Читать книгу Летописец. Книга 2. Тень во времени - Юлия Ефимова - Страница 7

Глава 6. Принц из Барундии

Оглавление

«Великая Барундия» вошла в Северную гавань. Кэйрон глубоко вздохнул. Прошло десять дней с того дня, как барон Морс отправил сообщение об отравлении Марции. Встревоженные Гиемон с Маэриной послали Кэйрона выяснить обстоятельства дела. Принц был уверен, что его приезд мало кого обрадует. Это его не беспокоило: он никогда не боялся Дайруса, тем более не испугается сейчас, когда Марция на пороге смерти. Кэйрон не знал, жива ли она. Если нет – Дайрус дорого заплатит!

– Эй, – Кэйрон подозвал слугу, – подай камзол и чистые сапоги. – Он не намерен сходить на берег в провонявшем потом жакете и разъеденных морской солью башмаках, да и Марция любит опрятных мужчин.

Его гордость – гнедой жеребец по кличке Штырь – едва стоял на ногах, хотя недавно буквально дымился от страсти к вороной кобыле по кличке Анхаль, которую Кэйрон намеревался выставить на продажу в Нортхеде. Кобыла повела головой в сторону Штыря, Кэйрон в шутку сказал ей:

– Прости, я его увожу. Обещаю вам скорую встречу. – Кобылу он приобрёл в далёкой Вагарии, стране лошадей и песков, куда брат отправил его после путешествия в ещё более далёкую Астурию, огромную страну лесов и снегов, способную вместить десяток Барундий.

Кэйрон надеялся, что кобылу удастся продать по немалой цене. Деньги не помешают: Гиемон никогда не был к нему щедр.

***

– Проситель по имени Казим Беспалый утверждает, что два месяца назад его дочь обесчестил королевский стражник Гриф по прозвищу Проныра. Когда Гриф узнал, что она понесла, то избил её так, что она потеряла ребёнка. Отцу пришлось продать корову, чтобы заплатить лекарю… – Голос секретаря раздавался под сводами тронного зала, где проходил приём просителей. Тут же стояли ответчики по делу и свидетели, любопытствующие из местных дворян, женщины из свиты королевы, несколько членов Королевского совета, включая Райгарда. Он неофициально исполнял обязанности главы королевской стражи, но как только найдут кандидата на его место, Сиверс покинет дворец. Дайрус жалел, что не может лишить его заодно титула барона и членства в Совете. Для этого нужна более веская причина, чем отнятая у короля любовница. Дайрус стиснул зубы от обиды на них обоих. Илза, конечно, пыталась вернуться в королевскую постель – Дайрус выставил её за дверь.

Секретарь закончил говорить и выжидающе уставился на короля. Дайрус устало вздохнул: эти обязанности выматывали так, что хотелось заснуть прямо на троне. Раньше он разбирал дела раз в неделю, потом сократил это занудство до двух дней в месяц. Каждый из этих дней был мучением. Конечно, большинство дел разбирали местные суды, но не в том случае, если речь шла о королевском дворе, самих судьях или апелляциях на решения судов.

Айварих любил быть в курсе всего и завёл традицию выслушивать даже проблемы дворцовых слуг. Дайрус давно хотел это прекратить, да руки не дошли. Сотни просителей требовали от него решения по самым дурацким делам, будто ему заняться больше нечем. Посадить вон хотя бы Райгарда, пусть отдувается. Или Георга, он в этом дока. Георг присутствовал среди собравшихся, однако не столько слушал, сколько думал о чём-то своём, не обращая внимания даже на собственную жену, одетую в весьма открытое, если не сказать вызывающее сиреневое платье. Нет, Ворнхолма отвлекать не стоит, пусть закончит расследование. Дайрус надеялся, что Георг придёт к выводу о несчастном случае. Тем не менее в глубине души копошилась мысль: не лучше ли сказать правду, ведь убийца где-то рядом. Дайрус боялся его, но как признаться Гиемону, что его дочь отравлена? Вдруг он решит, что это сделал сам Дайрус, лишь бы не жениться на ней? В этом случае ему ничего не стоит начать войну, тем более барундийский флот уже в Северной гавани. Вся эта неопределённость вызывала у Дайруса бессонницу и кошмары, из-за которых он постоянно хотел спать.

