцами каштановые волосы.

– Нисколько. Ни разу. Анна отправляется в кампус.

– Она просто неуклюжая, отец! Посмотри на нее!

– Ты хам и грубиян, не таким я тебя воспитывал.

– Но получай то, что есть, потому что у тебя уже есть вот это!

Он кивнул на меня, и к горлу подступил ком горечи.

– Анна ни в чем не виновата.

– Я останусь в кампусе, – с трудом проговорила я.

Маркус окинул меня быстрым взглядом, его ноздри вздулись на мгновение, а я сделала вид, что его не существует в этой комнате.

– В пятницу звонили из колледжа, – продолжил папа, – ты не посещаешь бассейн, Анна, почему?

– Я.. я же не умею плавать.

– Миссис Гринберг отличный тренер, она занималась с Маркусом с трех лет. Ты в группе для новичков.

– Пап, – мой голос едва не сорвался на всхлип, но я придержала его.

– Тебе полезен бассейн, милая, в этом нет ничего страшного. Ты должна туда ходить, это всего раз в неделю.

– Там хлор и я астматик, помнишь? Мы можем взять справку у доктора Бишеп?

– Доктор Бишеп разрешила бассейн на ионизированной воде. Я все узнал, в вашем колледже именно такая.

Я едва сдерживала слезы, но продолжала слушать отца, ведь это было только начало разговора и самое страшное ждало впереди.

– Маркус, ты отвезешь завтра Анну в колледж.

Мы переглянулись, брат пожал плечами и кивнул.

– Хорошо.

Хорошо? Никаких протестов и оскорблений?

– И что касается тебя, учитель математики недоволен тобой, ты прогуливаешь и отвлекаешься, это влияет на твои оценки, если так дальше продолжится, то на следующий год ты останешься без стипендии.

Маркус прыснул и лениво развалился в кресле.

– Кому нужна эта стипендия, отец? Я Уотерс.

– Я не хочу, чтобы ты так думал. Выкинь это из головы, прекрати вести себя как подросток, тебе девятнадцать через неделю, я хочу, чтобы ты стал взрослым, хочу, чтобы вы оба стали..

Папа посмотрел на нас и замялся, тем временем волнение внутри меня усиливалось и, я боялась просто взорваться, как воздушный шар, наполненный водой.

– Я хочу положиться на вас, я хочу, чтобы вы могли положиться друг на друга, чтобы могли нести ответственность за себя и за другого.

– Что за воодушевляющие речи, отец? Я подтяну математику, обещаю. Это все?

Повисло недолгое молчание, папа нервно перебирал пальцами в руках, затем присел в кресло напротив.

– Вы должны стать взрослыми..

– Мы это слышали, и я все понял, если это специально для уро..

– Маркус! Дети.. Сын, я знаю, как ты относишься к Анне и мне тяжело..

– Не знаешь.

– Ты даже не хочешь слушать, но тебе придется. Я не был ни в какой командировке эти два дня.. Мне нужно было пройти очередное обследование..

– Обследование? – переспросила я, а Маркус молчал и смотрел в упор на отца.

– У меня опухоль.. Я не хотел говорить вам раньше, думал все решится.. И не будет необходимости ничего говорить.

Я вновь взглянула на Маркуса, его застывшее в безумии лицо, навевало ужас, он не шевелился, также, как и я, ничего не говорил. У меня все кружилось перед глазами и постепенно лицо брата и папы начало расплываться, я сжала дрожащие руки меж колен, затем почувствовала, как из моих глаз хлынули слезы. В этот момент Маркус поймал мой взгляд и, что-то дернулось на его лице. Он застыл, а потом вдруг ожил.

– Почему ты говоришь нам об этом сейчас? – от его голоса веяло холодом, но я знала, что это страх.

– Седалищный нерв.. неоперабельный, последняя стадия.

– Химиотерапия? – я почти не могла говорить, как и поверить в то, что услышала.

Да, папа похудел за последний год, но он во всем ссылался на работу, усталость, недосып, все что угодно, но не на рак.

– Она не принесет много толку, только страдания и вам обоим в том числе, я не хочу быть обузой, хочу прожить столько, сколько мне отведено.

– Пап! Неужели ничего нельзя больше сделать?

– Будь взрослой, Анна, и живи, это единственное, что я у тебя прошу.

Маркус молча встал и прошелся вдоль гостиной, прикусив косточку указательного пальца, я ринулась за ним.

– И ты ничего не скажешь?!

Он резко обернулся и навис надо мной всеми своими ста восьмьюдесятью пятью сантиметрами. Лед его глаз налился кровью, и мне стало страшно от нашей близости.

– А ты, наконец, открыла свой уродливый рот, браво.

– Дети..

– Я позвоню матери.

Маркус достал из кармана джинсов мобильник, но папа перехватил его руку.

– У нее свои заботы, сын, не стоит.

– Заботы? Какие блядские заботы у нее могут быть!

– Не выражайся.

– Мне плевать! У тебя рак, старик и, эта стерва будет здесь уже завтра!

– Оставь это, Маркус! Твоя мать вышла замуж в прошлом месяце, они с Джозефом ждут ребенка.

Маркус застыл, желваки дернулись на его скулах вместе с тем, как дернулось мое сердце. Он сжал телефон с такой силой, что костяшки пальцев побелели, а затем швырнул его об пол и рванул к выходу.

Я побежала за ним, и перекрыла ему путь у двери своим маленьким никчемным тельцем. Этот парень не был качком, но он занимался спортом и, разумеется, оставался хорошо сложенным, а я была букашкой под его ногами.

Он перевел дыхание, на секунду прикрыв глаза и, взглянул на меня.

– Отойди.

– Не отойду. Ты сейчас поедешь и натворишь каких-нибудь глупостей.

– Тебе какая разница, уродина? Заделалась моей мамочкой?

– Можешь оскорблять меня, если тебе от этого легче, только, пожалуйста, не езжай никуда прямо сейчас.

– Мне абсолютно насрать на все то, что выходит из твоего грязного рта. Отойди или я сам подвину тебя.

– Давай.

Он нахмурился. И я видела всю злость готовую вот-вот из него выскользнуть, а я была готова ее принять.

– Что?

– Подвинь меня.

Он тяжело дышал, как я, и он смотрел на меня с готовностью убить, но вместо этого он завел прядь растрепанных волос мне за ухо, и я вздрогнула, когда его пальцы едва коснулись моего шрама. Мне стало больно, стыдно и противно от самой себя, но его прикосновение было прекрасным, пусть даже если насмешливым.

– Ты не останешься в кампусе, как сказал отец.

– Я не стану ему перечить, теперь уж точно.

– Послушная овечка. Я сказал: не останешься.

– Почему? – мой голос почти куда-то пропал.

Маркус немного наклонился к моему уху.

– Потому что эта стая волков тебя сожрет. Волки всегда нападают на овец.

Его дыхание щекотнуло мою кожу, я почувствовала себя запертой в маленькой тесной коробке.

– Какая тебе разница?

Я почти задыхалась, по-настоящему, и мне срочно нужен был мой ингалятор.

– Я не делюсь своей добычей. Ни с кем.

Он отошел назад, сверля меня взглядом, а я тем временем трясущейся рукой нащупывала ингалятор в кармане.