Секретарь, сидевший у трона, занёс перо над книгой и деликатно кашлянул:

– Каково ваше решение, Ваше Величество?

Гриф Проныра, стоявший рядом, напрягся, не замечая, как грязно-белый берет с пером съезжает с головы, открывая лысину. Он упорно отрицал вину, хотя отец девушки привёл свидетелей и лекаря. Грифа это ребёнок или нет, они доказать не смогли, зато по поводу избиения вопросов не было.

– Вычесть из жалованья Грифа стоимость коровы и отдать Казиму Беспалому, – приказал Дайрус. Гриф ему не нравился, но Марик Седой лично попросил взять его в королевскую стражу. Марику Дайрус отказывать не хотел – тот очень редко просил об одолжениях. Недовольный Гриф скривился, Казим попытался возразить, а секретарь выкрикнул:

– Следующий!

Стража быстро выпроводила назойливых посетителей, секретарь поднёс Дайрусу свиток на подпись.

– Ваше Величество, – Райгард, незаметно оказавшийся рядом, наклонился к нему: – Вы не думаете, что это слишком мягкое наказание за…

– Вы сомневаетесь в моём решении, барон?.. – закончить Дайрус не успел.

– Его Высочество принц Кэйрон Барундийский! – торжественно объявил слуга. Дайрус сжал кулаки. Этого не хватало!

– Это младший брат Гиемона? – спросил Райгард.

– Он самый. Явился шпионить! – Дайрус встал. О прибытии «Великой Барундии» ему уже доложили, и он ждал дядю Марции с тревогой.

– Приветствую вас, кузен. – Сводный брат тётиного мужа кузеном не был, но с детства они росли вместе – он всего на три года старше.

Кэйрон выглядел шикарно в модном зелёном камзоле, хотя отмахал пятнадцать миль после долгого плавания. Дамы, стоявшие вдоль стен, в восторге уставились на него. Дайрус выругался про себя – этот щеголь любит привлекать внимание.

– Ваше Величество, – титул Кэйрон умудрился произнести с насмешкой, однако поклонился при этом так изящно, что и придраться не к чему.

– Я должен рассмотреть ещё несколько прошений, – с извиняющейся улыбкой сказал Дайрус. – Королю не следует пренебрегать обязанностями. А пока вы могли бы передохнуть после путешествия.

– Первейшая обязанность короля, по словам моего брата, состоит в благополучии королевства и особенно королевы, – Кэйрон говорил негромко, и Дайрус надеялся, что никто его не слышит, кроме ближайших членов Совета. – Я не настаивал бы на срочном разговоре, если бы не крайняя необходимость. Возможно, вы могли бы перенести рассмотрение прошений на другой день?

Дайрус покраснел от досады:

– Мой народ ожидает от короля решения его проблем. Боюсь, вам не понять, что это такое, кузен, пока сами не попробуете.

– Я не против, Ваше Величество! С удовольствием помогу вам ускорить решение дел. – Ещё чего! Пусть в Барундии разбирает дела. Дайрус злорадно вспомнил, что Гиемон не допускал Кэйрона к решению государственных задач. Впрочем, в одном принц прав. Что мешает посадить вместо себя другого?

– Барон Сиверс, займитесь прошениями на сегодня, пока я приму посла короля Гиемона. – Не обращая внимания на ошарашенного Райгарда и недовольные физиономии членов Королевского Совета, Дайрус спустился по ступенькам и прошествовал к двери. Кэйрон не отставал, ловя восхищённые взгляды дам и подозрительные – мужчин. Просители потянулись к Райгарду, который нерешительно сел в кресло, предназначенное для королевы, поёрзал и обратился к какой-то женщине:

– Изложи своё дело.

***

Стоя рядом с мужем в тронном зале, Ванда размышляла о своей ошибке. Зачем она попросила отца выдать её за этого холодного сукина сына? Что на неё нашло тогда? Если бы у неё хватило ума узнать его получше перед свадьбой, она бы давно послала его подальше и сейчас была бы замужем за кем-нибудь… да хоть за бароном Сиверсом. Она полюбовалась, как Райгард слушает бедную пряху в драном платье, обвинявшую камеристку королевы в краже мотка пряжи. Утром эта нищенка набросилась на камеристку с кулаками прямо на Дворцовой площади, за что ей грозили удары розгами. «Зачем её сюда притащили? – удивилась Ванда. – Всыпали бы сразу, что полагается, да и всё».

– Ваша милость, – дрожащий голос пряхи разносился по залу, – Я утречком ей моток пряжи-то продала, да она платить-то отказалась, а я ведь, видит Бог, немного и просила. Она забрала мой моточек, поклала в корзинку к другим, да ещё и вопила, что она сама всё спряла, меня же воровкой обозвала! Да что ж такое, коли даже тута обкрадывают, да где ж правды искать?! Бейте меня, коли воля ваша, но верните пряжу, прошу, или пускай она отдаст деньги, а то дитя кормить нечем!

Камеристка – красивая ухоженная девица по имени Фринна – закричала:

– Это моя пряжа, Богом клянусь! Самолично её делала для моей королевы! Ты мне заплатишь за клевету, мерзавка! Я сама тебе всыплю!

Ванда отметила, что ей сочувствовали многие мужчины. Интересно, она только королеву обслуживала или их тоже?

– Ты знаешь, какой моток твой? – обратился Райгард к пряхе. Рядом стояла корзинка, наполненная серыми мотками пряжи из козьего пуха.

– Вон тот, господин мой, – женщина ткнула пальцем в один из мотков. По знаку Райгарда его тут же достали из корзины – он почти не отличался от остальных. Ванда не решилась бы утверждать, сделаны они одной рукой или нет. Впрочем, она ненавидела прясть.

– Ты настаиваешь, что он твой, ты сама пряла нить и сматывала? – обратился Райгард к Фринне, на что та уверенно закивала.

– На что наматывала? – быстро спросил Райгард.

– Дак… – Фринна помялась. – На кусок полотна, вроде.

– А ты? – обратился Райгард к нищенке.

– На камушек, господин мой, махонький такой, длинный, в Северной гавани подобрала, когда рыбку ходила покупать.

– Размотайте пряжу, – приказал Райгард слуге. Внутри обнаружился камень. Райгард велел замотать всё обратно и отдать моток пряхе. Фринне, испуганно смотревшей на барона, он присудил штраф в пользу истицы, до уплаты которого ей надлежало служить посудомойкой. Это была одна из самых низших должностей при дворце. Фринна разревелась, её быстро увели слуги.

Ванда впечатлилась – ей в голову не пришёл бы такой способ определения истины. Райгард ждал, когда секретарь запишет приговор, а Ванда думала о том, как же он красив. И голос у него приятный, и глаза живые, пылкие.

Несмотря на его незаконное происхождение, отец вряд ли отказал бы ей, выбери она этого красавчика. Правда, он бегает за Илзой, но эта недалёкая шлюшка сама не знает, чего хочет, к тому же, они явно поссорились – теперь Райгард обходит её стороной. Вот Ванда знает, чего хочет, жаль только её избранник оказался совсем не таким, каким представлялся ей до свадьбы. Ох уж эти традиции, из-за которых она так и не пообщалась с будущим мужем наедине хотя бы несколько часов. Ей хватило бы этого, чтобы понять: Георг давно уже не тот, каким был когда-то. То ли возраст сказался, то ли она ему не угодила! Он всегда вёл себя как… старый пень. Нет, дело не в возрасте, просто он потух, как вулкан Глосвааль сразу после войны.

Райгард посмотрел в их сторону, Ванда ему улыбнулась. Барон этого не заметил: он ждал одобрения её мужа. Поскольку решение визировал не король лично, оно требовало подписи двух членов Королевского совета. Георг отвлёкся от бумаг и поставил подпись на свитке, поднесённом секретарём. После этого муж снова уткнулся в бумаги, забыв о жене. Вот так всегда! Георг покорно ходил с ней на приёмы, танцевал, возил на прогулки, но разве этого она ждала? Она влюбилась в творца, полного страсти влюблённого, а получила чёрствого сухаря. Исполнила мечту, называется. Ванда надеялась, что он просто устал от войны, ждала, когда вновь зажжётся прежний огонь – всё напрасно! Куда делся мужчина, создавший для своей возлюбленной Катрейны потрясающий портрет? Портрет, который Георг попытался написать для Ванды, выглядел насмешкой – она выбросила его на помойку. Муж предложил нанять с десяток художников и написать ей десяток портретов, вот тогда она впервые поняла, что ошиблась.

Как будто ей нужен портрет! Да плевать ей на это, как плевать на красивые платья, дорогие побрякушки, королевские балы. У неё ничего этого не было сто лет, она отлично обошлась бы без этой ерунды! Она не неженка какая-нибудь и не дура, вроде Илзы!

Ванда всегда считала, что только мужчина сделает женщину счастливой, если этот мужчина красив, пылок и способен выразить чувства словами и делами, в песнях или камне, с помощью красок или крови. Макс именно такой, но он её брат! Однажды ночью лет в двенадцать он залез в её постель, стал шептать что-то идиотское и щупать между ног. Отец так его отделал, что потом братца пришлось искать с собаками за десять миль от дома. Больше он к ней не лез, зато иногда смотрел так… как Георг не смотрел никогда.

Зачем он написал тот проклятый портрет? Ванда пару раз видела королеву Катрейну и не знала, жалеть её или презирать. Она напоминала старую высохшую брюкву, тогда как Айварих излучал здоровье и физическую силу. Силу Ванда ценила, как все горцы. Что могла предложить ему эта иссохшая, скучная старуха? Когда Айварих развёлся с Катрейной, Ванда про себя одобрила его решение, хотя Тория была сука та ещё. Как раз тогда Ванда отправилась посмотреть на молодую Катрейну, чисто из любопытства. Она, вообще-то, не особо любила живопись, предпочитая гравюры на дереве и меди. Любила она и обнажённые скульптуры, чью красоту ничто не мешало воспринимать. Однако на этот раз при виде портрета Ванда обомлела.

Неизвестный художник запечатлел Катрейну такой, какой её видели только его глаза – и ничьи больше. Портрет был признанием в любви и прощанием с ней одновременно – Ванда поняла это каким-то шестым чувством, отчего впервые в жизни испытала настоящий оргазм. Там, на портрете, она представила себя: это её невидимые руки художника касались словно кисть – холста, это она отражалась в его глазах, провожавших её на свадьбу с другим. Фантазии сменяли друг друга без остановки, вызывая физическое желание.

Ванда приходила в галерею каждый день и не могла насмотреться на полотно, а по ночам бредила таинственным силуэтом неизвестного возлюбленного. Он являлся в снах, и она просыпалась, дрожа от возбуждения; он преследовал её днём, и она забывала о еде и развлечениях; он смотрел на неё со звёзд по ночам, и она спрашивала у них его имя, но звёзды молчали. Она расспрашивала слуг, друзей отца, даже отважилась спросить короля с королевой. Айварих насмешливо посоветовал ей поменьше увлекаться романтичными бреднями и обратить внимание на красавчиков, что вьются вокруг. Катрейна добавила, что портрету много лет. Много лет, это… Ванда подсчитала, что со свадьбы Катрейны прошло почти пятнадцать лет, но разве это так важно? Она была одержима желанием узнать, чья душа способна так любить, и в день свадьбы Айвариха и Тории она решила эту загадку.

После церемонии бракосочетания Ванда столкнулась в дверях церкви с Георгом Ворнхолмом, который показался ей почти невменяемым. Он даже не заметил, как наступил ей на ногу и оттолкнул в толпу зевак. Она решила, что он пьян, чуть не крикнула ему вслед что-то оскорбительное, а вечером пожаловалась отцу. Тот посмеялся, выложив на стол золотое ожерелье:

– Если барон так тебе неприятен, то эта вещь тебе не понравится.

– Почему? – Ванда едва взглянула на ожерелье.

– Потому что его подарил Катрейне на свадьбу Георг Ворнхолм. Ожерелье она никогда не носила, много лет оно пролежало в шкатулке. Катрейна хотела отдать его Тории, да король был против. Я, собственно, как раз вошёл, когда они обсуждали, куда его девать. Айварих предложил мне купить его для тебя. Я подумал, тебе понравится: ты же любишь рубины.

Только теперь Ванда рассмотрела ожерелье и задохнулась от удивления. Красные камни, огранённые в виде капель, висели на цепочках золотой проволоки, переплетаясь друг с другом словно в совершенном беспорядке, создавая необычный узор. Украшение казалось старинным, точно такое же висело на шее Катрейны с портрета. Ванде оно напоминало капли крови, вырванные из сердца художника и попавшие на кожу его возлюбленной. Да, несомненно, это оно! Если королева никогда его не надевала, а художник именно его нарисовал, то… художник – это барон Ворнхолм?

Ванда слышала, что Георг учился живописи в Барундии, вспомнила она и смутные намёки о сватовстве Георга к Катрейне, услышанные в замке отца. Значит, он её любил, но из-за крови между ними им пришлось расстаться? Какая удивительная история! Ванду буквально распирали чувства. Георг в её глазах превратился в благородного страдальца, пылкого и верного возлюбленного с печальной судьбой. Теперь понятно, почему он был сам не свой на свадьбе Тории.

В день казни Катрейны Ванда поняла, что любит его. Отец тоже стоял в ложе короля, туда же привели арестованного Георга. Ванда бессильно любовалась хладнокровием и смелостью барона, восхищаясь его решением заключить пари на смерть Катрейны. После его побега она поклялась себе, что ни один мужчина не коснётся её, кроме него. Когда они поженились, Ванда думала, что достигла всего, о чём можно мечтать. Она ошиблась.

Георг оказался… обычным, даже скучным. В нём отсутствовало былое вдохновение, он никогда не смотрел на Ванду так, как на королеву. Тот жалкий портрет, что он нарисовал для жены, говорил об этом лучше любых слов. Увидев эту поделку, Ванда поняла, что никогда не заменит мужу Катрейну. С этого дня брак превратился в пытку.

О, Ванда не сразу сдалась! Она пыталась пробудить Георга в постели, но он предпочитал закончить быстро и заснуть как раз тогда, когда она только загоралась. Она украсила комнату с намёком на близость – он посмеялся над её безвкусицей. Она надевала соблазнительные наряды, дорогие украшения – он списывал это на женскую любовь к мишуре и не обращал внимания. Она флиртовала с мужчинами – Георг насмешливо наблюдал, как те либо сбегают из страха перед его гневом, либо из уважения к нему делают вид, что её не существует, как тот же Райгард. Слишком многие в Сканналии понимали, чем кончится для них роман с женой Георга Ворнхолма.

Ванда скосила глаза на мужа. Он о чём-то задумался, не слушая просителей и теребя бумагу. Она отвернулась. Девушки и замужние дамы оживлённо обсуждали принца Кэйрона. Ванда уловила отдельные фразы: «…красавец невероятный…», «Ты видела его камзол? Это латейский атлас!», «Не знаешь, он женат?», «Ах, какие у него губы!»

Насколько Ванда рассмотрела принца, он был и впрямь красив: яркие голубые глаза подчёркивались широкими тёмными бровями и контрастировали с каштановыми, зачёсанными назад волосами. Черты его лица настолько правильны, что придраться не к чему: тонкий прямой нос в профиль смотрелся просто изумительно, чувственная нижняя губа слегка выдвигалась вперёд, как и красивый подбородок с небольшой ямочкой. Лет двадцати семи, высокий, подтянутый, явно сильный, он двигался по залу будто пантера. Ему очень шёл зелёный приталенный атласный камзол с тёмно-синими продольными полосками, большими буфами с прорезями на рукавах и новомодным стоячим воротником. Широкие тёмно-серые штаны с прорезями топорщились на бёдрах, чулки обтягивали мускулистые икры. Наряд дополняли высокие сапоги с серебряными шпорами, золотая цепь с медальоном и чёрная широкополая шляпа с пером и огромным зелёным камнем.

Костюм был так отлично сшит и подогнан, что она любовалась принцем со спины не меньше, чем спереди. Ванда как наяву слышала плотоядные мысли женщин, которые после ухода Кэйрона оживились. Никто, кроме её чёрствого мужа, не слушал Райгарда и просителей: все обсуждали посланника короля Гиемона. Принц крови, красавец и не дурак, насколько она поняла из краткого разговора с Дайрусом. Чем-то он напоминал ей Георга, каким он мог быть в юности. Не поискать ли у него то, чего лишил её собственный муж? Если Кэйрон не струсит, то они оба выиграют. Ванда больше не желает мириться с нынешним положением. Она готова на развод, но терпеть Георга ей надоело!

***

– Так что мне написать брату? – Кэйрон вальяжно развалился в кресле в приёмной короля и медленно пил белое вино, нарочито пристально рассматривая его на свет перед каждым глотком. Его зелёный камзол почти сливался с обитыми зелёным шёлком стенами. Дайрус быстро допил бокал и взял бутылку, чтобы налить ещё. Слуг он выставил, предпочитая разговор без лишних ушей.

– Мой лекарь полагает, что она больна.

– Ни с того, ни с сего взяла и заболела накануне брачной ночи?

– Она уже болела оспой, не так ли?

– Ты поэтому казнил повара?

– Я не…

– Да-да, он сам помер, очевидно, от удара, – процедил Кэйрон. – Интересно, чем его ударили?

«А мне интересно, откуда ты столько знаешь?» – подумал Дайрус.

– Так я должен написать её отцу, что она больна неизвестно чем? Ты ведь понимаешь, дорогой кузен, что Гиемон не примет такого ответа.

Дайрус вскипел: угрожать себе он не позволит!

– Пусть Гиемон пришлёт лекарей, если пожелает!

– Король требует доказательств, что это не яд.

– Будь это яд, она умерла бы.

– Яды бывают разные.

– Но кому понадобилось её травить?

– Полагаю, желающие найдутся.

– Мы их не нашли!

– А ты не против, если я этим займусь? Я брату пообещал, как ты понимаешь, а он не любит ждать.

– Ну так ищи скорее и возвращайся к Гиемону!

– Разве я не сказал? – удивился Кэйрон. – Это он приедет сюда. И лично спросит, что случилось с его дочерью. – Дайрус похолодел. Флот Гиемона до сих пор торчал в Северной гавани, нервируя рыбаков и отцов хорошеньких девушек. Наверняка Гиемон прибудет с новыми кораблями, сканналийский же флот утонул три года назад, на его восстановление денег не нашлось.

– Когда? – хрипло выдавил Дайрус.

– Через месяц или два, как получится, – Кэйрон вытянул ногу, любуясь острым носком сапога. – Король просил меня выяснить все обстоятельства, и, если ты не возражаешь, я возьмусь за дело завтра же.

– Чем займёшься?

– Осмотрюсь, порасспрашиваю людей, глядишь, ты и прав окажешься. Кстати, что поделывает Калерия? Я по ней соскучился, как и половина аристократов Арпена.

– У неё всё хорошо, – Дайрус чуть не подавился от смены темы.

– Знал бы ты, как я жалел, что познакомил тебя с ней! Кажется, это был первый раз, когда ты увёл у меня женщину.

Дайрус скрипнул зубами. Он никогда не понимал, почему его женщины рано или поздно оказывались в постели Кэйрона. Стоило Дайрусу увлечься знатной дамой, служанкой при дворе или подцепить шлюху, как вскоре каждая давала ему от ворот поворот, радостно вешаясь на шею брата Гиемона. Чем он их брал? Не деньгами – Дайрус тоже не скупился. Не внешностью – Дайрус считал, что он не хуже. Умением? Но и этого на совместных развлечениях Дайрус не заметил. Только Маю Кэйрон не смог затащить в постель. Интересно, он пытался? Этого Дайрус не знал.

– Я слышал, её новый бордель краше прежнего. Не навестить ли нам его вместе, как в старые времена? Она, мы и штук пять девочек на закуску. Ну, тебе девочек, а мне всё равно.

– Тебе всегда было всё равно, кого трахать.

– Иногда, дорогой кузен, не стоит быть слишком привередливым. Никогда не знаешь, где получишь… наибольшее наслаждение. Так сходим вместе?

– Нет, иди один, раз тебе хочется. Я дам адрес.

Кэйрон поднялся и помахал рукой:

– Тогда я пойду переоденусь.

«Вот и пусть занимается расследованием в борделе», – подумал Дайрус.

Летописец. Книга 2. Тень во времени

Подняться наверх